Евгений Попов: «Все писатели — индивидуалисты!»

Готовится увидеть свет жизнеописание одного из самых жизнелюбивых отечественных прозаиков — Евгения Попова. Автор книги — Михаил Гундарин. Но еще до выхода книги отдельные её главы можно будет прочесть в февральском и мартовском номерах «Сибирских огней». В преддверии февральского выпуска публикуем интервью Евгения Анатольевича новосибирскому поэту и журналисту Юрию Татаренко.

Справка. Евгений Анатольевич Попов родился 5 января 1946 года в Красноярске. Прозаик, эссеист, драматург. Лауреат премий «Триумф», «Большая книга», «Венец» и др. Заслуженный работник культуры РФ. Президент Русского ПЕН-центра. Председатель жюри Международной литературной премии имени Фазиля Искандера. Автор книг «Веселие Руси», «Самолет на Кельн», «Накануне накануне», «Подлинная история „Зеленых музыкантов“», «Плешивый мальчик», «Арбайт. Широкое полотно», «Аксенов» (в соавторстве с А. Кабаковым) и мн. др.

— В Беларуси стало активно проявлять себя протестное движение. А в России сейчас — тишь да гладь. Значит ли это, что уровень жизни россиян выше, что нам есть, что терять в случае репрессий?

— Мой ответ будет таким: политикой не занимаюсь. Полагаю, что любая политика — грязное дело. Власть и оппозиция — это одна лавочка. Расскажу вам одну байку. Как-то в конце 70-х увез меня на окраину Москвы Петр Маркович Егидис, диссидент, философ, «истинный марксист», и говорит: «Мы должны объединиться — журнал «Поиски» и группа «Метрополь». А я ему ответил: «Это никак невозможно, группы «Метрополь» не существует, альманах — это 25 абсолютно разных людей: монархист, космополит, открывший бога неофит, вольнодумец…» Тот не сдается, говорит: «Но вы же понимаете, что литература — часть политики?» Я рассмеялся: «В точности эти же слова мне сегодня утром сказал Феликс Кузнецов!» Это был глава московской организации Союза писателей СССР, осудивший наш альманах. Я же считаю, политика — часть литературы. Конечно, писатели реагируют на все, что происходит вокруг, — но именно как писатели. Сила власти — не в строгости наказания человека, преступившего закон, а в милосердии к нему.

— Михаил Гундарин написал книгу о вас. Довольны его работой?

— Вроде как неприлично об этом говорить — но, по-моему, это блестящая книга! Знаю Михаила очень давно, со времен наших с Романом Солнцевым семинаров, — и в новом тексте он проявил свои лучшие писательские качества. Кроме того, Гундарин еще и замечательный журналист. Все, что я ему рассказал, он воплотил блестяще. У меня не то чтобы нет к нему никаких претензий — я очень рад. Михаил еще и интересное название книги придумал, отсылающее нас к знаменитому роману Даниэля Дефо о Робинзоне Крузо: «Солнце всходит и заходит. Жизнь и удивительные приключения Евгения Попова — сибиряка, пьяницы и знаменитого писателя». Ожидается, что книга скоро выйдет в издательстве «Пальмира», там же, где мой новый сборник прозы «В поисках утраченной духовности».

— Сдается мне, ваша жизнь столь удивительна и разнообразна, что Гундарин не раз восклицал: «Нельзя объять необъятное!» А что не вошло в книгу?

— Конечно, интересных случаев на самом деле было раз в десять больше! Но книга не может быть безразмерной, в ней и так 20 с лишним авторских листов… С другой стороны, я не вижу там особых лакун. И потом, понимаете, приключения молодых людей очень часто дублируются (улыбается): влюбился в девушку — та не дала — выпил водки — подрался — попал в милицию…

— …И написал стихи или рассказ!

— Именно! Так и делалась литература. Мне рассказывал режиссер Вадим Абдрашитов, что однажды Шукшин, получив гонорар, тянул по коридорам общежития ВГИКа ящик водки — как бурлак, на веревке, со страшным грохотом… Антипод Шукшина, Василий Павлович Аксенов, как-то умудрился попасть в вытрезвитель — и эту сцену затем описал в романе «Ожог».

— Вы неистощимы на юмор — и в жизни, и в творчестве. Откуда что берется?

— Это уж я не знаю! Это не юмор — это наша жизнь. Академик Лихачев отмечал, что русская смеховая культура традиционно сильна. Вспомните рассказы Лескова, к примеру. Итальянцы мне предложили однажды выступить с докладом «Рассказчики и юмор», сказали, что можно взять кого угодно — Зощенко, Хармса… Нет, говорю, Солженицына хочу! И взял за основу «Архипелаг ГУЛАГ» — там бездна смешного: вспомните хотя бы безумно смешной разговор с марксистом в поезде. Ему говорят — посмотри, как все плохо: поля не убраны, сарай прогнил. Тот отвечает: это все временные недостатки! А как начальник лагеря в отсутствие лошади ехал перед зэками на козле… Вы только представьте эту сцену!

— Видимо, сказывается и ваш легкий характер. Тот же Кабаков рисовал довольно мрачную картину русской жизни…

— Но он же и говорил: «Все не так хорошо, как хотелось бы, но и не так плохо, как могло бы быть!» А Михаил Гундарин в первой главе книги как раз рассуждает о свойствах сибирского характера. В Сибири всегда жили более вольно, чем в других местах России, и свободомыслия там больше — это факт.

— Казалось бы, книгу о Попове мог написать сам Попов! Но этого не произошло. Как так?

— Я вам сейчас расскажу. Как-то на литературной тусовке Елена Шубина предложила мне написать книгу об Аксенове. Не могу, отвечаю, мне сам Аксенов это запретил: мемуары для писателя — последнее дело! Но можем с Сашей Кабаковым написать книгу об Аксенове в форме диалогов. Потом Саша очень точно сказал: в ней не вся правда о Василии Палыче — но там нет и слова неправды.

Описывать свою жизнь — крайне сложно. Можно удариться в пафос, что-то присочинить… Поэтому я легко согласился на предложение Гундарина стать героем его книги. Все лето общались по телефону, скайпу, он постоянно мне присылал фрагменты текста на сверку… Так что все сложилось весьма удачно.

— А с какими-то книжными новинками удалось познакомиться? За чьим творчеством стараетесь пристально следить?

— Скажу вам честно и не стану сейчас набрасывать фамилии… Читаю много рукописей — для «Липок», различных конкурсов, веду курс в Литинституте. И я больше знаю эту литературу, а не ту, что у всех на устах. В премиальных списках каких-то откровений не вижу.

— Чем же молодая литература вас привлекает?

— Вот, понимаете ли, в чем дело… Хороших писателей всегда мало. Но сейчас я готов назвать имя автора, у которого, по-моему, огромное будущее. Это Артемий Леонтьев, ему 29 лет, написал уже три романа. За один получил премию «Звездный билет», второй выдвинут на премию имени Фазиля Искандера, третий совсем недавно закончил. Этот парень из Екатеринбурга, из простой семьи. Есть и другие очень интересные писатели — Женя Декина из Прокопьевска, москвич Александр Снегирев, Даниэль Орлов из Питера, Игорь Корниенко (Ангарск), Евгений Эдин (Красноярск), Дмитрий Фалеев (Иваново)… Не такие, впрочем, уж и молодые, за исключением Декиной. И то — потому что она дама. Проза не стихи. Прозаик позже созревает.

— Если бы встретили себя двадцатилетним, что бы сказали? Может, от чего-то предостерегли бы?

— (После паузы.) Сказал бы: «Живи, как хочешь!»

— Расскажите, что сделало вас добрее?

— Странный вопрос! По-вашему, я изначально был злой, а потом что-то «сделало меня добрее». Я какой был, такой и есть. Иногда злой, иногда добрый, особенно когда выпью. А в основном — ровный. Научился не злиться даже на мудаков, которых к старости встречаю все чаще и чаще.

— А сильнее?

— Я слаб, как и всякий человек, который почти всю жизнь прожил в сумасшедшем доме, каковым является весь мир, что окончательно обнаружилось лишь в XXI веке.

— Писательское счастье — это ежедневное вдохновение или любовь миллионов?

— Любовь миллионов — это Маркс, Ленин, Гитлер и Сталин. Ежедневное вдохновение — нонсенс. Писать надо всегда, а не вдохновения дожидаться. Писательское счастье — это когда вкалывал весь день, а потом лег в постель и заснул.

— Лучший способ монетизации литспособностей?

— Научиться не думать об этом.

— Как складываются ваши отношения с миром кино? Кому из режиссеров доверили бы экранизировать вашу прозу?

— А никак не складываются! В 90-е годы пара вгиковцев сняли учебные работы по моим рассказам. Но вообще с некоторыми людьми из мира кино я дружу: с Вадимом Абдрашитовым, Сергеем Соловьевым, Андреем Смирновым… Но до полного метра дело у нас не доходило.

Гундарин раскопал, что по какому-то моему рассказу снят фильм в Болгарии. Но подробности лучше у него спросить. Так сложилось, что я больше сотрудничаю с театрами. К примеру, Генриетта Яновская в Московском ТЮЗе поставила пьесу «Плешивый мальчик», которую я написал 45 лет назад! Удивительно, где она ее нашла, — у меня не сохранилось ни одного экземпляра… В 1972 году я написал эту пьесу для МХАТа, с тех пор она гуляла по театрам, пока не попала в руки Яновской.

— А почему вам отказал Ефремов?

— Он мне сказал: «Женя, мы только что выпустили „Утиную охоту“. Но на сдаче кто-то из чиновников, принимающих спектакль, не выдержал и вырубил свет! Приглашенные зрители разбрелись по театру в темноте, как раки. А у тебя в пьесе не одно, а два самоубийства, всяческие издевательства над советской властью, слесарь-алкоголик собрался бежать в Париж…»

— А постановка в МТЮЗе вам понравилась?

— Очень. Генриетта замечательный режиссер. Она с мужем, кстати, в начале 70-х два года работала в Красноярском театре юного зрителя. Великого Каму Гинкаса тогда выгнали из города за антисоветчину в спектакле — сейчас вы упадете — «Судьба барабанщика»!

— Вот это да!

— Но мы тогда не были знакомы, это произошло уже в Москве. Яновская поменяла название: спектакль называется «Пьяный Амур». Периодически прихожу смотреть. Там все актеры та-а-а-кие типчики! Особенно Игорь Ясулович. Он мне сказал: «Спасибо за смешную пьесу, мне уже надоело играть трагические роли!» Его персонаж, полоумный коммунист-пенсионер, готовит собрание, где другая сибирская пьянь и рвань будет клеймить слесаря Шенопина за измену Родине…

— Андрей Смирнов снова ставит фильмы, играет заметные роли — на премьеры приглашает?

— Да. Мне очень нравится его картина «Жила-была одна баба»! Я видел полный вариант, где четыре серии. Либеральная общественность фильм не приняла — но это их проблемы. И смирновский «Француз» хорош.

— Вот уже многие годы писатель на телеэкране редкий гость. Какую передачу согласились бы вести?

— Вы знаете, последний раз телевизор я включал лет пять назад! Как ни включу — вижу мерзкие рожи… Поэтому ни в какой программе не хочу участвовать. Мне интересно сниматься для ютьюб-каналов, один-два раза в месяц выступаю на разные темы.

Наше телевидение давно потеряло авторитет. Как-то даже неприлично иметь к нему отношение, мелькать на каналах.

— Все ли ваши мечты сбылись?

— (После долгой паузы.) Почти все. Но о чем мечтается сейчас, вслух не скажу, извините.

— Что в работе сейчас?

— Работаю постоянно и много лет. Писательство не заключается в том, чтобы сидеть на стуле и скрипеть пером. Писатель работает даже тогда, когда не пишет: постоянно что-то обдумываешь…

Вот вы спросили о мечтах. Мне очень нравится писать и читать. Единственное, пожалуй, что мне нравится. И слава богу, у меня есть возможность этим заниматься. Какие еще могут быть мечты? Миллион долларов иметь? Так от него одна только печаль — тебя или посадят, или убьют…

— Но ведь бывает так, что замыслы есть, но реализовать их вечно что-то мешает?

— А я считаю, что никто не может помешать писателю быть писателем. Он лишь сам себе может помешать. Да, некоторые авторы часто сетуют на трудности жизни: не печатают, денег не хватает, жена пилит… Да, и меня много лет не печатали — было очень неприятно, противно, мерзко. Но, как говорили алданские бичи, «ну и что теперь, обосраться и не жить?» Неси свой крест — если ты писатель. Пиши в стол — или ищи возможности пробиться. Когда нас не печатали, мы организовали альманах «Метрополь».

— И за это вам крепко потом прилетело!

— Опять же — ну и что? За все надо платить.

— Слушайте, это же про вас поговорка: «Лучше сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть»!

— О, я не слышал такой. Правильная поговорка. Если же вернуться к ситуации вокруг «Метрополя»… Уезжать из страны никогда не хотел. Да, меня потом стали таскать на Лубянку — допрашивать, прессовать. Но как-то все обошлось, с Божьей помощью.

— Отчасти шутливый вопрос. Представьте, летят в самолете прозаик, поэт, драматург, переводчик, критик. На всех — два парашюта. Кому бы его вручили?

— Конечно же, прозаику и поэту — остальные обойдутся! (Смеется.)

— Почему им?

— А потому что главные жанры — проза и поэзия… Был бы один парашют — поэту отдал бы. Ведь что такое драматургия? Производная прозы. Что касается критики… Мне не хватает умных рецензий. Некоторых критиков заносит в прозу. А этого не надо делать!

— А переводить когда-либо пробовали?

— Я это никогда особо не афишировал, но, когда меня вышибли из Союза писателей, я стал много переводить по подстрочнику, прозу народов СССР. И это приносило неплохие деньги. Кроме того, перевод очень полезен для писательского тренинга. Очень увлекательное дело — собирать пазл текста. Восхищаюсь переводами Семена Липкина — это был высочайшего класса переводчик!

— Насколько прозаику Попову интересна современная поэзия?

— Поэзия поэзии рознь. (Улыбается.) Недавно Ганна Шевченко подарила мне свою книжку. И это были не стихи, а рассказы…

Думаю, что я плохо знаю молодую поэзию. А из поэтов-сверстников многие — очень уважаемые мной люди. Например, Владимир Салимон, Юрий Кублановский. Я хорошо знал разных поэтов — и официоз, и андеграунд. Общался с Вознесенским, Генрихом Сапгиром, Александром Величанским. В Красноярске жил никому не известный Лев Таран — потрясающий автор! Многие годы дружил с Ахмадулиной.

— Как развивается вышеупомянутая премия Искандера, созданная четыре года назад Русским ПЕН-центром?

— Она развивается — тут я сплевываю через левое плечо — очень хорошо. Если раньше она считалась экзотической премией, то сейчас она привлекает писателей с именем. В нынешнем шорт-листе и Валерий Попов, и Дмитрий Стахов, и Максим Замшев, и Антон Уткин, и тот же Артемий Леонтьев, и абхазский писатель Астамур Какалия. В длинном списке было около сотни рукописей — встречались просто отменные, но они совершенно не подходили по жанру… Например, красноярский писатель Эльдар Ахадов прислал замечательные байки старого геолога — но при чем тут Искандер? А на другом конкурсе он непременно занял бы одно из призовых мест!

В 2020 году на проведение и вручение премии мы получили президентский грант. Это тоже не может не радовать. А раньше работали бесплатно. Были просто чудеса благородства — сейчас об этом уже можно сказать, — когда один из победителей сказал, что премию отдает на нужды ПЕН-клуба.

— О чем мечтается в связи с премией Искандера в дальнейшем?

— Стараемся расширять номинации. Добавилась награда за сценарии — они должны быть только по произведениям Искандера. Отдельно отмечаем писателей, живущих на Кавказе. И придумаем что-нибудь еще — если живы будем…

Мне нравится, что у нас в оргкомитете все по-честному — без всяких там подмигиваний! Каждый писатель, получивший премию Искандера, — замечательный. Эдуард Русаков — первый ее лауреат, Анатолий Курчаткин, чеченец Канта Ибрагимов… Слава богу, у нас не было такого — объявили премию, а пришло три произведения. Нечто подобное отвратительно.

Конечно, Фазиля Искандера сегодня сильно не хватает. Мы дружили. Он был ни за левых, ни за правых — умен, ироничен, никакого хамства. В нем не было следов торгашества — этого безумия, присущего двадцать первому веку. Искандер обогатил русскую литературу, литературу до сих пор великую.

— Весной 2020-го не стало еще одного вашего друга — писателя Александра Кабакова…

— Смерть Кабакова — огромная потеря для русской литературы. И моя личная потеря. С ним можно было посоветоваться по любому вопросу! Кабаков — прекрасный рассказчик. Однажды на секретном заводе в Днепропетровске, где он работал в юности, у Косыгина, приехавшего из Москвы, украли норковую шапку. Ему заговаривали зубы полтора часа, пока не прибыл гонец с новой шапкой — но значительно меньшей по размеру… И таких историй у Кабакова было множество! Очень люблю его «Московские сказки» и роман «Все поправимо».

— Как вы думаете, возможна ли интеграция писательских сообществ? Когда, на какой платформе?

— Никаких интеграций не нужно. Все писатели — индивидуалисты. Нужен профсоюз писателей.

— В людях поселился страх заболеть коронавирусом. А какая зараза страшнее — вирусы наживы, равнодушия, бездарности?

— Мы как на разных планетах живем. Страха заболеть коронавирусом не замечаю. Жажда наживы, равнодушие, бездарность — не вирусом вызываются. Это естественное состояние любого человека, который частично состоит из души, частично из дерьма. Это не вирусы, а микробы.

— Какого памятника не хватает Москве?

— Как какого — Аксенову, конечно… Вообще, наверное, я бы поставил рядом сразу два памятника, двум Василиям — Аксенову и Шукшину. И третьему Василию — Фазилю Искандеру.

Беседовал Юрий Татаренко
Фото из архива Евгения Попова