Вы здесь

Каменный цветок

Файл: Иконка пакета 09_udin_kc.zip (33.46 КБ)
Юрий ЮДИН
Юрий ЮДИН


Каменный цветок



Сказ под названием «Каменный цветок» — один из самых популярных у Павла Бажова. История эта была экранизирована (режиссер А. Птушко, 1946), стала литературной основой оперы К.Молчанова (1950) и двух балетов — А.Фридлендера (1941) и С.Прокофьева (1953). А уж количество одноименных брэндов — кафе и магазинов, кабаков и гостиниц, водок и парфюмов — исчислению не поддается.

Приведем из бажовского сказа описание каменных садов Хозяйки горы:
Деревья стоят высоченные, только не такие, как в наших лесах, а каменные. Которые мраморные, которые из змеевика-камня… Только живые, с сучьями, с листочками. От ветру-то покачиваются и голк дают, как галечками кто подбрасывает. Понизу трава, тоже каменная. Лазоревая, красная… разная…
И вот подвела та девица Данилушку к большой полянке. Земля тут, как простая глина, а по ней кусты черные, как бархат. На этих кустах большие зеленые колокольцы малахитовы и в каждом сурьмяная звездочка. Огневые пчелки над теми цветками сверкают, а звездочки тихонько позванивают, ровно поют.
Похожее описание найдется уже в «Сказании о Гильгамеше» — самом древнем литературном памятнике человечества. Герой выходит на свет из подземного царства и попадает в волшебный сад бога Солнца:
На двенадцатом поприще свет появился,
Поспешил он, рощу из каменьев увидев:
Сердолик плоды приносит,
Гроздьями увешан, на вид приятен.
Лазурит растет листвою —
Плодоносит тоже, на вид забавен.
Гильгамеш, проходя по саду каменьев,
Очи поднял на это чудо.
В этой связи нас заинтересует также сказка Антония Погорельского «Черная курица, или Подземные жители» (1829). Мальчик Алеша живет и обучается в петербургском пансионе. Играя на дворе с черною курицей, он спасает ее от ножа кухарки. Курица эта оказывается главным министром маленького подземного народца, и в награду за спасение представляет мальчика своему монарху. Мальчика принимают как почетного гостя, показывают сады, где дорожки усыпаны брильянтами, яхонтами, изумрудами и аметистами, а деревья — «разного рода мох, только выше и толще обыкновенного», и прочие геологические чудеса.

*
Мифологическому сознанию свойственно представление о сексуальности, пронизывающей все мироздание. Скажем, рудокопы африканской народности китара делят руды на мужские и женские. Мужские, твердые и черные, находятся на поверхности земли; женские руды, мягкие и красные, добываются из глубины шахты; соединение двух полов необходимо, чтобы обеспечить успешную плавку.
Помимо руд и металлов, по полу различались камни вообще и самоцветы в частности.
Китайцам свойственны представления об иньских, то есть женских, и янских, то есть мужских минералах (скажем, нефрит считается наиболее совершенным воплощением силы Ян). В Месопотамии делили самоцветы на мужские и женские по форме, цвету и блеску. Следы этих представлений сохранились в Ветхом Завете. Ювелиры и гранильщики и поныне различают пол алмазов по игривости их блеска.
Алхимики настойчиво твердили о «священных свадьбах» ртути и серы и т.п. Арабский ученый и мистик Ибн Сина утверждал, что «романтическая любовь свойственна не только человеку, она пронизывает все вещи, существующие на небесном, элементном, растительном, минеральном уровнях».
Растительное и минеральное царства в мифологических традициях обыкновенно воспринимались как порождения одной Матери-земли; порою за них и отвечали одни и те же божества, такие как египетская Изида или Кибела, которая происходила с Ближнего Востока, но почиталась и древними греками. Понятно, что мир растений, наглядных эмблем плодородия, в мифологических традициях пронизан сексуальною символикой никак не в меньшей степени, чем минеральное царство.
Месопотамцы могли открыть реальное, научное различие между женскими и мужскими видами некоторых растений, например смоковницы или пальмы, — пишет Мирча Элиаде. — Искусственное оплодотворение издавна практиковалось в Междуречье. В кодексе Хаммурапи имеются по меньшей мере два параграфа, которыми узаконено искусственное оплодотворение… Объективное, научное различие полов не следует, однако, смешивать, мы бы сказали, с магической сексуальностью, которую народы Месопотамии приписывали всем прочим растениям. Месопотамцы применяли слова «мужчина» и «женщина» по отношению к любому растению, чья форма или цвет напоминали детородные органы... Кипарис был «мужчиной», как и белладонна, а у кустарника никибпу были и «мужчины» и «женщины», в зависимости от формы и его роли в определенной магической операции…
Ибн Вашья рассказывал даже о фантастических и «противоестественных» прививках разных видов растений. Сам обряд он излагает так: «Ветка для прививки должна находиться в руке очень красивой девушки в то время как она совершает постыдный и противоестественный половой акт с мужчиной; во время коитуса девушка прививает ветку на дерево». Смысл ясен: чтобы утвердить «противоестественный» союз в растительном мире, необходимо «противоестественное» совокупление человека».
Разнополость растений признавалась и индийскими медиками. В индийских народных преданиях и легендах настойчиво повторяется мотив получения золота из бронзы или из других металлов с помощью некоего растительного декокта, секрет которого знали аскеты. Китайцы в своих алхимических рецептах тоже любили смешивать растительные и минеральные ингридиенты. Считалось, например, что в сосне и кипарисе — неограниченное количество силы Ян. Гэ Хун, знаменитый алхимик, говорит, что тот, кто натрет соком кипариса ступни, «сможет ходить по воде, как посуху». А кто натрет все тело, станет невидимкой.
Имеются некоторые сведения и о магической ботанике русских алхимиков — например, в легенде о знаменитом московском чернокнижнике Якове Брюсе, который «знал все травы этакие тайные, и камни чудные, составы разные из них делал, воду даже живую произвел». Ему же, по преданию, почти удалось произвести на свет гомункулуса:
Заперся он в отдельном доме, никого к себе не впускает. Никто не ведал, что он там делает, а он мастерил живого человека. Совсем сготовил — из цветов — тело женское, как быть. Осталось только душу вложить, и это от его рук не отбилось бы, да на беду его — подсмотрела в щелочку жена Брюса и, как увидела свою соперницу — вышибла дверь, ворвалась в хоромы, ударила сделанную из цветов девушку — и та разрушилась.
Отметим, что яркие представители духа и методов алхимии являлись в России и в ХХ веке, причем подвизались они именно на поприще биологии и агрикультуры. Замечательным представителем этой отрасли знания, например, был Иван Мичурин (1855-1935). Вот что пишет о нем «Детская энциклопедия», которой мы безраздельно доверяем (курсив наш):
Применяя гибридизацию, Мичурин считал необходимым «воспитывать» новый сорт, т.е. влиять на него тем или иным способом, заставляя изменять одни качества и приобретать другие… Важнейшим звеном в методах работы Мичурина было широкое применение отдаленной гибридизации, т.е. скрещивания не только разных видов, но и родов. Этим путем ему удалось получить растение, не существующее в природе, которое он назвал церападусом.
Церападус — гибрид степной вишни (мать) и черемухи Мака (отец), растущей на Дальнем Востоке. В процессе воспитания церападуса его глазки были привиты на черешню. Поэтому у нового растения есть некоторые признаки ментора (черешни), например, бородавчатые железки на черешках листьев. Плоды церападуса собраны в кисть, как у черемухи, а размер его плодов приближается к плодам вишни. Однако плоды церападуса несъедобны.
Чем эти опыты так уж отличаются от вавилонского метода противоестественной прививки, решительно не понимаем.
Другим видным представителем того же алхимического метода был академик Трофим Лысенко (1898-1976). Описывать здесь подробно его учение о яровизации или перерождении одного вида в другой, мы, конечно, не имеем возможности. Отметим, что последней гипотезой Лысенко была идея, что кукушки самозарождаются в чужих гнездах под воздействием лесного кукования.

*
Средневековые лапидарии, бестиарии и гербарии — то есть описательные каталоги камней, зверей и растений — при всей тяге средневековых умов к систематизации охотно смешивают свои предметы в одну кучу. Например, Исидор Севильский (XII век) так живописует чудеса Индии:
Здесь родятся смуглые люди, огромные слоны, зверь единорог, птица попугай, дерево эбен, корица, перец и благоуханный камыш. Она дает слоновую кость, а также драгоценные камни: бериллы, хризопразы, аспиды, карбункулы, лихниты, маргариты и жемчуга, которых жаждет честолюбие властных матрон.
Еще более замечательная коллекция минералов найдется у Эразма Роттердамского в «Дружеских разговорах»:
Каркиний воспроизводит вид морского рака, эхит — ехидны, скарит — рыбы скара, неракит — ястреба, геранит дает подобие шеи журавля, эгофтальм показывает козий глаз… Открой черную киамею — и в середине найдешь боб; дриит воспроизводит ствол дерева и даже горит, как дерево; киссит и нарциссит изображают плющ; астрапий мечет из своей белой или синей сердцевины лучи молнии; флегонтит являет собой пожар, не выходящий наружу; в анфтракитиде можно увидеть, как разбегаются своего рода искры; крокий передает цвет шафрана, родин — розы; халкит — меди…
Финал третьей книги «Гаргантюа и Пантагрюэля» Рабле посвящен рекламе чудесного растения пантагрюэлиона, в котором по некоторым признакам можно опознать коноплю. Одна из разновидностей этого пантагрюэлиона даже в огне не горит; на этом основании он называется асбестом и сравнивается с саламандрой, живущей, по средневековым представлениям, в огне.

*
В русских народных представлениях о цветке папоротника отметим не только его свойства указывать клады, но и настойчивые сравнения его со звездочкой или огнем:
Один парень пошел Иванов цвет искать, на Ивана на Купалу. Скрал где-то Евангелие, взял простыню и пришел в лес, на поляну. Три круга очертил, разостлал простыню, прочел молитвы. И ровно в полночь расцвел папоротник, как звездочка, и стали эти цветки на простыню падать. Он поднял их и завязал в узел, а сам читает молитвы.
Только откуда ни возьмись медведи, начальство, буря поднялась… Парень все не выпускает, читает себе знай. Потом видит: рассвело и солнце взошло, он встал и пошел. Шел-шел, а узелок в руке держит. Вдруг слышит — позади кто-то едет. Оглянулся: катит в красной рубахе, прямо на него. Налетел да как ударит со всего маху — он и выронил узелок. Смотрит: опять ночь, как и была, и нет у него ничего.
В другой купальской бывальщине «вдали растет цветок, сияет, как точно на стебельке в огне уголек лежит»; но черти все время перегораживают к нему дорогу, а когда герой все-таки срывает цветок, в руках у него оказывается чертов рог.
Чертополох имеет магическое свойство оберегать от нечистой силы, что явствует из самого его названия, в котором слышится и «черт», и «всполох» или «переполох». В одной из северорусских бывальщин девушка, которой удалось узнать у лешего о траве-обереге от нечистой силы, «отыкает себя кругом» этими цветками, жгущими лешего словно огнем.
Разрыв-трава оказывает разрушительное действие на любые металлы, от соприкосновения с ней разлетаются все замки и запоры, перед ней открываются подземелья и расступаются скалы, таящие несметные сокровища. Стоит бросить ее в кузницу — и ни один кузнец не сможет ни ковать, ни сваривать железо. Если лошадь нечаянно наступит на эту траву, она тотчас раскуется. Другой способ отыскать ее — косить, пока лезвие косы не переломится.
Плакун-
трава также изгоняет бесов и помогает отыскивать клады, и, кроме того, оберегает от удара молнии.
Одолень-трава — панацея, помогающая от всех болезней и поветрий, а также оберегающая от нечистой силы и от лихих людей. Использовали ее и как приворотное средство. Срывать эту траву полагалось «скрозь серебро и злато», то есть очертив вокруг нее круг серебром или золотом: эти благородные металлы приумножали ее магические свойства.
Трава Петров крест опять-таки оберегает от бесов и помогает кладоискателям, а также рыбакам; в связи с ней припоминается этимология имени Петр — греч. «камень» и апостол Петр, в прошлом рыбак и покровитель рыбаков. В иконографии св. Петр чудесно источает воду из камня.
Тирлич-трава уничтожает земное притяжение; траву эту используют ведьмы, приготовляя из нее мазь для полетов.
Наконец, полынь, она же чернобыльник, по-украински чернобыль, в последние двадцать лет сделалась символом убийственной радиоактивности. Впрочем, и прежде за ней признавали мертвящую силу: считалось, например, что полынь «живое или мертвое дитя из утробы выведет». Свою роль, разумеется, сыграла и звезда Полынь, упоминаемая в Апокалипсисе.

*
Кроме Каменного цветка, в «Малахитовой шкатулке» Бажова найдется еще один чудесный экспонат. Горный золотоцветень — вовсе не растение, как можно подумать, исходя из названия; это камень хризолит, наделенный магическими свойствами, своего рода ключ земли. Но с царством Флоры он все-таки некоторым образом связан:
Видал этот камешек? Помнишь? Он и зеленый и золотистый. Веселый камешек. В сырце, и то любо подержать такой на руке. Так весной и солнышком от него и отдает. Мы эти камешки золотцветняками зовем. Только эти камешки маленькие, а есть большой. Этот зовут золотцветнем горы. Такого еще мир не видывал. Перед ним все камни, какие из земли добыты, не дороже песку, а то и золы… Перед тем человеком, который усмотрит этот камень, весь Пояс земли раскроется.
Из всего чернолесья и чернотравья романа «Кысь» Татьяны Толстой выделим всего один образчик огненной флоры:
На самых старых клелях, в глуши, растут огнецы. Уж такое лакомство: сладкие, круглые, тянучие. Спелый огнец величиной с человечий глаз будет. Ночью они светятся серебряным огнем, вроде как месяц сквозь листья луч пустил, а днем их и не заметишь... Отрывать их надо быстро, чтобы огнец не всполошился и не заголосил. А не то он других предупредит, и они враз потухнут. Можно, конечно, и на ощупь рвать. Но не рвут. А ну как ложных наберешь? Ложные, когда светятся, будто красный огонь сквозь себя продувают. Вот такими-то — ложными — матушка в свое время и отравилась. А так бы ей жить да жить.

*
У Юрия Лотмана есть краткая, но чрезвычайно занимательная работа «Камень и трава». Там, в частности, говорится: «В основе структуры быта лежит исходное противоречие, которое, в частности в геральдике, отразилось как антитеза зеленого и черного. Мы говорим о противостоянии двух структурополагающих символов: камня и травы. Символика эта легла в основу противопоставления городской и сельской жизни, дома и поля, культуры и природы».
Далее Лотман говорит о семиотике понятий городского поместья и дачи; геологическая символика в его поле зрения не входит. Мы же припомним, что исторически горное дело начинает развиваться только в рамках городской культуры, и всякий горнопромышленный регион непременно сильно урбанизирован. В частности, Кузбасс — это настоящая «страна городов», их здесь насчитывается два десятка на небольшой, особенно по сибирским меркам, территории.
У Осипа Мандельштама есть знаменитые и загадочные стихи, написанные весной 1935 г.:
Мир начинался страшен и велик:
Зеленой ночью папоротник черный;
Пластами боли поднят большевик —
Единый, продолжающий, бесспорный,
Упорствующий, дышащий в стене.
Привет тебе, скрепитель добровольный
Трудящихся, твой каменноугольный
Могучий мозг, гори, гори стране!
Вспомним, что цветок папоротника, цветущий в купальскую ночь, по народным поверьям, открывает дорогу к скрытым в земле кладам. Папоротники, наряду с хвощами и плаунами, принято считать также главными представителями карбоновой флоры, в результате геологических метаморфоз превратившихся в современные залежи каменного угля.
Литературоведы утверждают, что стихи Мандельштама были вызваны смертью Куйбышева, а потом переделаны так, чтобы относиться к Горькому. Видных большевиков принято было хоронить в кремлевской стене. Припоминают также пастернаковскую строчку: «Мы были людьми, мы эпохи», которая ведет, в свою очередь, к дантовому «Аду»: «Мы были люди, а теперь деревья».
Мы же отметим это наглядное столкновение черного и зеленого и их демонстративный обмен ролями.


Любовь
Один мой приятель, некогда работавший на Кузнецком металлургическом комбинате, любит вспоминать профессиональную пословицу: «У металлургов вся сила в плавках». Популярность ее можно объяснить не только игривой омонимией, но и тем, что она по-своему отражает древнейшие баснословные представления о ремесле металлурга.

*
Если шахты и пещеры обыкновенно отождествляются с лоном Матери-Земли, то все, что покоится в ее утробе, воспринимается как живое. Руды, добываемые в копях — это своего рода эмбрионы: гораздо медленнее, чем растения и животные, они все-таки растут в сумерках земных недр. Их извлечение из чрева Земли является, таким образом, операцией, произведенной до срока, своего рода абортом.
Добыча руды и выплавка железа в разных традициях и культурах сопровождались многочисленными ритуалами. Часто они были пронизаны сексуальным символизмом. Плавильные печи — это как бы новое, искусственное лоно, в котором руда завершает свое созревание. Отсюда — бесконечное число предосторожностей, табу и ритуалов, сопровождающих плавку.
В Африке, отмечает Мирча Элиаде, металлурги поблизости от рудников разбивали лагеря и жили в них самой целомудренной жизнью в течение нескольких месяцев, с мая до ноября (чуть ли не с 1 мая до 7 ноября). Литейщики племени ашева все это время соблюдали самое строгое воздержание. В племени байеке ни в коем разе не подпускали к печам женщин. В племени бакитара: считалось, что если, изготовляя кузнечные мехи, мастер имел сексуальные контакты, мехи будут постоянно наполняться водой и откажутся служить... «Верование, что половой акт может помешать успеху работ, является общим для всей Черной Африки», — резюмирует Элиаде.
Однако у тех же бакитара кузнец, изготовляющий свои собственные мехи, должен сожительствовать со своей женой, как только он их окончит, чтобы сделать их более прочными и надежными в работе. У баньянколе кузнец преспокойно живет с женой с того момента, когда в его хижину принесен новый молот. «Здесь перед нами иная символика, — утверждает Элиаде. — Орудие «оживает» через свою сексуализацию, и его функции отождествляются с человеческим половым актом».
К тому же кругу значений принадлежат африканские металлургические церемонии, содержащие элементы свадебной символики. Кузнец бакитара обращается с наковальней, как с новобрачной. Когда мужчины переносят ее в дом, они поют те же песни, что и участники свадебной процессии. У баила, когда сооружают металлургическую печь, внутрь влезают мальчик и девочка и давят бобы (производимый при этом треск символизирует шум огня). Дети, исполняющие эту роль, впоследствии должны будут пожениться.
Прослеживаются в Африке и следы человеческих жертвоприношений при металлургических церемониях. У племени ашева тот, кто хочет построить плавильную печь, обращается к колдуну. Колдун приготовляет снадобья, кладет их в кукурузный початок и учит маленького мальчика, как бросить его в беременную женщину, чтобы вызвать у нее выкидыш. Затем колдун ищет извергнутый плод и сжигает его вместе с другими снадобьями в углублении, вырытом в земле. Плавильную печь строят над этим углублением.
У китайцев есть легенда о Мо Е и Гань Цзяне, семье кузнецов. Муж, Гань Цзян, получив приказ выковать два меча, принялся за дело, но после трехмесячных усилий не смог расплавить металл. Когда Мо Е спросила мужа, почему металл не плавится, тот ответил: «Нье Ю — литейщик, мой покойный учитель, желая выковать меч и потерпев неудачу, взял девушку и выдал ее замуж за духа печи». Мо Е при этих словах бросилась в огонь, и литье удалось.
В общем, любовь и смерть ходят рука об руку и в истории металлургии.

*
Средневековая европейская алхимия говорила о «священной свадьбе» серы и ртути, своего рода религиозном таинстве, одним из результатов которого было получение философского камня, одна из функций которого — превращать любой металл в золото. Такого же рода понятий держались и в Китае, где имелась собственная алхмическая традиция, едва ли не древней европейской. Великий Юй, Первый Литейщик, умел различать мужские и женские металлы, и размечал свои котлы в соответствии с двумя космическими началами, Ян и Инь. Этот Великий Юй был также удачливым рудокопом и Бурильщиком Гор; он «оздоровил землю вместо того, чтобы отравить ее», потому что «знал обряды ремесла».
В Африке у байеке в момент открытия новой штольни начальник в окружении жреца и рабочих произносит молитву, обращенную к древним духам меди. Только начальник определяет, где надо начать бурить, чтобы не обеспокоить и не раздражить духов горы. Рудокопы бакитара также должны умилостивлять духов — хозяев места, а во время работ соблюдать многочисленные табу, большей частью сексуальные. На Гаити начинают поиск золотоносной руды только после долгого поста и многодневного полового воздержания. Здесь убеждены, что если поиски остаются тщетными, то только из-за несоблюдения ритуальной чистоты.
Словом, человек, сменивший земную жизнь на ремесло рудокопа, на всех широтах смутно чувствует, что, проникая в земные недра, совершает некое кощунство, и старается при этом умилостивить богов или духов.
Греческий путешественник Никандер, посетивший в ХIX веке Льеж, сообщает легенду об обнаружении угольных месторождений Северной Франции и Бельгии: кузнецу, который до этого разжигал свой горн дровами, явился ангел в облике почтенного старца и показал вход в штольню. Считалось также, что св. Перан, покровитель здешних горняков, первым изобрел и плавку металлов.
Нынче в Европе и в России почти повсеместно покровительницей шахтеров считается св. Варвара, именины которой 4 (17) декабря. Св. великомученица Варвара родилась в римском городе Илиополе на территории нынешней Сирии, в правление императора Максимина (305-311). Отец ее, знатный и богатый вдовец Диоскор, был очень привязан к единственной дочери. Чтобы уберечь ее от посторонних взоров, он построил для нее башню, откуда она выходила только с его разрешения. Но Варвара отказывалась от всех предложений руки и сердца, и отец несколько смягчил режим ее содержания. Однажды, когда Диоскор был в отъезде, Варвара спозналась с местными христианками и крестилась. Услышав от нее христианские речи, Диоскор пришел в ярость и бросился на нее с мечом, но Варвара успела выбежать из башни и укрылась в горной расселине, которая чудным образом расступилась перед ней. Потом Варвару все же схватили; отец отрекся от нее, и девушку обезглавили после истязаний, причем Диоскор казнил ее собственноручно. Вскоре его чудесным образом поразила молния, испепелив дотла.
В Польше профессиональный шахтерский праздник, отмечаемый 4 ноября, в память о св. Варваре называется Барбурка.
В Венгрии покровительницей шахтеров считается местночтимая св. Кинга — принцесса, выданная замуж в Польшу. Перед замужеством она бросила в штольню кольцо; потом на этом месте стали происходить чудеса, волшебные спасения и т.п. Нам здесь важен, конечно, мотив девственности обеих этих святых.
Баснословные персонажи германских рудокопов — это мастер Хеммерлинг, прозванный в народе Горным монахом, чудодейственный спаситель горняков, а также Белая дама, которая всегда показывается перед обвалом. Эта Белая Дама — особа ослепительной красоты с длинными светлыми волосами, в белом платье с кружевами. Она умеет превращать обыкновенные булыжники в чудесные амулеты, указывает месторождения серебра и золота, предсказывает будущее и утихомиривает бури. Однако если Белая Дама избрала тебя в возлюбленные, ей нельзя изменять — в отместку она может уморить всех мужчин твоего рода.
Тут кстати придется шахтерская байка, обнаруженная нами на официальном сайте славного города Караганды:
Старый, очень длинный и заброшенный штрек даже не проветривался. Уже давно надобность в нем отпала, и пользовались им крайне редко. Иногда забегали шахтеры, чтобы оторвать кусок троллея или вывинтить лампу, а то и рельс. Шел Т. быстрым, спортивным шагом, и даже напевал что-то от избытка чувств и молодости. Фонарь его каски освещал путь на несколько десятков метров, рельсы под ногами указывали точный путь, все было прекрасно. Неожиданно луч фонаря высветил далеко впереди лежащее прямо на рельсах голое и белое тело молодой, полной и красивой женщины. Бесстыдно раскинувшись и отвернув лицо, лежала она, распустив свои длинные белые локоны поперек штрека. Каска на Т. поднялась от вставших дыбом волос! Попятившись, он запнулся обо что-то, и сел с размаху на шпалы.
Отдадим ему должное, он быстро очухался. Сначала стал очень громко орать, пытаясь вывести Белую Бабу из неподвижности. Потом стал бросать в нее камни. Та только колыхалась в слабеющем свете фонаря и даже вдруг усмехнулась, когда один из камней достиг цели. Только на расстоянии десяти метров все стало ясно. За несколько дней до описываемых событий какие-то шахтеры сели на рельсы тормознуть. Остатки пищи с газетными обертками за несколько дней покрылись пышными белыми зарослями каких-то шахтных бактерий; этим и объяснялся феномен.
Хочется верить, что средневековые немецкие рудокопы относились к своей Белой Даме куда почтительней.
Если кто-то сочтет, что к сибирской мифологии все эти россказни прямого отношения не имеют, мы возразим, что не далее как сто лет назад Сибирью называлась почти вся азиатская часть России, от нынешнего северного Казахстана вплоть до Сахалина и Чукотки. Достоевский, будучи в ссылке в Семипалатинске, не сомневался, что живет в Сибири.
Если же и этот аргумент покажется не вполне убедительным, приведем другую шахтерскую байку, записанную уже непосредственно в Кузбассе:
Жена спрашивает у мужа:
— Милый, а как там на шахте, расскажи?
— Я лучше покажу... — Закрывает ее в шкаф и начинает лупить ломом по шкафу, поливать водой, трясти его. Через полчаса открыл, жена выпала без чувств и лежит. Муж взял, да и поимел ее. Жена очухалась и спрашивает:
— Мне все понятно, но иметь-то меня зачем было?
— За ранний выход из шахты!
Баснословного тут, положим, мало, но эротическая окраска этого анекдота представляется очень характерной.


Пещера и шахта
У шахты, копи и рудника имеется собственная мифология, восходящая к мифологии пещеры. Например, согласно воззрениям африканского племени зуньи, первые люди родились в результате брака Неба и Земли в самой глубокой из четырех пещер-маток. Под водительством баснословных Близнецов люди карабкались из одной пещеры в другую, пока не вышли на поверхность.
Пещера — средоточие, центр мира, его сердце, место встречи божества с человеком. В мифах и в фольклоре часто упоминаются чудовища, стерегущие вход в пещеру; чтобы проникнуть внутрь, герой должен победить чудовищ, то есть пройти инициацию. Тем самым пещера получает значение порога, границы между миром живых и загробным миром, космосом и хаосом.
Примерно на рубеже новой эры в Персии возник и стал быстро распространяться за ее пределы митраизм — религия, несколько веков успешно конкурировавшая с христианством. Пещера считалась миниатюрной моделью мироздания, сотворенного Митрой, который и сам родился из камня; поэтому митраитстские обряды проводились именно в пещерах.
Древнегреческий прорицатель Трофоний практиковал в пещере; причем человек, узнавший от прорицателя свою судьбу, погружался в состояние безотчетного ужаса, что современные исследователи приписывают воздействию какого-то рудничного газа.
Гроты и гротовые храмы — созданные людьми подобия естественных пещер; таковы, например, храм Абу-Симбел в Египте или храм Аджанта в Индии. В христианской иконографии Вифлеемский хлев, где родился младенец Иисус, традиционно изображается в виде скального грота; усыпальница Христа также представляет собой гробницу-пещеру, высеченную в скале. По легенде, евангелист Иоанн получил свое Откровение в пещере на острове Патмос.
В символике зодчества ниши часто знаменуют собою воплощение «мировой пещеры», включенной в великий космос. Эта трактовка распространяется и на придел в христианской церкви, и на мусульманский михраб.
Со своей природной средой люди были связаны куда более тесно, чем современный профанный разум может понять. Они чувствовали себя буквально «людьми Земли» — это выражение не было аллегорией, — пишет Мирча Элиаде. — Есть множество примеров подобных верований; так, армяне считали Землю «материнской утробой, откуда вышли люди». В Египте «матка» и «галерея шахты» назывались одним словом. Жители Перу верили в свое происхождение от гор и камней. По верованиям других народов, дети появлялись из пещер, расщелин, источников и т. п.
Согласно греческому мифу, от Всемирного потопа уцелела одна супружеская пара, Девкалион и Пирра; когда воды схлынули, они понаделали новых людей, но не естественным путем, а из камней. В русской былине также имеется мотив происхождения человека из камня:
Зародился я от сырой земли,
Я от батюшка все от камушка,
От камушка да от горючего.
Если галереи шахт и пещеры отождествляются с лоном Матери-Земли, то руды, добываемые в копях, — своего рода эмбрионы: растут они медленней, чем растения и животные, но все-таки созревают в сумерках земных недр.
«Металлические образования в горах есть не что иное, как деревья с корнями, стволом, ветвями и множеством листьев... Что такое шахта, как не растение, покрытое землей?» — писал итальянский математик, философ и врач Джироламо Кардано (1501-1576), в честь которого впоследствии назвали карданный вал.
После периода активной эксплуатации рудникам принято было давать отдых: шахта, это чрево Земли, требовала времени для следующих родов. Плиний Старший говорит, что свинцовые шахты Испании возрождались по прошествии определенного времени. Барба, испанский автор XVII века, уточняет: истощенная шахта способна возродить свои богатства при условии надежной закупорки и предоставления ей отдыха в течение 10—15 лет. Дело в том, прибавляет Барба, что те, кто думают, что металлы были созданы при сотворении мира, глубоко ошибаются: металлы «вырастают» в шахтах.
История недавней реструктуризации угольной промышленности в Кузбассе, когда чуть ли каждая четвертая шахта подверглась принудительному закрытию, и небывалый рост добычи угля, который мы наблюдаем сегодня, заставляет предположить, что в этих представлениях было рациональное зерно.
У рудокопов оловянных копей Малайзии имеются особые представления об олове и его свойствах. Олово находится под покровительством духов, которых необходимо умилостивить. Оно обладает свойствами живой материи, может передвигаться из одного места в другое, самовоспроизводиться и проявлять симпатию или неприязнь к людям и предметам. Поэтому следует относиться к оловянной руде с уважением, заботиться о ее удобстве и направлять горные работы таким образом, чтобы добывать руду как бы без ее ведома. Хотя в Малайзии сильно укоренен ислам, эта сравнительно новая религия бессильна обеспечить рудокопу успех. Заботятся о шахтах и распоряжаются рудами древние местные божества. Поэтому в трудных случаях прибегают к помощи паванга — жреца прежней религии, которая была вытеснена исламом. Рабочие-мусульмане должны остерегаться обнаружить свою религию и отнюдь не отправлять вблизи рудника своих ритуалов.
В Африке у байеке в момент открытия новой штольни начальник в окружении жреца и рабочих произносит молитву, обращенную к древним «духам меди». Только начальник определяет, где надо начать бурить, чтобы не обеспокоить и не раздражить духов горы. И рудокопы бакитара также должны умилостивлять духов — «хозяев места», а во время работ соблюдать многочисленные табу, особенно сексуальные.
В Северной Африке и вовсе считается, что открывший новую жилу, вскоре умрет. Словом, человек, сменивший земную жизнь на ремесло рудокопа, на всех широтах смутно чувствует, что, проникая в земные недра, совершает некое кощунство.

*
Мотив чудовищ, охраняющих пещеры, безусловно связан с пещерными зверьми — современниками вымерших ныне неандертальцев и наших предков кроманьонцев.
Пещерный лев иногда рассматривается в качестве одного из подвидов льва, представители которого до наших дней сохранились в Африке и Азии. Но имеется и прямо противоположная версия — что пещерный лев не имеет с современными собратьями никакой генетической связи. Пещерный лев появился в раннем и вымер в позднем плейстоцене или даже в голоцене. По размерам он был несколько крупнее, чем современные львы. Хищники заселяли плейстоценовые степи и лесостепи, карстовые пещеры и кустарниковые заросли в долинах рек и в предгорьях. Питались эти львы главным образом крупными копытными, отдавая предпочтение стадным животным — диким лошадям, бизонам, турам, гигантским и благородным оленям. Размножались пещерные львы раз в год и приносили от одного до трех детенышей.
Пещерные медведи — род вымерших медведей, включающий несколько видов. По строению скелета близки к бурому медведю. Обитали в лесистых местностях и на открытых равнинах. Большой пещерный медведь (Ursus spelaeus) был почти в полтора раза больше современного бурого медведя. Известны многочисленные наскальные изображения пещерных медведей, сделанные древним человеком, который на них охотился.
Саблезубый тигр, или махайрод, как бы унаследовал свои огромные саблевидные клыки у древних звероящеров. Они, должно быть, мешали закрывать пасть махайроду; но зато он без труда пробивал своими клыками толстую кожу шерстистых носорогов и мастодонтов, на которых предпочитал охотиться.
Причиной вымирания пещерных львов, пещерных медведей, саблезубых тигров и прочих плейстоценовых зверей считали «общее старение и обеднение мамонтового фаунистического комплекса» к началу голоцена. Однако недавно американский профессор Росс Макфи, сотрудник нью-йоркского Музея естественной истории, выдвинул теорию, что мамонты, саблезубые тигры и еще более 130 видов гигантских животных вымерли около 10 тыс. лет назад в результате заражения вирусом гриппа от людей. «Никакими изменениями климата или широкомасштабной охотой человека на этих животных мы не можем объяснить их быстрое исчезновение», — заявил он.
Пещерный лев стал героем популярной детской книжки Жозефа Рони-старшего, неоднократно переиздававшейся в России. Саблезубый тигр является в книжке Александра Волкова «Волшебник Изумрудного города». Пещерный медведь еще ждет своего певца.

*
Баснословные мотивы пещеры и шахты самым счастливым образом соединяются в романе Жюля Верна «Черная Индия» (1878).
В старой заброшенной шахте Дочерт на копях Эберфойл близ Эдинбурга много лет живет отставной горный мастер Симон Форд, старый шотландец, выстроивший себе коттедж прямо в подземной выработке. Его жена и сын Гарри чудачества главы семейства вполне разделяют. Шахта за много лет, как ни странно, не обвалилась и не затоплена. Симон Форд в течение всех этих лет не теряет надежды возродить ее к жизни, и наконец находит пригодный для разработки пласт. Он вызывает своего бывшего начальника инженера Джемса Старра, и после непродолжительных поисков они открывают целую подземную страну — огромную пещеру с неисчерпаемыми запасами угля. В итоге здесь, на берегах озера Малькольм, возникает процветающий подземный город Коулсити.
Впрочем, в каждом приключенческом романе у героев должны быть враги. В «Черной Индии», в частности, выведен любопытный образ кающегося по имени Сильфакс («кающимся» назывался своего рода специалист по технике безопасности, который «должен был, рискуя жизнью, каждый день вызывать частичные взрывы рудничного газа»):
Его называли так потому, что он носил рясу вроде монашеской. Его настоящее название было «человек огня». В то время уничтожать рудничный газ умели только путем сжигания его мелкими взрывами раньше, чем он благодаря своей легкости накопится в большом количестве в верхних частях штреков. Вот почему «кающийся», с маской на лице, закутанный с головой в рясу с капюшоном, передвигался ползком. Так он мог дышать свободно, потому что в нижнем слое воздух чист, а правой рукой водил у себя над головой горящим факелом. Если в воздухе было достаточно газа, чтобы образовать взрывчатую смесь, то взрыв получался неопасный, и, повторяя операцию несколько раз, можно было предотвратить катастрофу. Иногда «кающийся», пораженный сильным взрывом, погибал на месте, и его заменял другой.
Сильфакс, также убежденный житель подземелья, блуждает по шахте в сопровождении огромного гарфанга — чудовищной совы, которая держит в клюве горящий фитиль и проникает туда, куда он не может дотянуться рукою. Он ревностно наблюдает за успехами подземных колонистов и замышляет вредительство; но от устроенного им взрыва гибнет только он сам, и все кончается традиционным хэппи-эндом.

*
Корифей отечественной антропологии Дмитрий Анучин в статье «Из истории ознакомления с Сибирью до Ермака» (1890) анализирует отрывок из Новгородского сказания конца XV — начала XVI вв.:
Вверх тоя ж реки великия Оби есть люди: ходят под-землею иною рекою день да нощь с огни, и выходят на озеро, и над тем озером свет пречюден и град велик, а посаду нет у него.
Речь в Новгородском сказании идет о самояди, то есть о самоедах. Первоначально это название применялось ко многим народам Сибири наряду со словом чудь, позднее — преимущественно к ненцам. Анучин полагает, что эта «подземная самоядь»жители Алтая.
По всей вероятности, в этом известии передан слух о той чуди, которая пролагала в Алтае под землей свои копи для добывания из них медной руды. Известно, что как на Алтае, так и на Урале русские открывали рудники большей частью по следам какого-то древнего народа, который был знаком с металлургией и открыл в этих горах все более замечательные в них медные месторождения. В некоторых копях находили даже покинутые или потерянные прежними рабочими орудия, каменные, костяные или медные кайлы (кирки) и молотки, деревянные ковши, остатки кожаных мешков, даже огарки грубых сальных свечей и кости самих погибших рудокопов.
Анучин рассказывает, что где-то в Сибири была найдена даже бронзовая статуэтка, изображающая, по-видимому, одного такого древнего рудокопа, с молотком в руках, с башлыком на голове и с кожаным мешком для руды у пояса. Несомненно, что слух об этой древней горной промышленности должен был распространиться и среди соседних народов, «живших еще в состоянии дикости и звероловства». Новгородец Гюрята Рогович еще в 1096 году рассказывал о каких-то просекающихся через горы людях, обитающих где-то между югрою и самоядью. «Но так как инородцы не могли рассказать путем, для чего люди эти «ходят по подземелью с огнем», то остался только этот факт, который сам по себе должен был казаться чудным».
Но что это за озеро, на которое выходят люди из подземных ходов?.. Позволим себе высказать предположение, что озеро это — озеро Колыванское, находящееся в рудоносном Западном Алтае, в 30 верстах к северо-востоку от Змеиногорска. Озеро это выпускает из себя речку Нижнюю Колыванку, впадающую в Локтевку, которая относится к системе реки Чарыша, притока Оби… Близ озера находятся месторождения медных руд, разрабатывавшихся уже чудью и вызвавшие основание здесь в 1727 году Демидовым первого медеплавильного завода. Озеро в окружности около 7 верст, имеет значительную глубину, очень прозрачную воду и расположено в горах (на высоте около 1200 футов), в чрезвычайно живописной местности, у подошвы гранитных скал, отличающихся необыкновенными, причудливыми формами. Скалы эти имеют вид башен, террас, пирамид, развалин замков и поднимаются над озером местами до высоты 600-700 футов. Рассказы о таком озере, с чудскими около него копями, легко могли подать повод к возникновению представления о выхождении на озеро людей из подземных ходов и о существовании на нем большого мертвого «града» (кремля, крепости) без посада (ибо имеются одни только развалины стен и башен, а жилых домов нет).
Рассказы о чуди или самояди, добровольно ушедшей в землю, распространены были и в других концах Сибири. Немецкий путешественник Шренк, например, приводит рассказ о подземном народе сииртя, услышанный от одного обитателя тундры:
Сииртя живут теперь внутри земли, потому что они не могут выносить света солнца. Они имеют свой язык, но понимают и язык ненцев. Один ненец, роясь однажды в земле, напал на пещеру, в которой жили сииртя. Один из них сказал: оставь нас в покое, мы боимся света и любим мрак земли; но здесь есть ходы, ступай к нашим богачам, если ты ищешь богатства, а мы бедны. Самоед побоялся, однако, идти темными ходами и снова завалил открытую им пещеру. Известно впрочем, продолжал рассказчик, что эти сииртя богатый народ: у них есть серебро и медь, железо, свинец и золото в изобилии, да и как им не иметь всего этого, если они живут в земле.
Енисейские самоеды, по свидетельству Анучина, также знали о наличии подземного, темного и холодного мира и его обитателей. Они считали, что люди эти имеют не вполне человеческий облик: у того нет руки, у другого ноги, иной же имеет только половину головы, да и та поросла мхом. Живут они в чумах, покрытых только с одной стороны, едят мышей, считая их за оленей, греются перед холодным синим огнем, а то и просто сидят вокруг кучки незажженных дров. Но эти сведения, кажется, к минеральным богатствам отношения не имеют, если только не принимать синий огонь подземных самоедов за первобытную газовую горелку.


Страна подземных рудокопов
Самая известная из отечественных сказок о подземных царствах — «Семь подземных королей» Александра Волкова. В своем «Волшебнике Изумрудного города» (1939) Волков с небольшими вариациями пересказал сказку американца Лаймена Фрэнка Баума. Зато следующие его сказки с теми же героями — «Урфин Джюс и его деревянные солдаты» (1963) и «Семь подземных королей» (1964) имели уже вполне самостоятельные сюжеты. Впоследствии Волков продолжил свою сказочную эпопею, но прочие сиквелы, как это обычно бывает, сильно уступали первым трем книжкам.
Александр Волков родился в Усть-Каменогорске, но детство и юность провел в Томске. Тамошние литературоведы высказывают гипотезу, что образ Изумрудного города был навеян ему крышами томских деревянных особнячков, которые традиционно красились в зеленый цвет… С ничуть не большей степенью натяжки мы можем увидеть прообраз Страны подземных рудокопов в нашем родном Кузбассе. Но дело даже не в аллегорических соответствиях, а в пророческом смысле, которым богаты хорошие сказки.
Страна подземных рудокопов возникла в огромной пещере, представляющей своеобразную преисподнюю Волшебной страны, где происходит действие сказочной эпопеи Волкова. Первые жители Страны рудокопов были сосланы в это мрачное подземелье, потерпев поражение в междуусобной войне. Тут сразу вспоминаются декабристы во глубине сибирских руд… Впрочем, Сибирь вообще и Кузбасс в частности местом ссылки служили на протяжении четырех с лишним столетий.
Обосновавшись в пещере, новые робинзоны стали кое-как налаживать свое хозяйство. Хлеб под землею родился плохо, поэтому население специализировалось на добыче руд и выплавке металлов. Ничего не поделаешь, зона рискованного земледелия, почти как наша Сибирь.
Тут надобно припомнить, что даже Алтайский край репутацию по преимуществу аграрного региона приобрел только после распашки целинных земель в середине прошлого столетия. А в XVI-XIX веках Алтай считался не житницей, а кузницей — именно здесь возникли первые в Сибири рудники и металлургические заводы. Лет сто назад алтайские руды истощились, и эпицентр горнозаводских работ сместился в Кузбасс.
Правили Страной подземных рудокопов поочередно семь королей, каждый со своими чадами и домочадцами, двором и дворней, стражей и шпионами. А чтобы не раздувать расходы госбюджета и не стоять в утомительной очереди к трону, каждый королевский дом после месячного царствования, напившись Усыпительной воды из чудесного источника, на полгода укладывался в спячку. Так что в Стране подземных рудокопов каждый месяц сменялось правление, а вместе с ним законы и обычаи, геральдика и мундиры, и т.д., и т.п.
В Кузбассе образ правления менялся не так часто, но все же можно припомнить, что он входил и в Колывано-Воскресенский (позже Алтайский) горный округ, и в Томскую губернию, и в Западно-Сибирский край, и в Новосибирскую область, и только шестьдесят с небольшим лет назад сделался самостоятельным регионом.
Несмотря на обилие венценосных особ, в Стране рудокопов отнюдь не наблюдалось династических распрей: пока один монарх правил, другие мирно почивали. И все бы хорошо, но вот от сна короли и придворные всякий раз восставали совершенными младенцами, и их всему приходилось обучать заново. Видимо, поэтому сколько-нибудь развитой цивилизации там так и не возникло. И когда источник Усыпительной воды иссяк и в стране разразился кризис, технической помощи пришлось дожидаться с поверхности, от хитроумных Мигунов. Даром что в Стране подземных рудокопов имелась даже специальная должность Хранителя времени.
Тут можно припомнить, что обе кузбасские столицы то и дело норовили переменить имя и начать историю с чистого листа. Скажем, Щегловск сделался городом в 1918 году, но не прошло и пятнадцати лет, как встал вопрос о его переименовании. Предлагались например, варианты Гигантск и Углегигантск, Майск и Октябрьск, Партизанск и Советск, Краснохимиченск и Химцентрал. И даже Ново-Кузнецк (в отличие от старого Кузнецка).
В 1932 году выбрали нынешнее название, но ненадолго. В конце 50-х в Кузбасс прислали нового первого секретаря обкома тов. Лубенникова; несколько осмотревшись, он тут же захотел переименовать областной центр в Кузбасск, на том основании, что название Кемерово в масштабах страны совершенно неизвестно. Когда СССР рухнул, власти не стали переименовывать ни города, ни его улиц — но возраст города по-прежнему отсчитывают от героического 1918-го, хотя есть куда более почтенные даты: 1665 (основание Верхотомского острога) или 1698 (первое свидетельство о первопоселенцах Щегловых). Такая вот летаргия.
Еще меньше повезло с крестинами южной кузбасской столице: Кузнецк-Сибирский — Сад-город — Новокузнецк — Сталинск — снова Новокузнецк. Но здесь хотя бы предпочитают отсчитывать возраст города с самого начала — от основания Кузнецкого острога.
Поскольку технический прогресс подземным рудокопам был неведом, работы по бурению и добыче Усыпительной воды проводились под видом заклятия Духа подземного источника. Нам это несколько напоминает проект извлечения метана из угольных пластов, который в Кузбассе осуществляется уже лет десять, но пока без ощутимых результатов.
Домашние животные Страны рудокопов назывались Шестилапыми: чудовищная помесь пещерного медведя и классического кентавра (Шестилапый мог стоять на четырех задних лапах и отбиваться от врагов передними). Что ж, медведь — безусловно, геральдическое животное для всей Сибири, а лошадь — в особенности для Кузбасса, как мы показывали в очерке «Кентавр, гиппогриф, коногон».
Другую разновидность домашних животных сказочной Подземной страны составляли прирученные драконы; но об этих баснословных существах мы поговорим отдельно.
Сказка про подземных королей кончается тем, что королей, пользуясь их беспамятством, переквалифицируют в пекари и токари, а народ рудокопов наконец покидает сумрачную пещеру и выходит жить на-гора. Добывать руду и плавить металлы рудокопы продолжают, но, как сказали бы теперь, вахтовым методом. Можно ли и здесь увидеть некое пророчество? Судя по тому, что кузбасские власти обещают далее не наращивать добычу угля и лелеют планы по развитию горнолыжных курортов — почему бы и нет…

*
В более широком смысле всю волковскую Волшебную страну можно рассматривать как аллегорию его родной Сибири. Тогда страна беспечных Жевунов предстанет как изображение аграрных областей Алтая. Страна искусных Мигунов — как аллегория Колывано-Воскресенского горнозаводского округа (знаменитый механик-самоучка Ползунов произрос именно в этих местах). В Прыгунах, иначе называемых Марранами, можно увидеть изображение наиболее воинственных туземных племен Сибири. Воинство Урфина Джюса предстанет как аллегория армии Колчака… Впрочем, эти спекуляции уж совсем выходят за пределы нашей темы.
100-летие «Сибирских огней»