«Июля крапивное жженье...»

* * *

Не живу, а украдкой

существую — уже

на остаточном, кратком,

некрутом вираже.

Но дышу и надеюсь —

существую еще,

как впадающий в ересь,

этим миром прельщен.

Что за блажь — быть счастливым?

Как минуешь разлук?

Но живителен ливня

жестяной перестук

по ветшающей крыше,

и от летних щедрот

не иначе как свыше

перепало. Ну вот

и впускай благодарно

зыбко длящийся свет.

Вдруг за ним и подавно

ничего больше нет.

* * *

Июля крапивное жженье

и овод у медленных вод,

где млечных животных скольженье

и рыбы неведомый ход.

И тихая буря бурьяна

за избами, смрад земляной.

Воинственный гуд комарья на

болотах и тягостный зной.

Глубинка, истоки… Все просто

и буднично даже вблизи:

чахоточный с виду подросток,

влекущий мопед по грязи.

Вдали подмечаешь под вечер

усталое стадо коров.

Да здесь ты и сам, человече,

не весел, не бодр, не здоров.

И где же фонарь? Где аптека?

Обширен погост за рекой…

И пыльная скука от века.

И вечный, и вечный покой…

* * *

В небе заиндевелом

солнце плывет наугад.

Церковки белое тело

светится сквозь листопад.

Горнее стало телесным,

в прочную плоть облеклось,

чтобы нам, рея над бездной,

не уповать на авось.

Чтобы нам было не поздно

щедрым дивиться дарам…

В почву врастает и в воздух

сельский приземистый храм.

Столб у размокшей дороги

туч подпирает навес.

Смысла земного немного

впрямь — без подпорки небес.

Так бы тщетой и скосило,

намертво выжгло бы здесь,

кабы не веянье силы,

нас возвышающей днесь.

* * *

Стихла конечная нота кузнечиков,

оркестровавших прогретый простор.

Лето прошло. И добавить тут нечего.

В озере красочный гасит костер

небо, успев будто вылинять в щелочи.

В мокрый песок лодка въелась кормой.

Сумраком ранним объяты поселочки,

и рыбаки поспешают домой.

Может, и мне впору сматывать удочки

перед лицом наступающей тьмы?

Ветер утюжит волн мелкие складочки.

Нечего ждать здесь, вот разве зимы…

* * *

Памяти протоиерея Алексея Расева

Забудем как-нибудь

суеты давних лет.

И твой недолгий путь

мне — как продленный свет.

Рядки плакучих свеч

чуть источают чад.

И о тебе — вся речь.

И о тебе — молчат.

Уйти, так навсегда,

чтоб для других ожить…

И чуткая вода

в купели задрожит.

* * *

Я живу, не так уж бесшабашен,

в башне — на последнем этаже,

где любовь и с нею юность нашу

сквозняками выдуло уже.

Новая шпана — своя вендетта,

лезвия мелькают возле щек.

Чахнет зелень, но в бетонном гетто

тлеет лето, теплится еще.

А у нас — осенняя ли зрелость?

Все своим, конечно, чередом.

И о том, что в молодости пелось,

вспоминаю сладко и с трудом.

Где она? Разыскивать не станешь.

Навсегда украл незримый тать.

Вроде вот она — рукой достанешь.

Но махнешь рукою — не достать.

По своим судьба творит канонам,

промысла являя торжество.

Сбудется лишь то, что суждено нам,

ничего не будет сверх того.

Это счастье — жили мы на свете.

И живем, как будто вопреки…

Слава богу, подрастают дети.

Да и мы еще не старики.

О прошедшей жизни не вздыхаю,

счастлив продолжением ее.

Были б слезы — сразу б высыхали,

как от ветра летнего белье.

* * *

Хорошо бывает жить, скажи…

Благодатна летняя истома.

И обворожительно снежит,

отцветая, яблоня у дома.

Сроки все исполнились, и здесь,

на земле, так радостно мне стало,

хоть в земном и смысла очень мало —

в лёте лета, может быть, он весь…

* * *

В размывах северного света

теряется конек избы.

Вот вновь пролистанное лето

в затертой книжечке судьбы.

Средь вод крадется плоскодонка,

веслом надломанный камыш…

И комариным звоном тонко

порвется пасмурная тишь.

Привычно осень осеняет

эти дремотные края,

уже ничем не удивляет,

но все же радует меня.

* * *

Каменистые края

моря. И вдоль пенной кромки —

поезд пыльный, тряский, громкий.

Это молодость моя —

и свежа, и коротка,

как июльское ненастье.

Где-то там мелькнуло счастье,

как короткий взмах платка.

Юг, горячие дожди,

шторм за матовою шторой,

сонно примеряют горы

облачные бигуди.

Неуемная волна,

встречный ветер и свобода —

и все это мимоходом,

из вагонного окна…

* * *

Золотясь и стаями соря,

догорят остатки октября.

И напрасно ждешь ты, чтобы жгло

тихое прощальное тепло.

Светлый ветер с неба вдруг донес

музыку, исполненную слез.

Может, это золото в золе —

все, что ты запомнишь на земле.