Коллекция специй

Коралл

По оценкам ученых, большая часть коралловых рифов исчезнет с лица Земли в ближайшее десятилетие.

О коралл!

Ты долго врал,
Пока не влип:
Ведь ты — полип!

Создано море единым куском —
Красок немых незапаянный ящик.
Поры коралла забиты песком:
Ластами дно возмущает ныряльщик.

Он не единственный тут баламут,
Зуб на которого точат полипы:
Рыбы за зрелище хлебом возьмут,
Гривку лишайника вытопчут джипы.

Все расточатся, а я не умру —
При тирании и при автаркии…
Знай же, ветвистый коралл: не к добру
Предрасположены звезды морские!

Так не рассаживались никогда
На бирюзовых златых эполетах…
Как человеческие города,
Рифы стоят на предтечных скелетах.

Ты не полип — ты лингамный Приап!
Сонмы прописанных в царстве подводном —
Губка, моллюск и разлапистый краб —
Расквартированы в доме доходном.

Каждый жирует за счет мертвецов,
В каждом забытые прячутся гости:
Обызвесткованный остов отцов
И матерей чудотворные кости.

Только однажды, почуяв, как влип
В эту приливность и эту отливность,

Склочных жильцов раскидает полип,
Не переварит планктонную живность.

Пусть как любовник он неутомим,
Верности жаждет кораллово тело
Травке, воспитанной им же самим,
С чувственным именем — зооксантелла.

Федру фригидный отверг Ипполит —
Зооксантеллу исторгнул полип.
Дни сочтены этой бурой травы —
Ей средь глубин не сносить головы.

И, не справляясь, куда подались
Жалкие съемщики в бездне бессрочной,
Щупалец жалящий, липкую слизь
Ладит полип для ловитвы полночной.

Слеп, как Гомер, и остер, как стилет,
Им построяемый белый скелет.

Брось его, глупый полип, и живи!
Щупальцы выпростай — вольно плыви.
Не размышляй, кто тебе посылал
К самоубийству дежурный сигнал.

Рыб отрави кислородом любви,
Дайверу ноги изрежь — и плыви.

Он — человек, и ему все равно,
Где ты осядешь на чистое дно,

Где обнажит тебя пляжный прилив…
Смертен коралл, но бессмертен полип.

Специи

Сливаясь, запах ладана, цветов,

Плодов и трав возносится к Престолу
Воздать хвалу Творцу…

                                             Френсис Томпсон

Поутру заурядно глядим сквозь горбыль,

Как сосед загружается в автомобиль
После плаванья в снах инфернальных.
Вот уехал «Ниссан», и пришел ассасин,
Дабы септик, воняющий, как керосин,
Отсосать на условьях кабальных,
Феодальных, анальных, подвальных.
Пусть к парадной не подали нам лимузин,
Тут в доступности шаговой есть магазин
Принадлежностей неритуальных.

А давай мы там купим с тобой сельдерей!
Стоит он максимально полсотни рублей —

Это нам не грозит разореньем.
Мы разденем капусту и лук заголим
До колючей слезы, вышибаемой им,
Мы займемся обедовареньем
И дополним все это кореньем.
Как же кстати царицей введен в оборот
Гвоздевой, головной, корневой корнеплод,
Взятый чохом с индейским селеньем!

Хлеб второй, артефакт Катерины Второй, —
Мы им тоже, как смехом, давились порой,
Насыщались по самые гланды,
Но, поскольку хтонически были бедны,
То золу собирали до новой луны,
Завозили навоз без команды,
С Кордильерами путая Анды.
Вдохновенней спартанский сисситий готовь
И ножом поварским препарируй картофь
На Солярисе летней веранды.

Если в корне неправ утопический Мор,
И уйдет богомол, и придет комсомол,
И не вырваться из балагана,
То, пока не начнут суматошить и гнать,
Мы научимся сумерничать, вспоминать
Радость постника, вкусы вегана
Под гримасничанье уркагана.
Пусть казак Галаган изведет нашу сечь,
Пусть Ваххаб-гастарбайтер нас вынудит лечь
Под колеса седана, логана.

Пусть внезапу наступит развязка времен,
И уйдет Эхнатон, и взойдет Эсхатон…
Все ништяк, как сказал бы Лукреций!
Насмотреться успели — в обжор за глаза —
До того, как разверзлась гроза-ураза,
На эрзацы италий и греций.
Мы займемся коллекцией специй!
Кардамон и шафран, базилик, эстрагон
Не сопрет гегемон, не схарчит бибигон
Под журчанье соплей и секреций.

Начитались, налакомившись задарма,
Про бездетных красавиц, сводивших с ума
И сходящих с ума понемногу.
Про холодные тени священных камней,
Про зиждительность мускула без трудодней,
Про щедроты, угодные Богу,
И про Аппиеву дорогу.
А теперь обонянья настала пора —
Розмарин и бадьян, куркума и зира
Нас не выдадут зверю двурогу.

Обоняньем владеющий не говорит,

Чуйкой чуя меняющийся колорит,
В порошок впечатленья стирая,
Потаенья свои измельчая в труху,
Трепыханья сердечные пряча во мху,
Узнаванья мгновенные рая
В катакомбы души убирая.
Жизнь сквозь запах, ты смерти, увы, не сильней,
Но, чем ближе мы к ней, тем острей и родней
Эта штучная память вторая.

Так давай добавлять и укроп, и тимьян,
Так давай не впадать в синуситный обман
Под сивушные выдохи змия.
Если я доложу майоран и бадьян,
Не застелет туман, не накроет бурьян,
Не затмит чужеродное имя,
Не запразднуется аносмия.
Я щепотью зажму куркуму и зиру —
И проснусь поутру, и еще не умру,
И останусь с Тобой, а не с ними.


* * *

Когда мы в Россию вернемся…

                                             Г. Адамович

Когда мы в Россию вернемся
Из Зюзина и Строгина,
На самом краю обернемся,
Но там уже будет война.

Введут пропуска и талоны,
И в силу войдет хлеборез,
С бесцветным пропаном баллоны,
Пропавший к себе интерес.

До схронов родных, до заимок,
Оконцев в один огонек —
Из Бутова, Черустей, Химок…
И каждый пойдет одинок

Из офисов, фирм и компаний,
Велико- и мало- Британий,
В поденном прикиде до пят,
С билетом просроченным волчьим…

Последний ответ перемолчан.
Разряжен последний айпад.

А Родина пусть не заметит,
Какой мы проделали путь,
И нас у околиц не встретит,
Дворнягой не прыгнет на грудь.