Вы здесь

«Что, Господи, творишь, то и твори!»

Виктор БРЮХОВЕЦКИЙ
Виктор БРЮХОВЕЦКИЙ


«ЧТО, ГОСПОДИ, ТВОРИШЬ,
ТО И ТВОРИ!»


Июнь
1
Еще тебя не трогала коса.
Еще ты кучерявый и пушистый,
И в час, когда с небес течет роса,
Ты кормишь нас душистою ушицей.
Корми, корми!
Нам силы набирать...
Еще дергач над сонною рекою
Успел не все поленья разодрать
И просушить под рыжею луною,
Которая осыпала трухой
Высоких сен метелки золотые
И высветила лезвия литые
Литовок, что таятся под стрехой.
Корми, корми...
Но, отходя ко сну,
Ты укажи нам, где перепелята
В густой траве бескрыло-виновато
Ночную караулят тишину.

2
Июньское небо.
Распластаны крыши.
В дурмане сосновой хвои
Табунные травы все ниже и ниже
Метелки склоняют свои.

Высокие звезды синее и чище.
Теплей и длинней вечера...
Примерит хозяин к руке косовище
И коротко скажет: пора!..

Возы заскрипят и порушатся травы.
Смешаются ночи и дни.
Немереный труд!
Ни награды, ни славы —
Жара, пауты, да слепни.

Да солнца сверкающий белый осколок,
Упавший, как бич, на село...
Не жалко себя — только жаль перепелок,
Не ставших еще на крыло.



* * *

Сугробы выгнулись красиво.
Косые змеи на снегу.
Куда летишь, моя Россия,
До губ закутана в пургу.

Страна, страна...
Шальная глыба!..
О чем скрипишь под каблуком,
О чем в реке звезда, как рыба,
Седьмым играет плавником?

Никто не скажет, не ответит.
Откину штору — даль темна.
И только снег, и только ветер,
Да бездна черная без дна.



* * *
Айда, голубарь, пошевеливай, трогай...
Б. Корнилов

Опять кочевая судьба на колесах —
Цигарка да холод вожжей,
Стога вдоль дороги, лысухи на плесах
И желтая зыбь камышей.

Которую осень живу на телеге —
Все еду куда-то туда.
С рожденья в погоне, с рожденья в побеге —
Ни компаса и ни следа.

Манит и манит ястребиная воля,
Зовет к горизонту стерня.
Овца одинокой копной на приколе
Молчит и глядит на меня.

О чем ты, созданье! Еще приторочен
Сентябрь к луговине сырой,
Брусок не намочен и нож не наточен,
И снег за Белухой-горой!

Гуляй, кучерявая! Солнце высоко.
Плывет паутина, плывет.
Дыши полынями, речною осокой,
И гибель тебя обойдет.


Кот

Просочилась заря под дверь.
Кот усатый — домашний зверь
Осторожно к заре идет,—
Лапой трогает,
Звонко пьёт!

А заря все сильней, сильней.
Кот уже купается в ней!
До того напился зари,
Даже светится изнутри!


* * *

Запахнусь в дождевик и свернусь у костра,
Как положено все неудобства приемлю,
И под небом огромным всю ночь до утра
Стану греть своим телом остывшую землю...

Я лежу у костра. Я не сплю. Я молчу.
Как погаснет костер я совсем не замечу.
Шар земной повернется рассвету навстречу
И меня вместе с полем подставит лучу.

И по утренним травам, хрустящий росой,
Отрясая цветы, как дитя торопливый,
Подойдет жеребенок с кудрявою гривой
И щеки моей сонной
Коснется губой...


Табуны Батыя

Я путаю слова Батый и бытие
С тех пор, когда мою пра-пра-прабабку,
Визжа, скуластый воин сгреб в охапку
На всем скаку и в степь умчал ее.

Висело небо в сполохах багровых,
В ночи металось ржание коня...
И с той поры струя монгольской крови
Из рода в род преследует меня.

Как взрыв, она живет в крови моей!
Своим кипеньем вены заполняя,
И, горизонты по ночам вскрывая,
Она приводит пламенных коней!

Они идут ко мне издалека,
Напоминая огненные точки, —
Красивые! —
Ломая оболочку
Земного шара и круша века!

И ночь дрожит от цокота подков...
И — кони, кони! Масти — золотые!
Как табуны далекого Батыя,
Но только без скуластых седоков.

Они идут, стройны и высоки,
Позванивая мягко удилами,
И, плавные, как будто бы с крылами,
Косят свои жемчужные зрачки.

И я беру — какого захочу!
И, удила стальные заправляя,
Я руки обжигаю и молчу,
И падаю в седло!
И, замирая,

Как будто по звенящему лучу,
Над пропастью, по узенькому краю,
С конем, объятый пламенем лечу,
И, как звезда, сгораю...



* * *

Дома пусты, и улица пустынна,
Проносит ветер соль солончака,
Над крышей почерневшего овина
Отарой кучерявой облака,
Вскипая по краям, отходят к югу,
Теснятся, и, грузнея изнутри,
Роняют дождь...
Все движется по кругу...
Что, Господи, творишь, то и твори!
Плещи крылом в черемухах зеленых,
Верши зароды, бей копытом шлях,
Коси хлеба и охраняй влюбленных,
Звездой падучей грохочи в горах.
Детей расти! Сверкающую ленту
Гни в радугу, разрядами сверкай...
Что хочешь делай,
Но планету эту —
Прошу! — из рук своих не выпускай.
Сентябрь

Загорелый, в поддевке лисьей,
Весь в подсолнухах, в бахроме,
Сыплет золото ранних листьев —
Три уронит, пятьсот в уме.
Хитрован! Он еще в начале.
Золотой, да пока не весь.
Он верхушки дерев качает,
С дикой утки сшибает спесь;
Он под вечер ее — туманом,
Он под утро ее — ледком,
Он охотником бродит пьяным
С — вот таким! — пустым рюкзаком.
Гарью дышит, грядущим тленом,
Брагу спелую кружкой пьет,
Рвет подсолнух через колено,
Над рядном его скалкой бьет.
Вожжи крутит, пшеницы веет,
Счет кулям ведет налитым,
Богатеет и золотеет,
Да и станет весь золотым.
100-летие «Сибирских огней»