Вы здесь

Культурный слой

Стихи
Файл: Иконка пакета 04_gutov_ks.zip (11.48 КБ)

Комета

Знаки карты линии засечной

посреди ковыльника густого;

налетает вдруг гирлянда света,

громовой прибой,

затрясет вагоны — это встречный,

он огни кидает до Ростова,

яркая, слепящая комета,

может быть, природы сбой.

 

Завтра утром в окна — запах росный

залетит в мой малый рай купейный;

завтра скорый сбавит обороты,

лопасти замрут.

На фасаде прочитаешь: «Грозный»;

принесут сюда прибор кофейный,

нас числом в вагоне меньше роты:

обслужить — не труд.

 

Грянет речь гортанная с платформы —

сплав шипящих, режущих согласных;

снова путь, — далекая завеса,

это показался контур гор.

В окна выше среднерусской нормы

залетает хор подростков праздных

посреди предместий Гудермеса,

где их вечный сбор.

 

Дымчато-сиренев ломкий контур,

вот уже он тянется привычно;

там в ущельях джинн сидит в засаде,

мхом оброс и врос в скалу.

Распласталась степь до горизонта —

словно проверял всевышний лично,

каждый бугорок, пройдя, разгладил, —

пестрый коврик на полу.

 

Семьдесят восьмой — пугают числа;

от него сюда — года разлома.

Семьдесят восьмой — в разгаре лето,

семьдесят любой.

И страна, как в затяжном, зависла,

из-за гор еще не слыша грома;

странная, слепящая комета —

может быть, природы сбой.

 

По мотивам Переса-Реверте

Неровные ряды, порой высокий том —

забытые следы в какой-то старый дом,

готический привет, величие Рамзеса.

Завшивевший отряд их выстроил админ;

на корешках горят то охра, то кармин

от Сапфо до «Процесса».

Есть в слове «прошлое» потеря буквы «р»,

Гомер, Вольтер, камин, величие химер.

Ушел герой и запер дверь бесповоротно.

Они чуть-чуть смешны, они ровняют ряд,

то охра, то кармин на корешках горят

повзводно и поротно.

Не вынесет двоих уставший россинант,

да даже одного, ему на шею бант —

и в старческий приют, пусть щиплет себе травки.

Достать такой кирпич, что совершить обряд.

То охра, то кармин на корешках горят —

мундиры для отставки.

Нездешний драматург припишет эпилог.

Ряд досок и альков почти под потолок

из темного и прочного ореха.

Слегка поблескивают плоскости стекла,

В них дремлет вертикаль Харонова весла

И слабое готическое эхо.

 

Старая монета

Бронзовый кругляш, окно, зеница,

в мелкий рубчик черный ободок.

Единица, восемь, единица,

мелкой двойки — цифровой итог.

 

Тяжелит ладонь, а это просто

две копейки — невелик соблазн.

Бронзовый, сюда доплывший остров,

Полифема выколотый глаз.

 

Колесо, корона, колесница —

круглые имперские слова.

Единица, восемь, единица,

в довершенье — маленькое «два».

 

Бронзовый кругляш, по номиналу

две копейки, — мелочевка, тля.

Он неинтересен криминалу.

Пятьдесят дотянут до рубля.

 

Цифра, словно гнутая граница,

повторяет сектор ободка.

Единица, восемь, единица.

Двойка — острый выгиб хоботка.

 

Читая Мандельштама

Что хочешь ты от них

в эпоху скоростей?

Их надо запереть:

весь этот ворох книг,

прочитанных статей, —

рыбачья сеть.

 

Сейчас, куда ни брось, —

неважен твой улов:

цитаты, даты, тлен, —

толкуют вкривь и вкось;

решетка черных слов —

твой иудейский плен.

 

Сплошь катакомбный мрак

каких-то темных ниш,

томов тяжелых вес.

Творцы распались в прах,

осталась груда лишь

словес, словес, словес.

 

Глотаешь их слова,

как влагу в полость льют,

когда стоит жара;

как неподвижный вол,

язык во рту комол,

и губ трещит кора.

 

Культурный слой

Он тонок тонок но на самом деле бывает до семи как дни в неделе

число патронов старого нагана двенадцать пэры вкруг столешницы Артура

апостолы и близкая фактура до тридцати число патронов акээма

в сто тридцать пять — число холодных игл Милана он бесконечен

как питомцы Брэма

он под ногой — кирпич раствор щебенка состав другой сгоревшая избенка

он мусор старый шкаф кусочки грязи другой состав подгнивший сруб вне связи

с вчерашним креслом выброшенным томом романа ставшим как страна фантомом

тетрадки школьницы чей путь дальнейший темен игольницы когда-то шить умела

порой он вызывающе нескромен белеет ткань что прикрывала тело

и стала тряпкой выцветшей как фреска часы чья гравировка потемнела

отжили время вот судьба отрезка а не прямой но все в культурном слое

становится сумой тюрьмой былое не ожило ни прописи ни ноты

алло алло топчи их рай Аттила во всеоружии явились готы

что ж римляне увы не подфартило смотрю как иностранец на сугробы

носком пинаю резко чье-то фото почетной грамоты заляпан звонкий глянец

культурный слой слой самой высшей пробы

100-летие «Сибирских огней»