Вы здесь

Ангелу Ангелову

Светлана ВАСИЛЕНКО
Светлана ВАСИЛЕНКО


АНГЕЛУ АНГЕЛОВУ



Ангелу Ангелову

В дождливый день,
когда теряешь любовь,
не находишь зонта
и
под недоуменным взглядом
верного пса,
промокшего насквозь,
шагаешь по лужам,
ослепнув от слез, —
тебе вдруг на мобилку
звонит незнакомый мужчина и говорит:
Привет! Это Ангел.
Приглашаю тебя в гости.
И куда же? — не веришь. — Не в рай ли?
Ну да, — отвечает, —
в Болгарию!
Прилетай скорее!
Я переложил твою прозу,
переписал ее всю
с кириллицы на кириллицу…

И возносясь
над землею и морем, как
бас Игнатова
над Аладжанским монастырем,
(ты услышишь его завтра,
когда пойдешь по горной тропинке,
рискуя встретить призрак черного монаха,
предвещающего смерть, — но не встретив),
высеченным высоко в горах
в скалах —
так ближе к Богу —
в небеса, —
летишь, потягивая пепси-колу…
и
падаешь птицей с разбегу
на берег
славянского рая,
где тебя встречает Ангел
с бородой и в очках, —
на белый песок Албены.

Хвораешь в раю,
ничто не помогает,
болит душа, она ранена
и умирает,
как птица,
она, оказывается, не бессмертна.
Ангел сбился с ног,
возит тебя по раю,
показывая чудеса:
Аладж-монастырь,
золотые пески,
вбитые посреди степи,
как древнегреческие колонны,
камни…
Наконец, он приводит к тебе
тихого мальчика,
массажиста
с прохладными,
как у вербы кора,
когда к ней в жару
прижмешься щекой,
руками —
по имени Пламен —
на твоем языке его имя звучит как
Пламя…

Как серафим он явился
тебе
шестикрылый,
когда умираешь от жажды
в пустыне в жару
и в беспутье...
Когда никого,
и никто,
и ничто не спасет,
никому ты не нужен.
Когда вырывают язык твой,
и сердце —
тебе и не больно,
глаза вынимают —
ты под наркозом.
Слух отымают —
ты словно труп,
безглазый,
безгласный,
под взглядом внимательных глаз
голубых,
знакомых тебе
до рожденья, —
лежишь
бездыханный…

Пока, закатав рукава
своих белых одежд,
он не замесит тебя,
словно тесто,
иль глину, дитя
будет мять и кромсать,
разрывая
на части тебя и куски,
превращая в молекулы,
в прах,
откуда пришел
и ушел,
из земли
вылепляя
тебя,
как Адама
Творец,
обжигая
гортань,
Он душу свою
в твою полость вдохнул,
как дар,
как дыханье,
как пламя.

Ты встаешь,
как ни в чем не бывало,
смущенно отведя взгляд,
платишь 40 левов...
И тихо идешь так,
как ходят по тонкому льду
(не поскользнуться, не провалиться,
не утонуть бы!),
но так, будто бы
с тобой ничего не случилось,
будто все хорошо,
все по-прежнему,
будто просто почему-то
не умеешь ходить
и вот словно бы
учишься.
Впереди дверь,
ты забываешь, как ее открывают,
рвешь ее на себя, потом толкаешь,
вылетаешь с разбегу,
из темноты на свет,
как кони из стойла,
отара из хлева,
из темного чрева
от отчего крова,
на волю,
на воздух,
на свет!..

и
замираешь…

…………………….
…………………….
…………………….

С утра,
закутавшись в плед,
долго бродишь
по пустому пляжу:
ищешь, где Пламен.
Хочешь спросить его,
нельзя ли избавиться от…
От чего, ты не знаешь,
у тебя интоксикация,
тебя выворачивает
от дара, вложенного,
словно меч,
в твои слишком слабые руки…
От знания, разлитого в тебе, как отрава…
От пожара, который тебя сжигает…
Что ты не хочешь, тебе не надо!..
Ты хочешь жить!

Массажиста никто не видел.
Наконец, кто-то говорит,
что, кажется, он уехал,
вчера его видели в Варне,
в
аэропорту.
Торопился на посадку,
улетал,
наверное, домой,
он же не местный,
а с клиентами стало туго:
курортный сезон закончился.
Ты присаживаешься на краешек
одинокого шезлонга,
опустошенно смотришь
на белые барашки морских волн —
следы пустой страсти —
и
неподвижно
сидишь скрюченной чайкой,
больной птичьим гриппом,
или другим смертельным недугом,
глядя в себя и понимая,
что через несколько минут
тебе надо встать и идти,
чтобы жечь,
да,
глаголом,
да,
сердца.
Что, увы, ты пророк,
и тебе не отвертеться.

                                                               13 октября 2006 г.

100-летие «Сибирских огней»