«Ходит ангел под липами в Липецке...»

Мы жили наготове
поесть за пятачок,
но вдруг в каком-то слове
завёлся червячок.

Он нам открыл науку —
молчать и голодать,
и каждый день по звуку
из слова выедать.

Он жалок был и беден,
и телом неказист,
сам по себе — безвреден,
но грыз словесный лист.

Он проползёт по краю
в ночной чернильной тьме,
и я уже не знаю,
о чём поведать мне.

О том ли, как синица
летит через моря?

Но вижу — кровь сочится
опять из словаря.

* * *

Водишь слово по кругу: сурьма, кутерьма и тюрьма.
Слово к свету ведёшь, а вокруг — манихейская тьма.
Слово долбишь, как землю, она тяжела и горька,
а твои сослуживцы стоят у пивного ларька.

У пивного ларька Вознесенская церковь была,
и над ликами пьяниц плетут пауки купола,
и в Святая Святых вдруг въезжает, пыля, грузовик,
и над куполом крест водружает паук-крестовик.

* * *

В тех былинных краях, где Атилла
перешёл роковую черту,
или где черепаха Тортилла
держит ключик железный во рту,

или где без преданья и крова
вдруг земная откроется пядь,—
ярче сполоха явится слово,
вспыхнет вдруг и погаснет опять.

И лови этот отсвет летучий,
старой сказки разгадывай суть,
душу мучай —
повадкой паучьей
заплетай лучезарную суть...

* * *
Татьяне Кан

Хлеб горячий саратовской выпечки,
свет, летящий с небесных высот...
Ходит ангел под липами в Липецке
с длинным шлейфом сияющих нот.

Отломи же хрустящую корочку,
не томись непонятной виной —
пусть под липами в платьях с оборочкой
путешествует запах ржаной.

Льются звуки, как ливень лирический,—
вертикальное море судьбы, —
только хор замирает сферический
под архангельский голос трубы.

Что за дни нам для радости выпали!
Знаю я — где-то там, вдалеке,
ходит ангел под бедными липами
с остывающим хлебом в руке.

* * *
Если всё живое лишь помарка...
О.Мандельштам

Света нет. Перегорели пробки.
Жду, что будет память коротка
я, сидящий в спичечной коробке
наподобье майского жука.

Дрогнут крылья в теле полусонном.
Мне прямого утешенья нет —
я не знаю, по каким законам
кафкианский строится сюжет.

Если космос — тёмная пучина,
Кафка — дилетант или профан,
то в замочной скважине причина
кроется, как змей Левиафан.

Жёсткие надкрылья бесполезны
для личинок нерождённых слов...
Вставь железный ключ в источник бездны
и сломай хитиновый покров.

* * *
о.Игорю Цветкову

Среди странных взлётов и падений,
в лунном свете с головы до пят,
богомолы в виде привидений
молча над полянами висят.

Лишь один из них, лишённый крова,
от себя и мира отрешён,
силится обманутое слово
натянуть на лоб, как капюшон.

Но пока он к смысловой палитре
добавляет краску или две,
странный зверь в пирамидальной митре
в разноцветной движется траве.

И пока изгой из богомолов
с именем нащупывает связь,—
торжествует звука странный норов,
жизнь проходит, плача и смеясь.

И среди растений в виде свечек,
ничего не видя впереди,
засыпает навсегда кузнечик
с маленькою арфой на груди.