«А дня еще много…»

Елену Федотову я впервые увидел на семинаре Ал. А. Михайлова и Г. И. Седых в Литературном институте в середине восьмидесятых. Я был вольнослушателем, а она пользовалась почти безусловным авторитетом среди сокурсников. Неожиданно на пробном обсуждении ее дипломной книжки стихотворений Федотова предложила быть оппонентом именно мне. Так моя жизнь оказалась связанной с ее творчеством почти на сорок последующих лет. Стихи ее публиковались очень редко, довольно скупо появляясь на страницах не слишком авторитетных литературных журналов. Однако голос поэтессы созревал совершенно удивительным образом и в таком удалении от литературного процесса.

Родом она была из поселка Чернь Тульской области. В родных местах ее дарование воспринималось, скорее, как чудачество. Все свои надежды Лена связывала со столицей, где ее окружала микросреда из единомышленников и соучеников по Литинституту. Они жили коммуной в ближнем Подмосковье, она перебивалась случайными заработками, в том числе и работая уборщицей в Пушкинском драматическом театре, что располагался рядом с институтским корпусом. В начале девяностых по рекомендации Ал. Михайлова, известного критика и ее наставника, Федотову приняли редактором в московское издательство. Судьба начала как будто бы складываться, но в одной из поездок на родину Лена утонула. И все, что вышло из-под ее руки, оказалось рассыпанным по архивам друзей и знакомых.

Ее дипломная работа пролежала у моего товарища почти пятнадцать лет и не пропала. В начале двухтысячных в журнале «Подъем» появился цикл стихотворений и поэма Федотовой «Звуки» — я взял их из этой рукописи. В мае 2003 г. я передал Станиславу Куняеву свою статью и стихи Лены для публикации в «Нашем современнике». В конце лета мне позвонил в Воронеж Юрий Кузнецов, который руководил отделом поэзии в журнале: он просил предоставить биографические данные Федотовой. Увы, ничего подобного у меня на руках не было. Я сослался на архив Литературного института, в котором можно было бы найти личное дело Лены. Ведь Кузнецов вел там творческий семинар, а кафедра мастерства могла ему помочь в поисках. В середине ноября 2003-го Юрий Кузнецов умер. На том это предприятие и закончилось.

В 2008 г. на 75-летнем юбилее Литературного института я познакомился с сокурсником Федотовой Игорем Кузнецовым, и оказалось, что круг его друзей помнит Лену. Они собирались издать книгу, в которую вошли бы воспоминания о ней, фотографии и сами ее стихи. Но и этот проект не был осуществлен, все тихо увяло.

Сегодня лирика Елены Федотовой практически не представлена в Интернете, ее архивное дело лежит в Литературном институте, и после капитального ремонта вузовских корпусов найти его весьма трудно.

Странная, трагическая судьба, стечение роковых обстоятельств и словно бы мистический злой запрет на ее стихи, который чувствуется до сих пор… И потому публикация даже небольшой подборки стихотворений Елены Федотовой в журнале «Сибирские огни» — это событие.

Вячеслав Лютый

* * *

Зыбко, тревожно,

Как в вещем сне.

Будто кто невозможный

Спешит ко мне.

Вечер, помедли,

Повремени,

Синюю петлю

Помягче тяни.

Пускай забуду

О ней совсем,

Светло покуда,

Потешусь тем,

Что эта тревога,

Мол, — свыше знак.

А дня еще много,

Много так.

* * *

Дождь прошел, а еще не слетает

В траву легкий туман от дождя.

Но проклюнулось чуть погодя

В тучах солнце. И капли зажгло.

И — заискрилась мга золотая,

Будто Царствие Божье пришло.

* * *

Обычных слов обычный ряд,

Но вдруг, среди житейской прозы,

На мне задерживал он взгляд,

И чудилось: глядит сквозь слезы.

Что я была ему тогда?

Скорей, всегда — напоминанье.

Его ожившая беда,

Его воскресшее страданье.

Он вправе был меня винить,

Что, посторонняя, чужая,

Посмела, может быть, любить

Его сильней, чем та, другая...

А я глупа, слепа была,

Несла бредовые бумажки...

И вот: еще не умерла,

И в этом грех мой самый тяжкий.

* * *

Все чаще я по улицам брожу...

А. Блок

...Запомните, как я по улицам бродила,

Пила свой кофе, в церковь заходила,

Как подавала нищим в переходах,

Как я любила снежную погоду —

За то, что снег бульваров и дворов

Сиял, как Богородицын покров,

И этот снег, и странный сумрак синий

Москве напоминали о России...

…Перед газетной и афишною строкой —

Татарских глаз угрюмый непокой...

А снег летел и пел своим прохожим,

Что все мы дети, все мы дети Божьи.

* * *

Все бледней и безвольней рука.

Я в чужом проживаю дому —

Горек хлеб, горек мед и горька

Моя жизнь в сигаретном дыму.

Лишь одна дорогая печаль

Будет сладостна мне до конца —

Непонятные слезы отца

О какой-то стране Трансвааль...