Вы здесь

Московские зарисовки

Валерия ОЛЮНИНА
Валерия ОЛЮНИНА


МОСКОВСКИЕ ЗАРИСОВКИ


MATRIOSHKA
Субботнее утро. Не пойти ли на Старый Арбат, попить кофейку в кулинарии «Праги», поудивляться, потолкаться. Лет уж пятнадцать минуло, как забрела сюда впервые. А все помнится кафе «Старое фото» и фирменные взбитые сливки, отряд кришнаитов в розовых одеждах — босиком по брусчатке и слякоти, лохматые ребята с гитарами возле стены Цоя. Иных уж нет, а те...
Вход на Арбат теперь заграждает огромный бетонный циклопище с тысячей стеклянных глаз. Рядом сидят проверенные временем обитатели московского Монмартра. Привет вам, коммерсанты от живописи! Вас еще вдохновляют женщины, все как одна красивые и нарисованные за долгие рубли, за валюту?
Купите буденовку, заячью шапку-ушанку, знамя комсомольской бригады с бахромой и кистями, шлем летчика-испытателя! Купите удостоверение почетного алкоголика, отца мафии, секс-бомбы или дважды еврея СНГ! Не хотите? Вам что-нибудь русское, настоящее? Вот шаль пуховая за четыреста пятьдесят (правда, любая провинциальная бабушка продаст вам за двести), подносы жостовские, платки посадские. У нас матрешек много, мы их привозим на машине в банановых коробках. Для оптовиков скидки! Вот интересненькая с личиком Бориса Николаевича. Вы американец? Тогда вам матрешка Билли Клинтон! Или младший Буш!
А здесь маечки. Самая банальная — «СССР» на красном фоне. А есть и с «Троицей» Андрея Рублева, с куполами Василия Блаженного, с бородатым Че Геварой, с усатым Сталиным. Хочешь — в рамку под стекло вешай и молись, а хочешь — из автомата стреляй. Есть и Путин с надписью «Все путем!» Очень симпатично выглядит Ленин, показывающий средний палец.
Захожу в магазин необычных подарков. И название хорошее: «Мир новых русских». Приветствуются корпоративные заказы. На прилавках — фигурки братков, мобильные телефоны, расписанные под Хохлому, лакированные шкатулки с «Мерседесами» и «Паджеро». Стоят пять тысяч. Да нет, не долларов, рублей. Это же почти даром! Есть обереги от ОМОНа, МВД, ФСБ — керамические таблички с надписями «Братцы, только не по голове», «Я свой», «Вор в законе». Это подделка? Нет, что вы, это гжельские мастера по нашему заказу делают. У нас и сертификат есть от их ассоциации.
Сидит вечно юная принцесса Турандот у Вахтанговского театра. Золоченая фигурка парит поверх голов. А в подоле ее платья — снег. Если ветра не выдуют, к весне превратится в лужу. И покажется, будто она плакала. А Булат Окуджава прячется в переулке, не сразу и заметишь его. Опустил голову: «Ах, Арбат, мой Арбат...»
Бродил по пустыне народ Израилев сорок лет, а теперь наша очередь. Эх, русская душа! Потерялась ты среди восточных кебаб-хаусов, итальянских пиццерий, американских макдональдсов, японских суши-баров, чешских пивнушек... Где блинные, трактиры, закусочные? Сама — как матрешка. Сверху большая и внушительная, а начни тебя раскрывать — останется совсем крошечная. И веди тебя, как ребенка, куда хочешь.

МИСТЕР
Он черный. О нем слагались легенды, а может, и правда всё. Что был он когда-то революционером, но во время переворота не в их пользу к власти пришли священники, его соратников бросили в тюрьму, расстреляли, и только Мистера пожалели, молодого. И говорили, что он жил в Испании, в Канаде и еще бог знает где, потом из Штатов попал в Москву.
У него прекрасное имя, хрустящее, как восточные сладости из его далекой страны. Так называют великих полководцев, царей и мудрецов. И лишь иногда — бизнесменов. Но по имени его никто не называл, все называли Мистером — в Америке прожил пятнадцать лет. Красивый, статный, полубог-громовержец, пребывающий, пожалуй, в возрастном октябре, пропахший, как осень кострами, дымом сигарет...
Заказав тур на Мальдивы, он кинул на стойку три тысячи долларов и попросил выписать квитанцию. Велел оформить депозит, и никто из тупых русских его не понял. Мистер, сверкая черными глазами (такие у женщин называются очами), гаркнул, все сжались, и это, кажется, понравилось негру, бывшему клубному танцору, ведь из-за него так распаляются. У себя на родине он, может быть, туалеты бы мыл, а здесь...
Контора просыпалась рано. Мистер появлялся на пару часов позже. Проводил пальцем по стойке, морщился: а подать сюда уборщицу! Я научу русских работать! Пунцовая Тимофеевна бежала, объясняла, что она здесь терла и скребла десять минут назад, что цементный завод поблизости... «Это не русский помойка», — объяснял Мистер, хлопал дверью, садился в машину, несся по проспектам, платил штрафы...
Старенькая желтая «Лянча» подкатывала по ночам то к казино «Кристалл», то к «Голден Пэлэсу». Мистер спускал все, выбегал, брал у водителя две-три сотни долларов — своих не хватало. А потом «Лянча» увозила разгоряченного игрока домой, цепляя низким брюхом обледеневшие сугробы...
По понедельникам начинался бизнес. Опять было желание бросить курить и злоупотреблять азартными играми. Теперь он приезжал раньше всех, просил записывать каждую минуту опоздания (минута — доллар), разбирал бесконечные завалы на своем столе, ругал секретаршу за тупой карандаш. Со стола Мистера исчезала маленькая пепельница — остроносая тапочка Мука. И все с курением покончат! Прощай, сказочная страна Мальборо с умершим от рака легких рекламным ковбоем! Все станут правильными и здоровыми американцами. Будут есть зеленый салат и курицу. Будут экономить — доллар к доллару, цент к центу...
И однажды в «Американ дрим» ворвались клоуны, дрессировщики собачек, гимнастка Катюша с тонкой талией и крутыми бедрами, еще какие-то танцовщицы, жонглеры и маленькие человечки с лицами стариков. Из этой пестрой шумной толпы Мистеру очень понравились Катюша и клоуны, они жили у парочки карликов. В их квартире ползали толстые змеи, хорошо, что закрытые в комнате на ночь. А когда хозяин кормил крокодила, слышался лязг зубов, и тот страх, которого не нагоняли змеи, нагоняла рептилия...
Отважные клоуны приходили к Мистеру веселыми, такая уж у них профессия, крутили тонкие длинные воздушные шарики, похожие на сосиски, и получался то пуделек, то кошка. С клоунами было легко дружить, и даже аванс им было выдавать весело, не то что дрессировщику собачек угрюмому Виктору...
Вся эта компания вместе с Мистером упорхнула на жаркий южный островок. Хотели даже вывезти белых медвежат, но кто-то на таможне заупрямился, и звери не полетели. Им быстро нашли замену. Сам сеньор Робертино Лорретти, вчерашний апеннинский соловей и сегодняшний конезаводчик, из порта Палермо отгрузил пару великолепных скакунов.
Бары и попкорн, барбекю и бассейн, скакуны и карлики нуждались в долларах. Но средиземноморские дети не понимали шуток клоунов, они вообще чуть-чуть того. Малая нация — малый генофонд. Цирк как-то не пошел, зрители сидели с замороженными лицами, несмотря на июльскую жару. Собачки Виктора тоже скисли, шерсть пооблезла, считать до трех не хотелось и все время лаялось невпопад.
А тут еще случай произошел. Надо же было дурехе Надьке, карлице, влюбиться в Мистера. Он ей Сиси Кэпфелла напоминал! И нет чтобы тихо любить себе и плакать маленькими слезками в маленькую подушечку — влюбилась с письмами, стихами, ночными звонками. Ему было ужасно неудобно перед ее Володей. Мистер даже очки темные перестал снимать, даже вечером, после заката солнца, не показывал своих черных глаз. Труппа посмеивалась, и только карлики презирали Надьку. Да нет, не за стихи, не за Володю — влюбилась не в своего. Володя совсем потускнел, выпросил у Мистера номер отдельный, за свой счет. А тут еще в аквапарке ему какие-то мальчишки, земляки, кинули мячом по голове, случайно, и ничего обидного, вроде, не сделали. Но один из них закричал: «Эй, пацан, мяч брось!..» В тот вечер Володя жестоко напился.
На карликах и держался цирк. Номер у них был необычный, с крокодилами что-то безумное вытворяли. И крокодилы необычные были, карликовые. Их для Володи и Надьки где-то в Таиланде по заказу выращивали, в специальных ящиках. Сила-то у них была — ого-го, а выглядели — как крокодилий детский сад.
И однажды Володя, увидев букет роз у двери Мистера, сломался. Он заперся в номере и стал нарезать одну рюмку за другой. А был день независимости острова, на выступление должен приехать главный и целая свита. А Володька никакой. Труппа к Мистеру: пусть отоспится, не пускать его, опасно! Мистер ни в какую: у карлика контракт, fuck Russia вместе с ее непонятной тоской и любовью, и с этими недоделанными малышами, у них в Америке все геркулесы. Володя вышел. То ли крокодилу не понравился коньячный Володькин дух, то ли Володька где-то ошибся — капля пота в пасть попала, и крокодильчик (самый маленький, на надувную игрушку похожий) вцепился карлику в руку. Надо ли говорить, чем это все для него кончилось. Страховки медицинской не было, Володю отправили в Москву, Надька, конечно, поехала с ним. И циркачи не то чтоб взбунтовались, а как-то по-тихому, один за другим испарились с островка...
А Мистер вернулся в Москву. Сидел на крылечке, увы, попыхивая кубинскими сигарами (кажется, они не так вредны), и часами о чем-то говорил с армянским клиентом. Непонятно на каком языке. Мистер знал фарси и английский, Гарик — армянский и русский. Турфирма догадывалась: «Мистер улетит в Америку!» И тоже грустила, и не надоедала ему с зарплатой двухмесячной давности.
И Мистер улетел, а все ждали, что вот-вот откроется дверь, он рассмеется, а потом заорет, что уволит всех, а через минуту попросит макдональдс — у него сегодня ностальжи по Чикаго, и жизнь снова закипит, забьет фонтанчиком из серой, унылой, пустынной земли. Но тот не появлялся, лишь иногда звонил и спрашивал менеджера, а секретарша слала ему воздушный поцелуй и говорила, что у них все о’кей.


100-летие «Сибирских огней»