Вы здесь

Мечтатели

Повесть
Файл: Иконка пакета 01_markov_m.zip (76.77 КБ)

Нам было лет по тринадцать, когда Коля обронил в разговоре фразу, показавшуюся мне очень глубокомысленной и емкой. Не берусь ее в точности повторить, но звучала она примерно так:

Не стоит где-то искать золотоносные копи — они и так у нас под ногами, и надо только их увидеть.

Точно-точно, — закивал я в ответ.

Вот бы мне тогда расспросить его, что он имеет в виду! Но в ту пору в моей школьной сумке, помимо учебников, частенько лежали книжки Эмара и Сабатини, и мне показалось, как само собой разумеющееся, что речь идет о пиратах. В крайнем случае — о Клондайке и золотоискателях, ринувшихся на Аляску. Случись наш разговор чуть позже, я стал бы думать о тех черных копателях, которые грабят древние захоронения. Без подсказки мне никогда не пришло бы в голову, что приятель мой говорит всего лишь об автомобильных свалках.

Как их можно считать золотоносной жилой?

Узнал я об этом, когда мечта побывать на этих автомобильных свалках настолько овладела Колей, что он называл их не иначе как «поле чудес» и злился, когда я напоминал ему историю про богатенького Буратино, которому кот Базилио и лиса Алиса на Поле Чудес посоветовали закопать пять золотых.

И что из этого вышло? — спрашивал я его.

Да я не буду золотые закапывать. Я их выкапывать буду! — размахивал он руками.

Как?

Узнаешь. У меня, в отличие от тебя, руки из правильного места растут.

Зато у меня голова на плечах есть. Умная.

Кто ж спорит? Если бы из нас сделать одного человека — цены б ему не было.

Начитался ты фантастических историй. Жуть просто! Но головы еще не научились пересаживать. Меня и мои руки вполне устраивают, пусть они и не из нужного места.

А меня — моя голова! — рассмеялся Коля.

На том и порешили.

Думаю, что он еще в песочнице, сложив горкой все имеющиеся у него машинки, думал: а вот что получится, если к крыльям «опеля» приставить двигатель «мерседеса» и водрузить все это на ходовую «вольво»? Уж не знаю, приступал ли он тут же к экспериментам, но явно жизнь его машинок продолжалась недолго. Чем-то мне все это напоминало рассказ Гоголя — тот, где к молодой, но не очень красивой девушке пришли совсем некрасивые женихи. По отдельности они ей совсем не нравятся. Но если взять от них части да сложить из этих частей одно целое, выйдет в итоге вполне сносный муж. Один умник уже попробовал нечто подобное — и вышел у него Франкенштейн.

К слову, руки у Коли действительно росли из правильного места. Сделав уроки, а то и не доделав их, он убирал со стола тетрадки с учебниками, складывал их в стопку на полу и начинал мастерить всякие средства передвижения из железных конструкторов, оставшихся в его семье с незапамятных времен.

Несколько получившихся моделей у него выпросил учитель труда и выставил среди прочих поделок школьников в витрине, располагавшейся напротив центрального входа в наше учебное заведение. Мало того что все работы там были подписаны, так еще рядом помещались фотографии их создателей. Я такой славой гордился бы, а Коля ее стеснялся и каждый раз, проходя мимо витрины, вжимал голову в плечи, отворачивался, боялся, что его узнают и начнут в него тыкать пальцами.

Дело в том, что эти работы были для него уже прошлой эпохой, каменным или бронзовым веком, а он к тому времени переступил в эру пластмассовых моделей. Но при их сборке приходилось просчитывать каждый шаг, действовать по инструкциям и по правилам, а это Коле быстро наскучило. Чтобы немного подогреть его интерес к пластмассе — уж больно мне нравился результат его трудов, — я рассказал ему, что Лукас, снимая свою первую классическую трилогию «Звездных войн», делал макеты космических кораблей и «Звезды Смерти» из отходов фабрики, выпускавшей сборные пластмассовые модели разных танков, машин и самолетов. Выслушав меня, Коля купил несколько таких наборов и соорудил из них какую-то футуристическую конструкцию, как в комиксах.

Неплохо, — сказал я, тут же вспомнив, что у меня дома где-то валяется машина с дистанционным управлением, которая на части не разваливается лишь оттого, что я всю ее обмотал скотчем. На приказы пульта управления она не реагировала: видимо, захотела обрести свободу. В ее электронные мозги не поместили информацию, что она марионетка, которая может лишь выполнять команды хозяина, а сама по себе труп.

Таланты Коли надо было использовать в личных целях.

Ну чего, починить сможешь? — спросил я, притащив ему на следующий день свою четырехколесную пластмассовую калеку.

Попробую, — сказал Коля, повертев машину в руках.

Он ее словно в первый раз видел, хотя крушили мы ее вместе, выясняя, что прочнее — стены или машина. Стены, конечно, оказались крепче. Зато мы не стали проверять их прочность головами, как это с некоторыми случается.

Попробуй, — сказал я, — а то новую-то мне не купят.

Живут же люди без таких машин, — заметил Коля, видимо намекая на себя.

Но с ними жить веселее.

Ага. Я уже придумал, как мы повеселимся с ней, когда я ее починю. — Он таинственно улыбнулся мне, но больше ничего не рассказал.

В дальнейшем на все мои вопросы он отвечал, что машину чинит, а я понять не мог, отчего это продолжается так долго, ведь в мастерских с поломками настоящих машин справляются быстрее. Нет, у меня в мыслях не было, что Коля эту машинку у меня «заиграл», ведь в разбитом виде ценности в ней было не больше, чем в неработающем телевизоре, который выбрасывают на помойку.

То, что он полностью поглощен решением поставленной перед ним задачи, я понимал хотя бы по тому, что Коля все это время совсем не готовился к урокам. Так как происходило это по моей вине, я всячески его прикрывал и, как только учитель спрашивал, кто хочет отвечать домашнее задание, — а взгляд его отчего-то неизменно останавливался на Николае, — тянул вверх руку и вызывался пойти на Голгофу — к доске. Выручало то, что историю, географию и литературу я очень любил, знал гораздо больше, чем сообщалось в учебниках, считался гордостью школы и учителя частенько отправляли меня на районные и городские олимпиады, где я даже занимал какие-то призовые места. С математикой обстояло не так хорошо, но решить примеры за Колю я был в состоянии.

Спустя неделю я все ж не выдержал и сказал ему, что он совсем обнаглел, влез мне на плечи и пользуется моей добротой. Мы, как обычно, встретились на улице перед началом занятий.

Игра стоила свеч, — сказал он мне.

Я заметил, что рюкзак его буквально распирает от содержимого — явно не от знаний, а от чего-то другого, потому что такого количества книжек Коля в рюкзаке не носил, даже когда мы собирали макулатуру.

Тебе ведь практика полезна. Ну и мне тоже. Мы с пользой для обоих провели это время. Вот, смотри, что вышло.

Он снял с плеча рюкзак, расстегнул молнию. В руки ему вывалилось что-то блестящее и серебристое. Машина моя теперь походила на космический корабль на колесах. У нее и вправду виднелись дюзы, как будто имелся реактивный двигатель. Когда я взял ее, то почувствовал, что она стала заметно тяжелее, хотя корпус Коля сделал не из металла, а из пластика. С переднего капота на меня уставилось мое искаженное отражение, и я подумал, что всегда мечтал иметь на машине красивую аэрографию.

Летает? — спросил я.

Попробуй, — усмехнулся Коля, протягивая мне пульт управления.

Я тут же решил приступить к тестовым испытаниям, поставил машинку на асфальтовую дорожку и нажал на пульте кнопку «Вперед».

У машинки из-под колес повалил дым, прямо как у настоящих гоночных болидов. Она сорвалась с места и понеслась так лихо, что я едва успевал рулить, пытаясь не врезаться ею в бордюр или в стенку сарая, куда складывали всякий ненужный хлам и пачки макулатуры. Начни я испытывать новинку в школьном коридоре, точно разбил бы о стенку, прежде чем привык бы к ее резвости.

Коля стоял рядышком и смотрел больше не на машину, а на меня, довольный моей реакцией.

У нее что, действительно двигатель реактивный? — спросил я, когда заметил, что из дюз вырываются яркие огни и дым, похожий на выхлопы отработанного топлива, тянущиеся за ракетами и самолетами.

Не. Где я тебе реактивный двигатель достану, да еще такой маленький? Имитация это. Но моторчик я немного усовершенствовал. Теперь она гоняет лучше. В дюзах — фонарики. Вот и кажется, что там огни.

Да, прикольная вышла штука! — согласился я.

Но это не все, — хитро сказал Коля.

А что еще? Она все-таки летает?

Лучше, — таинственно отозвался он.

Мне пришлось еще минут пятнадцать томиться в неведении, потому что грянул звонок и нам пришлось запихнуть машину в сумку и во всю прыть мчаться в класс, чтобы не опоздать на первый урок.

Пока мы бежали, Коля пытался мне рассказать, как он клеил корпус из стекловолокна, но я половины слов не слышал. В класс мы успели раньше, чем там появился учитель. Не пришлось канючить, чтобы нас впустили, обещать, что такого больше никогда не повторится, — а через несколько дней опять краснеть, потому что раз в неделю мы обязательно опаздывали на первый урок.

Я все вертелся на стуле, будто мне кто-то из одноклассников подложил под зад кнопку, не мог сосредоточиться на том, что объясняет учитель, и, вздумай он меня вызвать повторить хоть часть из рассказанного, я бы опозорился на весь класс. Да и домашнее задание внятно не смог бы изложить, замямлил бы что-то непонятное, как закоренелый троечник.

Хорошо еще, что учитель интуитивно понял: это не мой день. Он не вызвал меня к доске, и на расставленных им минах подрывались мои одноклассники.

Рука сама собой тянулась к сумке, раскрывала молнию, и тогда корпус машины частично высовывался наружу, как косточка перезревшего и лопнувшего плода. Но что там, под партой, урывками рассмотришь?

Будь сейчас контрольная или экзамен, учитель мог бы подумать, что я разглядываю свои шпаргалки. Как бы он удивился, узнав, что я на самом деле прячу в сумке!

Нащупав на лобовом стекле глазок, похожий на те, что врезают в дверь, чтобы разглядывать пришедших и не открывать непрошеным гостям, я догадался, что Коля установил в машине видеокамеру.

Я придумал, что мы будем снимать, — тут же заявил я Коле, пихнув его локтем под бок.

Что же? — спросил он.

Но теперь пришла его очередь томиться в неведении.

Идея была авантюрной, как и многое из того, что обычно лезло в мою голову. Время урока тянулось бесконечно долго. Мне иногда казалось, что стрелка на часах вовсе остановилась, дрожит, не в силах сдвинуться и на микрон, будто кто-то ее сдерживает.

Ну и что же? — повторил Коля свой вопрос, когда мы наконец-то дождались звонка.

Мы вышли из класса. Нас окружал гомон, от которого звенели окна. Девчонки прыгали через резинку, мальчишки гонялись друг за дружкой; кое-кто, опираясь на стенку, стоял с учебником в руках и пытался надышаться перед смертью.

Машину я, недолго думая, запустил в женский туалет: бросил ее туда, как гранату в амбразуру дота, — и когда она промчалась перед кабинками, поднялся такой визг, будто девчонки, находившиеся внутри, увидели змею. Прежде их донимали только дымовыми бомбочками, сделанными из треснувших мячиков для пинг-понга.

Я не видел, что снимает камера, а было бы интересно следить за съемками в реальном времени! Не понимал я и где едет машинка, только слышал, как она завывает и ударяется о стены. Главное, чтобы, натолкнувшись на плинтус, автомобильчик не опрокинулся колесами вверх, завалившись на крышу и став таким же беспомощным, как перевернутая черепаха. Сам он тогда и с места не сдвинется. Я в этот туалет войти не решусь, а ждать добра от девчонок не приходится. Они машину скорее раздавят, чем вернут...

Дверь распахнулась, все, кто находился в туалете, с визгом выбежали наружу, а следом за ними мчалась машина, ревя и урча, как какой-то неведомый зверь. Среди беглянок оказалась учительница математики. Она неслась прямо к своему кабинету, до которого было метров пятнадцать, надеясь там переждать опасность. Вот только туфли на высоком каблуке, которые она надела, чтобы произвести впечатление на учителя истории, сыграли с ней злую шутку. Когда до спасения оставалась всего пара шагов, каблук на левой туфле подломился, и единственное, что учительница успела сделать, прежде чем врезаться в закрытую дверь, это выставить вперед руки.

У меня волосы на голове встали дыбом от осознания, что я натворил. Я еще подумал: может, бог с ней, с этой машиной? Не стану признаваться, что она моя, а родители, если им ее покажут, вообще не признают в этом монстре свой подарок полугодичной давности. Но эта разумная мысль не успела до конца оформиться. Меня сгубила жадность.

Это что такое?! — кричал на меня директор школы Алексей Константинович.

Опустив глаза, я стоял возле его стола и рассматривал мыски своих кед. Мне казалось, что, если я подниму глаза и встречусь взглядом с директором, меня испепелят. Нечего мне было сказать в свое оправдание: дежурные, подхватив под руки, буквально внесли меня в директорский кабинет, а я все не выпускал пульт от машины. Тут уж, как ни отпирайся, все и так ясно.

Николай из этой передряги мог выйти сухим: подождать меня, к примеру, у дверей директорского кабинета, сказать потом, что за меня переживал, но помочь все равно никак не мог, и я бы согласился с этим доводом, в ответ кивнул и не обиделся... Вместо этого Коля проскользнул следом за дежурными, тащившими меня на расправу, к директору и честно признался, что тоже участвовал в хулиганстве и даже был заправилой.

Ладно, Тоболкин — бестолочь, но вот ты, Левашов, — гордость школы! Что ты себе позволяешь? — кричал на меня директор. — А если бы Алевтина Николаевна ногу сломала или голову разбила? Что тогда?!

«Тогда у нас какое-то время не было бы математики, — подумал я. — Учитель истории ходил бы к травмированной коллеге в больницу, носил всякие вкусности, и они сыграли бы свадьбу месяца через два после того, как Алевтина Николаевна поправилась бы, а то и не дожидаясь этого. А теперь уж и не знаю, когда они поженятся и поженятся ли вообще...»

Но о своих догадках я директору не говорил, стойко молчал и думал, что сейчас похож на пленного партизана с какой-нибудь из картин времен развитого социализма, репродукции которых печатали в старых учебниках истории.

Я краснел и бледнел, ждал, когда иссякнет директорский поток красноречия, когда Алексей Константинович возьмет наконец самую высокую ноту, после которой охрипнет и больше не сможет на нас кричать.

А ты, Тоболкин, молодец все-таки, что друга в беде не бросил, — заключил неожиданно директор. — Потому я вас не буду сильно наказывать.

Кары небесные действительно оказались не такими уж страшными. Машину директор обещал отдать лишь родителям, но я и не надеялся, что он ее мне вернет. Правда, пока Алексей Константинович распекал нас, я начал строить кое-какие планы насчет этой машины и даже придумал снять с ее помощью фильм. А вот затея со съемками в женском туалете теперь казалась мне не самой умной. Вернее, то, как мы ее осуществили. Надо было иначе.

После разговора с директором родители меня почти и не ругали. Папа так и вовсе едва сдерживал смех и все порывался рассказать о каком-то из своих школьных хулиганств. Машину мне вернули, но без кассеты, которую директор с общего согласия вынул и уничтожил в присутствии родителей моих и Николая. Он сказал, что на ней заснят компрометирующий материал и съемка эта не должна быть обнародована. Хорошо, что Алевтина Николаевна преподавала не в нашем классе, а то, боюсь, всех моих математических способностей не хватило бы, чтобы противостоять ее мести.

После этого случая какое-то время дежурные по школе при входе осматривали все сумки на тот случай, если кто-то вздумает притащить какой-нибудь подозрительный предмет и устроить хулиганство. Все знали, что причиной такой бдительности были мы с Колей. Эту историю пересказывали по всему району. Мы прославились — стали «героями на один день», как пел Дэвид Боуи.

Покажь свою машину-то знаменитую! — услышал я, как-то раз проходя мимо кучки ребят, сидевших на лавке в аллее неподалеку от моего дома.

К лавке был прислонен видавший виды мопед. Руки ребят перепачкались в масле, потому как каждый из них по очереди забирался во внутренности мопеда и копался там. Хирурги из них были плохие, мопед никак не хотел выздоравливать. Парни пили пиво, оглядываясь пугливо по сторонам, зато курили совсем не таясь.

Так я ж ее с собой не ношу, — сказал я.

Ну так принеси! — велел парень лет пятнадцати, который, видимо, был в этой компании за главного. Вывод такой я сделал из того, что он больше всех испачкался маслом, даже лицо у него было в масляных полосах, будто он, как герой боевика, нарисовал перед трудным заданием маскировочную окраску. Пожалуй, сложной задачей для него могла стать контрольная по любому предмету. Одет главарь был в спортивный, явно контрафактный костюм фирмы Reebok с уже пузырящимися на коленках мешковатыми штанами. У него были желтоватые зубы, а двух верхних передних и вовсе не хватало. Из-за этого он немного шепелявил.

Я и с одним этим парнем не справился бы, а их было трое. Они бы догнали меня, попробуй я убежать. И что помешало бы им ждать меня каждый день здесь, на лавке? А если бы я выбрал другие пути домой из школы, они все равно их скоро обнаружили бы и перекрыли.

Так вы ж ее потом не отдадите, — сказал я в раздумье.

Почем тебе знать? — ухмыльнулся щербатый. — Не бойся.

Я не боюсь. Но вот пить пиво за рулем вредно для здоровья. — Я попробовал перевести разговор на другую тему, кивнул сперва на бездыханный мопед, а затем на бутылку пива, которую главарь держал в руке.

Мы не за рулем, — сказал парень. — Никак починить не можем. Хочешь? — спросил он, протягивая полупустую бутылку.

Нет, — замотал я головой. У меня вдруг возникла идея, от которой глаза буквально загорелись. — Я сейчас приду.

Машину-то принесешь?

Да.

Смотри не обмани! Мы знаем, где ты живешь.

Это признание не очень меня испугало, хотя времена стояли суровые и проблемы в бизнесе часто решались при помощи пистолета Макарова или автомата Калашникова.

Оказавшись дома, я взял телефонную трубку и набрал Колин номер. К счастью, мой друг оказался дома. Он часто оказывался дома, и вероятность застать его там была намного больше, чем встретить во дворе.

Ты чем занят? — спросил я.

Да вот, кое-что клею, — ответил он.

Можешь на улицу выйти? Ты же мастер на все руки. Почини пацанам мопед. Они в парке маются.

Могу попробовать, — сказал Коля.

Тогда давай у твоего подъезда встретимся. Я уже выхожу.

Чумазый парень смотрел на нас двоих с усмешкой. Наверное, он думал, что я привел с собой какого-то местного чемпиона по боям без правил в надежде, что тот наваляет всей троице старшеклассников и заставит их поклясться впредь мне не досаждать.

Коля был меня чуть повыше и заметно крепче, но не производил впечатления великого спортсмена. А впрочем, Джеки Чан вон тоже неказист, но руками и ногами машет так, что любо-дорого смотреть. В руках у Коли был чемоданчик с инструментами. Он уже имел некий опыт починки механических монстров — помогал отцу реанимировать в гараже старый-престарый «москвич».

На, смотри. — Я вытащил из сумки машину, пульт и протянул их щербатому. — Разберешься, что там к чему, или показать?

Разберусь.

Он так сказал это, что я чуть не рассмеялся.

Посмотришь? — деловито спросил я Колю, показав на неисправный мопед.

Могу, — кивнул Коля.

Он подошел к мопеду, нажал рычаги тормоза и газа, потом глазом проследил, куда от них тянутся провода, нагнулся, ощупал двигатель...

Это чего это ты? — спросил главарь, на какое-то время потеряв интерес к машинке. — Отойди, сломаешь ведь! А не отойдешь — по рылу получишь.

Так что его ломать-то? — пожал плечами Коля. — Его до меня уже сломали. Вот тому, кто сломал, по рылу и дай.

Наша наглость поразила старшеклассников. Они решили, что пока нас бить не будут.

Корпус крепкий, — сказал щербатый, постучав костяшками пальцев по машинке.

Ага, он делал. — Я кивнул на Колю.

Да ладно? — удивился парень.

А что мне врать-то? — развел я руки в стороны.

Чё, правда ты? — главарь недоверчиво посмотрел на Колю.

И хотя тот этого взгляда не видел, но понял, что обращаются к нему.

Ага. Стекловолокно проклеенное, — сказал он. — Ничего, в общем, сложного.

Затем Коля вновь ухватился за рога мопеда, поставил его в вертикальное положение, дернул рычаги на руле, нажал на педаль, и — о чудо! — мопед, испуская клубы прогорклого, едкого дыма, завелся, зачихал, как человек, пораженный простудой.

Старшеклассники обмерли на секунду, потом загалдели от радости, принялись всем скопом отнимать у Коли руль, и каждый старался оседлать мопед первым.

Коля за мопед не сражался, отошел в сторонку, и без него двигатель тут же заглох. Как ребята ни жали на педаль и на рычаги, ничего у них не получалось. Пришлось им посмотреть на Колю и безмолвно попросить у него помощи.

По-хорошему, почистить бы там кое-что надо. Тогда лучше работать будет, — посоветовал он.

А ты можешь? — спросил главарь.

Могу. Но завтра. Сегодня не успею — работы много.

Коля начал ощущать свою силу. Он смотрел на свои измазанные маслом ладони. Кто-то дал ему тряпку, чтобы вытереться.

Гриша, — сказал щербатый, протягивая руку сперва Коле, а потом и мне.

Пока не наступил вечер, мы рассказывали старшеклассникам о том, как запустили машину в женский туалет в школе, а позже гоняли ее по газону и пугали прохожих. Ребята смеялись и в свою очередь тоже принялись рассказывать нам истории из своей жизни, по большей части незамысловатые и неинтересные. Предлагали пиво и сигареты, но мы стойко держались. Опасений, что машину не отдадут, у меня уже не было. Благодаря умениям Коли мы заполучили телохранителей, которые в случае чего постоят за нас своими кулаками. Этим же вечером наши новые приятели вызвались сопроводить нас до подъездов, чтобы никто не пристал, не поколотил и не отнял деньги, которых у нас и так не было.

Коля из-за своей скромности отнекивался, благодарил, говорил, что и сам дойдет и ничего с ним не случится. Я больно пихнул его локтем в бок, чтобы у него на пару мгновений перехватило дыхание, и он замолчал, а когда задышал снова, то сказал, что согласен и даже будет признателен, если меня проводят до подъезда.

Собственно, от дружбы со мной старшеклассникам никакой пользы не было. На уроках они проходили то, что нам предстояло познать лишь через пару лет. Так далеко забегать вперед и читать их учебники, чтобы потом за них решать домашние задания, я не хотел. Вернее, попробовал, когда Гриша меня попросил. Но стоило мне только открыть его учебник алгебры, как от неведомых формул у меня тут же разболелась голова, перед глазами пошли какие-то желтые круги, я побледнел и чуть не упал в обморок.

Во-во, а прикинь, как нам-то тяжело всю эту дрянь учить! Вот и тебе так же мучиться скоро, — говорил Гриша, усаживая меня на лавку, чтобы я и в самом деле не упал.

Я раньше сдохну, — сказал я.

Не, не сдохнешь, — предсказал Гриша. — Но крепок гранит науки — все зубы об него поломаешь.

Он улыбнулся, показывая, что у него нет двух верхних передних зубов. Сломал он их вовсе не о гранит науки, а о кулаки соседских ребят. Зубы эти были не молочными, а коренными, вот и придется ему, пока не накопит денег на стоматолога, ходить с дырой в верхней челюсти. Я бы на его месте говорил сквозь губы и совсем не улыбался, но Гриша этой прорехой гордился, считая, видимо, что она подчеркивает его героический характер.

Ну, значит, не сможешь решить? — спросил он, уже догадываясь, что мне не под силу справиться с его задачками, но еще на что-то надеясь.

Не получается у меня, — извиняющимся тоном ответил я.

Ну, бывает.

Я мог сказать, что с сочинениями по литературе, письменными заданиями по истории или географии справлюсь. Но взрослели мы в ту пору, когда все эти работы надо было сдавать не в виде компьютерных текстов, а написанными в тетрадке, а почерк — вещь узнаваемая и уникальная, как отпечатки пальцев. Подделать Гришин я не сумел бы. Не оттого, что он писал как врач в поликлинике, где даже коллеги могут разобрать лишь отдельные буквы. Напротив, у Гриши-то почерк был понятный, а вот про меня говорили, что я пишу как курица лапой.

Однако вскоре надобность во мне возникла. Наши старшие приятели оканчивали выпускной класс, и им при подготовке к экзаменам пришлось повторять все, что они проходили раньше. В головах у них был только ветер. Порой мне казалось, что при трепанации их черепов врачи обнаружили бы там вместо мозгов остатки выпитого, прямо как в кубке какого-нибудь хана степняков, сделанном из черепа врага. Я иногда соглашался им помочь, благо задачки решал с той же легкостью, с какой белочка грызет орешки. Но все равно Коля для этой компании оказался несравнимо более ценным приобретением, нежели я.

На листочках во время уроков он рисовал вовсе не веселых человечков или прочую ерунду, которой мы, все прочие, занимали мозги, когда становилось неинтересно слушать учителя. Нет. Он рисовал мотоцикл — вернее, мопед, который был у наших старших приятелей, — и прилаживал к нему какие-то фантастические обвесы, передний и боковые обтекатели. А со стороны могло показаться, что он тщательно записывает слова, сказанные учителем.

Краем глаза я наблюдал за его художествами. Проект был гораздо сложнее, чем тюнинг моей машинки с дистанционным управлением. Это была уже серьезная работа. В дело пошел все тот же стеклопластик, из которого Коля спустя месяц, после многочисленных неудачных попыток, и соорудил задуманное. Никто его не принуждал. Старшеклассники и вообразить не могли, что он такое сможет сотворить. Он просто сказал им, что хочет немного поработать над их мопедом и сделать его, хотя бы внешне, не хуже тех мотоциклов, фотографии которых появлялись в глянцевых журналах.

На всякий случай они приволокли ему несколько мотоциклетных журналов, которые где-то смогли раздобыть. То ли утащили из ближайшего киоска, где продавалась пресса, вскрыв его ночью, то ли порылись в макулатуре, хранившейся в той убогой постройке, возле которой мы проводили первое испытание моей обновленной машинки. Не знаю, я этого не выяснял. Но в результате Коля получил в свое распоряжение обширный наглядный материал.

Если еще какие журналы будут — тащите, — сказал он нашим приятелям. — Не обязательно, чтоб там про мотоциклы писали, пусть про машины. Они тоже мне пригодятся.

И мне тащите — про путешествия, например, — вторил я ему.

Моя просьба осталась без ответа, а вот у Коли постепенно стала набираться библиотека, которую он хранил в отцовском гараже. Всякие старые журналы наподобие «Моделиста-конструктора» и множество новых. Он читал их с таким же вдохновением, как я — приключенческие и фантастические книжки.

Порывшись в его библиотеке, полистав эти журналы, я скривился, положил их обратно на полку, но не стал говорить, что Коля, изучая их, попусту расходует время. Ведь могло оказаться, что это я, читая всякую беллетристику, напрасно трачу жизнь.

Пока Коля тюнинговал свой первый мопед, у меня возникла мысль, что я могу написать рассказ наподобие тех, что печатаются в журналах. Результат вышел хуже, чем у Коли. Времени это заняло много, но текст отвергли все журналы и газеты, куда я его посылал. Теперь-то я думаю, что его никто и не читал, потому что редакторы просто умирают под валом самотека, накатывающего на них каждый день. Невозможно ознакомиться со всеми бездарными произведениями, приходящими в редакции.

Зато Коля быстро начал купаться в лучах славы.

Приходи поглядеть, что я с мопедом сделал, — позвонил он мне. — Ты его не узнаешь.

А как я пойму, что это тот же мопед, если я его не узнаю? Может, тебе купили что-то заводское, а ты его за свою работу выдаешь!

Ну, такого больше нет ни у кого, — сказал Коля, задумавшись на секунду. Никаких других аргументов, чтобы переубедить меня, он не нашел. — Так ты придешь?

Приду, — сказал я. Мне уже до тошноты надоело пачкать бумагу своими мыслями, которые никому были не нужны. — Где вы?

Тест-драйв проводили неподалеку от жестяных гаражей, по крышам которых мы обычно бегали, перепрыгивая с одной на другую и представляя, что это крыши вагонов поезда. Подобные погони нередко показывают в разных боевиках. Я всегда задавался вопросом, как героям этих фильмов удается удержаться на крыше вагона, ведь у поезда приличная скорость и вагоны трясет на стыках рельсов. У нас тоже были враги в этих приключениях — хозяева гаражей, обещавшие, если поймают, надрать нам уши, но ведь они не могли постоянно сторожить свои владения.

Еще на подходе к гаражам я услышал рев работающего двигателя. Меня не дождались. Ну право, кто я такой, чтобы дожидаться моего прихода?

На меня никто не обратил внимания, когда я подошел в кучке ребят, наблюдавших за испытаниями мопеда. Из-за дыма, извергавшегося потоками из трубы и окутывающего облаком мопед, я не сразу разглядел, во что тот превратился.

На мопеде сидел Гриша. Он наворачивал круги, одной ногой упираясь в землю, газовал, разворачивая мопед вокруг себя, точно это была барышня, с которой он затеял танец. На голове у Гриши была советская железная каска времен Великой Отечественной войны, покрашенная ярко-зеленой краской — такой же, какой красили окрестные гаражи. Из-под покрышек шел дым. Резина, и без того «лысая», могла от таких экспериментов и вовсе протереться до дыр.

Коля был прав, сообщив, что я не узнаю мопед. Я и так его не очень хорошо помнил, но сейчас он совсем изменился, как меняется тыква, которую фея временно, до полуночи, превратила в карету.

Спереди у него была какая-то странная конструкция, в которой я вдруг различил очертания человеческого лица. Причем фару втиснули как раз посередине лба, и из-за этого мопед спереди походил на циклопа с разинутой пастью, из которой высовывался красный язык, прикрывавший переднее колесо. Голова переходила в раздутые, как у сытого животного, бока, спереди и сверху прикрывавшие ноги. На них были неумело нарисованы перья. Я догадался, что это сложенные крылья. Что же случится, если эти крылья раскроются? Мопед взлетит?!

Ой, охренеть! — сказал я, не сдержав восторга.

Чё, нравится? — спросил Коля, наконец-то заметив меня.

Не то слово, — честно признался я.

Замучился я его делать. Но вышло, по-моему, хорошо.

Не то слово, — повторил я.

Да с таким мопедом Гриша станет первым парнем на деревне и сможет на равных соперничать с новыми русскими, правдами и неправдами заполучившими в свое распоряжение старенькие БМВ, на которых они рассекали по району, время от времени устраивая между собой разборки, кому какую палатку, торгующую пивом, сигаретами и ширпотребом, крышевать.

Я форму для переднего обтекателя из алебастра делал, потом стеклопластиком обклеивал, — рассказывал мне Коля. — С боковыми-то попроще было. Но все равно, ох и намучился! Всю свою комнату извозюкал. Мама на меня кричала постоянно, что я грязь развел в квартире, как свинья. Когда стал раскрашивать, ребята респиратор мне достали, а то совсем пришлось бы худо. Не дома раскрашивал. Там бы не продохнуть было, даже если на балконе рисовать. В гараже у Гришиного папы красил...

Вот с той поры и пошла о Коле слава по району.

С этого времени он вообще изменился, стал старше меня, что ли, хотя на самом деле мы одногодки и это я его старше на пару месяцев.

Один из гаражей — тех, зеленых, где проходили испытания и по которым мы так любили прыгать, — принадлежал Гришиному отцу. Там он хранил всякую рухлядь, для которой уже не находилось места в квартире, но выбросить которую было жалко. Вдоль жестяных стен стояли шкаф с разбитыми стеклами, какие-то комоды и столы, а в них — уже неработающие электроприборы. Прежде здесь держали машину, но она сломалась гораздо раньше знакомства Гриши с Колей. Коля бы ее наверняка починил, а вот ни один профессиональный механик сделать этого не сумел. Гришин папа говорил, что выгодно ее продал, но было видно, что он грустит о своей машине, как о жене, которая ушла к другому, а ты все никак не можешь ее забыть.

Теперь-то поставить машину в этом гараже было уже негде. Зато мопед отлично умещался, и еще оставалось немного незахламленного пространства для людей.

Вот здесь-то Коля и открыл ремонтную мастерскую. Не хотел он в этих целях использовать гараж своего отца: боялся, что рэкетиры могут приехать и у отца из-за него возникнут проблемы. Об аренде он договаривался с Гришей. Своим родителям тот ничего не сказал и все деньги тратил на себя. Признался он во всем, только когда родители прижали его к стенке, выясняя, откуда у него деньги на выпивку и сигареты. Уже подумали плохое: что он грабит кого-то по ночам, — а когда открылась правда, были счастливы, что сын их никакой не преступник, и на радостях Колю из гаража не выгнали. Только Гришин отец попросил деньги за аренду отдавать лично ему, а он уж сам решит, сколько из них положено сыну на карманные расходы. Похоже, тому почти ничего не доставалось.

Коля теперь после уроков большую часть времени проводил в гараже, а иногда и вовсе не ходил в школу. Все что-то точил, пилил, варил и красил. Директор несколько раз вызывал его родителей и доводил до их сведения, что сын прогуливает занятия. Колины родители поначалу, после этих встреч с директором, устраивали сыну разносы, но у того было железное оправдание: мол, многие, кто получил высшее образование, сейчас нищенствуют, а бездари, наоборот, в люди выбиваются. И вот зачем тогда учиться?

Некоторые эксперименты с железяками уже приносили Коле небольшой доход. Выручку он не прогуливал, не пропивал, а нес в семью, так что родители в конце концов махнули рукой: дескать, парень правильно поступает — с малолетства осваивает профессию, так что всегда заработает себе на хлеб с маслом.

Аргументы для Колиной защиты придумал я. За это он позволил мне покопаться в той рухляди, что заполняла гараж Гришиного отца. Я нашел там механическую кофемолку, выпущенную еще до революции, и половинку журнала «Знание — сила» за тысяча девятьсот сороковой год с куском фантастической повести «Моряки Вселенной» писателя со странной фамилией Анибал*, которая у меня тут же вызвала ассоциацию с предком Пушкина. Все это досталось мне в личное пользование. Я посчитал, что выгодно продал свою идею, а так как идей в моей голове было пруд пруди, то решил, что, если буду хоть половину из них пристраивать, вскоре обзаведусь солидным капиталом.

В этот гараж мы притащили старый телевизор с еще деревянным корпусом. Первоначально в его конструкции не предусматривалась такая деталь, как входы для проводов от видеомагнитофона. Умельцы исправляли ситуацию, вставляя имплантат. Но дни таких телевизоров, даже усовершенствованных, были сочтены. Началась новая эпоха. После развала Советского Союза, когда деньги стремительно обесценивались и их надо было срочно куда-то девать, все обзавелись телевизорами нового поколения. А этот должен был оказаться на помойке, но мы его спасли. К телевизору мы приладили старый видеоплеер и устроили нечто вроде собственного кинотеатра.

Я заметил, что фильмы, где за людьми носится какой-нибудь маньяк, вооруженный бензопилой, совсем не трогали Колю и не заставляли дрожать от страха. Но стоило на экране возникнуть прессу, сминавшему корпуса старых машин в железные кубы, — и Коля тут же хотел телевизор выключить. Еще несколько секунд он сидел в оцепенении, вспоминая увиденный ужас, а в ушах его, похоже, все слышался противный звук, с которым пресс переламывает кости машин, рвет их кожу и сплющивает внутренности.

Согласен, очень они расточительны, — поддел я Колю.

Да... — выдавил он из себя.

Время подпольных видеосалонов давно ушло, иначе мы могли бы сделать нечто подобное из этого гаража и продавать билеты на сеансы. Пришлось бы нам тогда очень скоро познакомиться с бандитами, которые крышевали в нашем районе малый бизнес до той поры, пока эту функцию не взяли на себя представители органов власти.

Но, как говорится, шила в мешке не утаишь, и, хоть клиентов у Коли было немного, бандиты все равно прознали, что в одном из гаражей кто-то оказывает ремонтные услуги, не делится прибылью, нарушает законы дикого рынка, и решили, что пора его проучить.

Надо же мне было оказаться в гараже как раз в то время, когда они приехали знакомиться...

Я валялся на диване, у которого порвалась обивка. В прорехи лезли пружины, щекотавшие бока и спину, как массажные иглы. Лежать на диване, предаваясь мечтам, было моим обычным состоянием, когда я оказывался в этом гараже, потому что другу своему я ничем помочь не мог. В оправдание безделья у меня имелся железный аргумент, причем Коля, на свою беду, мне когда-то его и предоставил.

Ты же сам сказал, что у меня руки из жопы растут, — говорил я Коле, когда он просил меня что-нибудь подержать.

Ну-у-у... э-э-эм, — мычал Коля, придумывая, что бы мне возразить. — Я погорячился. Не из жопы.

А откуда?

Ну я не знаю... Из плеч.

Вот ты какой непостоянный! Как флюгер. А слово надо держать и мнение свое отстаивать в любых обстоятельствах, — строго говорил я ему, но, если от меня требовалось лишь что-то подержать и не более, менял гнев на милость.

И в этот раз Коля, как всегда, возился на улице с какими-то железяками. Я услышал, как подъехала машина, но подумал, что это очередные клиенты, и насторожился, лишь когда до меня донесся грубоватый голос:

Пацан, ты чего здесь работаешь? Долг, что ли, отрабатываешь?

Нет, — ответил Коля хрипло, пересохшим горлом.

Ты не бойся. Скажи нам. Мы разберемся, — продолжал выяснять голос.

У меня сердце в пятки ушло, потому что я догадался, кто приехал. Насмотревшись всяких криминальных боевиков, я ждал, что вот прямо сейчас начнется стрельба и живым своего друга я больше не увижу.

Мне бы забиться в дальний угол, сесть по другую сторону дивана, спрятавшись за его спинкой, или вовсе лечь на пол и голову руками прикрыть. Тогда бандиты меня не заметили бы и у меня появился бы шанс без потерь пережить их визит. Но то ли любопытство мое пересилило страх, то ли возобладал товарищеский долг, всякие эти глупости вроде «сам погибай, а товарища выручай»... В общем, вместо того, чтобы затаиться за диваном, я медленно с него приподнялся, стараясь, чтобы пружины своим скрипом не выдали меня, и на цыпочках начал подкрадываться к входной двери.

Заглянув в щель между железным косяком и дверью, я увидел, что на улице стоит черная потертая БМВ, прозванная в народе «крокодил», а с Колей разговаривают два крепких парня в черных просторных джинсах, черных кожаных куртках и с толстыми золотыми цепочками на шеях.

Щелка была узкой, и я все никак не мог разглядеть лиц пришельцев. У них, похоже, еще не настолько закостенело сердце, чтобы требовать мзду с чумазого школьника. Не подумали они, что это он здесь всем верховодит.

Пока я подбирался к двери, Коля успел уже разъяснить бандитам, что находится здесь по собственной воле. Надо деньги для семьи зарабатывать. Некоторые вот пиво с сигаретами перепродают, другие стекла у машин на остановках моют, а он делает то, что у него лучше всего получается.

Хо! Ты знаешь, прибыльнее всего Родиной торговать да еще экспроприаторов экспроприировать, — усмехнулся один из бандитов, который был чуть пониже своего приятеля и заметно уже в плечах, но чувствовалось, что в этом дуэте он за главного. — Но таких смекалистых слишком много. Родины на всех не хватает. Экспроприаторов — тоже. Вот и случаются непонятки. Так что уж лучше ты занимайся починкой машин. Могу тебе работенку подкинуть, если с заказами беда.

Номера на двигателях у угнанных машин перебивать или их на запчасти разбирать? — угрюмо спросил Коля.

Пацан, ты что-то больно смелый! — опять усмехнулся бандит. — Но глядишь в корень и фронт работ правильно охватил.

Не по мне такое, — честно признался Коля. — Вот хотите, чуток нос вашей машины оттюнингую?

Да она ж тоже угнанная, — сказал бандит, бросив взгляд на свою машину. — Ты ж с такими не работаешь.

Так я же не номер у нее на двигателе буду перебивать. Почем я знаю, что она угнанная?

Ладно, работай, пацан. Если кто наедет, говори, что ты под крышей у Крокодила. Тогда отстанут. Когда разбогатеешь, я тебе счет представлю, с процентами. Так что богатей быстрее, а то не расплатишься.

Бандиты уехали. Коля все никак не мог вернуться к работе и стоял столбом, глядя в проем между гаражами, где скрылась БМВ. Я наконец-то выбрался из своего убежища. Что сказать, я не знал, но Коля сам заговорил:

Вот ведь, крышу себе раздобыл... Ты слышал?

Да. Но если кто приедет деньги выбивать, я бы не стал на этого Крокодила так безоглядно ссылаться. Вдруг тот, кто приедет, окажется его лютым врагом? Тогда нам точно не поздоровится.

Посмотрим, — сказал Коля.

Никто не приехал. А Коля не разбогател. Но и счет ему никто уже не мог предъявить. Спустя полгода по местному телевидению показали сюжет о перестрелке между бандитами, в которой с обеих сторон полегло с десяток человек. Это была бойня, как в американских фильмах. Рассказывая подробности, корреспондент вместе с именами погибших приводил и их прозвища. Первой прозвучала кличка Крокодил. Узнав об этом, Коля немного расстроился, но вовсе не так, как надо расстраиваться, когда теряешь своего ангела-хранителя.

Я уговаривал его поехать на похороны, благо информации о том, где и когда они состоятся, было в избытке. Я вовсе не горел желанием воздать почести убитым. Просто все новое мне тогда было жутко интересно. Криминальные похороны к этому тоже относились. Но у Коли образовался какой-то срочный заказ. Мой друг буквально дневал и ночевал в гараже и составить компанию мне никак не мог, а ехать одному на кладбище было скучно.

Коля выбрал время, чтобы сходить на кладбище, лишь через пару месяцев. Над могилой уже успели поставить бесформенный черный гранитный монолит. Имя покойника на нем не выбили, а лишь написали: «Крокодил». Зато нам не пришлось долго искать эту могилу. Мы-то знали, кто в ней лежит. Рядышком высилось еще четыре похожих памятника. На них тоже не было имен. Видно, те, кто устраивал похороны, считали, что прозвища будут помниться дольше, но они ошибались.

Его хоронили в машине или в обычном гробу? — спросил я, найдя-таки повод мрачно пошутить.

А? — переспросил Коля.

Он ездил на машине, которую тоже прозвали «крокодил», — пояснил я.

А, вот ты о чем! — Коля улыбнулся. — Нет, наверное.

А зря. Так было бы почетнее.

С потерей ангела-хранителя надо было ожидать всяческих неприятностей. Но жизнь тянулась, как и прежде, а изменения случались сами по себе, потому что этот бандит вовсе не был Колиным ангелом-хранителем.

Пока я терял зря время, пытаясь стать писателем, а наши одноклассники старались выбиться в менеджеры или юристы, Николай поступил в колледж на автослесаря, а потом — на вечернее отделение в автодорожный институт. Конкурс там был чуть ли не меньше одного человека на место, так что мне почти не пришлось его натаскивать по теории, а уж что касается практики, так равных ему на всем курсе точно не было.

К моменту окончания школы я уже пропихнул десяток статеек в районную газету, поэтому мог попытать счастья на вступительных экзаменах на факультет журналистики местного университета. Мое испытание вышло посложнее, чем у Коли: претендентов было гораздо больше, — но все же я, хоть и со скрипом, его выдержал.

С собственной практикой Коля завязал и теперь подрабатывал в маленьком частном автосервисе. Он брался за самые безнадежные случаи, говоря:

Если уж я восстановлю эту рухлядь, то смогу сделать все что угодно!

Его коллеги по сервису, слыша такие слова, поначалу крутили пальцем у виска. Куда проще заклеить резину или поменять несущественную деталь в машине: работа не очень долгая и оплачивается хорошо, а вот с восстановлением какого-нибудь калеки, которому впору отправляться под пресс, до смерти намучаешься, и еще не факт, что вернешь машине жизнь. И клиенту такая работа влетит в копеечку. Проще новую машину купить, а старую на улице бросить, как зверушку ненужную. Глядишь, кто и подберет. Но скорее на запчасти растащат, как стервятники растаскивают по кускам мертвую тушу.

Но Коля заранее обговаривал, во сколько встанет восстановление машины, и никогда не повышал расценки, даже если приходилось возиться гораздо дольше, чем он первоначально планировал. Себе он брал лишь самую малость, главным для него было уговорить клиента, чтобы тот руки не опустил и не отправил покореженную машину под пресс. Коля обещал, что сделает ее лучше, чем она была. Все знали, что согнувшийся гармошкой корпус, когда его вытянут, по прочности прежним уже не будет и может вновь сложиться по тем же сгибам от слабого удара. Но на такие аргументы Коля только рукой махал:

Я сделаю так, что не согнется.

И действительно — делал! Он мог сутками не выходить из мастерской, пока не вдохнет в машину новую жизнь. Он восстанавливал их и после лобового столкновения, и после перевертыша. Сослуживцы вскоре перестали над ним подшучивать.

Слух о мастере с золотыми руками разнесся по всей округе. Клиенты повалили валом, и никому, кроме Коли, не хотели доверить свои побитые машины, даже если там была простая царапина на крыле, которую можно замазать и в домашних условиях. Конечно, Коля не мог справиться со всеми заказами. Владелец сервиса поставил его руководить бригадой механиков, чтобы, с одной стороны, не сам Коля все своими руками делал, а с другой — клиентам можно было сказать, что поломку исправляли под его руководством, и это уже было как знак качества.

Волшебник! — разводил руками хозяин мастерской, осматривая очередную восстановленную машину, которая должна была уже окончить свой век в челюстях пресса. — Как тебе это удается?

Колдую потихоньку, — улыбался Коля.

Самым страшным для его работодателя — конечно, после пожара и налоговой инспекции — было опасение, что Коля переметнется к конкурентам. Тогда на бизнесе можно ставить крест.

Героями Коли стали не банкиры, которые перевели в офшор очередной миллиард долларов, а три парня, что накануне уборочной собрали в своем загибающемся от долгов колхозе из пяти покореженных комбайнов три исправных. Работали ребята в мастерской, в которой прохудилась крыша и зияли пробоины в стенах, будто после обстрела. Зимой в такой мастерской очень холодно. Без перчаток руки к металлу прилипнут, потом и не отдерешь. У парней были чумазые лица. Вытирая их ладонями, мастера только размазывали по коже грязь и смеялись, наблюдая за тем, как в черных клубах дыма двигаются собранные ими монстры. Так и хотелось написать на ржавых корпусах этих комбайнов: «На Берлин!»

Еще повоюем! — только и могли сказать эти парни.

Лица в эти мгновения у них светились счастьем.

Так уж вышло, что сюжет про них снял я, когда проходил практику на областном телевидении. Руководство канала мой сюжет отметило и даже выплатило мне небольшой гонорар, хотя первоначально предполагалось, что я буду работать исключительно «за интерес» и за возможность получить немного практического опыта. Гонорара хватило лишь на то, чтобы посидеть в одном из городских кафе, куда я и пригласил Колю немного поболтать.

Вот что ты на дядю чужого горбатишься? — спрашивал я. — Арендовал бы мастерскую да собственное дело открыл. Прибыль-то побольше будет!

Считай, что я пока себе зарабатывал имя.

Так заработал ведь уже. Ребят тех, что я в сюжете показал, к себе перемани. Из них хорошие помощники выйдут.

Можно, конечно. Но как подумаю, что надо столько бухгалтерии и прочих документов вести, налоги платить, проверки разные начнутся чуть ли не каждый день, — руки опускаются. Когда я не хозяин, у меня от этого голова не болит. Меня пока что все устраивает.

Масло и грязь въелись в кожу у него на ладонях и забились под ногти. Отмыть их получалось редко. В стародавние времена, когда плакаты с передовиками производства, как говорят, висели по всему городу, Коля мог бы такими руками гордиться, а теперь он их стеснялся и даже летом предпочитал ходить в перчатках из тонкой кожи, будто его руки обезображены шрамами. Из-за этого у него не ладились отношения с девушками. Тут я ему мог дать много-много очков форы. Но мне казалось, что ему скучно обсуждать разные вечеринки и дискотеки, да, признаться, и мне эта тема была не очень интересна.

Как знаешь, — сказал я. — Не буду тебя уговаривать. Но ты еще раз подумай. Все равно же развиваться надо. Тот, кто не развивается, — деградирует.

Это да. А ты-то как?

Нормально, — сказал я.

У меня уже начали сползать розовые очки с глаз. Я видел, что занятие журналистикой не такая хорошая работа, как мне казалось прежде, потому что, пока пишешь то, что выгодно властям, ты живешь более-менее спокойно. Но уж если начинаешь критиковать их за плохие дороги, разваливающиеся дома и украденные бюджетные деньги — получишь кучу проблем. А кому нужны проблемы?

На встречу Коля приехал на пятилетней «тойоте». Видимо, мои постоянные упреки, что он сапожник без сапог, ему надоели и он решил эту тему закрыть.

Ты-то думаешь обзавестись собственным транспортом? — спросил он.

Надеюсь, что скоро обзаведусь. Коплю помаленьку, по мере возможностей. Как бабла побольше срублю, так сразу к тебе обращусь за помощью. Я ведь ничего не понимаю в этом. Мне любую рухлядь всучить могут, которую чинить замучаешься. А чинить, замечу, придется тебе. И только попробуй с меня за это деньги взять! Обижусь.

Не возьму, не переживай.

Спасибо, конечно. Но, в общем, в твоих интересах найти мне не ведро с гайками, а просто ведро.

Когда к поискам приступать?

Скоро. Пока не буду разглашать подробности, а то ведь дело может и не выгореть.

Всякое может быть. Но ты-то про мое «поле чудес» знаешь. И я все верю, что до него доберусь.

Так ты еще не расстался с идеей отправиться на американские автомобильные свалки? — удивился я, вспоминая давний наш с ним разговор. — Разве того хлама, что со всей Европы, Америки и Японии к нам за последние годы понавезли, тебе не достаточно?

Не, не достаточно, — махнул Коля.

Я действительно боялся рассказывать Коле о том, что устроился в избирательный штаб одного из кандидатов в депутаты Госдумы и в том случае, если кандидат этот заполучит заветный мандат, рассчитывал значительно улучшить свое материальное положение.

В избирательной кампании побеждает обычно тот, кто обещает землю крестьянам и фабрики рабочим. Когда добьешься власти, о своих обещаниях можно забыть, ссылаясь на то, что ситуация в стране трудная и выполнить их просто невозможно. А можно и вовсе не вспоминать и ни на что не ссылаться. Умом избиратели всегда понимают, что им врут, но душой тянутся за тем, чья сказка красивее. По сказочности обещаний кандидат, на которого я работал, ничем от своих соперников не отличался.

В команде, отвечающей за его пиар, мне отводилась незначительная роль — раздавать на улице листовки, расклеивать их повсюду, где на них мог наткнуться взгляд избирателя. Следуя этой логике, надо было расклеить предвыборную агитацию на внутренней стороне дверей туалетов в каждой квартире, так чтобы избиратель, в очередной раз отправляясь по малой или большой нужде, видел перед глазами листовку и за неимением других развлечений принимался ее изучать. Фамилия кандидата отпечаталась бы у него тогда в подкорке мозга, и, придя ставить галочку на избирательном листе, он автоматически сделал бы нужный моему работодателю выбор. Бюджетно, не надо платить за рекламное место.

С этой идеей к начальнику избирательного штаба я не пошел: была у меня еще одна, и получше. Но и ею я не стал делиться со своим непосредственным руководителем, побоявшись, что он ее присвоит и все лавры достанутся ему, а я останусь у разбитого корыта. Вернее, у ведра с гайками. Вернее, даже без этого ведра, потому что денег мне не хватит и на него.

Я мало чем рисковал. Всего лишь копеечной зарплатой, которой лишусь в том случае, если моя затея провалится и меня погонят из избирательного штаба поганой метлой. Те же самые копейки я заработал бы, переметнувшись в штаб конкурента, подрядившись раздавать листовки уже с его физиономией и аналогичными обещаниями. Мне ведь, по сути, было абсолютно наплевать, кто выиграет эти выборы. А если меня внесут в черный список и ни один из кандидатов не захочет бросить мне косточку — что ж, превращусь в человека-бутерброда. Взвалю на себя два картонных щита с логотипами какого-нибудь супермаркета и буду его рекламировать, расхаживая по улицам города. Надо только лицо балаклавой прикрыть, а то вдруг повстречаю кого-то из знакомых.

При любом раскладе мне пришлось бы копить на машину несколько лет. Меня такая перспектива не устраивала. Я решил сорвать джекпот.

Подкараулив кандидата в предвыборном штабе, я тут же, пока он, опешив от моей наглости, не послал меня на три буквы, выложил, что избирательную кампанию надо строить не на обещаниях, а на исторических параллелях. Обещать никому ничего вообще не надо. Давить надо на патриотизм.

Помни о нашем славном прошлом! Думай о нашем славном будущем! Сделай правильный выбор! — выпалил я ему рекламный слоган, пока он хлопал веками и пытался понять, чего от него хотят.

Дальше я начал пояснять, что на плакате надо изобразить наших известных соотечественников, в том числе и адмирала Никополева, чей памятник стоял в самом центре города. Помещать рядом изображение кандидата не стоит, достаточно упомянуть лишь его имя, но и так избирателям станет ясно, что наши великие соотечественники как бы находятся в его команде и поддерживают его.

Ты кто? — спросил наконец кандидат.

Я увидел, что идея ему понравилась и он начинает ее обдумывать.

Я представился, сказал, чем занимаюсь, добавил, что способен на гораздо большее и хочу быть не простым статистом на этих выборах, а сделать все от меня зависящее, чтобы мой работодатель стал депутатом.

Молодец! — похлопал меня по плечу кандидат. — Есть еще идеи?

Есть, — кивнул я.

Хорошо. Пошли — поболтаем.

Болтали мы в самом дорогом ресторане города. Прежде меня и на порог сюда не пустили бы. Все столики здесь бронировала местная элита. Я в лучшем случае чашку кофе смог бы себе позволить. Одну. И то она такую дыру проест в бюджете, которую придется еще долго латать, будто заказал не кофе, а расплавленное золото.

Одежда моя тоже не соответствовала этому заведению. Но в обществе кандидата в депутаты местные охранники пустили бы меня внутрь не то что в вытертых джинсах и майке, а даже в пижаме. И даже без нее. Еще и дверь передо мной отворили бы и не закрывали, пока я не войду.

Сука ты, Левашов! — сказал прежний руководитель избирательного штаба, передавая мне дела на следующий день после моих посиделок с кандидатом. — Вот пригрел я змею на груди! Впредь умнее буду. А ты по головам идешь. Этак и свою расшибить можно.

Снятие с должности стало для него полной неожиданностью. Он кинулся к нашему работодателю в кабинет, умолял оставить все как есть, но тот был непреклонен.

Я молчал. Незачем расшаркиваться перед поверженным противником. Но и врагом его делать тоже не стоит. Поэтому я придал лицу непонимающее выражение и пожал плечами:

Вот уж не знаю, отчего так вышло.

Все ты знаешь. Мне сказали, что ты с Евгением Петровичем вчера в ресторане сидел.

Но мы же на общее дело работаем! — разводил я руками, все так же изображая непонимание.

Проиграй мой кандидат на выборах, нашлась бы куча желающих открутить мне голову за такие проделки. В очередь бы вставали, чтобы меня проучить за то, что высунулся. Несколько недель я ходил по краю пропасти, хотя совсем этого не осознавал из-за адреналина, бурлящего в крови. Но все обошлось.

К тому же мне повезло, что предвыборный штаб нашего основного конкурента допустил фатальную ошибку, напечатав громадным тиражом плакат, на котором была надпись: «Я не сижу сложа руки», а на фотографии под ней наш конкурент как раз и сидел за столом со сложенными руками. Этими шедеврами агитации обклеили весь город, и мы успели вдоволь поглумиться над соперником, прежде чем его пиарщики опомнились и выпустили новые плакаты. Они опоздали. Мы вырвались вперед и на выборах заняли первое место.

Хочешь, со мной в Москву поедешь? — предложил мне Евгений Петрович сразу после того, как в избиркоме подсчитали голоса и объявили результат. — Пресс-секретарем у меня будешь.

Мне еще доучиться надо, — сказал я.

Такого предложения я не ожидал и сказал первое, что пришло на ум. Потом-то у меня в голове помутилось от тех перспектив, которые я упустил: от возможности осесть в столице и присосаться к телу, то есть к финансам, нового депутата. Но, наверное, у меня не вышло бы работать пресс-секретарем. Не мое это. Там нужны люди с более покладистым характером. Все же лучшее решение — то, что сразу приходит на ум. Правда, не всегда его надо тут же оглашать.

Это правильно, — сказал Евгений Петрович. — Доучивайся. Тебе же еще год остался? — И, не дожидаясь, когда я отвечу, потому что наверняка, прежде чем сделать меня начальником избирательного штаба, он ознакомился в подробностях с моей биографией, продолжил: — Диплом получишь — вот тогда поговорим. Я же безвылазно в Москве сидеть не стану. Сюда часто буду приезжать. В приемную мою заходи. И звони, если что, — мобильный мой знаешь. Не пропадай, в общем. С трудоустройством, думаю, проблем у тебя не будет. Чувствуется в тебе перспектива.

Настроение мое еще больше поднялось, когда выяснилось, сколько же Евгений Петрович отвалил мне денег за успешное проведение избирательной кампании. Раньше я в самых радужных мечтах рассчитывал лишь на ведро с гайками, которое Коля доведет до ума. Теперь мне по карману была приличная машина. Пусть не новая, но Коле с ней точно долго не придется возиться.

Я тут немножко денежек заработал, — позвонил я ему и сообщил, какой суммой располагаю.

Ого! Ты что — банк ограбил? — спросил он.

Не, — сказал я. — Джекпот в игральном автомате выиграл.

Везет же некоторым! — сказал Коля. Он не знал, чем я занимался на протяжении последних недель, и моего объяснения ему было вполне достаточно. — Ты поосторожнее с этим. Проиграть ведь все с потрохами можно. И еще в долги влезть.

Ой, будто ты не знаешь, что риск — благородное дело и тот, кто не рискует, не пьет шампанское! Ну и прочую дребедень.

Знаю, знаю. Только я не люблю шампанское.

Я тоже. Но ты не заговаривай тему. Знаешь, зачем звоню?

Догадываюсь.

Поищешь?

Уже нашел. Но не думал, что ты так разбогатеешь. Надо что-нибудь поинтереснее присмотреть. Как буду готов — позвоню.

Давай. Только ты автомат бери. Коробку в смысле, — пояснил я, почувствовав, что на другом конце связи Коля напрягся от моих слов. — С механикой я не в дружбе. Кстати, а что это мы по телефону разговариваем? Можем кофе попить и поболтать.

Да я с удовольствием, но на работе с утра до вечера. И еще учеба. Ты не подумай, что встречаться не хочу. Устаю сильно. Мне до кровати бы доползти и поспать вволю.

Ладно, не буду тебя отвлекать. Звони.

Мне, действительно, показалось, что он не горит желанием меня повидать и уж тем более не будет мне искать машину. Как же я удивился, когда на следующий день после обеда мой телефон зазвонил и на дисплее я увидел Колин номер.

Я кое-что откопал. У тебя как со временем? — спросил Коля так, будто это я делаю ему одолжение, а не он — мне.

Найду, — сказал я, едва сдерживая дрожь в голосе.

Ты там, когда ее увидишь, не смотри, что она неказистая. Не «мерседес» и не БМВ. Но хорошая машина. Я уже проверял.

Ой, а что ж ты мне тогда добыл? «Запорожец»?

Нет, тоже немца. «Опель». Я тебе из нее конфетку сделаю. Все на тебя смотреть будут. Только это между нами. Когда с продавцом будем разговаривать, ты морду кирпичом делай — ну что не сильно нравится она тебе.

Само собой, — сказал я.

Ловить такси я не стал: считал это напрасной тратой денег. Пока доехал на перекладных до указанного Колей места, успел успокоиться, сердцебиение улеглось. Иначе не шел бы я на эту встречу, а бежал вприпрыжку, будто на первое свидание.

Коля уже меня ждал вместе с еще каким-то парнем лет под тридцать. Они стояли возле спортивного «опеля». Машина мне издали понравилась, я просто почувствовал, что она скоро станет моей, но скрывал свой настрой, следуя Колиным инструкциям. Он представил мне парня, и мы пожали друг другу руки. Коля кивнул на машину, спрашивая, что я о ней думаю, а я сказал только:

Ну... нормально.

Обычно продавцы свои машины нахваливают, говорят, что она еще до Луны дотянет и обратно вернется — такой у нее пробег скромный, а запас хода просто космический — и что почти ничего чинить не надо... Но парень молчал и все на Колю поглядывал. Ждал, что тот скажет. Видать, Коля уже посидел в машине, завел ее, послушал, как работает двигатель, а если он проехал сотню-другую метров, да через какого-нибудь лежачего полицейского переступил или другую кочку, то мог теперь рассказать про все ее хворобы лучше хозяина.

Ты в машину садись. Осмотрись, как она тебе. Проедься чуток. А я рядышком могу посидеть, — предложил Коля и протянул мне ключи. — Хозяина на заднее сидение посадим, чтоб не подумал, что мы ее угнать хотим.

Да я ничего такого и не подумал, — вставил свою реплику парень.

Пока мы делали круг почета вокруг дома, протискиваясь между припаркованными машинами и проваливаясь в громадные прорехи в асфальте, объехать которые не было никакой возможности, Коля рассказывал мне о болячках этого автомобиля. В зеркале заднего вида я наблюдал, как от Колиных слов морщился хозяин машины, будто это ему диагноз ставили. Но диагноз был не смертельным. Не страшнее простуды.

Я сидел с умным видом, молчал и только кивал иногда. Большая часть того, что Коля рассказывал, звучало для меня откровением, а вернее — просто тарабарщиной. Я боялся, что каким-нибудь глупым вопросом выдам себя и хозяин машины поймет, что я полный «чайник». Знаю только, что у машин есть четыре колеса, руль и коробка передач — механическая или автомат, а куда бензин заливать — мне уже надо показывать. Пока я был в его глазах до безобразия крут. Ас из асов. Потому что ни с кем иным, на его взгляд, Коля дружбу водить не мог. Парень, похоже, не понял, что мой водительский стаж измеряется несколькими часами.

Цена вопроса какая? — спросил я, ознакомившись с товаром.

Коля еще до встречи со мной явно провел очень подробную разъяснительную беседу с хозяином машины, по полочкам разложил, что не так и во сколько встанет решение каждой проблемы, и наверняка существенно сбил первоначальную цену. Оглашенная сумма не показалась мне большой. По миру с протянутой рукой идти не придется, и от моих сбережений останется и на прокорм, и на развлечения.

Ну раз такое дело, согласен, — сказал я.

Мы ударили по рукам, сгоняли ко мне домой за деньгами и оформили сделку. Парень был рад, что отдает машину в хорошие руки. Вообще-то, они у меня по-прежнему росли не из нужного места, но он этого не знал.

Права свои я не то чтобы купил, а заполучил по дружбе, использовав многоходовую комбинацию с привлечением к реализации этой затеи нужных лиц. Водить я почти не умел. На такой сноровистой машине велика была вероятность, что я заторможу, уткнувшись бампером в ближайший столб. Коля допустил меня за руль, но вот ставить эксперименты не позволил. Мне показалось, будто он обещал прежнему хозяину, что с машиной ничего скверного не случится. Если я ее разобью, Коле будет стыдно людям в глаза смотреть.

Во-первых, ты водить не умеешь, — начал он.

Умею немного. Да и в этом вопросе — как в плавании: бросили в воду — выплыл, значит, плавать научился.

А если не выплывешь?

Я про такие случаи не знаю. Вот анекдот вспомнил, как папа мальчика бросил в воду с лодки. Тот до берега доплыл и на папу кляузу в органы написал — про покушение на убийство. Вот так он писать научился.

Смешно.

Ага. А ты что предлагаешь? Мне уроки в автошколе брать скучно.

В гробу лежать еще скучнее.

Ну вокруг дома-то я проехал!

К шумной улице ты еще не готов. Я немного тебя поучу.

Хорошо. Ты сказал, что это во-первых. А что тогда во-вторых?

Я эту машину немножко переделаю.

Хорошо, — сказал я, даже не думая спорить с таким предложением. — Выходит, что это я тебе машину купил.

Совсем так не выходит! — обиделся Коля. — Могу и не переделывать, а сейчас тебя в нее усадить и в добрый путь направить. Но на кладбище не приду. Пусть тебя без меня хоронят.

Ладно, не обижайся, — сказал я примирительно.

Что-что, а Коле я мог доверить все что угодно, даже свою машину, нисколько не опасаясь, что он на ней отправится грабить банк, а после этот налет спишут на меня.

Это он, конечно, мягко сказал: «Немного переделаю». В том, что Коля мне продемонстрировал через пару месяцев, прежняя машина едва узнавалась. Разве что колес осталось столько же, сколько было, и фары прежние. И во внутренностях он наверняка не сильно копался.

Я не могу описать, что с ней стряслось. Она просто стала другой, как будто прежде была гусеницей, а пока я ее не видел, завернулась в кокон и вот теперь вновь выбралась наружу, превратившись в бабочку.

Коля выкрасил ее в небесно-голубой цвет. Всполохи огня вырывались из-под колес, даже когда машина стояла на месте, и растекались по бортам. Сзади на багажнике он поставил антикрыло, изменил форму бамперов, приделал обвесы и заменил диски.

Я с трудом сдерживал восторг, порывался от счастья запрыгать, закричать на всю улицу, как участники программы «Тачку на прокачку», увидевшие, во что превратили их рухлядь. Но я-то Коле не рухлядь отдавал, у которой постоянно что-то отваливается, как у полуразложившегося зомби, а вполне приличный автомобиль, поэтому и сдержался. А еще, наверное, оттого, что участников программы снимали на видеокамеру, а за мной в ту пору камеры еще не таскались и мне свои эмоции, кроме Коли, демонстрировать было некому.

Я подумал, что он изменился, как врач, который раньше не выносил даже вида человеческой крови, а теперь спокойно копается во внутренностях людей, потому что иначе их не вылечить. Вот так же он мог потрошить нутро любого автомобиля, чтобы спасти его от свалки. А ведь когда-то его корежило от фильмов, где разбивались машины.

Ну и ну! — сказал я. — Космос! Отправь в программу «Тачку на прокачку» фотографии, как эта машина выглядела раньше и что ты из нее сделал. Тебя обязательно возьмут в дружную команду рэпера Экзибита. А там и до твоих вожделенных свалок уже рукой будет подать.

Ага, — сказал Коля. — Тебе нравится?

Еще спрашиваешь! — Мне хотелось побыстрее проехаться по центральным улицам города, посмотреть на реакцию прохожих и водителей. — Не взлетит, когда я ее заведу и нажму на газ? Ты там, случаем, реактивный двигатель сзади не установил?

Не. Не нашел. Нашел бы — установил бы.

Ох, повезло же мне! Тогда покатаемся, что ли? Ты же мне руль теперь доверишь?

Теперь — да.

В течение следующего месяца после покупки Коля чуть ли не каждый день обучал меня основам вождения, и я ощущал себя за рулем все увереннее. Некоторую дрожь в коленках я поначалу все же испытывал. Но она прошла, стоило мне проехать десяток-другой метров.

Душа моя ликовала. Вот только бы не попасться на глаза прежнему хозяину машины. А то он узнает, что потерял, бросится, перегораживая дорогу, начнет рубашку (или что там на нем будет) рвать и кричать, что его обманули, сделку он расторгает и «такая корова нужна самому». А ведь в эту машину уже столько труда вложено, что он и не расплатится.

Ты мне поставил новые диски, — рассуждал я, изредка поглядывая по сторонам.

Прохожих не было. Мы только выбирались из промзоны, где располагалась мастерская, в которой работал Коля. Здесь больше было бездомных собак, чем людей. Минута моей славы еще не настала.

Сам-то ты их уж точно не мог сделать. Чай, из своих честно нажитых капиталов потратился? — Сказав это, я скосил взгляд на Колю. — Сколько я тебе за них должен?

Нисколько, — сказал Коля.

Это еще почему?

Да потому, что ты мне всегда помогал решать домашние задания и денег за это не брал. А репетиторство нынче удовольствие не из дешевых. Без тебя я в институт не поступил бы. Считай, что я тебе отдаю долги.

Ни хрена себе! — удивился я. — Вот, значит, как мои услуги высоко ценятся? Ты там поспрошай у знакомых, не надо ли какую бестолочь по литературе, истории или географии поднатаскать. Недорого возьму. Не колесными дисками и даже не борзыми щенками, а всего лишь презренным металлом.

Не знаю я, — сказал Коля, для вида сморщив лоб, будто и вправду раздумывал.

Да шучу. Расслабься. Я вот одного не понимаю: отчего ты себе что-нибудь подобное не сделаешь?

Зачем? Моя машина хорошо ездит. Мне этого достаточно. А тебе нужно еще и внимание.

Да уж, — кивнул я, улыбнувшись.

Прохожие провожали нас долгими взглядами. Водители ехали следом, пристраивались сбоку, обгоняли или отставали, а потом заходили с другого бока, чтобы рассмотреть машину со всех сторон.

Стоило мне улыбнуться какой-нибудь симпатичной девушке, сидевшей за рулем, как в ответ на ее губах тоже расцветала улыбка. Открой я окошко, мог взять телефон у любой и договориться о встрече этим же вечером.

Темнело. Я не нашел ничего лучшего, чем предложить Коле посидеть и послушать музыку в одном из популярных клубов. Возле каждого из них собиралась внушительная очередь. Охранники, приставленные досматривать посетителей, далеко не всех пропускали, пусть гости и потратили месячную зарплату на одежду и стилиста.

Но моя машина была входным билетом, с которым нас пустили бы, даже окажись мы грязными, как бомжи, что провели минувшую ночь в мусорном баке, и ели из него же, и там же нашли себе что-то, чем можно прикрыться. Даже Колины перчатки не вызвали у охранников подозрений. Уж не знаю, за кого они его приняли: за музыканта, который боится поранить руки, или за сумасшедшего, не желающего прикасаться к тому, до чего дотрагивались чужие руки. На месте охранников я, скорее, подумал бы, что Коля — матерый медвежатник, для которого вскрыть сейф — детская игра, и что он просто не хочет оставлять свои отпечатки. А в клуб мы зашли не потанцевать, попить кофе и кого-то «снять», а чтобы опорожнить сейф, где хранилась вся выручка.

Охранники молча отомкнули цепочку, перегораживающую дорогу в клуб, и посторонились, давая нам пройти.

Вот тогда-то я и понял, что машина волшебная. Она превратила мою жизнь в сказку. Где бы я ни очутился, откуда ни возьмись появлялись девушки: одна, две, а то и целая стайка. Они просили у меня разрешения сфотографироваться на фоне машины. Самым симпатичным из них я позволял посидеть за рулем, и они буквально навязывали мне свои номера телефонов.

Все шло в руки само. Мне не надо было первым заводить разговор с девушкой, приглашать ее в ближайшее кафе. Они сами делали мне такие предложения, радовались, если я соглашался, и расстраивались, если отказывал. А сердце мое было слабым и просто кровью обливалось, когда я читал в девичьих глазах, что мой отказ стал причиной их печали. Вот я и не мог отказать.

Видно, в этой машине был какой-то магнит, притягивающий девушек. Задумался я об этом только через несколько лет, когда на «пиратском» диске посмотрел фильм «Борат». Там есть эпизод, где главный герой, приехав в Америку, заходит на стоянку подержанных автомобилей и спрашивает у продавца, есть ли у того машина с магнитом для девушек. Продавец его не понимает. Я в этот момент улыбнулся, подумав, что надо позвонить Коле и спросить, где же он такой магнит в моей машине установил.

Долго же до тебя доходило! — ответит он. — Но я тебе не скажу, где этот магнит. Даже не проси.

Ты на другие машины его тоже устанавливаешь? — спрошу я.

Нет, только тебе.

Его голос будет искажен помехами, но все равно мне покажется, что Коля сидит дома, на соседней улице, а вовсе не на другом краю земли, куда он так хотел уехать и в конце концов уехал.

Работал он не разгибая спины, получал прилично, а тратил мало, так что к окончанию института скопил небольшой капиталец. Деньги в любом виде — вещь рискованная. Под подушкой или в стеклянной банке держать их плохо. Могут прийти люди в черных масках и все отобрать. На банковских счетах — тоже ненадежно. Банк легко может лопнуть, например, потому, что его руководство, потратив деньги вкладчиков на недвижимость за рубежом, сбежало. И пойди их потом найди, чтобы ледорубом волосы расчесать за такие проказы.

Коля все же рискнул. И случилось чудо — деньги его не превратились в воздух, остались на счетах и даже немного приросли процентами. Какое-то время на далекой чужбине он мог протянуть и осмотреться, не боясь, что встретит голодную и холодную смерть под каким-нибудь мостом.

Он позвонил мне, как только получил диплом об окончании института. Я тогда и сам буквально на днях окончил свой и весело отмечал это событие с бывшими сокурсниками, и не только с ними. Язык меня не очень слушался, а голова болела. Смысл Колиных слов до меня дошел не сразу. Коля рассказывал, что ему дали временное разрешение на работу в США, он уже оформил визу, купил билет на самолет и на днях уезжает.

А-а-а! — закричал я в трубку, и слова мои в моей же голове начали отдаваться барабанным боем: — На кого ж ты меня бросаешь, гад?! Как я без тебя машину свою чинить буду? Ты вот все о себе думаешь. Нет чтобы и о друзьях подумать!

А ты поаккуратнее води, и прослужит она тебе долго. — Коля понимал, что я шучу, и не принимал мои причитания всерьез.

Постараюсь, — сказал я. Голос мой мгновенно сделался грустным.

Мы, конечно, устроили вечеринку, на которую пригласили нескольких наших общих приятелей и подруг. Все мы вот уже несколько лет жили в разных мирах, и когда эти миры пересекались, становилось ясно, как сильно различаются круги нашего общения.

Я не уговаривал Колю остаться. Каждый человек должен попробовать осуществить свою мечту. Даже если у него не получится или вдруг мечта окажется совсем не такой, как он думал, он должен это попробовать. Иначе до скончания дней будет мучиться от мысли, что упустил свою птицу счастья.

Оказалось, что Коля все же выслал американцам фотографии своих работ — не в программу «Тачку на прокачку», а в несколько серьезных мастерских, — и ему обещали помочь с трудоустройством.

«Ох, как бы не обманули! — переживал я. — Ладно, если только деньги отберут, а то ведь и пришить могут. Кто его будет там, в Америке, искать? Исчез и исчез».

Рисковый ты, — сказал я и пообещал, что отвезу его в аэропорт.

Коля начал было отказываться: дескать, и сам доберется, вещей у него мало — только рюкзак со шмотками, и он не хочет меня обременять.

Заткнись, — мягко прервал я поток его красноречия.

Сколько бы он ни распинался и какие бы аргументы ни придумывал, это ничего не могло изменить.

А вдруг его девушка провожать будет и поэтому он не хочет, чтобы я его вез в аэропорт? Вдруг он стесняется, не хочет, чтобы кто-то видел, как они прощаются, как он клянется ее к себе вызвать, когда дела у него наладятся, а она обещает дождаться этого вызова? Да ерунда! Слишком сентиментально. Про девушку Коля мне рассказал бы. Я их и вдвоем с удовольствием отвезу, и прощаться не помешаю, а отойду в сторонку и буду рассматривать в киоске газеты с журналами.

Приехал я вовремя — вернее, даже чуть раньше оговоренного времени, — но Коля уже ждал меня, сидя на лавке возле подъезда. Наверное, он посидел «на дорожку» у себя в коридоре, потом еще на лестничной клетке и на каждой ступеньке.

Дай помогу, — сказал я, отбирая у Коли рюкзак.

Тот оказался тяжелым и сильно давил на плечо, пока я нес его к багажнику машины.

Не надорвешься? — спросил я. — Что ты там забрал с собой? Пуд золота?

Родины чуток, — сказал он.

Родины чуток — вот здесь, — сказал я, похлопав себя по лбу. — На фига ты взял с собой мешок родной земли? Хватит щепотки, завернутой в носовой платок.

Ха! — засмеялся он. — А вот про щепотку родной земли я не подумал как-то. Хорошо, что ты напомнил!

Он тут же присел и принялся собирать пальцами грязь, которую ветер наметает на асфальт, забивая трещины, которые все никак не могут замазать дорожники. Земля эта была совсем не жирной. Так, пыль какая-то перекатная. Может, путешественнику как раз такая и годится, но я подумал, что уж лучше чернозем, который лежит в палисаднике перед домом.

Я перемахнул через маленький заборчик вокруг палисадника. Под окнами жители первых этажей высаживали цветы и всячески следили за тем, чтоб их никто не срывал. В общем-то, мои действия уже подпадали под санкции. В любую секунду окошко одной из квартир на первом этаже могло открыться, а появившаяся в нем жилица преклонных лет — в лучшем случае обложить меня руганью, а в худшем — вытащить дробовик или снайперскую винтовку времен Отечественной войны, потому что бабушка эта в молодости на фронте пачками изничтожала фашистов.

У Коли и так проблемы будут из-за перегруза, а тут еще горсть земли... Я держал ее на ладони и не знал, куда положить. Платка у меня не нашлось. Стаскивать с ноги носок было жалко. Пришлось искать обычный пакет.

Как бы тебя таможенники не заподозрили в провозе контрабанды, — сказал я.

Всю дорогу Коля молчал, вертел головой по сторонам, будто за нами кто-то следил и он хотел выяснить, кто именно. Я нарочно ехал не очень быстро, чтобы он успел проститься с родными местами. Наверное, все последние дни он в одиночку бродил по этим улицам, смотрел на дома, которые так хорошо знал, и думал, что снова увидит их нескоро, если вообще когда-нибудь увидит.

Я и сам любовался и нашим неказистым для приезжих городом, и густыми лесными зарослями, которые подступали почти к краю дороги, ведущей в аэропорт. Как же без всего этого жить? Мне вот чужой берег без надобности. Я там сдохну от скуки, даже если мне некуда будет девать деньги.

Припарковав машину на стоянке, я выбрался на улицу и еще не успел вытащить Колин рюкзак из багажника, как ко мне подскочил парень, облаченный в некое подобие формы. На груди у него, точно медаль, висел бейджик с фотографией и каким-то лейблом.

Стояночку оплатите, — сказал парень.

Хочешь, милицию вызову? — спросил я.

Не понял? — взгляд парня стал заметно наглее.

Видимо, он собирался сказать, что, если я не оплачу стоянку, за состояние моей машины он не отвечает, а за то время, пока я буду находиться в аэропорту, ее могут искалечить или даже угнать, но я его опередил:

Слушай, вот не ври, что ты тут башли заколачиваешь законно! Стоянка эта бесплатная. Я в администрации работаю. — Это утверждение пока было небольшим преувеличением: мне только поступило соответствующее предложение. — Брехню свою впаривай лохам. Если с моей машиной что случится — спросят с тебя. Понял?

Ну... да... — сказал парень.

Мой повелительный тон на него подействовал.

Здание аэропорта обросло ремонтными лесами. По ним, как муравьи, лазали несколько рабочих. Казалось, что они подвели к крепости штурмовые башни и теперь готовятся перебраться через стены, чтобы добить оставшихся в живых защитников и всласть пограбить.

Я умыкнул тележку, стоявшую возле центрального входа. Очередной прохиндей ринулся ко мне, требуя за нее денег. Я послал его очень далеко, намекнув, что, если не исчезнет, запрягу его в эту телегу и он будет мне бесплатно возить все сумки с чемоданами. На самом деле фраза звучала совсем иначе и состояла в основном из слов, которые в тексте обычно заменяют точками, а на телевидении — запикивают.

Ого! — сказал Коля, прослушав мою тираду. — Лихо ты!

С волками жить — по-волчьи выть. Сплошные проходимцы! И когда только здесь порядок наведут?

Вот и займись! — посоветовал Коля.

Вот и займусь, — сказал я.

Ни один самолет из нашего города до Америки не дотянет, разве что к нему приварят дополнительные топливные баки или заправят прямо в воздухе. Я мысленно чертил в голове карту Колиного маршрута. Первой остановкой была Москва. Там пересадка на другой рейс. Он дозаправлялся в Ирландии и только затем летел через океан.

Дорога была дальняя, и некоторые нестойкие граждане, собравшись было на чужбину, в самый последний момент ломались и застревали в столице. Вообще-то, от нас и в соседнюю область тоже лететь через Москву. Быстрее получалось напрямик на вездеходе. Малая авиация к тому времени совсем сгинула. Губернатор все обещал ее восстановить, как только на эти цели в бюджете появятся деньги, но обещания эти были такими же призрачными, как миражи в пустыне. Ведь даже отыщись средства на малую авиацию, они тут же могли пойти на более необходимые расходы — например, на покупку новых автомобилей для членов регионального правительства.

Я таскался с рюкзаком, как верный оруженосец Санчо Панса, а когда Коля его сдал в багаж и зарегистрировался на рейс, вдруг с тоской понял, что все заканчивается, обратной дороги уже нет и, возможно, мы больше никогда не увидимся. Америка, конечно, давно уже не параллельный мир, куда невозможно попасть, но уж слишком она далеко от нашей провинции.

Коле лететь не меньше двух суток. Это если погода везде будет летная и рейсы не задержат. У него в характере была такая черта, как прижимистость: он неохотно расставался с деньгами. Я догадывался, что предстоящие двое суток он будет есть лишь то, что ему принесут стюардессы на борту самолета. Попить кофе в аэропорту, ожидая свой рейс, и поесть там пиццу он посчитает напрасной тратой финансов. Сразу на неделю, как верблюд, не наешься и не напьешься, но когда теперь Коля сможет вкусить наших великолепных беляшей и чебуреков, пожаренных на прогорклом масле и начиненных непонятно из кого сделанным фаршем? Это вкус Родины. Может, кто-то и воротит от него нос, а мне нравится.

Ожидая посадки, я скупал всю эту гадость, всучивал ее Коле и с удовольствием ел за компанию с ним, будто тоже куда-то надолго улетал.

Ты, если что, возвращайся, — сказал я ему на прощание. — Ну и пиши, как там у тебя дела. Не забывай.

Лучше ты приезжай в гости, когда я там на ноги встану. Вот соберу из обломков «мазд» и «фордов» космический корабль — и пришлю тебе приглашение.

На них еще не ставят реактивные двигатели. Как же ты соберешь космический корабль?

Придумаю что-нибудь, — засмеялся Коля и постучал себя пальцем по лбу. — Голова-то зачем нужна?

Чтобы шапку носить, когда холодно? — предположил я.

Мы обнялись. Провожая Колю взглядом, я чувствовал, что ему очень хочется обернуться, помахать мне рукой, но, наверное, в его душе такое творилось, что он боялся это делать. Вдруг ноги откажутся нести его к трапу? А на вторую попытку у него не хватит решимости.

Коля прислал мне эсэмэску, что долетел без всяких происшествий. Формат этой переписки предполагал краткость, иначе бы мы обсудили, чем его кормили, какая погода стоит на дворе и у меня, и у него. Мы нашли бы еще кучу тем. Вместо всего этого я поздравил его с успешным приземлением и написал, чтобы он был осторожнее и не садился в первую попавшуюся машину.

Я же догадался, что он опять будет экономить и вместо рейсового автобуса решит добираться до своего «поля чудес» автостопом.

Признаться, и я мечтал совершить такое путешествие — пересечь без гроша в кармане полконтинента! Впечатлений потом на всю жизнь хватит, и в Америке такое путешествие — несмотря на множество фильмов про маньяков, которые похищают на дорогах одиноких путников, а потом мучают их в подвалах своих домов, — куда менее опасно, чем на наших родных просторах. Здесь-то твой хладный труп никто и не найдет, кроме оголодавших диких зверушек, которые растащат кости по оврагам да буреломам.

В мыслях своих я видел, как Коля бредет по обочине дороги с пыльным рюкзаком, где сложены все его пожитки. Заслышав автомобиль, идущий в нужном ему направлении, он поднимает большой палец. Он смотрит вперед, а не на машину, но та все равно останавливается, скрипя тормозными колодками и обдавая Колю клубами пыли и газов. Стекло у нее опущено. Коля склоняется к дверям, заглядывает внутрь, приветливо улыбается и говорит водителю, куда ему нужно. Кто-то его подвозит всего лишь на десяток километров, кто-то — на сотню, но с каждой новой машиной его мечта становится все ближе.

Следующее послание от Коли пришло через неделю. Ожидая его, я не находил себе места, боролся с желанием позвонить самому. Мои пальцы уже почти набирали его номер, но в самый последний момент я давал отбой. Входящий будет стоить уйму денег, и Коля меня проклянет за такую расточительность.

Письмо пришло на мейл вместе с фотографиями: Колино селфи, скромная комнатушка, выделенная ему под жилье, и бесконечные поля ржавых машин. Я не мог определить по этим останкам, кому они когда-то принадлежали. Чем-то их скопление напоминало кладбище динозавров — одно из тех, что наши палеонтологи обнаружили в Монголии в середине двадцатого века. Коля, увидев это кладбище машин, наверное, испытал еще больший восторг, чем ученые, наткнувшиеся на древние кости. Он ведь мог эти машины оживить, а палеонтологи динозавров — не могли. Несколько десятилетий назад еще не было технологий клонирования, да и сейчас, похоже, сделать «парк юрского периода» все еще невозможно.

«Я тебя, конечно, поздравляю, но что-то ты долго добирался. Некоторые за это время на Луну слетали и обратно», — написал я, намекая и на американских астронавтов, и на песенку австралийцев из Savage Garden*.

Кто-кто, а я-то не мог упрекать его за медлительность, ведь сам за эту неделю дальше пригорода не выбирался. Похоже, он нашел свое счастье, и я ему, признаться, завидовал. Я тоже искал свое, но не знал, где оно. Иногда мне казалось, что оно явилось в образе финалистки регионального конкурса красоты, который я вел. Или стюардессы местных авиалиний. Я познакомился с ней, летая в Москву на консультации со своим благодетелем и переправляя ему столь ценную корреспонденцию, что он не мог доверить ее ни почте, ни курьеру, ни другим помощникам — лишь мне. Во всех случаях ощущение счастья продолжалось месяц-другой, иногда полгода, но однажды оно заканчивалось. Все было не то.

Для Евгения Петровича я стал чем-то вроде Джонни Мнемоника**. Он всячески опекал меня, и явно неспроста. Были у него на меня какие-то долгосрочные планы. По его протекции я устроился на работу в мэрию и стремительно поднимался по карьерной лестнице. Даже имея за спиной такую мощную поддержку, легко было оступиться, потому что желающих подставить мне подножку или вырыть ямку на моем пути хватало с лихвой. Я учился выживать в административных джунглях, интриговал, чтобы меня не утопили, с кем-то объединялся против общего врага, а когда враг был повержен, ссорился с прежним союзником. Я уяснил простой лозунг, который писатель Ричард Олдингтон вынес на обложку своего романа: «Все люди — враги». В этом мире даже соратники от тебя отрекутся, если ты оступился, но если не прокололся, следуешь неписаным законам системы, она тебя не выкинет на улицу и, когда придет твое время уйти на покой, наградит теплым местечком, где ты счастливо проведешь старость.

Выводы эти подтвердились, когда моего благодетеля, с честью отмотавшего два срока в Законодательном собрании, перебросили на новую должность — руководить регионом, благо в ту пору губернаторов еще назначали, а вновь их избирать стали чуть позже. Прежнему губернатору уже давно было пора на пенсию, но и его со счетов не списали, а отправили сенатором в Совет Федерации.

Вернувшись в родные края, Евгений Петрович тут же вызвал меня в свою новую резиденцию.

Ты тут опыта-то поднабрался, пока я в столице в высоких кабинетах заседал, — начал он, усадив меня в кресло возле своего стола. Сам при этом сел напротив, а не во главе, будто у нас равные весовые категории. — Отзывы о тебе положительные. Порадовал ты меня, прямо скажу. Не ошибся я в тебе. Мне опытные люди, на кого я положиться могу, ой как нужны! Так что давай-ка принимай должность моего зама по всяким там СМИ и связям с общественностью. Работа ответственная, но, сам понимаешь, и отдача будет соразмерная. Согласен?

Да, — кивнул я, скромно потупив взгляд, а в этот момент сердце у меня в груди вибрировало, как «пламенный мотор».

Одним мановением руки Волшебник ставил меня выше всех главных редакторов местных СМИ. Теперь они приползут ко мне на коленках клянчить бюджетные деньги для своих газет и журналов, а ведь еще несколько лет назад я к ним на поклон ходил, чтобы меня взяли на практику и обучили чему-нибудь полезному. Почти все из них дали мне тогда от ворот поворот, а я человек памятливый: добро помню, но и зло не забываю.

Новость о моем назначении разлетелась еще до того, как ее опубликовали местные информационные агентства. Мой телефон все никак не успокаивался. Меня поздравляли. Желали успехов. Кого-то из этих людей я не знал или никак не мог вспомнить, когда они представлялись. Руководители некоторых СМИ, догадываясь, что стулья под ними шатаются, больше всех изощрялись в поздравлениях. Однокурсники были сдержаннее. Но я чувствовал по голосам, что они тоже не бескорыстны. Каждый из них надеялся получить какую-нибудь должность, пользуясь нашим старым знакомством. Когда-то они были на седьмом небе от счастья, устраиваясь после окончания института корреспондентами на самую низкую ставку в городскую или областную газету, а мне назидательно говорили, что я выбрал неправильную дорогу и зря иду работать в мэрию, потому что журналист должен писать тексты.

Что они мне скажут теперь, если вспомнить тот наш старый спор?

Они мечтали прославиться, написать о чем-то, что потом еще долго будет обсуждаться. Возглавить отдел, потом дорасти до заместителя главного редактора, а через какое-то время занять и главное кресло. Но сейчас они так и продолжали бегать по помойкам и нудным пресс-конференциям, а должности обходили их стороной. Самым талантливым создавали самые отвратительные условия существования, потому что конкуренты никому не нужны. Иногда я с ними встречался в каком-нибудь кафе. Они ныли и жаловались, что руководство пьет их кровь на каждой летучке.

«Идиот, — думал я, глядя на очередного такого нытика, — разве ты не понимаешь, что начальник питается твоей энергией, забирает твои идеи и выдает за свои? Он выпьет тебя досуха, а потом, когда ты превратишься в мумию и больше ничего уже не сможешь придумать, выбросит на улицу. Других вариантов для тебя нет. Это мне повезло. Больше никому так не повезет».

Такие разговоры давали мне ценную информацию, которую до поры до времени я накапливал и придерживал, но сейчас пришло время ею воспользоваться. Тот, кто раньше не захотел кинуть мне крошку со своего стола, теперь лишится и стола, и кабинета, и пусть радуется, что я не натравлю на него соответствующие органы за воровство денег, выделенных из областного бюджета на развитие свободной и независимой прессы. У меня в голове есть досье на каждого!

Но для части однокурсников мое повышение станет манной небесной. Мне ведь надо поставить кого-то вместо прежних начальников. И на кого еще опереться, кроме как на тех, с кем я когда-то сидел в одной аудитории? Они будут мне за это благодарны и преданы.

Звонков было много, а поделиться радостью так, чтобы собеседник мне не завидовал, было не с кем. Не осталось таких людей в моем окружении, кроме разве что родителей. А Николай был слишком далеко. Я позвонил ему, чтобы похвастаться. Он ведь и сам в письмах скромничал. Сообщал, что работает с утра до вечера. Ему нравится. Платят хорошо. Ничего ему больше пока и не нужно. Подробностями не делился. Боялся сглазить? Мог ведь мне рассказать, как из хлама, ржавевшего на кладбище автомобилей, собрал машину, которую на аукционе продали за семьдесят с чем-то тысяч долларов.

Каждое утро референт приносил мне папку с распечатанными новостями и интересными статьями, с которыми мне следовало ознакомиться. На заметку о парне, творившем из автомобильного металлолома всякие чудеса, я набрел сам. Увидел ссылку на нее в своей новостной ленте в социальной сети. На фотографии к этой заметке Коля стоял рядом со странной машиной, немного похожей на одноместный самолет на колесах и с прозрачным каплевидным фонарем над кабиной.

«Привет. Вот ты гад! — написал я ему тут же, благо социальные сети позволяют общаться практически в режиме реального времени. — Такую машину сделал и ничего про это мне не сказал! Хоть бы фотографию прислал».

«Откуда ты узнал? — Коля ответил буквально через несколько минут. — Я ж ее на своей странице не выставлял».

«Шила в мешке не утаишь. Статью про тебя увидел».

«Репортеры приезжали, вопросами замучили. Когда им отвечал, представлял, что это ты меня расспрашиваешь. Так не очень страшно было. Ты-то как?»

«Помаленьку».

«Пишешь что-нибудь?»

«Ага. Анонимки на работу ЖКХ и чиновников, которые за дороги отвечают».

«Тоже дело. Читателей, наверное, мало. Ты ж хотел, чтобы тебя много людей читало».

«Блог заведу. Стану там что-нибудь писать актуальное. Может, тогда кто-нибудь читать будет. А что ты бездельничаешь? Что, работы нет?»

«Есть. Перерыв сделал кофе попить. Тут и увидел твое послание».

«Фотографии своих работ на странице размещай. Я лайкать буду, перепосты делать и комментировать».

«Хорошо».

Он собрал вторую машину, третью, четвертую... Коля сбрасывал мне ссылки на видеосюжеты, показанные по местному, и не только местному телевидению. На видео он кромсал машины, вырезал у одной автогеном какую-то часть, при помощи сварочного аппарата имплантировал ее в другую, зачищал шрамы, чтобы они были незаметными. Мне эти кадры напоминали «Безумного Макса» и прочие фильмы о мирах, переживших глобальную катастрофу.

«Да ты, брат, прямо совсем в доктора Франкенштейна превратился, — думал я, просматривая эти сюжеты. — Из нескольких трупов собираешь одного монстра».

Я иногда тоже выступал на телевидении, и мои слова цитировали в газетах, но больше следил за тем, чтобы СМИ освещали деятельность губернатора в правильном ключе. Если кому из журналистов удавалось нарыть информацию о косяках чиновников, то, прежде чем об этом писать статью или снимать сюжет, звонили мне и консультировались. В итоге сюжеты или статьи были вовсе не о том, что в каком-нибудь отдаленном поселке в доме старушки, ветерана труда, нет тепла и она вынуждена круглые сутки ходить в своем ветхом пальтишке. Не об этом. Узнав от меня о бедственном положении старушки, губернатор устраивал местным чиновникам нагоняй, распоряжался как можно быстрее ситуацию исправить, а к старушке приезжал проверить, как его приказ выполнили. Старушка радовалась и благодарила губернатора. Вот об этом и были сюжеты и статьи. Рейтинг популярности моего благодетеля в списке губернаторов поднимался. Моей работой он был доволен.

«Привет! Вот ты гад! — написал мне как-то Коля, видимо вспомнив стиль одного из моих посланий. — Что ж ты мне не сказал, как высоко взлетел?»

«А ты не спрашивал. Ты все про писанину спрашивал. А в этой области успехи мои скромны. “Войну и мир” не написал и “Войну миров” тоже. И не очень-то я высоко взлетел».

«Выше тебя только звезды».

«Это ты правильно про нашего губернатора сказал, — съязвил я. — А насчет золотоносных жил, что под ногами лежат, ты оказался прав».

Он понял, что я теперь веду речь не о пиратском золоте и уж тем более не об американских автомобильных свалках. О чем конкретно, не переспросил: догадался, видимо, что пишу я о тех жилах, которые можно разрабатывать, используя административные ресурсы.

Открыв собственное дело, Коля погрузился в него с головой. Желающие вылечить у него свою машину выстраивались в очередь, как и дома. Он расширил дело и увеличил штат работников, руководил процессом, а сам брался за ремонт лишь в самых сложных и интересных случаях. Такое ведь уже было. Мир, говорят, развивается циклично.

Он сильно сердился на меня, когда я не смог приехать к нему на свадьбу. Но у меня и вправду была уважительная причина: в область приезжал один из федеральных министров. С Колиной женой я познакомился заочно, по скайпу. Еще больше он рассердился, когда я не приехал посмотреть на его первого сына. А когда у него появился второй, а я все не приезжал, Коля на меня сердиться перестал.

Ты-то когда женишься? — спрашивал он меня по скайпу. — Хватит уже гулять.

Буквально на днях, вызвав меня в свой кабинет, Евгений Петрович сказал примерно то же самое, а потом пояснил, что у него дочка подросла и пора бы уже наши с ним взаимоотношения подкрепить родством. Я подозревал, что когда-нибудь такое предложение последует, и даже представлял, как мы с дочкой благодетеля вместе будем жить. Не скажу, что был от нее без ума: встречался я с девушками и посимпатичнее, и поинтереснее. Но, похоже, у меня не было выбора. Вернее, он был, но лучше попасть в такую кабалу, чем отправиться на вольные хлеба. Да и какая это кабала? Это еще один выигрышный билетик.

Ты чего остолбенел-то? — спросил тогда Евгений Петрович. — На тебя это не похоже. — И, строго взглянув, спросил: — Али не мила тебе моя дочурка?

Да она красавица! — сказал я и закивал с усердием китайского болванчика.

Благодетель спалил бы меня взглядом на месте, не выскажи я бурный восторг от его предложения.

Вот и отлично. Тогда в эту субботу приезжай в гости с родителями. Еще раз знакомиться будем.

Суббота была на следующий день. У меня было немного подавленное настроение: все-таки женитьба — дело серьезное. Всех подробностей я Коле не говорил, а лишь сказал, что гулять мне, действительно, хватит.

Ой, детишками, что ли, решил обзавестись? — обрадовался он. — Давно пора. И в этом вопросе руками ничего делать не надо.

Ну ты и пошляк! — засмеялся я, вспоминая и детский анекдот, на который он намекал, и про мои руки, растущие не из того места. — Думаю, что скоро.

Я уже устал тебя в гости звать, — завел он свою шарманку. — Когда приедешь?

Я не напомнил ему про космический корабль, который он обещал собрать. Он ведь собрал этот корабль, только тот не полетел, а поехал. На автомобильных свалках не найти двигателей, способных вывести Колину конструкцию на околоземную орбиту. Надо, чтобы появились кладбища старых, никому не нужных космических кораблей. Я устану ждать, пока они появятся. Надо слетать к нему пораньше, а то внесут меня американцы в черный список, как они уже сделали это с некоторыми чиновниками, и тогда придется нам с Колей встречаться на нейтральной территории: где-нибудь в Африке или в Азии. В Европу-то меня тоже не пустят. Если ему такой перелет дорогим покажется, я оплачу его. Я вообще могу сделать его заместителем министра транспорта нашего региона, а то и министром, если он захочет на родину вернуться. Но он ведь не захочет, потому что нашел свое счастье и его мечты осуществились...

Интересно, а осуществились ли мои?

 

 

* Борис Анибал (1900—1962) — русский советский очеркист, литературный критик, журналист, поэт, писатель-фантаст.

* Savage Garden — австралийский поп-дуэт, популярный в конце XX века. Один из хитов — песня «To the Moon and Back» («На Луну и обратно»).

*** Джонни Мнемоник — герой одноименного рассказа Уильяма Гибсона в жанре киберпанк (и одноименного фильма Роберта Лонго), курьер, чей мозг используется как контейнер для переправки ценной информации.

100-летие «Сибирских огней»