Единый ресурс русскоязычных журналов и альманахов
Литературный подкаст
Увеличить
Решаем вместе
Считаете, что объекты культурного наследия находятся в плохом состоянии?
Расскажите об этом
Пн. 14:00 – 17:00
Вы здесь
Город И.
Город, которого нет
Файл: 
13_shestopalova_gi.zip (19.07 КБ)
13_shestopalova_gi.zip (19.07 КБ)
Екатерина ШЕСТОПАЛОВА
Город, которого нет
Чтение газеты — насущнейшая обязанность современного человека.
Власть Труда, 1926 год, № 1974
Газетные страницы пыльные и ломкие, словно прошлогодние листья под снегом времени. Через ржавые оттиски типографской краски сочатся иные времена. Голоса их тихо говорят сквозь бледные буквы о городе, которого нет. Городе, от которого остался только деревянный скелет старого дома. В его ребрах шныряют рыжие пыльные коты, а на полу под трухой лежит смятый самовар. Кошачьи лапы ступают по старым газетам, и бумага шуршит, будто шепчет о тех, кто остался в том призрачном времени.
По деревянным тротуарам стучат каблуки дорогих дамских ботинок. Доски прогибаются и чавкают от каждого шага, жирная грязь лезет в щели.
— Вы слышали, милая? К нам приехал господин Чехов. Уже несколько дней как он прибыл. Моя кузина видела его в городском саду.
— Да, он собирается продать здесь свой тарантас. Назвал наш город маленьким Парижем. Вот, по случаю выписала. Товарищ мужа по почтамту передал.
Дама достает маленькую книжечку с перламутровой обложкой:
— «Театр, музей, городской сад с музыкой, хорошие гостиницы… Нет уродливых заборов, нелепых вывесок и пустырей с надписями о том, что нельзя останавливаться. Есть трактир “Таганрог”. Сахар 24 копейки, кедровые орехи 6 копеек за фунт… Пью великолепный чай, после которого чувствую приятное возбуждение. Видаю китайцев… Есть великолепная кондитерская, но все адски дорого. Тротуары деревянные… Совсем Европа».
— Говорят, Антон Павлович в восхищении от Курбатовских бань. Специально для него там комнату подготовили с мебелью, мраморной ванной, коврами, столичными жур…
Пролетка, обдавая грязью, проносится мимо. Слышны возмущенные визгливые голоса. Мошенник-извозчик залихватски свистит и скрывается за углом. А там, на углу, кондитерская. Теплый, тяжелый запах булок приманил к себе оборванца — малого лет восьми, со спутанными русыми волосами.
— Тимошка! — кричит вышедший из мастерской напротив серый мужик. — За гвоздями, шельма, кто должен бежать?
Тимошка срывается с места и, забежав с другой стороны дома, смотрит в блестящие витрины. Там, под звякающей люстрой, полный француз Брюссе золоченым совком ссыпает цветные сладкие горошины в стеклянный вазон.
Дамы, как заморские рыбы, теснятся у полок, медленно открывают рты, указывают тонкими пальцами в бежевых перчатках на коробки с конфектами. Кондитер, сладко улыбаясь, подает им розовые коробки и белые, похожие на маленькие башенки, пирожные.
Тимошка тяжело вздыхает и, отковыряв в кармане смолу, сует ее за щеку. Из другого достает аккуратно сложенный газетный лист, на котором пухлый месье Бюссе также приторно улыбается, обнимая большую французскую булку.
Не торопясь, юнец шлепает босыми ногами по теплой грязи, с прищуром рассматривает прохожих.
— Тимофей!!! — гаркают ему вслед из деревянного дома.
Мальчишка подпрыгивает и несется, пугая дам с розовыми коробками.
Лист второй: год 1920, 7 февраля— Вы слышали, милая? К нам приехал господин Чехов. Уже несколько дней как он прибыл. Моя кузина видела его в городском саду.
— Да, он собирается продать здесь свой тарантас. Назвал наш город маленьким Парижем. Вот, по случаю выписала. Товарищ мужа по почтамту передал.
Дама достает маленькую книжечку с перламутровой обложкой:
— «Театр, музей, городской сад с музыкой, хорошие гостиницы… Нет уродливых заборов, нелепых вывесок и пустырей с надписями о том, что нельзя останавливаться. Есть трактир “Таганрог”. Сахар 24 копейки, кедровые орехи 6 копеек за фунт… Пью великолепный чай, после которого чувствую приятное возбуждение. Видаю китайцев… Есть великолепная кондитерская, но все адски дорого. Тротуары деревянные… Совсем Европа».
— Говорят, Антон Павлович в восхищении от Курбатовских бань. Специально для него там комнату подготовили с мебелью, мраморной ванной, коврами, столичными жур…
Пролетка, обдавая грязью, проносится мимо. Слышны возмущенные визгливые голоса. Мошенник-извозчик залихватски свистит и скрывается за углом. А там, на углу, кондитерская. Теплый, тяжелый запах булок приманил к себе оборванца — малого лет восьми, со спутанными русыми волосами.
— Тимошка! — кричит вышедший из мастерской напротив серый мужик. — За гвоздями, шельма, кто должен бежать?
Тимошка срывается с места и, забежав с другой стороны дома, смотрит в блестящие витрины. Там, под звякающей люстрой, полный француз Брюссе золоченым совком ссыпает цветные сладкие горошины в стеклянный вазон.
Дамы, как заморские рыбы, теснятся у полок, медленно открывают рты, указывают тонкими пальцами в бежевых перчатках на коробки с конфектами. Кондитер, сладко улыбаясь, подает им розовые коробки и белые, похожие на маленькие башенки, пирожные.
Тимошка тяжело вздыхает и, отковыряв в кармане смолу, сует ее за щеку. Из другого достает аккуратно сложенный газетный лист, на котором пухлый месье Бюссе также приторно улыбается, обнимая большую французскую булку.
Не торопясь, юнец шлепает босыми ногами по теплой грязи, с прищуром рассматривает прохожих.
— Тимофей!!! — гаркают ему вслед из деревянного дома.
Мальчишка подпрыгивает и несется, пугая дам с розовыми коробками.
Холодно. Кажется, что от мороза трещит на городских тополях кора. Ветер бросает в лицо целые пригоршни колючего снега. Где-то визгливо хлопает калитка. Пушка непрерывно бухает за рекой, как будто чье-то большое усталое сердце.
Сутулый человек, накрест перевязанный серым платком, перекрикивая ветер, читает таким же сутулым людям у белого дома с вывеской «Грандъ-отель»:
— Все латыши, желающие нанести последний удар мировой контрреволюции, могут вступить добровольцами в латышский отряд для отправки на фронт в пополнение латышских частей.
Другой невидимый в темноте человек кричит:
— На Юг, на Врангеля!
Но ветер не слушает его, подхватывает мусорную мелочь и убегает на другую улицу, к иллюзиону «Фурор». Там сжимаются от холода люди, похожие один на другого, и читают листовки: «Товарищи анархисты! Группа объединенных анархистов города Иркутска созывает общее собрание анархистов. Порядок дня: организационный вопрос, вопрос о съезде анархистов и выборы в Советы».
Ветер срывается дальше. Выбирает для своих плясок деревянный и, как ему кажется, пустой дом. Там забирается в печь и гоняет по комнате недогоревшие листы с витиеватыми буквами. Зло раздувает пепел и, прижавшись к стене, слышит, как за ней потрескивает огонь. Кто-то живой и сердитый говорит:
— Где же заведующие домами? В усадьбах национализированных домов наблюдается систематическое расхищение имущества, то есть досок, надворных построек и прочего расквартированными армейскими частями. Последних обвинять не приходится, так как мы знаем, что в национализированных домах есть заведующие ими, которые только наблюдают за тем, как расхищается народное достояние.
Ветер прижимается к другой теплой стене, но и за ней кто-то есть:
— Губсоюз постановляет: студенты, преимущественно медики, желающие первого мая добровольно принять участие на Аршане по сбору лекарственных средств: ликоподиума и папоротника, должны записаться в Совнархозе (бывшая гостиница «Дако»).
Ветер вырывается из теплого дома и летит дальше, на юг города. Туда, где подо льдом клокочет синяя вода. На берегу стоят такие же, как и на улицах, хмурые люди. Но они не жмутся друг к другу, не кричат и не «постановляют».
На вывороченном куске льда сидит высокий горбоносый человек, он тихо поет, но ветер все равно его слышит:
Твоих лучей небесной силоюСутулый человек, накрест перевязанный серым платком, перекрикивая ветер, читает таким же сутулым людям у белого дома с вывеской «Грандъ-отель»:
— Все латыши, желающие нанести последний удар мировой контрреволюции, могут вступить добровольцами в латышский отряд для отправки на фронт в пополнение латышских частей.
Другой невидимый в темноте человек кричит:
— На Юг, на Врангеля!
Но ветер не слушает его, подхватывает мусорную мелочь и убегает на другую улицу, к иллюзиону «Фурор». Там сжимаются от холода люди, похожие один на другого, и читают листовки: «Товарищи анархисты! Группа объединенных анархистов города Иркутска созывает общее собрание анархистов. Порядок дня: организационный вопрос, вопрос о съезде анархистов и выборы в Советы».
Ветер срывается дальше. Выбирает для своих плясок деревянный и, как ему кажется, пустой дом. Там забирается в печь и гоняет по комнате недогоревшие листы с витиеватыми буквами. Зло раздувает пепел и, прижавшись к стене, слышит, как за ней потрескивает огонь. Кто-то живой и сердитый говорит:
— Где же заведующие домами? В усадьбах национализированных домов наблюдается систематическое расхищение имущества, то есть досок, надворных построек и прочего расквартированными армейскими частями. Последних обвинять не приходится, так как мы знаем, что в национализированных домах есть заведующие ими, которые только наблюдают за тем, как расхищается народное достояние.
Ветер прижимается к другой теплой стене, но и за ней кто-то есть:
— Губсоюз постановляет: студенты, преимущественно медики, желающие первого мая добровольно принять участие на Аршане по сбору лекарственных средств: ликоподиума и папоротника, должны записаться в Совнархозе (бывшая гостиница «Дако»).
Ветер вырывается из теплого дома и летит дальше, на юг города. Туда, где подо льдом клокочет синяя вода. На берегу стоят такие же, как и на улицах, хмурые люди. Но они не жмутся друг к другу, не кричат и не «постановляют».
На вывороченном куске льда сидит высокий горбоносый человек, он тихо поет, но ветер все равно его слышит:
Вся жизнь моя озарена.
Умру ли я, ты над могилою
Гори, гори, моя звезда!
Он замолкает, и ветер тоже затих. Люди в шинелях молча курят, вглядываясь в редкие струйки дыма на том берегу. Выстрелы не прекращаются, аритмией врываются в воздух. Горбоносый человек встает.
— Приготовиться. Поднять оружие. Согласно постановлению Иркутского военно-революционного комитета вы приговариваетесь к расстрелу. По врагам революции…
Что-то обжигающее рвет ветер, и он, возмущенный, взмывает вверх. Оттуда он видит, как с розвальней в прорубь спускают два тела. Одно из них — того горбоносого с высокими скулами. Упав вниз и разметав снег по льду, ветер смотрит, как тело Верховного Правителя адмирала Колчака несут вниз по реке черные волны.
Лист третий: год 1922, 5 марта— Приготовиться. Поднять оружие. Согласно постановлению Иркутского военно-революционного комитета вы приговариваетесь к расстрелу. По врагам революции…
Что-то обжигающее рвет ветер, и он, возмущенный, взмывает вверх. Оттуда он видит, как с розвальней в прорубь спускают два тела. Одно из них — того горбоносого с высокими скулами. Упав вниз и разметав снег по льду, ветер смотрит, как тело Верховного Правителя адмирала Колчака несут вниз по реке черные волны.
Звенит трамвай. Люди, как пшено из мешка, высыпаются из дверей. Их встречает задорный крик газетчика:
— Идем, идем вкусно покушать к дедушке Крылову. Полный уют и спокойствие! Принимаются все возможные заказы на свадьбы, вечера со своей сервировкой. Цены — все вне конкуренции. Имеются в продаже красные вина крепленые.
Другой залихватский голос с надрывом, перекрикивая конкурента, тянет:
— Капуста свежая, огурцы, кабачки, тыквы, дыни и другие овощи, также цветы, цветочные изделия продаются с огорода ИРТСО. Заказы принимаются в конторе огородов.
Третий бойкий зазывала гремит:
— Открыт магазин для свободной продажи: посуды фарфоровой, стеклянной, железо-эмалированной. Бакалейные товары: чай, кофе, орехи, урюк, мука черемуховая, перец, синька, икра омулевая, омули свежепросоленные и прочее. Железно-скобяные товары и обувь, хром и чирочная кожа. Галантерейные товары и разные ношеные вещи. Сода каустическая.
Торговка на углу тоже предлагает прохожим свой нехитрый товар. Она поправляет завязанный по-хохлятски платок и подает гражданке в коротком пальто кулек:
— Скоро ль уезжаете? А то ведь вы у меня из последних остались. Нонче все магазины пооткрывали, интелихентные люди токма там семячки тяперича берут. А мне шо ж? Вот пойду по миру с дитями…
— Через два дня в Харбин должны переправить. Говорят, еще одну подпольную курильню открыли. Китайцы держали в доме возле пожарной каланчи. Прямо в подвале опиум и курили. Сейчас всех из Харбина проверяют. Боюсь, как бы на границе не остановили. Деньги нужны. Акулина, если кто интересоваться будет, дай вот.
Рука протягивает четвертушку бумаги. Акулина с важностью недавно грамотного человека читает по слогам:
— Продается небольшой рояль, зеркальный шифоньер, ванна, кровать, этажерка со шкафчиком, тумбочка, чаша для умывания, железная печь, подставки для писем, столы, книги. Спросить Курочкина.
Украинка кивает, сует лист в передник. А гражданка в пальто проходит к деревянному дому. Обернувшись, она тянет на себя дверь и входит, та толкает ее в спину и подмигивает медной табличкой: «Д-р И. Сусичнер. Сифилис, венерические и детские болезни. Вливание. Прием от 8 — 11часов утра и от 3 — 8 вечера».
Торговка еще раз достает четвертушку. Рядом с лотком останавливаются две девицы в красных косынках. Одна из них читает серый газетный лист:
— Товарищ Фаерман, представительница Губотдела, выступила от пролетарок Иркутска и губернии. Она говорила: «Мы помним кошмары недавние, издевательства, порки, глумление над женщинами и детьми, расстрелы. Мы пережили это, и то же самое переживают теперь наши братья на юге, прячась в подпольях. Они ждут нашей помощи, как мы ждали здесь наших освободителей. Там, на юге, ждут нас и мы говорим: идите скорее, освободите порабощенных, а мы поможем укрепить тыл и не забудем детей ваших».
Акулину отвлекает от них газетный мальчишка, задорно кричащий на углу бывшей кондитерской:
— Трест жиркость. Мыло хозяйственное в брусках. Тара бесплатно!
Лист пятый: год 1923, 13 апреля— Идем, идем вкусно покушать к дедушке Крылову. Полный уют и спокойствие! Принимаются все возможные заказы на свадьбы, вечера со своей сервировкой. Цены — все вне конкуренции. Имеются в продаже красные вина крепленые.
Другой залихватский голос с надрывом, перекрикивая конкурента, тянет:
— Капуста свежая, огурцы, кабачки, тыквы, дыни и другие овощи, также цветы, цветочные изделия продаются с огорода ИРТСО. Заказы принимаются в конторе огородов.
Третий бойкий зазывала гремит:
— Открыт магазин для свободной продажи: посуды фарфоровой, стеклянной, железо-эмалированной. Бакалейные товары: чай, кофе, орехи, урюк, мука черемуховая, перец, синька, икра омулевая, омули свежепросоленные и прочее. Железно-скобяные товары и обувь, хром и чирочная кожа. Галантерейные товары и разные ношеные вещи. Сода каустическая.
Торговка на углу тоже предлагает прохожим свой нехитрый товар. Она поправляет завязанный по-хохлятски платок и подает гражданке в коротком пальто кулек:
— Скоро ль уезжаете? А то ведь вы у меня из последних остались. Нонче все магазины пооткрывали, интелихентные люди токма там семячки тяперича берут. А мне шо ж? Вот пойду по миру с дитями…
— Через два дня в Харбин должны переправить. Говорят, еще одну подпольную курильню открыли. Китайцы держали в доме возле пожарной каланчи. Прямо в подвале опиум и курили. Сейчас всех из Харбина проверяют. Боюсь, как бы на границе не остановили. Деньги нужны. Акулина, если кто интересоваться будет, дай вот.
Рука протягивает четвертушку бумаги. Акулина с важностью недавно грамотного человека читает по слогам:
— Продается небольшой рояль, зеркальный шифоньер, ванна, кровать, этажерка со шкафчиком, тумбочка, чаша для умывания, железная печь, подставки для писем, столы, книги. Спросить Курочкина.
Украинка кивает, сует лист в передник. А гражданка в пальто проходит к деревянному дому. Обернувшись, она тянет на себя дверь и входит, та толкает ее в спину и подмигивает медной табличкой: «Д-р И. Сусичнер. Сифилис, венерические и детские болезни. Вливание. Прием от 8 — 11часов утра и от 3 — 8 вечера».
Торговка еще раз достает четвертушку. Рядом с лотком останавливаются две девицы в красных косынках. Одна из них читает серый газетный лист:
— Товарищ Фаерман, представительница Губотдела, выступила от пролетарок Иркутска и губернии. Она говорила: «Мы помним кошмары недавние, издевательства, порки, глумление над женщинами и детьми, расстрелы. Мы пережили это, и то же самое переживают теперь наши братья на юге, прячась в подпольях. Они ждут нашей помощи, как мы ждали здесь наших освободителей. Там, на юге, ждут нас и мы говорим: идите скорее, освободите порабощенных, а мы поможем укрепить тыл и не забудем детей ваших».
Акулину отвлекает от них газетный мальчишка, задорно кричащий на углу бывшей кондитерской:
— Трест жиркость. Мыло хозяйственное в брусках. Тара бесплатно!
Солнечный луч застыл квадратом на полу. В нем гоняются друг за другом крупные пылинки. Человек с проплешинами на седой голове вслух читает:
— Максим Горький в настоящее время живет в Нейе Санаториум, в Саарове, в маленьком дачном местечке, в двух часах езды от Берлина. Несмотря на значительное ухудшение в состоянии здоровья (с наступлением весны началось кровохарканье), он с увлечением работает над подготовкой первого номера журнала «Беседа». Журнал обещает быть очень интересным. В нем много места будет уделено иностранной литературе и науке. Среди сотрудников — Ромэн Роллан, Уэлльс и многие другие. К лету Горький рассчитывает вернуться в Россию.
— Э, Викентий Сидорович! В Берлине сейчас, поди, хорошо, — перебивает человек в круглых очках за соседним столом. — А тут с отдыхом совсем худо. У нас вот в поселке имеется детская площадка, называемая «Детской радостью». Обыватели же наши заботятся только о своем личном достоянии. У них ведь есть скот: козы, поросята, телята, — они и пускают их на лоно площадки полакомиться травой и деревьями. Конечно, деревья объедаются, ломаются и погибают. Если Ленинский исполком не будет принимать меры к охране, то через лето-два от зеленой площадки ничего не останется, кроме чистой площади. «Детская радость» превратиться в «Детскую печаль».
Викентий Сидорович сочувственно почесывает проплешину. И продолжает читать вслух под скрип соседского пера:
— Валертинский и… «Беспризорные». «Валертинская» скорбь, которую мы отмечали как-то, — разнообразна. В «Неделю беспризорного» — он поет жалобную песенку о «холодной лачуге», где голодно и где мать убивает своего ребенка… Это очень трогательно. И кто еще ничего не сделал в «Неделю» для ребенка, после Валертинской «лачуги» с преступной матерью — непременно сделает!
Сосед снова поднимает голову и с видимым удовольствием берет новое перо:
— А я вот тоже заметку в газету написал. В синематограф вчера с рабкорами ходили. Может, глянете на предмет ошибок? А я вам в следующий раз — билетик. В репертуар Советского театра посмотрел. В четверг, 14 апреля — «Царская невеста», 16 апреля — «Дон Жуан». У меня и об них статейки к печати подготовляются. Вот посмотрите, что я о фильме накропал.
Викентий Сидорович с достоинством принимает листок и, налив из графина себе воды, читает:
— Попутно с заинтересовывающей его глубокой душевной драмой… зритель узнает из рельефных и изумительно-четких прекрасно сделанных снимков строение организма мужчины и женщины, работу и функции половых органов, — назначение каждой отдельной частички человеческого организма…
Солнечный луч переползает на середину комнаты, балуется на гранях стакана с водой, пуская в глаза Викентия Сидоровича зайцев. И, вдоволь наигравшись, как кот устраивается на отложенной газете.
Лист шестой: год 1924, 15 января— Максим Горький в настоящее время живет в Нейе Санаториум, в Саарове, в маленьком дачном местечке, в двух часах езды от Берлина. Несмотря на значительное ухудшение в состоянии здоровья (с наступлением весны началось кровохарканье), он с увлечением работает над подготовкой первого номера журнала «Беседа». Журнал обещает быть очень интересным. В нем много места будет уделено иностранной литературе и науке. Среди сотрудников — Ромэн Роллан, Уэлльс и многие другие. К лету Горький рассчитывает вернуться в Россию.
— Э, Викентий Сидорович! В Берлине сейчас, поди, хорошо, — перебивает человек в круглых очках за соседним столом. — А тут с отдыхом совсем худо. У нас вот в поселке имеется детская площадка, называемая «Детской радостью». Обыватели же наши заботятся только о своем личном достоянии. У них ведь есть скот: козы, поросята, телята, — они и пускают их на лоно площадки полакомиться травой и деревьями. Конечно, деревья объедаются, ломаются и погибают. Если Ленинский исполком не будет принимать меры к охране, то через лето-два от зеленой площадки ничего не останется, кроме чистой площади. «Детская радость» превратиться в «Детскую печаль».
Викентий Сидорович сочувственно почесывает проплешину. И продолжает читать вслух под скрип соседского пера:
— Валертинский и… «Беспризорные». «Валертинская» скорбь, которую мы отмечали как-то, — разнообразна. В «Неделю беспризорного» — он поет жалобную песенку о «холодной лачуге», где голодно и где мать убивает своего ребенка… Это очень трогательно. И кто еще ничего не сделал в «Неделю» для ребенка, после Валертинской «лачуги» с преступной матерью — непременно сделает!
Сосед снова поднимает голову и с видимым удовольствием берет новое перо:
— А я вот тоже заметку в газету написал. В синематограф вчера с рабкорами ходили. Может, глянете на предмет ошибок? А я вам в следующий раз — билетик. В репертуар Советского театра посмотрел. В четверг, 14 апреля — «Царская невеста», 16 апреля — «Дон Жуан». У меня и об них статейки к печати подготовляются. Вот посмотрите, что я о фильме накропал.
Викентий Сидорович с достоинством принимает листок и, налив из графина себе воды, читает:
— Попутно с заинтересовывающей его глубокой душевной драмой… зритель узнает из рельефных и изумительно-четких прекрасно сделанных снимков строение организма мужчины и женщины, работу и функции половых органов, — назначение каждой отдельной частички человеческого организма…
Солнечный луч переползает на середину комнаты, балуется на гранях стакана с водой, пуская в глаза Викентия Сидоровича зайцев. И, вдоволь наигравшись, как кот устраивается на отложенной газете.
В комнате дымно. Мужчина с короткими седыми волосами диктует машинистке.
— «Поступило в продажу масло подсолнечное Саратовское по цене — членам профсоюза — 23 копейки за фунт. Масло топленое. Рис персидский. Готовое платье в большом выборе лучших материалов и фасонов. Шапки меховые, каракулевые. Вяленая обувь и другие товары. По окончании учета магазины пополнены товарами с Нижегородской ярмарки». …Последнее. «В магазине № 1 и в дежурном магазине № 8 по улице Карла Маркса получены фрукты. Яблоки ташкентские, груши, виноград лучшего качества. Цены значительно ниже рынка». Ада Павловна, отдел рекламы добрали. Еще два объявления осталось.
Ада, не выпуская папиросу изо рта, кивает и вставляет новый лист в ундервуд:
— «Пристала собака лаверак (самка) через три дня буду считать собственностью». «Пристала собака из породы мопс (самец) цвет неопределенный — не то коричневый, не то с каким-то белым отливом, на груди белое пятно». И что сегодня с этими собаками? А вот еще, последнее. «Продаются пчелы — 13 семей с инвентарем. Смотреть: угол первой линии и шестой Глазковской». Ну, все. Отдавайте в номер. Новости дня из клуба «Синяя блуза» должны донести. Сегодня дежурный по редакции — товарищ Нельман. Скажите ему, что на станции перебои, телефон весь день будет молчать.
Редактор подходит к окну. Оттуда вместе с морозом и шипением наплывают голоса из радио.
— …«Человек-молния». «Старый сморчок» в кино «Гигант». Сегодня похождения знаменитого сыщика — «Шерлок Хольмс». Сверх программы — гастроли Пружакова. В программе: «Папа от станка», сенсация «Омоложение» на сцене и в публике, «Роковые буквы», «Авиакуплеты».
Ада тушит сигарету в битом стакане. И в задумчивости стучит по одной и той же клавише:
— Сегодня к соседу доктора вызывали. Порешить себя хотел. Сначала в живот стрелялся, револьвер осечку дал. Так он, непутевый, где-то синильной кислоты взял. Пошел в лес, выпил. Рези начались. На его крик народ набежал. Может, в хронику поставим?
— Что-то больно много самоубийц пошло. Как бы губком выговор не сделал. Хотя, с точки зрения воспитания… а давайте дадим. Мол, несознательный элемент. Не выдержал, слабину дал.
Лист седьмой: год 1925, 21 июня— «Поступило в продажу масло подсолнечное Саратовское по цене — членам профсоюза — 23 копейки за фунт. Масло топленое. Рис персидский. Готовое платье в большом выборе лучших материалов и фасонов. Шапки меховые, каракулевые. Вяленая обувь и другие товары. По окончании учета магазины пополнены товарами с Нижегородской ярмарки». …Последнее. «В магазине № 1 и в дежурном магазине № 8 по улице Карла Маркса получены фрукты. Яблоки ташкентские, груши, виноград лучшего качества. Цены значительно ниже рынка». Ада Павловна, отдел рекламы добрали. Еще два объявления осталось.
Ада, не выпуская папиросу изо рта, кивает и вставляет новый лист в ундервуд:
— «Пристала собака лаверак (самка) через три дня буду считать собственностью». «Пристала собака из породы мопс (самец) цвет неопределенный — не то коричневый, не то с каким-то белым отливом, на груди белое пятно». И что сегодня с этими собаками? А вот еще, последнее. «Продаются пчелы — 13 семей с инвентарем. Смотреть: угол первой линии и шестой Глазковской». Ну, все. Отдавайте в номер. Новости дня из клуба «Синяя блуза» должны донести. Сегодня дежурный по редакции — товарищ Нельман. Скажите ему, что на станции перебои, телефон весь день будет молчать.
Редактор подходит к окну. Оттуда вместе с морозом и шипением наплывают голоса из радио.
— …«Человек-молния». «Старый сморчок» в кино «Гигант». Сегодня похождения знаменитого сыщика — «Шерлок Хольмс». Сверх программы — гастроли Пружакова. В программе: «Папа от станка», сенсация «Омоложение» на сцене и в публике, «Роковые буквы», «Авиакуплеты».
Ада тушит сигарету в битом стакане. И в задумчивости стучит по одной и той же клавише:
— Сегодня к соседу доктора вызывали. Порешить себя хотел. Сначала в живот стрелялся, револьвер осечку дал. Так он, непутевый, где-то синильной кислоты взял. Пошел в лес, выпил. Рези начались. На его крик народ набежал. Может, в хронику поставим?
— Что-то больно много самоубийц пошло. Как бы губком выговор не сделал. Хотя, с точки зрения воспитания… а давайте дадим. Мол, несознательный элемент. Не выдержал, слабину дал.
В садах «Розы Люксембург» и «Парижской коммуны» гулянье, играет на площадке духовой оркестр.
Двое в рабочих блузах сидят за столиком. На земле, под скамейкой, прикрытая газетой пузатая бутылка. Шепелявя, один говорит другому:
— Пьем по старой привычке, и есть на што пить. Пьем, не скрываемся. Настоящий ад кромешный, которым нас запугивают попы всех мастей, у нас на стекольном заводе. Вот посмотрели бы, как мы жаримся каждый день по восемь часов, куда хуже ада… Раньше больше пили, нечем было заняться. Теперь меньше пьем, так как вместо кабака — читальня у нас, вместо церкви — спектакли. А перегону сколько угодно, из лесу привозят, там его и гонят.
— А что же милиция?
— Милиционеры ничего не могут сделать, накроют один, родится два.
Мимо них проходит человек в парусиновых брюках, поддерживая за локоть полную даму с тонкими бровями:
— Вот посудите, Тамарочка, в свердловском магазине продается растительное масло по 23 копейки фунт, содержащее в себе три четверти отбросов. Такое масло частный торговец забраковал бы и отправил обратно на завод, а ЗабТПО снабжает им своих членов. На что же смотрит, хочется узнать, член ревизионной комиссии товарищ Хохорин, получающий 120 рублей в месяц?
Дама сочувственно вздыхает. Парочка останавливается у тележки с мороженым:
— А знаете, Андрей Витальевич, облепиховое-то нынче запретили продавать. Говорят, заготовлялось в алюминиевой посуде. От этого много народу потравилось.
Дама с модными бровями снова вздыхает. Что-то чихает и скрежещет наверху, отчего стая галок срывается с веток. Это радио, проведенное недавно специально для городского сада. Оно, прокашлявшись, бодрым голосом, перебивающим оркестр, кричит:
— Кино «Художественный»! Сегодня на экране лучшая постановка сезона «Остров погибших кораблей» в восьми частях. Картина изобилует, наряду с захватывающими головокружительными трюками, массой комических моментов. Кино «Гигант», «Маяк». Сегодня последняя четвертая серия «Огненный диск». На днях!!! «Конец рода Лунич. Слесарь и канцлер». А теперь отдел объявлений: Иргторгпром. Магазин № 1, угол Малой Блиновской и улицы Троцкого. Вновь получены товары: клеенка столовая, галоши мужские и дамские, хозяйственные принадлежности, обувь мужская, дамская, детская, легкие табаки, окорока копченые. Объявление от частных лиц. Спешно продается ружье «Браунинг», автоматическое, дробь 16 калибра, изящного вида, с хорошем боем, превосходным механизмом; сапоги охотничьи, седло велосипедное специально для катания ребенка.
В летнем буфете, устроенном в деревянном доме, у телефона — постовой. В телефоне кто-то кричит и постовой, сдвинув брови, диктует в черную воронку:
— Кража в саду «Парижской Коммуны». Ночью 21 июня в буфете сада «Парижской Коммуны» воры украли девять скатертей. Розыск задержал гражданина Волкова, карманщика. Скатерти отобраны. Кража в магазине. 21 июня в 12 часов дня в магазине «Доверне», по улице Троцкого, публика заметила «городушницу» Белослювцеву. Она украла два куска мануфактуры. Преследуемая толпой, городушница бросила мануфактуру на улице и стала отпираться. В розыске Белослювцева созналась.
Буфетчица в бумажной наколке сидит рядом, подперев подбородок пухлой рукой. Другой постовой размешивает в стакане с кофе сахарин:
— Недавно нам пришлось пережить целое нашествие «гастролеров». Появилась в Черемхово группа лиц, «под матроса». Разгуливала эта шайка по всем нашим учреждениям и настойчиво просила, а потом и требовала субсидировать их на проезд дальше и на пропитание. Сначала им некоторые, конечно, помогали, а потом наши привлекли их к ответственности. По суду каждого «премировали» тремя неделями ареста. Теперь вот у вас было появилась партия приблизительно таких же гастролеров. Показали им приговор по делу первой группы, они моментально исчезли.
В буфет заходят студенты с пачками книг, перевязанными бечевкой. Отчаянно жестикулируя, один рассказывает другому:
— На квартире Максима Горького в Сорренто по доносу белогвардейцев был произведен обыск в комнате его секретаря Будберг. Горький послал Муссолини письмо с протестом. Итальянское правительство ответило, что обыск имел целью установить связь, якобы существующую между Будберг и итальянской оппозицией. Итальянское правительство ничего не имеет против Горького и его пребывания в Италии. Протест Горького поддержан нашим полпредом в Италии товарищем Керженцевым.
Его собеседник кивает, но то и дело поглядывает на стакан постового.
— А кофе еще есть?
Буфетчица медленно пожимает плечами:
— Только по спецпайкам, товарищи. Могу морковного чаю предложить.
Лист восьмой: год 1926, 5 маяДвое в рабочих блузах сидят за столиком. На земле, под скамейкой, прикрытая газетой пузатая бутылка. Шепелявя, один говорит другому:
— Пьем по старой привычке, и есть на што пить. Пьем, не скрываемся. Настоящий ад кромешный, которым нас запугивают попы всех мастей, у нас на стекольном заводе. Вот посмотрели бы, как мы жаримся каждый день по восемь часов, куда хуже ада… Раньше больше пили, нечем было заняться. Теперь меньше пьем, так как вместо кабака — читальня у нас, вместо церкви — спектакли. А перегону сколько угодно, из лесу привозят, там его и гонят.
— А что же милиция?
— Милиционеры ничего не могут сделать, накроют один, родится два.
Мимо них проходит человек в парусиновых брюках, поддерживая за локоть полную даму с тонкими бровями:
— Вот посудите, Тамарочка, в свердловском магазине продается растительное масло по 23 копейки фунт, содержащее в себе три четверти отбросов. Такое масло частный торговец забраковал бы и отправил обратно на завод, а ЗабТПО снабжает им своих членов. На что же смотрит, хочется узнать, член ревизионной комиссии товарищ Хохорин, получающий 120 рублей в месяц?
Дама сочувственно вздыхает. Парочка останавливается у тележки с мороженым:
— А знаете, Андрей Витальевич, облепиховое-то нынче запретили продавать. Говорят, заготовлялось в алюминиевой посуде. От этого много народу потравилось.
Дама с модными бровями снова вздыхает. Что-то чихает и скрежещет наверху, отчего стая галок срывается с веток. Это радио, проведенное недавно специально для городского сада. Оно, прокашлявшись, бодрым голосом, перебивающим оркестр, кричит:
— Кино «Художественный»! Сегодня на экране лучшая постановка сезона «Остров погибших кораблей» в восьми частях. Картина изобилует, наряду с захватывающими головокружительными трюками, массой комических моментов. Кино «Гигант», «Маяк». Сегодня последняя четвертая серия «Огненный диск». На днях!!! «Конец рода Лунич. Слесарь и канцлер». А теперь отдел объявлений: Иргторгпром. Магазин № 1, угол Малой Блиновской и улицы Троцкого. Вновь получены товары: клеенка столовая, галоши мужские и дамские, хозяйственные принадлежности, обувь мужская, дамская, детская, легкие табаки, окорока копченые. Объявление от частных лиц. Спешно продается ружье «Браунинг», автоматическое, дробь 16 калибра, изящного вида, с хорошем боем, превосходным механизмом; сапоги охотничьи, седло велосипедное специально для катания ребенка.
В летнем буфете, устроенном в деревянном доме, у телефона — постовой. В телефоне кто-то кричит и постовой, сдвинув брови, диктует в черную воронку:
— Кража в саду «Парижской Коммуны». Ночью 21 июня в буфете сада «Парижской Коммуны» воры украли девять скатертей. Розыск задержал гражданина Волкова, карманщика. Скатерти отобраны. Кража в магазине. 21 июня в 12 часов дня в магазине «Доверне», по улице Троцкого, публика заметила «городушницу» Белослювцеву. Она украла два куска мануфактуры. Преследуемая толпой, городушница бросила мануфактуру на улице и стала отпираться. В розыске Белослювцева созналась.
Буфетчица в бумажной наколке сидит рядом, подперев подбородок пухлой рукой. Другой постовой размешивает в стакане с кофе сахарин:
— Недавно нам пришлось пережить целое нашествие «гастролеров». Появилась в Черемхово группа лиц, «под матроса». Разгуливала эта шайка по всем нашим учреждениям и настойчиво просила, а потом и требовала субсидировать их на проезд дальше и на пропитание. Сначала им некоторые, конечно, помогали, а потом наши привлекли их к ответственности. По суду каждого «премировали» тремя неделями ареста. Теперь вот у вас было появилась партия приблизительно таких же гастролеров. Показали им приговор по делу первой группы, они моментально исчезли.
В буфет заходят студенты с пачками книг, перевязанными бечевкой. Отчаянно жестикулируя, один рассказывает другому:
— На квартире Максима Горького в Сорренто по доносу белогвардейцев был произведен обыск в комнате его секретаря Будберг. Горький послал Муссолини письмо с протестом. Итальянское правительство ответило, что обыск имел целью установить связь, якобы существующую между Будберг и итальянской оппозицией. Итальянское правительство ничего не имеет против Горького и его пребывания в Италии. Протест Горького поддержан нашим полпредом в Италии товарищем Керженцевым.
Его собеседник кивает, но то и дело поглядывает на стакан постового.
— А кофе еще есть?
Буфетчица медленно пожимает плечами:
— Только по спецпайкам, товарищи. Могу морковного чаю предложить.
Вечерняя улица. На крыльце деревянного дома стоит парочка, закрываясь от прохожих газетой. На улице появляется человек в клетчатом пиджаке, и мужской голос резко начинает читать:
— Кино «Летний». Последний день картины «Последний выстрел». Драма в шести частях. Кино в саду стадиона. Исторический германский боевик «Солдатская женка». Драма в восьми частях. В роли Петра Первого — Эмиль Янинге, маркитантка Екатерина — Дагни Сервес. Анонс. Пойдет научно-художественная фильма «Аборт». Скоро! «Лесной зверь». Драма в семи частях.
— А, Друбич! Это вы! По голосу, товарищ, вас узнал! В кино с гражданкой собираетесь? А я тут выбрался-таки с благоверной на днях в «Маяк», чуть новое пальто там не оставил. Очередь, как раньше в ресторацию. Только подадут звонок, Бог мой, что тут получается! Что там шлюзы Волховстроя — чище! Лишиться кошелька, шляпы, рукава, — все это плевое дело. Недосчитываются иногда законных членов своих семей: хучь плач. Нет, во что бы то ни стало надо там выстроить амбулаторию. Да и пол в самом кино настелить... Ну, приятного вечера!
Назойливый прохожий удаляется. Но парочке снова приходится начать выразительное чтение:
— Кино «Художественный», кино «Маяк». Запомните дни постановки. 17 и 18 апреля. Исключительный по интересу и техническому выполнению художественный боевик «Наполеон-газ». В главной роли: Чайка, Боронихин и Таланов. Отдельные моменты: бой в воздухе с эскадрильей всесжигающего Наполеона-газа, осада Ленинграда. Участвуют: морской и воздушный флот, кавалерия, артиллерия и другие виды оружия. Играет усиленный оркестр.
Полноватый старичок останавливается у крыльца и приподнимает кепку:
— Антон Александрович! Просвещаетесь? А я тут тоже в целях образования. Вот, иду лекцию читать. В прошлый вторник устраивал лекцию в осуждение проституции. Показательный процесс был. Постановочный, конечно. Гражданку Сапер горком уполномочил роль проститутки играть. А на днях-то какое дело. Милиционер повадился к дамочке легкого поведения ходить. Да и подхватил у нее сифилис. Так подал на нее в суд, не постеснялся. Ох, опаздываю-опаздываю. Счастливо оставаться!
Друбич смущенно кивает. Старик еще раз поднимает кепи и скрывается в доме напротив. В сумерках еще можно разглядеть объявление на двери: «Венерологический диспансер. Сегодня — очередная беседа. Тема — “Онанизм, его последствия и меры предупреждения и лечение его”. Начало в шесть часов вечера. Вход свободный».
Видя новые лица в конце улицы, Друбич сердитым голосом продолжает:
— В кино «Маяк» сверх программы популярные юмористы-сатирики Шпиц и Глаз в новом репертуаре. Внимание посетителей. Ввиду неполучения картины «Похождения американки» таковая заменяется выдающейся германской фильмой с участием известной артистки экрана Жени Портен в картине «Баронесса Ингс-Ларсен». На первый сеанс цены: 5, 10, 20, 30 копеек.
К ним приближаются старухи, но не обращают на чтецов никакого внимания.
— А что же вон в венерологическом диспансере, придет больной, а ему: «Отчаливай! Воды нет».
— Как нет?
— Да так и нет. Водовоз не привез. Фельдшер так и успокаивает больных: «До завтрева, милые. Завтрева вода будет». А водовоз за стенкой: «Ну, это еще вопрос!... Захочу ли я привезти завтрева-то… До завтрева».
— Подумаешь, шишка какая.
Навстречу старухам бежит, возвращаясь к крыльцу, прохожий в клетчатом пиджаке. Оттирая большим платком пот, он радостно говорит Друбичу:
— Антон Александрович! Хорошо, что застал вас еще здесь. Вы ж не тот номер в конторе захватили! «Лесной зверь» еще неделю назад прошел. Вот из дома взял сегодняшний. Я тут неподалеку живу.
И, пристроившись рядом с Друбичем, довольный собой читает:
— Кино «Летний». На экране артист Константинов в роли беспризорного спортсмена в картине «Беспризорный спортсмен». Кино-пьеса в шести частях. Анонс. Боевик «Бухта Смерти», «Глаза Андозии», «Шах и мат» — американская картина последнего выпуска.
В робкой попытке избавиться от коллеги, Друбич говорит, складывая свое разжалованное газетное прикрытие:
— Через полчаса в «Маяке» начало вечернего сеанса. Мы, пожалуй, пойдем.
— А мне еще и к портнихе на примерку, — поддерживает негласный заговор его спутница.
Доброхот расплывается в счастливой улыбке:
— Как знал, как знал. Специально для супруги вырезал из прошлого номера.
И достав из портфеля листок, читает:
— Каждая женщина хочет знать, как лучше всего вести свое хозяйство, как дешево и красиво одеть себя и свою семью. Это дает ей иллюстрированный домашне-хозяйственный и модный «Женский журнал». Моды! Выкройки! Рецепты! «Женский журнал» выходит с апреля 1926 года. Ежемесячно большими роскошно изданными номерами. «Женский журнал» даст богатый литературно-художественный материал. «Женский журнал» имеет широко поставленные отделы: кройка и шитье, рукоделия, домоводство, уход за детьми, домашняя медицина, кулинария и много других. «Женский журнал» обслуживает юридической помощью читательниц. «Женский журнал» дает ряд специальных приложений: моды, выкройки, рисунки, рукоделия, контурные листы с рисунками в натуральную величину и прочее. «Женский журнал» необходимейшее настольное издание для каждой хозяйки, матери, ремесленницы и кустарки. Приславшие до 1 мая полностью подписную плату на девять месяцев или полгода — получат бесплатную премию: многокрасочную большую сезонную панораму мод. Переводы адресовать: Москва, Тверской бульвар, 26, Акцион, Обществу «Огонек».
В сумерки плюхается большая желтая луна. Такая же широкая, как довольное лицо чтеца.
Лист десятый: год 1928, 21 сентября— Кино «Летний». Последний день картины «Последний выстрел». Драма в шести частях. Кино в саду стадиона. Исторический германский боевик «Солдатская женка». Драма в восьми частях. В роли Петра Первого — Эмиль Янинге, маркитантка Екатерина — Дагни Сервес. Анонс. Пойдет научно-художественная фильма «Аборт». Скоро! «Лесной зверь». Драма в семи частях.
— А, Друбич! Это вы! По голосу, товарищ, вас узнал! В кино с гражданкой собираетесь? А я тут выбрался-таки с благоверной на днях в «Маяк», чуть новое пальто там не оставил. Очередь, как раньше в ресторацию. Только подадут звонок, Бог мой, что тут получается! Что там шлюзы Волховстроя — чище! Лишиться кошелька, шляпы, рукава, — все это плевое дело. Недосчитываются иногда законных членов своих семей: хучь плач. Нет, во что бы то ни стало надо там выстроить амбулаторию. Да и пол в самом кино настелить... Ну, приятного вечера!
Назойливый прохожий удаляется. Но парочке снова приходится начать выразительное чтение:
— Кино «Художественный», кино «Маяк». Запомните дни постановки. 17 и 18 апреля. Исключительный по интересу и техническому выполнению художественный боевик «Наполеон-газ». В главной роли: Чайка, Боронихин и Таланов. Отдельные моменты: бой в воздухе с эскадрильей всесжигающего Наполеона-газа, осада Ленинграда. Участвуют: морской и воздушный флот, кавалерия, артиллерия и другие виды оружия. Играет усиленный оркестр.
Полноватый старичок останавливается у крыльца и приподнимает кепку:
— Антон Александрович! Просвещаетесь? А я тут тоже в целях образования. Вот, иду лекцию читать. В прошлый вторник устраивал лекцию в осуждение проституции. Показательный процесс был. Постановочный, конечно. Гражданку Сапер горком уполномочил роль проститутки играть. А на днях-то какое дело. Милиционер повадился к дамочке легкого поведения ходить. Да и подхватил у нее сифилис. Так подал на нее в суд, не постеснялся. Ох, опаздываю-опаздываю. Счастливо оставаться!
Друбич смущенно кивает. Старик еще раз поднимает кепи и скрывается в доме напротив. В сумерках еще можно разглядеть объявление на двери: «Венерологический диспансер. Сегодня — очередная беседа. Тема — “Онанизм, его последствия и меры предупреждения и лечение его”. Начало в шесть часов вечера. Вход свободный».
Видя новые лица в конце улицы, Друбич сердитым голосом продолжает:
— В кино «Маяк» сверх программы популярные юмористы-сатирики Шпиц и Глаз в новом репертуаре. Внимание посетителей. Ввиду неполучения картины «Похождения американки» таковая заменяется выдающейся германской фильмой с участием известной артистки экрана Жени Портен в картине «Баронесса Ингс-Ларсен». На первый сеанс цены: 5, 10, 20, 30 копеек.
К ним приближаются старухи, но не обращают на чтецов никакого внимания.
— А что же вон в венерологическом диспансере, придет больной, а ему: «Отчаливай! Воды нет».
— Как нет?
— Да так и нет. Водовоз не привез. Фельдшер так и успокаивает больных: «До завтрева, милые. Завтрева вода будет». А водовоз за стенкой: «Ну, это еще вопрос!... Захочу ли я привезти завтрева-то… До завтрева».
— Подумаешь, шишка какая.
Навстречу старухам бежит, возвращаясь к крыльцу, прохожий в клетчатом пиджаке. Оттирая большим платком пот, он радостно говорит Друбичу:
— Антон Александрович! Хорошо, что застал вас еще здесь. Вы ж не тот номер в конторе захватили! «Лесной зверь» еще неделю назад прошел. Вот из дома взял сегодняшний. Я тут неподалеку живу.
И, пристроившись рядом с Друбичем, довольный собой читает:
— Кино «Летний». На экране артист Константинов в роли беспризорного спортсмена в картине «Беспризорный спортсмен». Кино-пьеса в шести частях. Анонс. Боевик «Бухта Смерти», «Глаза Андозии», «Шах и мат» — американская картина последнего выпуска.
В робкой попытке избавиться от коллеги, Друбич говорит, складывая свое разжалованное газетное прикрытие:
— Через полчаса в «Маяке» начало вечернего сеанса. Мы, пожалуй, пойдем.
— А мне еще и к портнихе на примерку, — поддерживает негласный заговор его спутница.
Доброхот расплывается в счастливой улыбке:
— Как знал, как знал. Специально для супруги вырезал из прошлого номера.
И достав из портфеля листок, читает:
— Каждая женщина хочет знать, как лучше всего вести свое хозяйство, как дешево и красиво одеть себя и свою семью. Это дает ей иллюстрированный домашне-хозяйственный и модный «Женский журнал». Моды! Выкройки! Рецепты! «Женский журнал» выходит с апреля 1926 года. Ежемесячно большими роскошно изданными номерами. «Женский журнал» даст богатый литературно-художественный материал. «Женский журнал» имеет широко поставленные отделы: кройка и шитье, рукоделия, домоводство, уход за детьми, домашняя медицина, кулинария и много других. «Женский журнал» обслуживает юридической помощью читательниц. «Женский журнал» дает ряд специальных приложений: моды, выкройки, рисунки, рукоделия, контурные листы с рисунками в натуральную величину и прочее. «Женский журнал» необходимейшее настольное издание для каждой хозяйки, матери, ремесленницы и кустарки. Приславшие до 1 мая полностью подписную плату на девять месяцев или полгода — получат бесплатную премию: многокрасочную большую сезонную панораму мод. Переводы адресовать: Москва, Тверской бульвар, 26, Акцион, Обществу «Огонек».
В сумерки плюхается большая желтая луна. Такая же широкая, как довольное лицо чтеца.
— Семен Палыч! Письмо из Мальты вам от брата, — кричит, перегнувшись в окно, человек в гимнастерке.
— Уже поднимаюсь, — отзывается прохожий.
В низкой комнате секретарь выстукивает под диктовку.
— «Шимсенский, 36 лет, маляр. За драку на улице подвергнут принудительным работам на 30 дней».
«Северов, 25 лет, служащий артполка. Учинил дебош на улице. Оштрафован на 15 рублей».
«Шадрина Н.М., 35 лет, домашняя хозяйка. Поссорившись с гражданином Соколовским, разбила стекла в его квартире. Подвергнута принудительными работам на 30 дней».
В комнату входит коротко подстриженный, плотный человек. Стук машинки прекращается:
— Эх, Мальта! Когда уже с делами-то разберемся? Завтра ведь съезжаем. Ну, давай сюда письмо, Синцов.
Семен Павлович разрывает серый конверт. Откашливается и, пробежав глазами первые строки, дальше читает вслух:
— «Перед чаем директор объявил всем внутренний распорядок и режим дома. Назавтра, с 5 часов утра, отдыхающие знакомились с парком… Развлечений в доме достаточно. Площадка для футбола, городки и так далее. Катание на лодках. Пруд. От звонка до звонка публика на воздухе. Еще лучше обстоит дело с едой. Кормят так: в 8 с половиной утра — чай с закуской. В 12 часов дня — обед из трех блюд, в 4 часа — чай или кофе с закуской, в 7 часов вечера — ужин из двух блюд, в 9 часов вечера — молоко с булкой. Отдыхающие уже организовали кружки: хоровой, музыкальный, драматический, физкультурный. Готовятся к постановке и состязаниям. Мальта — ремонтная мастерская здоровья! С пролетарским приветом! Твой брат Егор Горошков».
В комнате повисает задумчивая пауза.
— М-да, хорошо-то как. Антонина, несите самовар. Я вам, товарищи, пирогов с брусникой из дома принес. А пойдемте все в гортеатр? Отметим переезд в новое помещение. Что там у нас?
Синцов, вынув из-под папок с протоколами газету, читает:
— Гастроли под управлением Сагайдачного. Последняя неделя спектаклей. Пятница, 21 сентября. Последний профсоюзный спектакль «Жрица огня». Суббота, 22 сентября. Премьера «Цыганская любовь». Воскресенье, 23 сентября. Боевик сезона «Аэлита». Касса открыта с 11 до 2 часов дня и с 5 до 9 часов вечера.
Антонина стелет на стол газету, ставит на нее самовар и разливает по стаканам янтарный сладкий чай.
— Уже поднимаюсь, — отзывается прохожий.
В низкой комнате секретарь выстукивает под диктовку.
— «Шимсенский, 36 лет, маляр. За драку на улице подвергнут принудительным работам на 30 дней».
«Северов, 25 лет, служащий артполка. Учинил дебош на улице. Оштрафован на 15 рублей».
«Шадрина Н.М., 35 лет, домашняя хозяйка. Поссорившись с гражданином Соколовским, разбила стекла в его квартире. Подвергнута принудительными работам на 30 дней».
В комнату входит коротко подстриженный, плотный человек. Стук машинки прекращается:
— Эх, Мальта! Когда уже с делами-то разберемся? Завтра ведь съезжаем. Ну, давай сюда письмо, Синцов.
Семен Павлович разрывает серый конверт. Откашливается и, пробежав глазами первые строки, дальше читает вслух:
— «Перед чаем директор объявил всем внутренний распорядок и режим дома. Назавтра, с 5 часов утра, отдыхающие знакомились с парком… Развлечений в доме достаточно. Площадка для футбола, городки и так далее. Катание на лодках. Пруд. От звонка до звонка публика на воздухе. Еще лучше обстоит дело с едой. Кормят так: в 8 с половиной утра — чай с закуской. В 12 часов дня — обед из трех блюд, в 4 часа — чай или кофе с закуской, в 7 часов вечера — ужин из двух блюд, в 9 часов вечера — молоко с булкой. Отдыхающие уже организовали кружки: хоровой, музыкальный, драматический, физкультурный. Готовятся к постановке и состязаниям. Мальта — ремонтная мастерская здоровья! С пролетарским приветом! Твой брат Егор Горошков».
В комнате повисает задумчивая пауза.
— М-да, хорошо-то как. Антонина, несите самовар. Я вам, товарищи, пирогов с брусникой из дома принес. А пойдемте все в гортеатр? Отметим переезд в новое помещение. Что там у нас?
Синцов, вынув из-под папок с протоколами газету, читает:
— Гастроли под управлением Сагайдачного. Последняя неделя спектаклей. Пятница, 21 сентября. Последний профсоюзный спектакль «Жрица огня». Суббота, 22 сентября. Премьера «Цыганская любовь». Воскресенье, 23 сентября. Боевик сезона «Аэлита». Касса открыта с 11 до 2 часов дня и с 5 до 9 часов вечера.
Антонина стелет на стол газету, ставит на нее самовар и разливает по стаканам янтарный сладкий чай.
* * *
Ветер врывается через пустую раму, и на газеты летят высохшие листья. Кот испуганно отпрыгивает, увидев, как с потолка сыплется серая известь. Только ветер выбирается из дома, как там падают старые балки. Газетные призраки охают и резко замолкают, навсегда оставшись в городе, которого больше нет.
