Вы здесь

Человек у базарных ворот

Сергей КУЗНЕЧИХИН
Сергей КУЗНЕЧИХИН




ЧЕЛОВЕК У БАЗАРНЫХ ВОРОТ




* * *
                           Юрию Старцеву
Сфотографируй одуванчик.
Успей запечатлеть его,
Пока вон тот серьезный мальчик
Не сделал губы буквой «О».
Сфотографируй самый здешний,
Авось воспримут как намек,
Так благородно поседевший
Безродный, в общем-то, цветок.
Сфотографируй вместе с кучей
Бесцельно вырытой земли.
И мальчика на всякий случай
На фоне их запечатли.


* * *
Сосредоточенные лица,
Глаза прямые, как штыки, —
Усердно учатся молиться
Вчерашние еретики.

На незнакомые иконы
(Теперь уж божии рабы)
Взирают и кладут поклоны,
Но все-таки жалеют лбы.

Спокойно, без былых истерик,
Уже седые и в очках,
Они и верят, и не верят,
Обжегшись на своих божках.

И все же учатся, потеют,
Не понимая до конца,
Что вымолить они сумеют
У нереального отца.


ПАМЯТИ НИКОЛАЯ РЯБЕЧЕНКОВА
Солдатский юморок судьбы, —
Не надо, тетя, не язвите, —
Порой уходишь по грибы,
А попадаешь в вытрезвитель.
Когда-то раньше стригли там.
Теперь щадят людишек скромных.
И все же вынужден ментам
Отстегивать от самых кровных,
Дай сердцу волю, и на штраф
Напорешься у нас в России —
Не потому, что ты не прав,
А потому, что ты бессилен.
Не расположенный к такой
Душеспасительной беседе,
Когда с нахрапистой тоской
Начальники или соседи
Тебе стараются внушить,
Забыв, что и тебе — не двадцать,
Свой опыт и уменье жить,
Немудрено с цепи сорваться
И прорычать в ответ, что ты
Не нанимался к ним в шуты.


ЧЕЛОВЕК У БАЗАРНЫХ ВОРОТ
Посидел. Поседел. Обозлился на жизнь,
И, остатки здоровья спасая «агдамом»,
Обезножев, сидит он и точит ножи
У базарных ворот расфуфыренным дамам.

Сколько их незамужних и при мужиках,
Не умеющих справить нехитрую малость,
Забывая, что кроме сноровки в руках
У него самого ничего не осталось.

Завивая в кольцо беломорины дым,
И морщиня в ухмылке небритые щеки,
Говорит комплименты клиенткам своим
Или, раздухарясь, позволяет намеки.

Все зависит, как на душу ляжет «агдам»,
И тогда всё равно: чья жена, чья невеста…
Скалит рот. Но среди перепуганных дам
Есть и те, что способны поставить на место.

А ему хоть бы хны, держит форс мужика,
Для которого фарт не бывает без риска.
Нож в надежной руке, и летят с наждака
Ослепительным веером острые искры.


РЕЧКА КАЧА
Грязнуля, замухрышка,—
Не пляшет, не поет.
Тяжелая одышка
Ей ходу не дает.

Петляя, ковыляет,
Хлебнув спотыкача.
Не степи с ковылями,
Не свежесть кедрача —

Вокруг нее не горы,
С которых ручейки, —
Курятники, заборы,
Сараи, нужники.

И льют в нее отходы,
Пуская пузыри,
Украдкою — заводы,
Беспечно – кустари.

Жлобы не слышат жалоб,
Пощады не проси,
Могла бы — убежала б,
Да не хватает сил.

Испуганно виляя,
С повадкой червяка,
Уже полуживая,
Но все еще река.


ПРЕМИЯ
                           Д.Д. Белоусову

Благодарна публика служивая —
Чуть ли не валяется от смеха.
И артист хорош — не закружилась бы
Голова от раннего успеха.
Анекдотец к месту и ко времени,
Творческим никак нельзя без риска,
И в награду — Сталинская премия —
Десять лет на рудниках Норильска.
Премию в России по традиции
Обмывать положено с друзьями,
Но мужи с ответственными лицами
И друзей и выпивку изъяли.
Десять лет с артистом горе мыкая,
Заглушая аж зубные боли,
Премия страдала необмытая.
Но зато потом, уже на воле,
Было упущение наверстано.
Премия капризна, как дитя.
Кружками, стаканами, наперстками...
Десять лет и двадцать лет спустя.


* * *
Смерть, как неверная жена
Или вдова, ей всё едино,
Казалось бы, ещё влажна
Могилы тягостная глина,
Растерянность, печаль и страх
У провожающих на лицах.
Был человек — остался прах,
А этой даже притвориться,
Приличья ради, тяжело,
Улыбка растянула губы,
Сверкают весело и зло
Никелированные зубы.
Скабрёзной шуткой веселя
Саму себя, народ смущая,
Воротит нос от киселя
И просит для сугрева чая.
А коли чая нет — вина.
И, передразнивая плачи,
Стоит, нахальна и хмельна,
Бедро костлявое отклячив.
Цепляется, чтоб не упасть,
Дрожит от страстного озноба,
И предлагает переспать,
И шепчет про любовь до гроба.


В ТРЕХ СОСНАХ
Три женщины, как три сосны,
И величавы, и стройны.
У каждой ласковое имя,
И я блуждаю между ними
И путаю их имена,
Хотя нисколько не похожи.
Из них беспутная одна,
Другая — ангел, третья тоже
Очаровательно нежна.
Но ветер дует не оттуда,
Где спор блуждания и блуда.
Доказана моя вина,
И неуместны оправданья,
Но не кончаются блужданья.
Давно закончилась весна,
И густо пожелтели клены.
А сосенки вечнозелены.


* * *
                  Анатолию Третьякову

Чудна словесная игра...
Не от сохи, так от пера,
И часто от пера чужого,
Не реже от чужой сохи,
Слова слагаются в стихи,
Где смысл размыт и слог изжеван,
Потерян запах, смазан цвет,
И ничего святого нет,
Возвышенного нет, и даже
В кощунстве можно обвинить.
Что стоит золотая нить,
Когда она в суконной пряже...
Не знаю, как прядут сукно,
И почему бы не рядно,
Но разговор не о текстиле.
А если не дано понять,
То бесполезно объяснять,
Вы лучше б водкой угостили.

100-летие «Сибирских огней»