Вы здесь

Чернуха

Киноповесть
Файл: Иконка пакета 02_ka4emasov_4.zip (64.23 КБ)

1.

Июль 1991 года. Последний год СССР, о чем еще никто не знает. И для нашего сюжета это не будет иметь никакого значения. Как всегда, люди в первую очередь озабочены своими собственными проблемами. Вот только способы их решения становятся все более разнообразными.

Например, Тимофей Ревунов верит, что к сорока годам крепко поймал за хвост птицу удачи. В новой всесоюзной газете он ведет рубрику о подростковой проституции. Когда исповедей заблудших овечек в редакционной почте не хватает, он может и сам сочинить леденящее душу письмецо. Интерес к жареной теме не иссякает, тиражи растут.

Однако бумажная реальность входит в конфликт с настоящей жизнью, которая является к Тимофею в облике известного режиссера Петросова. Он снимает мрачную драму о все той же подростковой проституции. (А куда же без нее на пятом году перестройки?)

Впрочем, обо всем по порядку.

2.

Тимофей сидит в небольшом кабинете. Это редакция газеты, в которой он зарабатывает себе на хлеб с маслом. От ударной скорописи его отрывают появляющиеся на пороге Петросов и Смыков.

Разрешите?

Да ради бога. Только вам, вероятно, нужен Арцимович, а он с сегодняшнего дня в отпуске.

Нет, нам нужен Ревунов,говорит Смыков.

Я Ревунов.

Эдуард Смыков, киносценарист. А этоГеоргий Грантович Петросов, режиссер.

Очень приятно. Как это я сразу не узнал кумира моей молодости?спохватывается Тимофей, сообразивший, что разговор должен быть приятным.

И мы рады познакомиться… Видите ли, Тимофей Харитонович, Георгий Грантович снимает сейчас фильм по моему сценарию. Главная героиняшкольница, заплутавшая, так сказать, душа. Однако у нашей творческой группы есть серьезные опасения, что исполнительнице центральной роли не хватит знания жизни, знания этого типа современной молодежи. Она из весьма благополучной актерской семьи, изнанки действительности не видела… И мы к вам за помощью. Сведите нас с одной из ваших подопечных.

Ну какие они подопечные?

Но всё же вы с ними общаетесь, у вас есть письма, адреса. И потом, удалось же вам собрать четырех для коллективного интервью…

Я не знаю. Это будет трудно. Согласятся ли они или хотя бы одна из них...

Простите, Тимофей Харитонович,вступает в разговор Петросов.Я режиссер и, следовательно, немного администратор. И вижу, что проблем здесь нет. Поэтомусразу быка за рога, чтоб не случилось ненароком тягомотного интеллигентского торга. Девочке будет заплачено, ее покровителям или кому тамбудет заплачено. Вам, естественно, тоже. Вы будете значиться как консультант, если угодно. Деньги есть. Времени нет. Тимофей, поработайте по своим каналам. Мы вас ждем завтра на студии. И послезавтра. Дольше уже не ждем. К нашему общему разочарованию. И знаете, более всего нам хотелось бы увидеть ту девочку, Соню из Балашихи, чье письмо вы комментировали в предпоследнем номере. Такая великолепная раскованность! Столь органическое бесстыдство!

Тимофей польщен, но еще более он растерян.

Смыков нажимает с другой стороны:

Тимофей Харитонович, а, вообще-то, девочки эти в природе, так сказать, существуют? А то, когда мы заговорили на эту тему с главным редактором, он несколько нервически отослал нас к вам. Рубрику, сказал, ведет наш нештатный автор, к нему все письма стекаютсяк нему, дескать, и все вопросы.

Конечно, существуют,заверяет Тимофей.Но вы хотя бы немного представляете, что это за публика? Да ей с вами легче, извините, лечь, чем два слова связно произнести.

А на бумаге они у вас здорово так изъясняются, бойко…

Я же съемки почти остановил, Тимофей,перебивает Смыкова режиссер.Буксуем и буксуем. Никак искру правды высечь не можем. Вы уж постарайтесь, а?

3.

Ева, это ты?спрашивает Елена Егоровна, услышав какие-то звуки в коридоре.

Нет, это не я.

Ева проходит на кухню, где мать стоит возле плиты. Та задает свой обычный вопрос:

Ну как дела?

Слушай, какие у меня дела? Я же не дилер, не маклер и не брокер. И даже не докер. Все по-старому. Тянем кота за хвост.

Она роется в сумке и достает из нее конфеты, бутылку вина и красочную открытку: Петросов в позе мыслителя рядом с выключенным юпитером. Рубрика: «Мастера советского кино».

Евочка, а это по какому случаю?

Как, а ты не помнишь? Сегодня вторая годовщина моего непоступления во ВГИК.

Доченька, и сколько же лет ты собираешься предаваться этим воспоминаниям? Душу себе растравлять? Да слава богу, что не поступила! Что сейчас в кино делаетсястрашно подумать! Стала бы актрисойв таких бы снималась, прости господи… позах.

Вот и я говорю: слава богу. Не видишь, что ли, праздновать собираюсь, слова благодарности растроганно произносить. Твоему любимчику. Вот тебе онна память.

О, Петросов! Боже, как постарел! А в свою актерскую молодость он был просто неотразим.

Ну и повесь его на божничку! Будем вместе воздавать хвалы твоему неотразимчику за то, что провалил меня на творческом конкурсе.

«Провалил»… Там ведь была целая компетентная комиссия.

При чем здесь комиссия? Все решает руководитель. Эх, правильно девки говорили: надо было с ним тогда переспать.

Ева, что ты болтаешь? Ну как тебе не совестно?

А что? Все мое, кому хочутому отдам. Надо только с пользой…

Перестань. Если тебя саму не оскорбляет это… циничное предположение, так не наговаривай хоть на человека. По-моему, на такое он не способен.

Мама, ты права. Он уже не способен, я об этом просто не подумала.Ева берет со стола фотографию и водит по ней ногтем.Морщина на морщине. Поистаскался мужик… по приемным-то комиссиям. Так что я свой шанс два года назад упустила уже окончательно.

Вот что, Евгения Николаевна, ты совсем, я смотрю, от рук отбилась без отца-то. Я этого фермера новоявленного скоро домой вызову, пусть снова воспитанием займется. Откуда что взялось? Или лучше тебя к нему отправлю, будешь хоть готовить там ему…

Свежий воздух! Стога! Сеновалы! Как в старых добрых лентах Рижской киностудии!

И я думаю, что осенью тебе надо будет получать настоящую специальность. А то этот детский драмкружок…

Драматическая студия при дворце…

Вот-вот, там ты только играешь в актрису…

Не в актрису, а в педагога, мэтра актерско-режиссерского мастерства. В Петросова, одним словом.

Не перебивай, а? Эта работа ничего тебе не дает по-настоящему. Но благодаря ей ты чувствуешь себя этакой развинченной представительницей богемы. Будто уже прошла огонь, воду и постели режиссеров. Зачем тебе это?

О, моя мамочка решилась произнести при дочери слово «постель»! Значит, дело серьезное. Не беспокойся, мама. Как раз эта работа способна лишь убить все профессиональные задатки актрисы. К чему я и стремлюсь. Как убью окончательнотак пойду на службу бумажки перебирать. И за другое можешь не беспокоиться: в спектаклях рядом со своими детками я играю исключительно положительных девицМашу-растеряшу, Снегурочку, пионервожатую Клаву. Впрочем, насчет последней у меня сомнения. Судя по тому, как значительно она произносит фразу: «Я пережила это не как простой формальный акт, а как миг взросления!» Это она о том моменте, когда старший товарищ протянул к ее девичьей груди руки… с комсомольским, черт побери, значком!

Господи, Евочка, что за муру вы там ставите?

Да эту умопомрачительную пьесу какого-то Смыкова вытащила из пылищирепертуарного сборника за семьдесят третий, что ли, годнаша директриса. Говорит, пусть немного наивно, зато с идеалами. Этого сегодняшним школьникам как раз не хватает.

Чушь, бред! Бросай ты эту работу.

Нет, ну это же жутко интересно. Погоди, я тебе еще процитирую. Клава отчитывает нерадивую девочку: «И чтобы я больше не слышала ни разу, что ты отказываешься! Все делают это и не жалуютсяи мама твоя, и все старшие девочки, и даже многие младше тебя! Сними, если хочешь, свою красивую блузку, подоткни юбочку, сдвинь кровати, тут дела-тона десять минут». Речь о мытье полов в корпусе. Половое воспитание.

Елена Егоровна молча стекает по стенке.

По-моему, автор,говорит Ева,сочиняя, вспоминал, чем они в действительности в пионерлагере занимались. И чисто по Фрейду все это у него отразилось.

4.

Ева в пионерской форме (пилотка, красный галстук, вид лет на пятнадцать) на сцене в обществе пятиклассников. Идет генеральная репетиция «лагерной» постановки.

Ваня, а ведь постельэто зеркало пионера,произносит Ева, указывая на незастланную (в ряду образцовых) кровать.

В зале сидит фундаментальная директриса, а в самом его конце, у второго входа, стоят Елена Егоровна и Тимофей.

Тима,говорит Елена Егоровна негромко,это ненадолго, сейчас уже закончится. Успеешь ты, куда тебе торопиться? А девчонка на вокзал может опоздать. А то сам с ней поезжай. Николай только рад будет.

Елена Егоровна, работы по горло.

Так ты же теперь лицо свободной профессии.

Ну да, только это означает, что крутиться приходится в три раза больше и в три раза быстрее. Для чего, вы думаете, я эту колымагу взял? Чтоб более-менее успевать на все встречи.

Ну, Тима, я тебя прошу, ты ее дождись все же, а? А я побежала.

Ладно, Елена Егоровна, все будет о’кей!

5.

В старом «москвиче» едут Тимофей и Ева.

Отец, говорят, там уже по полной программе ферму отгрохал?

Не знаю, не была. Первый раз еду.

Отдых на природе! Что может быть лучше! Ты в отпуске?

Что-то вроде. Дети постепенно все разъезжаются, заниматься не с кем.

А кем ты у них там? Примадонной?

Приходится и режиссером, и педагогом, и все роли исполнять, что старше четырнадцати лет.

Мотор «москвича» внезапно глохнет. Тимофей поворачивается к Еве и смотрит на нее растерянно-застывшим взглядом.

Слушай,говорит он медленно,у меня к тебе предложение…

В это время задние машины начинают сигналить. В небольшие промежутки слышны голоса Евы и Тимофея: «Зачем мне это надо?»«Пойми, все может раскрыться, Смыков уже намекал». — «Смыков? Эдуард?»«Деньги ведь тебе не лишние?» Тимофей пытается нашарить ключ зажигания, но вслепую, так как развернут к Еве, говорит горячо и убедительно. Наконец мотор заводится, машина трогается, гудки смолкают.

а режиссерПетросов.

Петросов?сверхвыразительно переспрашивает Ева.А кто у них исполняет роль главной героини?

Не знаю.

Я знаю. Бездарь какая-нибудь. Ну, я ее научу.

6.

На съемочной площадке перерыв, объявленный, по-видимому, из-за того, что Анастасия Кислицинастандартно-симпатичная молодая актрисаопять готова расплакаться. Она борется с собой в дальнем углу павильона.

Вероятно, я не знаю, как путаны раздеваются,говорит неизвестно кому раздраженный Петросов.В моем жизненном опыте немалые пробелы. Но я же понимаю, что это не Наташа Ростова, а Юлька-малопулька! И позади нее не альков под балдахином, а сиденье от КамАЗа. Спасибо Асе Мансуровне, на какой свалке она его достала?.. Асия Мансуровна, из этого вашего приобретения в самый ответственный момент не выскочит вдруг пружина?

Петросов поворачивается на своем круглом стульчике к Асе, сидящей чуть поодаль в готовности номер один. Рядом с ней на узком диванчике расположился Адамишин, который читает газету и при этом все слышит.

Как бы для себя он задумчиво говорит:

Всё же они воспитывались на наших фильмах. И привыкли, что если героиня раздевается, то идет крупный план: лицо и верхние две пуговички. И следовательно, надо гримасничать и изображать нечто «психологическое».

А вы, батенька, философ. Где, кстати, ваш шеф? Руслан! Ты на кого электричество кинул?

Иду я, иду. А чтотам все нормально. Алексей же на месте.

Он мыслитель, а не осветитель. Всё, перерыв окончен, работаем!

В это время в павильоне появляются Ева и Тимофей. Они немного теряются в студийном круговороте. Стараясь никому не помешать, занимают позицию, с которой мало что видно. Зато им слышна команда «Мотор!», щелканье хлопушки и реплика, произнесенная грубым мужским голосом:

Ну, давай, давай, не буду же я за свои деньги сам тебя раздевать!

Спустя некоторое время прямо на них из-за чьих-то спин вылетает Петросов. Он совершенно разъярен.

Всё! Всё! Большой перерыв! Обеденный!

Георгий Грантович!обращается к нему Ревунов.

Ба! Тимофей Харитонович! Неужто?

Да. Знакомьтесь: Соня из Балашихи.

А я Жора,весело представляется девушке режиссер.

Ева хмыкает:

В таком случае я Софья Павловна. Кто тут у вас шеф?

Да вроде как я. Эврика! Соня! Соня, вы намсобственно, Насте, всех прочих попросим удалитьсяпродемонстрируете, как это в жизни происходит.

Что«это»?

Раздевание перед клиентом.

Фиги-фиги, барсучок,находится Ева и для убедительности еще и щелкает языком.

После чего показывает пальцами «мани-мани».

А, черт! Все в буфет, все в буфет! В буфет, покурить, на производственную гимнастику! Кроме Кислициной.

Говоря это, Петросов шарит по карманам, достает смятые купюры. Обращается к Тимофею:

Сколько?

Тот разводит руками.

Ч-черт, не знаешь, а пишешь… Ну вот столько тебя устроит?

Ева пересчитывает деньги в руках Петросова, небрежно раздвигая купюры мизинцем.

Ну, на столько, боюсь, ты сам не потянешь, Жё-ора. Но многоне мало. Идет,говорит она и забирает деньги.Куда идем? У тебя здесь хаза?

Да нет, при чем здесь это? Ты только разденься. Вон там, у сиденья. Представь, что… Ну разденься, одним словом, как перед… работой будто бы.

Может, мне еще в витрине голой встать? И что-нибудь представить? Я, слава богу, не артистка какая-нибудь! Вы уж групповушки тут своими силами устраивайте! Тимчик не затем меня сюда звал. А, Тимчик?

Да, собственно…

Ты же сказал: научить артистку делу, рассказать ей про себя. С артистами познакомить обещал. А я никого из них в кино не видела.

Уж ты скажешь! Вон Георгий Грантович в свое время… Чацкого играл.

Что, монолог весь выучил? Да-а… Я черно-белое не смотрю: глаза устают и мозги слипаются. Ну, мы будем снимать кино или мы не будем снимать кино?

Послушай, Соня. Раз ты такая принципиальная…

Вон и Тимчик про меня написал: по-своему честная.

Понятно. Раз…

Возьми деньги.

Хорошо, хорошо. Пойдем тогда в мой кабинет…

Тогда бабки назад!

Ладно, бабки назад. Мы…

Причем вперед, такое правило у нас. Бабкивперед.

Я понимаю, специфика профессии. Мы, то есть ты, я, Настя, актриса наша, ее Настей зовут, Тимофей…

Групповушка все-таки?

О господи! Вот что: пойдем пока присядем и спокойно все обсудим. Тимофей?

Мне бежать надо.

Ладно, тогда завтра позвоните мне. Обо всем договоримся. Настенька, пойдем, детка.

Нет уж, я как-нибудь отдельно… от сестрички,отвечает Кислицина.

Петросов с Евой и Тимофей уходят. Настя садится в уголок и там тихо плачет. В павильон вбегает Адамишин.

Черт, опять переключить забыл… Что с вами?

Ну как он не понимает?.. Режиссер называется. Киноэто совсем другое… Нельзя же копировать… А он хочет сравнять меня с этой девкой, с этой тварью. Я должна буду с ней общаться, слушать про ее похождения. Малявке пятнадцать лет, мозги как у курицы…

А вы, Настасья… как по отчеству?

Сергеевна.

Настасья Сергеевна, вы представьте себе, что вы журналист. Или врач. Или следователь. И так ее порасспрашивайтеотстраненно, как для протокола. Не нужно вовсе ее копировать, а вот понять стоило бы. Любопытная во многих отношениях… школьница. Вот вы представьте: она ведь в школу ходит, ей там про Онегина-Печорина, пестики-тычинки, жи-шичто пиши. А она корябает записку подруге и размышляет при этом: «презерватив» или «призерватив»?.. Что вы улыбаетесь?

Появляется Петросов.

Асенька! Готовьте сцену пьянки руководителей. Минут сорок вам даю. Анастасия! Иди сюда.

Петросов отводит Еву в какой-то закуток, Кислицина нехотя идет за ними.

Соня, Анастасия Сергеевна, поговорите о чем-нибудь. Порасспрашивайте друг друга. Вот ты, Сонечка, помнишь, как у тебя было в первый раз?

А ты теорему Пифагора помнишь?

Нет, конечно, я ж гуманитарий. Зачем мне она?

А мне на кой? И я не помню. Давно изучали. Вот тогда-то и трахнулась в первый раз и тоже уже ничего не помню. Помню вроде только: Леха был косой-косой. Косинус, одним словом.

Какой еще косинус, бог мой?недоумевает Петросов.

Видишь, я лучше тебя помню. Еще что-то держится. Косинусэто черта такая косая в теореме: за нее, как за косяк, другие линии хватаются.

Так, хорошо, Леха был косойи что?

Ой, ну не помню я… Да и Леха ли в тот раз был? Ну совершенно все поотшибало. Давай лучше про последнего расскажу.

Это идея.

Ой, а про последнего мне Тимчик запретил. Это, говорит, бомба, только в газету, больше никому ни слова, а то конкуренты используют. Не, давай лучше про другое что поговорим. И вообще, мы лучше вдвоем.

Кислицина кривится. Петросов ободряюще хлопает ее по руке и говорит Еве:

Ну хорошо, я тихо сяду в уголок.

Ева спрашивает:

Настёнка, а много артистки зарабатывают? Они на ставке или как?

Шестьдесят восемь рублей за съемочный день.

А у меня сотняк за ночь. В общем, хрен на хрен получается. Это у вас тут каждый день съемочный, а у нас сегодня снимут, а завтра не снимут, глядишь, одна шантрапа вертится, никого солидного, с бабками. По неделям бывает простойпотом вдруг как набегут! Последнее время даже иностранцы.

Прямо как у нас в кино,подает голос Петросов.

Но его эта аналогия веселит, а Кислицину почему-то нет.

Ну ничего,продолжает Ева,уже с полгода Валерик клиентов подкидывает, правда, и обдирает сильно. Слушай,Ева наклоняется ближе к Анастасии,а у вас тут как? Вот если он тебе говорит вот с этим, к примеру, ложиться, а тот тебе ну совсем… прямо совсем,она изображает крайнее отвращение,не нравится. Тогда ты можешь отказаться? Или нет?

Господи, несчастное создание!отвечает Кислицина.Ты думаешь, тут по-настоящему трахаются? Перед камерами? Да по десять дублей?

А чтодурите народ?! Вот парням рассказатьони обозлятся. Так чего уж тамнагишом друг на друге бултыхаетесь, а считается вроде и ничего?

Последнюю фразу от нехватки слов она сопровождает жестами. Кислицина закатывает глаза:

Георгий Грантович, долго еще будет продолжаться этот… сеанс?

Настя, ты сама смотри, тебе характер уяснить надо.

Да ясно мне все давно, к чему эти хождения в народ?

Ты давай хотя бы чисто технические детали выясни. Все эти…

Слушай,доверительно говорит ему Ева,отойди, а? Ну как человеку говорить, когда начальство рядом?

Петросов, усмехаясь, отходит.

Настя, а он сам-то, Жора, тебя бесплатно трахает?

Ты совсем дура? Режиссер здесь при чем?

Так, значит, тебя тот пузатый трет? Вот уж мешок с дерьмом!

«Пузатый»это Смыков. Он только что появился на съемочной площадке, приветствует всех и ведет себя будто большой начальник. Анастасии он подмигивает и направляется к Асе, которая в центре павильона застилает огромную постель.

Что может быть поэтичнее и трогательнее картины: женщина, застилающая ложе!декламирует Смыков.Это эрос в чистом виде! Нет, это икона эроса!

Ну, оседлал любимого конька!говорит Петросов.

Ася, им обоим:

Вашего конька скоро нечем будет запрягать! Это ж надо, сейчас самый дефицитный предмет в реквизитебольшая кровать! Их все, говорят, другие съемочные группы поразобрали. Зато в неограниченном количестве пылятся комбинезоны и верхонки, вагончики строительные и прочий ударный хлам. А также лежат невостребованные рюкзаки, штормовки, вооружение и обмундирование на две дивизии, громадный стол заседаний под зеленым сукном…

А вот его и надо было приспособить вместо этой… реликвии. Оригинально и ново и поворот в сюжете,вставляет Смыков.

прядильные станки. Целая линия,продолжает Ася, передвигаясь вдоль кровати.

А их ты как приспособишь?спрашивает Петросов.

Новаторски, а как же еще?

Стараясь быть незаметной, к Смыкову приближается Кислицина. Тянет его за рукав, отводя в сторону.

Эдуард, избавь меня от этого чудовища, избавь, прошу.

От какого? Он же импотент!

Я не о Борисе, я об этой девке, которую вы откопали на помойке! Поговори с Петросовым, пусть ушлет ее, не надо мне этой школы передового опыта! Я половины слов, что она произносит, и выговорить не могу. Эдуард, я редко тебя прошу…

Редко, да метко! То роль, то девчонку вот эту убери. А ты знаешь, как Жорж с ней носится? Придется немного потерпеть… Впрочем, я поговорю, может, он уже охладел.

Смыков подходит к Петросову. Тот молча и втайне от всех наблюдает за Евой, сидящей у стены павильона, рядом с Адамишиным. Ева вольно разложила руки и ноги, курит. Адамишин читает газету.

Эдуард, смотрю на нее и не могу отделаться от мысли, что я ее где-то видел.

Ты что, малолетками интересовался?

Да нет, что ты! Но вроде пару лет назад…

Пару лет назад она еще не знала, что у нее и зачем.

Господи, Эдуард, ты все об одном… Где Руслан, где свет?

Он уходит, Адамишин, услышав про свет, тоже вскакивает. Смыков подходит к Еве. Садится рядом.

Меня Эдуардом Кузьмичом зовут. А тыСоня? А ведь это я был инициатором твоего приглашения сюда.

Чево?

Ну, я придумал тебя пригласить. Тебе здесь нравится? Сможешь постоянно здесь бывать. Что скучаешь-то? На-ка, почитай.

Он протягивает ей записную книжку, в которую вложены деньги.

Соображаешь? Быстренько. Как освободишься. Туда-обратнона моторе.

Отвали.

А, ты такие книжки не читаешь. Тебе толстые подавай. Все сейчас грамотные.

Смыков забирает книжку и делает в ней «дополнения».

На-ка. А теперь?

Отвали, сказала.

Что-то здорово ты ломишь. Смотри, как бы чего не вышло. Зачем тебе со мной ссориться? Подрастешьв кино будешь сниматься… если со мной будешь дружить.

Петросов все с того же удобного места наблюдает за ними. Затем ныряет под какие-то провода и «огородами» начинает приближаться к беседующим. Наконец слышит их голоса:

Да ни за какие деньги, успокойся.

Но почему? Не каждый же день тебе столько предлагают?

Отвали. Ты озабоченный.

Как?

Озабоченный. А с озабоченным, чтоб ты знал, ни одна порядочная путанка не пойдет. Себе дороже.

Ева встает и не торопясь уходит. Тут же на ее место откуда-то сбоку рушится возбужденный Петросов.

Ты видел? Ты видел, как она тебя отшила? А ведь ты разыграл перед ней эпизод из сценарияс книжкой, я засек этот момент. Так?

Так. Ну и что?

А то, Эдуард, что жизнь тебя поправляет. Я тебе еще раньше говорил: местами сценарий неубедителен. Ну что твоя Юлька-малопулька на каждом углу с каждым встречным? Ведь проститутки тоже люди, а не автоматы. У них бывают поступки странные, необъяснимые.

Нет, ты скажи: что мы снимаемдостоевщину или коммерческое кино?

Второе. Но я никогда бы не взялся за твой сценарий, если б не нашел в нем добротную литературную основу. Кстати, ты ведь потом налепил все эти… потные сцены. Первый вариант был глубже.

А что, был и первый вариант?спрашивает поднявший глаза от газеты Адамишин.

Петросов едва не подпрыгивает:

Что за черт! Из коробочки. Слушайте, э-э-э… как бишь вас, Алексей, в вас ведь метр девяносто, почему вы столь незаметны? Идите покурите или свет проверьте, что ли. Нельзя же вмешиваться в разговор. О чем я говорил? Да, непредсказуемости героине не хватает. А тут еще твоя Настя играет вяло. Кстати, это же поворот, поворот, его надо затвердить. Асия Мансуровна! Позовите Кислицину сюда.

Петросов начинает быстро-быстро записывать что-то на клочке бумаги.

Что ты пишешь?спрашивает Смыков.

Сцену. Записываю сцену, которую только что нам подарила жизнь.

А, пустая затея.

Нет уж. Я… Вот и Анастасия Сергеевна. Проходим эпизод с маклером. Его роль исполнит Эдуард Кузьмич. Но после второго возвращения книжки идет мой текст, вот этот. Эдуард, ты помнишь свои слова?

Да нет, конечно. Забыл давно. Плюнуть и растереть.

Тогда подглядывай в шпаргалку.

Брось, не буду я.

Эдик, ты меня, зануду, знаешь.

Ну давай. Скоренько.

Смыков и Кислицина разыгрывают сцену, поначалу немую. Причем сценарист все делает в высшей степени небрежно и «отфонарно», чем только усиливает эффект. Кислицина же, напротив, переигрывает, для чего-то морщит лоб, видя в книжке очередную сумму, и вообще излишне стремится загрузить свое подвижное лицо.

Да ни за какие деньги, отвянь.

Но почему?

Отвянь, я сказала. Ты озабоченный.

Тут Анастасия хихикает и в дальнейшем уже не может сдержать смех.

Как так?

А с озабоченным, чтоб ты знал, путане идтисебя не уважать. Хи-хи.

Что,спрашивает смеющийся Петросов,неужели в точку?

Да нет, что вы, конечно нет! Просто Эдуард удачно играет.

Ну, дальше. Встала, пошла.

Кислицина исполняет, Петросов расстраивается.

Настя! Что ты нам своим задиком очаровательным семафоришь-то? К чему эти сигналы? Ты бы видела, как Сонька встала и пошлакак от пустого места!

Вот и снимайте вашу шлюху!

Анастасия убегает.

Нет, с твоей протеже надо что-то делать,говорит Петросов Смыкову.Кислицина эту роль не сыграет.

Да, пожалуй,оживляется Смыков.Мне она тоже в последнее время… То у нее голова болит, то не в настроении, то просто неохота…

Петросов в этот момент задумывается и говорит как бы про себя:

Некого, ну некого!

Слушай, есть одно интересное предложение. Девочка из культпросветучилища. По виду не актриса, но какие глубинные достоинства! Редкое обаяние, редкий голос…

Редкие волосы,вставляет Адамишин.

Он опять рядом, расплетаядля виду или по необходимостиперепутавшиеся кабели.

Да, пепельные, изумительные,продолжает увлекшийся Смыков.

Редкие зубы,дополняет Адамишин.

Да оставишь ты нас в покое или нет?взрывается Смыков.

Что за манера, э-э… Алексей, застывать где-то в охотничьей позе богомола, а потомхвать по башке! Поменяйте лучше дальний юпитер.

Адамишин уходит. Смыков возмущен.

Гони ты его в шею! Наглец!

Послушай, мой старый товарищ за него просил. Не обращай внимания, он странноватый парень. Так о чем ты?

Я и говорю: кадр что надо. Полное впечатление, что ее из толпы наших серых людей вытянули. Но при этомталант, талантище. Эффект будет сильнейший, как в документальном кино. Вот только боюсь, уломать ее будет трудно.

Студентку культпросвета трудно уговорить сняться в кино? Или ты о чем опять? Послушай, Эдуард, нельзя же так. Судьба фильма на волоске, а ты опять собираешься с его помощью обделывать свои амурные дела?

Что ж поделаешь, Гоша, это ты, режиссер, как султан по гарему ходишь, тебе стоит только мигнуть… А я затворник, одинокий труженик. Должен я использовать редкую для меня возможность или нет? По одежке протягиваю ножки. Это же принцип социализма. От каждого по способностям, каждому по труду.

А кто особо умныйтому, соответственно, по мозгам,произносит невидимый Адамишин.

Да почему вы снова здесь?отчасти даже восхищается Петросов.

А я, пан режиссер, у рубильника. Сами же сказали юпитер сменить,отвечает Адамишин из-за какой-то перегородки.

Это ты, что ли, особо умный?грубо, стремясь обидеть, спрашивает Смыков.

По крайней мере, по мозгам мне доставалось. Я ухожу, вы продолжайте.

Я вот размышляю,говорит Петросов задумчиво,а не попробовать ли нам снимать эту Соню? Такая непосредственность, определенно актерское дарование. Все это брошено, конечно, в кучу мусора…

Отчего бы не попробоватьпопробуй. В качестве дублерши в постельных сценах.

Э, нет, как раз на постель дублершей можно Кислицину. Все-таки есть что обнажить. А эта Сонина подростковая худоба никакой эротики в себе не заключает.

Не скажи…неожиданно серьезно тянет Смыков.

Для него это не праздный вопрос.

Да, я что-то замечтался. Надо готовить завтрашний день. Снимаем на прудах. Сегодня ничего, считай, не сделали. Ты зачем, собственно, завернул на студию?

У меня тут встреча. В вашем подвале открыли кафе «Шампур».

Нашел где встречу назначить! Там такая публика…

С ней и встреча. За подлинной жизнью охочусь, как ты и учишь. Ну, пока.

7.

Снова в кабинете Арцимовича Тимофей сидит за столом и что-то пишет. Входит Люсяжурналистка примерно одних с Ревуновым лет.

О, ты совсем у нас уже прижился.

Пока Марк в отпуске. А потом опять негде будет приткнуться.

Вот это письмо отдали мне, поскольку про кино, но на самом деле это по твоей части. «А еще ответьте: правда ли, что маленькая Вера на съемках забеременела и аборт ей делали за счет государства в Венгрии?» Недурно?

Ответь, что всю сумму удержали с ее партнера за непрофессионализм и потерю бдительности.

Слушай, а не надоели тебе все эти «трах-трах-трах», «я не девочка с тринадцати лет» и прочее? Взрослому мужику заниматься такой ерундой.

Да, конечно, мне уже сороковник ломится,отвечает Тимофей раздраженно.А с другой стороны, я все еще в мальчиках. Вот крепко в штат заделаюсь, войду в когорту отцов изданиятогда брошу к черту эту конъюнктурную тему.

Женишься?

Может, и женюсь.

Тогда меня имей в виду, хорошо? На молоденьких у тебя все равно, наверное, аллергия?

В кабинет входит Адамишин. Они с Люсей узнают друг друга.

О, как говорится, сколько лет, сколько зим! Ты откуда такой хороший?

С киностудии. Я там в осветителях подвизаюсь. Младшим помощником седьмого ассистента из четвертого состава. Здравствуйте, Тимофей.

Тимофей здоровается и, воспользовавшись тем, что Люсю отвлек Адамишин, снова берется за работу. Люся иронизирует:

А что такосветителем? Интеллектуалы обычно в дворники подаются.

Так то интеллектуалы. А мы люмпена. Есть классы такие: белые воротнички, синие воротнички. Так вот мы не белые и не синие, мыгрязные воротнички. Прослойка социальная. Ассенизаторы, осветители, водопроводчики… Тимофей, бойтесь эту даму. Окрутит в два счета.

Ну, ты не знаешь неприступного Тимофея. Свернулся клубком, как ежик. Его голыми руками не возьмешь.

Тогда и голыми ногами не возьмешь. Одерни юбку-то.

А ты все такой жеблюститель. Эта юбка, к твоему сведению, не одергивается, она просто короткая. Мода сейчас такая.

Сомневаюсь. Вон Тимофей к нам приводил уж на что передовую представительницу современной молодежи, путану патентованную, а юбка у нее была вполне пионерской длины.

Как, он уже и в личный контакт с ними вступил?

А что такое?отрываясь от писанины, говорит Тимофей.Я ведь делал с ними круглый стол.

А квадратную постель ты с ними не сооружал?Люся окончательно оставляет юмористический тон.Я-то думаю, как это бедный мужик холостякует на старости лет, а оказываетсявесьма сочно. С девочками!

Ну-ну. Не сочиняй.

Адамишин спрашивает:

Тимофей, вам долго еще писать?

Да нет, две фразы. Все, закончил.

Я, собственно, вот зачем. Петросов послал к вам.

А сам-то он где?

На режиссерском стульчике. Он просил вас снова эту девочку разыскать. А я бы ее отвез на пруды. Сегодня на пленэре снимаем.

А что ее искатьона сама ко мне зайдет в двенадцать. О, уже первый час.

Люся встревает:

А зачем она к тебе зайдет? Опять стол?

Просто мы договорились, что зайдет и расскажет, как у нее на студии вчера прошло. Насчет денег опять же…бормочет Тимофей, все еще не в силах расстаться со своим свежеиспеченным текстом.

Денег?

Входит Ева. Недоуменно смотрит на Адамишина.

Добрый день.

Она явно не Соня и пока не знает, продолжать ли прежнюю игру.

Вот опять тебя на студию затребовали,говорит Тимофей.

Адамишин поясняет:

Петросов озадачил: езжай, говорит, найди Тимофея и чтоб он Соню из-под земли достал.

А что там произошло? В чем дело-то?спрашивает Тимофей.

Люся хочет сказать что-то ехидное, но не может выдумать.

У меня такое подозрение,говорит Адамишин,что Петросов Соню в фильме занять хочет.

Неужели?удивляется Тимофей.

На лице Евы можно прочитать и горькую усмешку, и немного злорадства.

Люся вставляет:

Вот что значит профессионалвезде ценен!

Ну чтоедем?

Едем. Если закурить дашь.

Сделав ручкой, Ева уходит с Адамишиным.

Отец родной! Ты девку в люди вывел! Вот что значит настоящий советский журналист, спаситель падших душ!без паузы начинает ерничать Люся.

Тут дверь открывается и в кабинет вступают двое ребяток весьма уголовного вида. Блондин остается у двери, а брюнет чуть проходит вперед.

Кто Ревунов? А, значит, к тебе. Это ты опубликовал про Соньку из Балашихи? Что ж ты, гад, имена не изменил? Думал меня ментам сдать? Есть, дескать, у нас в городе некий Сашка, который всех таких девчонок к рукам прибирает…

Что вы, это чистое совпадение!

Какое совпадение? Больше в нашем бизнесе Александров нету! Только у меня менты вот где, я их в строгости держу! Так что твоя телега мне побоку. Ну ладно, я добрый, живой останешься. Но если этой Соньки адрес дашь. Чтоб она у меня без лицензии делом занималасьне позволю.

Ребята, так ведь нет у меня адреса.

Найдешь.

Я вам сейчас все объясню…

Не надо нам объяснять. Адрес давай. Федор, закрой на швабру дверь.

Парни,начинает тараторить Люся,да здесь она, вы ее быстро найдете. На прудах кино снимают. И она там. Вроде консультантки у них, чтоб артистка на путану походила. Рядом со съемочной группой ее и найдете, она одна там малолетка.

Да уж свою клиентуру мы насквозь видим. Наши телки деревенские тут, в городе, очень в глаза бросаются.

Вот ее, кстати, тому хмырю и сплавим,подсказывает блондин.

Точно,радуется брюнет,и работенка ей сразу нашлась. Спасибо, бабка, выручила своего старичка. У-у! Так бы и врезал. Писарь хренов.

Парни уходят. Тимофей некоторое время утирает обильный пот. Потом вдруг вскакивает:

Бежать надо. А то козлы эти долго чикаться не станут.

Да что ты всполошился? Сиди. Ну чего еще нового ей можно бояться?

Да ты не знаешь всего,говорит Тимофей, мечась по кабинету в поисках ключей от автомобиля.

Пожалуй, уже знаю. Ты что, всерьез этой шлюшкой увлекся? Может, ты ее к нормальной жизни вернуть попытаешься?

Тимофей находит ключи и выбегает из кабинета.

Тима, ну и смешно же ты выглядишь! Взгляни на себя со стороны!кричит ему вслед Люся.

8.

У берега пруда притормаживает «форд», откуда выходят балашихинские сутенеры. Оглядывают местность. Идет съемка, Ева сидит на надувном матрасе по-турецки и пьет из горлышка вино.

Она?спрашивает блондин.

Не видишьэто артистка.

Тогда вон та.

Поодаль, за оцеплением, в тени дерева сидит Кислицина в костюме и гриме Юльки-малопульки. Видно, что она только что плакала.

Она,соглашается брюнет.Эх, мотря! Надо же так намазаться.

На съемочной площадке не сразу обращают внимание на происходящее рядом: двое парней тащат Кислицину в автомобиль.

Вы что? Вы кто?кричит растерянный Петросов.

Эти… Из этой…на ходу отвечает брюнет.

Из ментовки детской,басит блондин.

К папе с мамой доставим,произносит брюнет уже из-за руля.

Машина уезжает.

Они ошиблись!

Это Анастасия!

Ну уж и Соню я им не отдам!кипятится Петросов.

Надо звонить. Из какого они отделения?

Вы когда-нибудь видели милицию на «форде»?спрашивает Адамишин.Догонять надо.

9.

Тем временем в машине Кислицина плачет в три ручья:

Куда вы меня везете? Я артистка. Мне на съемку надо.

Все вы артистки,отвечает брюнет.Будешь знать, как без лицензии работать. Цены на рынке сбивать.

На первый раз тебя наказывать не станем…говорит блондин.

А оштрафуем,подхватывает брюнет.Вот деньги одного пузанаты с ним сейчас познакомишься. По условию, половина твоя. Но! Я ее забираю, потому как ты налетела на штраф. А у нас тарифы строгие.

Брюнет снова прячет деньги в карман. Потом все-таки достает пятерку и говорит:

На. Что сверх штрафамы себе не возьмем. Чтоб не думала, что тебя грабят. В бизнесе честностьпервое дело. Того хмыря быстренько обслужишьи снова к нам в машину. Мы тебя домой отвезем. Узнаем твой адресок. Так будет спокойнее. Тебе сколько лет-то?

Двадцать два.

Ух, сказанула. Да в двадцать два вас впору уже на пенсию отправлять. Лет пятнадцать, а, Федор? Пощупай, много у нее там наросло?

Кислицина визжит и мечется по заднему сиденью. Федору лень ее уламывать, да еще перегнувшись через спинку кресла, и он говорит:

Раз щекотки еще боится, значит, лет пятнадцать.

Старовата, но в заказ укладывается. Приехали. Выходи.

Не пойду, не пойду! Я ж не та девка, как вы не понимаете…

Шума-то не поднимай,советует блондин.

Капризы были, когда одна работала,четко объясняет брюнет.А сейчас сказаносделано.

Не пойду.

Ты, может быть, думаешь, я деньги клиенту верну?говорит брюнет со всем возможным ехидством.

Внезапно взгляд Кислициной падает на знакомый подъезд.

Шестьдесят пятая квартира?

Блондин сверяется с бумажкой:

Да.

Анастасия стремительно вылетает из автомобиля и бежит в подъезд. Парни за ней не поспевают: еще бы, она шпарит через три ступеньки разом. У дверей 65-й Кислицина останавливается и жмет кнопку звонка.

Одновременно к дому подъезжает машина кинематографистов. Это огромный грузовик с люлькой для оператора, который, кстати, в ней и находится: второпях ему не дали слезть на землю.

Оператор кричит:

Спустите, наконец, меня!

Нет,командует Петросов,в окно, в подъезд! Снимай!

Прямо с машины оператор перебирается в открытое окно подъезда на четвертом этаже. Шестьдесят пятая квартира на один марш ниже. Оператор снимает, как Смыков открывает дверь… и тут же получает по морде.

Девочек тебе, значит, подавай?! Помоложе?! Ах ты, дрянь!

Этими словами Анастасия сопровождает свои частые удары по неумело уворачивающемуся Смыкову. Растерянные сутенеры топчутся на площадке и вдруг замечают, что их снимают.

Эй, шеф, разобью камеру,говорит брюнет и делает движение наверх.Я не давал разрешения снимать!

Не рыпайся, ребятки, за массовку выпишут по трояку,успокаивает их до предела увлеченный съемкой оператор.

В это время снизу появляются Петросов, Адамишин, за ними еще двое-трое крепких мужчин.

За камеру не деревянными плачено,говорит Петросов.Лучше успокойтесь, детские менты.

А мы че, мы ниче,смиряется брюнет.И вообще, чуть чтосразу срока навешивать. Трояк, между прочим, только судья назначить может.

Бухтя таким образом себе под нос, он, а за ним и его подельник аккуратно ретируются сквозь строй киношников.

Петросов смотрит на оператора, который уже стоит на пороге квартиры и снимает через распахнутую дверь, и внезапно догадывается:

Слушай, а ведь это Смыкова квартира.

Оттуда продолжают доноситься звуки Настиного погрома. Оператор, как бы говоря: «Не мешайте работать!», подтверждает:

Смыкова, Смыкова. Вон и он сам.

Слышен голос Кислициной:

Вы с Петросовым, значит, на роль твоей любовницы меня приглашали? А теперь выкидываете? Он мне сказал, что с тобой все обговорено…

Э-э, нет, ребятки. Мы здесь явно лишние,говорит Петросов. Оператору:Он тебя видел?

Не-а.

Тогда сматываем удочки.

А Настю забрать?спрашивает Адамишин.

На общественном транспорте выберется. Дорогу знает.

Киношники спускаются. А сутенеры уже усаживаются в машину.

Здорово мужик получил!говорит блондин.

Да за свои-то деньги! Неслабо!соглашается брюнет и указывает на грузовик:Слушай, а может, она и вправду актриса?

Рвем когти, да ну их всех к…

Последних слов не слышно из-за рева мотора. «Форд» быстро уносится. Чуть погодя отъезжает и киносъемочная.

В квартире Смыкова все стихло. Сам кинодраматург сидит в кресле, держится за сердце и сосет валидол. Анастасия поправляет прическу перед зеркалом. Потом достает из кармана «заработанную» пятерку и швыряет ее в Смыкова:

Это, между прочим, твоя пятерка. Прикупи себе еще девочек.

 

10.

На съемочной площадке опять гвалт. Борис апеллирует к Петросову:

Что она себе позволяет? Исщипала меня всего и даже кусанула!

Ева (сама не ожидавшая от себя такого поступка) сначала растерянно и искренне объясняет, но потом находится:

У меня случайно… Ей-богу, так вышло… А что он как кулема? Тюха-матюха еле живой. Я и решила его подзавести.

Ничего себе «подзавести»! Как врезала!

Ты не видел, как я врезаю! Я джиу-джитсу изучала.

Тебе-то оно зачем?

А чтоб не лез кто попало. У нас без этого нельзя.Петросову, доверительно:А что, я всегда щиплюсьих мигом разогревает.

Петросов снисходительно и даже поощрительно улыбается, затем обращается к пострадавшему:

Борис, а ведь мы не снимали еще сцену насилия. Там она защищаться должнатебе, наверное, туго придется?

Да я что вам,говорит не на шутку возмущенный Борис,каскадер? Дублера давайте.

Ну, мы попросим Сонечку не столь натурально исполнять свою роль.

Борис с сомнением качает головой, глядя на Еву, машет рукой и уходит, потирая при этом то бок, то скулу.

Ева некоторое время мнется, раздумывая, потом говорит Петросову:

А что, там нормальных этих… эпизодов… совсем нет? Всё вот такая… При вас выражаться-то можно?

Ну, если невтерпеж, то тихо можно. Кстати, а ты ведь сценария не видела. Вот дырявая башка! Снимаю, называется. Надо у Кислициной взять экземпляр.

Да неудобно.

Ты права. Ну так я тебе свой дам, а мне еще размножат. Прочти, да, может, и не один раз.

А он, поди, толстый?

Да нет, страниц семьдесят.

Ого-го!

Черт побери, где же сценарий? Где мой экземпляр? Ведь здесь где-то валялся.

Сценарий на коленях у Адамишина, который прямо-таки весь погрузился в него.

Э-э… Алексей, вам что, в киоске газет не досталось? Возьмите тогда телефонный справочник, он толще.

Адамишин наконец приходит в себя, отдает сценарий и кроит странную физиономию.

На сегодня всё, завтра общий выходной!объявляет Петросов.

11.

На скамейке сидят Ева и Адамишин. Ева теребит сценарий и заканчивает долгую речь:

Вот так, Алексей, и это без всяких шуток называется только одним словомпрофнепригодность.

Да, история увлекательная. Тимофей, гусь, хорош. За передовиков, положим, я и сам писал, но чтоб за путан… А что, собственно, иные временаиные песни. Ну а почему ты мне обо всем этом рассказала?

Ева делает глубокий вдох.

Алексей Андреевич, вы уже поняли, наверное, что я человек до неприличия серьезный. Поэтому давайте серьезно меня дослушайте. Я вижу в вас человека порядочного и без этих творческих… сквозняков в голове. Я прошу… я прошу вас сделать из меня женщину.

Евочка, бог с вами!

Сделайте мне одолжение! Ну что ябезобразна? Стара? Или еще не созрела? Пусть я не красавица…

Евочка, да вы дико привлекательны! Свежи. В вас бездна обаяния. Но… это невозможно.

Вы сугубо верны вашей даме? Нездоровы? И…

Я здоров. И на данный момент холост и вообще одинок. Только я не могу…Бьет себя по колену.Я, конечно, интеллигент драный, хлюпик рефлексирующий и так далее, но для меня это относится все же скорее к духовной сфере. Что-то должно щелкнуть, воспламениться, откуда-то ветер задуть в паруса. Что вы на меня так смотрите? Думаете, этакая дубина стоеросовая, морда совершенно без печати интеллектаи вдруг такие материи про душевную тонкость? Да я тоже ряженый. Никакой я по профессии не осветитель, просто втерся на студию. Да и надо же где-то деньги получать. А в действительности я литератор, талант непризнанный. И если вам не пятнадцать, а девятнадцать, то мне не тридцать семь, а семнадцать! Потому что я все еще начинающий, юный, подающий надеждыи все без просвета. Евочка, найди другого.

Кого другого? У меня, знаешь, тоже дури хватает. Я не могу с этими недоразвитымисверстниками то есть, если официально выражаться. Да что я размечталась, у Петросова скоро блажь пройдет. Не будет он меня сниматьну с чего?

Нет, Евочка, я чувствую, он серьезно намерен сделать фильм именно с тобой.

Но я-то не могу… соответствовать. Как я все это сыграюпо теории?! Нет, я, конечно, не совсем дремучая и фильмов много смотрела, но самозванцы сыплются на деталях, а я зажатая вся. Сценарий только что прочитала: там штук десять постельных сцен. Не считая овражных, подвальных, в кабине КамАЗа.

Адамишин прячет глаза и говорит делано безразлично:

А как тебе вообще сценарий?

Наверное, так и надо сегодня. Я ведь не знаю кино по-настоящему.

Нет, ну а как читателю, зрителю?

Да чушь на постном масле! Игра на жареной темке плюс небольшой конферанс для связывания воедино… сам понимаешь чего. Народ, я думаю, валом повалит, если рекламу с толком сделать. Да не надо и рекламировать, наши люди клубничку за версту чуют. А с чисто литературных позицийбездарно.

Да, тяжелая у тебя ручка. Что ж, сам напросился… Ева, это мой сценарий, Смыковым украденный. И переделанный, конечно. Я ведь от подозрения в осветители пролезчтоб убедиться, что обокрали. И убедился. Еще недели две назад. Ну а сегодня-то уж определенно все выяснил. Смыков многое замазал, но автор, конечно, свое всегда распознает.

А как он украл? Что, и это крадут?

Крадут. Написал его давно, года два, пожалуй, назад. Или больше. Пустил через знакомых в кинематографические круги. Вроде как с черного хода надежнее. Словом, сделал я такую глупость, рукопись нырнула куда-то… И вот вынырнула. Что, там совсем ничего не проглядывает?

Видишь ли, если Смыков руку приложил… Видимо, он сильно текст измызгал.

Ну, это ты меня жалеешь. Давай проведем эксперимент: принесу тебе свой, так сказать, подлинник.

Конечно, давай. Он чтосохранился?

Естественно. Дома лежит, на почетном месте. В столе, как у порядочного писателя. Завтра не забыть бы только.

Завтра выходной. А мне что-то жутко интересно. Может…

Ну тогда… Шеф!

Адамишин и Ева садятся в такси и уезжают.

12.

Скрип открывшейся от сквозняка двери. Удар ручки о стену. В дверной проем видно большое зеркало на стене, а в немлежащих в постели Еву и Алексея. Ева поворачивает голову и видит в зеркале «развратную» картину.

Господи, опять порнография, никуда не спрячешься.

Она встает с постели и выключает свет. «Картинка» пропадает. Время уже к вечеру.

Ева говорит:

Свет зачем-то был включен.

Это рок. Тоже профнепригодность. Руслан меня зовет «ходячий перерасход электроэнергии».

Мы прервались на самом интересном.

Вот как? Для меня, например, это событие, а для тебятак, перерывчик?

Смейся, смейся над соблазненной тобой девицей. Мне понравился твой сценарий. Конечно, сильно отдает журналистикой, но это интересная вещь. Только странно: у тебя нет этих смыковских нагромождений, нагнетания грязи, а впечатление остается даже более тягостное… Я придумала, что мы будем делать,говорит Ева после паузы.Я буду играть твой текст. И буду настаивать на твоих поворотах сюжета. Скажу, что этопо-настоящему, как в жизни, а сценарий далек от нее, как от Луны. Покапризничаюв простоте своей. Петросов, который сам не удовлетворен сценарием, будет этим «находкам» рад. И в конце концов смыковский вариант отбросит, а твой будет ставить. А поближе к концу мы откроем ему глаза.

Нет, Евочка. Дело даже не в том, что этот трюк годится только для водевиляя бы даже взялся его написать!он на самом деле неосуществим. Теперь этот сюжет, эти образы принадлежат Смыкову, и назад их у него не оттяпаешь. И Петросов тоже не такой уж наивно-восторженный… серафим, каким ты себе его представляешь. Ты посмотри на титульный лист: он подписан двумя фамилиямиСмыков, Петросов. Но даже не это главное. Через эту свою работу я перешагнул, она сама перестала мне быть интересной. Она плоская. За версту разит непереваренной журналистикой. Я бездарь, ты правильно сказала.

Послушай, а я? Ведь ты сам считаешь, что этот фильм для меня шанс.

Ты снимайся, конечно, снимайся. А я уж постараюсь тебя как следует осветить. Если же серьезноты единственная, кто может спасти этот фильм.

А на фиг мне спасать смыковский фильм? Блистать для этого… всеми частями тела?

Слышен внезапный скрежет замка. Адамишин в замешательстве.

Патриарх с матриархом! Такая погода, а они в город прикатили!

Полуодетая Ева лихорадочно доукомплектовывается. В дверь заглядывает мать Адамишина. Ева скрывается за дверцей шкафа.

Привет! Спать собрался? Опять всю ночь за столом просидел? Спустись, помоги нам с отцом. Там два ведра ягоды, мешок огурцов, помидоры. Потом машину отгонишь.

Да не могу я машину отогнать!

Но мать уже вышла.

Адамишин вскакивает и натягивает штаны.

Сейчас, помогу ему занести. А то он враз все схватиткак в молодости. Подожди посиди. Сейчас страда агрикультурная закончится, и я тебя с родителями познакомлю.

А что, для них такие… эксцессы, значит, привычны?

Нет, что ты, я как с Люськой развелся, ни одну женщину в дом не приводил. Так, немножко гастролировал, но все матчина выезде.

Адамишин убегает. Ева быстро заканчивает приводить себя в порядок и тоже убегаетна верхний этаж подъезда.

 

13.

Петросов сидит возле телефона, Адамишин стоит рядом. Режиссер кричит в трубку:

Тимофей Харитонович! Тимофеюшка! Я перед тобой на коленях стоюты видишь, нет? Найди мне эту девочку. Христом Богом… А ты мне не советуй, я ж тебе советов не даю! Как так «не то, что мы думаем»? Какая мне разницато или не томне она нужна! Найди ее, голубчик. Или адрес дай. У меня фильм стоит. Ну хорошо, хорошо. Только как можно быстрее. Когда тебе позвонить? Что? Сейчас? Куда? Хорошо. Через полчаса будем.

Он кладет трубку.

То поищу, то подъезжайте и вместе к ней поедем. Крутит что-то… А вы что без газетки? Так болеете за судьбу фильма? Сейчас вот поеду за нашей красавицей. Но чувствую, предстоит серьезный разговор.

Возьмите меня с собой.

А зачем? Вы чтоимеете на нее влияние?

Понимаете, я ей социально близок. Осветитель почти что люмпен. А вы творческий работник, интеллигенция. В душе она вас стесняется.

Ну, я уверен, что ей случалось находить общий язык и с интеллигенцией.

Уверяю вас, вы ошибаетесь.

Ты починился или нет?куда-то вдруг срывается с места Петросов.

А впрочем, как знать, как знать,говорит Адамишин, глядя на себя в зеркало.Кстати, творческий интеллигент, может, хватит в дурацкое благородство играть?

Петросов возвращается, докрикивая:

Не подведи! Я звоню и говорю, что через час будем.

Георгий Грантович,обращается к нему Адамишин,на пару слов. Сценарий ваш и Смыкова украден у меня.

Петросов теряет дар речи.

Я не говорю, что вы сообщник, он это, конечно, проделал в одиночку, но факт остается фактом: под вашими именами мой опус. Вы говорили, вам знаком первый вариант. Хотите, я вам его процитирую с большой точностью? Ведь так называемый первый вариантэто и есть мой текст, как я понял из своих разысканий. Возможно, Смыков даже поленился отдать его перепечатать, раз он не был уверен, заинтересует ли вас эта работа. Тогда еще проще: припомните, там пишмашинка не пробивала ли, часом, букву «о» навылет?

Д-да. Рукопись была вся… как из тира. Я еще сказал: что это за машинка у тебя с вологодским акцентом? Так, значит, это ваш труд… Ударчик за ударчиком. Присядем, надо же обсудить, что делать.

14.

У здания редакции стоит автомобиль, в котором сидят Петросов и Адамишин. К автомобилю подходят Тимофей и спешащая за ним Люся, которая заявляет:

Ну вот, а ты говорил, что в машине места не хватит. О, опять мой бывший! Привет. А выПетросов? Очень приятно, Людмила.

Люсяжурналистка,хмуро поясняет Тимофей.О кино пишет. Поедем пока прямо, до самой кольцевой.

По-моему, для прессы наш фильм еще не созрел,говорит Петросов.

А она не как журналисткак частное лицо… увязалась,отвечает Тимофей.

Люся, конечно, молчать не может:

Адамишин, а ты-то зачем туда направляешься? Что, тоже соискатель?

Интересно, за каким чертом, по-твоему, мы туда едем?

За юбкой. Экзотики захотелось.

А-а. Ну мы-то ладно, а Георгий чтотоже за юбкой?

Кто-кто? А, Георгий Грантович. Что это ты режиссераи так фамильярно?

Петросов оборачивается:

Да мы тут с ним долго разговаривали на брудершафт.

Да,подтверждает Адамишин,и я теперь говорюГеоргий без отчества, а он в свою очередь зовет меня Алексеем без «э-э-э».

Все немножко посмеялись, помолчали. Но молчатьэто не про Люсю.

Куда мы все-таки направляемся, открой, Тимофей.

В пионерлагерь. Она туда устроилась.

Господи! Инструктором по сексуальной подготовке?

Старшей пионервожатой,бесстрастно поясняет Тимофей.

Пионервожатой? Да еще старшей? Ну, это, наверное, принимая во внимание ее стаж…

Тимофей считает нужным немного прояснить ситуацию:

Вот о чем я вас должен предупредить: ничему не удивляйтесь. Особенно перемене… в возрасте.

Повзрослела? Посерьезнела? За ум взялась? Не иначе, замуж готовится. А, Тимофей?не унимается Люся.

Тот молчит.

За тебя, наверное. Или за моего бывшего?

Постой, Тимофей,вступает Петросов.Ты главное разъясни: чего это она от нас удрала?

Сейчас вы сами всё от нее услышите. Я знаю, что она вам скажет: в кино сниматься не буду.

Неужели ты запретил? Тиран. А впрочем, порядочной девушке в артистки нельзя. Там за ними осветители подсматривают,иронизирует Люся.

Милка! Ты из-за кого кипишьиз-за Тимофея или по старой памяти из-за меня?подает голос Адамишин.

Да зло берет. Глобальное. За всех обыкновенных, как раньше говориличестных женщин. Свет клином сошелся на какой-то проститутке!

Пусть она проститутка,поворачивается к ней Петросов,но она артистка. Кстати, это не такое уж редкое сочетание. Так вот, это ее из болота и вытянет. Сыграет себе новую жизнь, светлую. И замуж выйдет, а мужу сыграет идеальную жену. Он до самой старости будет в восторге.

Да, много таких восторженных ходят… рогами позванивают! Вот кому-то подарочек!оставляет за собой последнее слово Люся.

Небольшая пауза. Петросов, однако, в своих размышлениях не может свести концы с концами.

Тимофей, а она вам не говорила, почему отказалась сниматься? Может, ей сценарий не понравился?

А о чем сценарий?спрашивает Люся.

Да что теперь об этом говорить? Сценарий мы похоронили.

Как?удивляется Тимофей.

А вот так. Надоело, знаете ли, чернуху гнать. Пьянство, мафия, проституция, наркомания, хеви-метал, мордобой, голобабие. Ничего этого в моем фильме не будет.

Ну, это вы не загадывайте,говорит Люся.Мало ли какие средства понадобятся художнику? Все дело в цели, которую он перед собой ставит. Если цель светлаязначит, не чернуха.

Люся увлекается и не замечает, что становится комична.

Понимаете, само по себе голое тело еще не порнография. Вот я писала рецензию на фильм Рубинчикапомните «Лисистрату»?где мужики и бабы сплошь бегают голые…

А что там писать?прерывает ее Адамишин.Довольно и полстроки: «Этогенитально!»

Петросов хохочет во все горлотак можно смеяться только над коллегой. Прослезившись, он продолжает мысль:

Но где взять хороший сценарий? Светлый, как вы изволили подсказать. Слава богу, мы с Алексеем сейчас знаем, где взять сценарий, а если в принципе ставить вопрос? Когда я после перерывая тогда сосредоточился на преподавании во ВГИКерешил взяться за новый фильм, долго был в недоумении. Сценариев куча, да везде просвета нет. Сплошь черновики какие-то, а не сценарии. И вы знаете, наверное, я поддался, решил, что так и надо, что каждый художник обязан испить эту чашу до дна, что применительно к нашей профессии означаетнапотчевать ею до чертиков народ, зрителя. Вот в чем была моя ошибка. Конечно, я не говорю, что раньше у нас было во всем отличное кинопро борьбу хорошего с лучшим, но… А конфликт плохого с худшим чем качественно отличается? Повернулись на сто восемьдесят градусови вся недолга…

Приехали, сворачиваем,командует Тимофей.

Машина въезжает под арку с надписью: «Юный дзержинец».

Да, название, что и говорить… лагерное,констатирует Петросов.

Тимофей уверенно ведет кинематографистов к одному из корпусов. Войдя в него, они спрашивают, где старшая пионервожатая.

В этот момент Петросов замечает Еву: она на улице, по другую сторону корпуса. Все смотрят на нее через окно.

Ну разве она не актриса?восхищается Петросов.Нет, я же вижуникакого грима, и тем не менее какое преображение! Правильно, вокруг дети, и она кажется себе очень взрослой. И потомответственность. О чем они, интересно, говорят?

К Еве подходит вожатая помладше. Адамишин открывает форточку. Слышится:

А у меня в отряде вовсю этот… плюрализм творится. Пятеро ребят из деревнитак у них звездочка октябрятская. А другие на них пальцем показывают. Мы, говорят, никакие не октябрята, мы февралята. Вот так: пять октябрят и одиннадцать февралят.

А остальные?интересуется Ева.

Два апрелевца и четверо на платформе депутатской группы «Союз»… ой, как же? Я записала…Достает бумажку. — «Союз Михаила Архангела». Это ничего? Что Михаила?

Конечно, ничего. Лишь бы не дрались.

Петросов не выдерживает:

Соня!

Но она не слышит. Тогда он начинает трясти окно. Адамишин помогает его открыть и просит:

При детях называйте ее Евгенией Николаевной.

Евгения Николаевна!выпрыгивает из окна Петросов.Куда вы пропали?

Ева хмурится. За Петросовым следует Адамишин. Тимофей помогает спуститься из окна Люсе.

Куда же ты пропала?продолжает Петросов.Нельзя такой талант зарывать в землю! Ты же прирожденная актриса. Тебе и во ВГИКе учиться не надо.

Это я от вас уже слышала.

Как, когда?

О, это давняя история. Незачем и вспоминать.

И все же пойдем повспоминаем,говорит Адамишин и обнимает Еву за плечи.Есть интересное предложение.

 

15.

Столовая лагеря. Несколько квадратных столов сдвинуты, за ними сидят Ева, Адамишин, Тимофей, Люся, Петросов. Вернее, последний лежит на столе всей верхней частью туловища и уже близок к последнему издыханиюот хохота. Наконец он поднимается, вытирает лицо платочком.

Да… Я давно говорил, что все эти конкурсы, отборы, пробы, опять же… Профанация. И курс тот, набранный два года назад, если честно, слабый. Если б я вас не отсеял, Евочка, вы б, конечно, его спасли. Но я, старый балбес… Ладно. Мы с Алексеем делаем новый сценарий. И там роль, Евочка, только для вас. Вы ее сыграете бесподобно. Соглашайтесь, а?

Что об этом говорить? Я никакая актриса. Сценарий у вас на стадии прожекта. Словом… я согласна.

Ура!кричат Петросов и Тимофей; к ним после некоторой заминки присоединяется Люся.

Адамишин лезет в карман, достает небольшой листочек и, дождавшись тишины, говорит:

Тимофей! Вам письмо. Зачитываю.И продолжает писклявым девчоночьим голосом:«Уважаемый Т.Ревунов! Пишут вам ученицы седьмого класса. Скажите, пожалуйста, где еще можно получить специальность путаны кроме ближайшего к нам 13-го ПТУ электромонтажниц? И еще ответьте через газету, чем кондом отличается от презерватива? Я говорю, что он больше, а Таня Симановиччто прочнее. И еще…» Далее малоцензурно.

За столом полное веселье.

100-летие «Сибирских огней»