Вы здесь

«На таежных говорливых перекатах...»

 

* * *

 

В. Кругликову

 

Обратно звала дорога,

вернуться к теплу, домой.

Но шел впереди геолог,

веселый учитель мой.

Ах, как он умел, Володька,

уроки давать свои!

Так в детстве, бросая с лодки,

приказывали: «Плыви!»

Устало гудели ноги,

мерцали в глазах круги.

«Романтика, хоть немного,

пожалуйста, помоги!»

В ответ — только шелест листьев

да ветра холодный шум...

А к вечеру все же вышли

к последнему шалашу!

 

 

* * *

 

Поселок Медвежка, поселок Медвежка,

стремительных рек берега,

и первые в жизни пикеты и вешки,

и первая в жизни — тайга.

Пристанище наше в казенном бараке,

окошечко первое в мир...

Открытие слов: вещмешок, камералка,

заходы, шурфы, нивелир.

Названия-песни поселков окрестных:

Загадное, Плесс, Алзас,

цветы иван-чая на скалах отвесных,

предчувствие будущих трасс...

 

 

* * *

Моим друзьям-геодезистам

 

Помню, как я костюм примеряла

брезентовый жадно,

как хотелось скорее

в тот поезд стремительный сесть.

Мне впервые доверено

снять у поселка Загадный

мостовой переход

через гордую Верхнюю Терсь.

Чуть заметно скользит

под копытами смерзшийся гравий.

Шла по речке шуга,

и для съемки нам дали коня...

Той далекой поры

нет в альбоме моем фотографий,

а сегодня непросто

такою представить меня.

Восемнадцать едва ли

сравнялось топографу Ване,

тридцать восемь помощницам

было всего на двоих.

Днем вели пикетаж,

а ночами сражались с дровами.

Городские, о, как мы к утру

ненавидели их!

Все же мы уложились тогда

в установленный график,

и начальник, как равным,

нам руки при всех пожимал...

И от этих минут

не осталось у нас фотографий,

наших лиц исхудавших

никто в этот день не снимал.

Как же так получилось? —

порою мне хочется крикнуть, —

или все фотосъемки

затмили другие дела?

Не осталось в альбоме моем

не единого снимка,

будто я и в тайге-то

во веки веков не была.

Любопытным внучатам

я их показала б под старость,

горевать о прошедшем —

извечный удел стариков.

Ну а впрочем, немало

от юности нашей осталось

переходов, дорог

и немножечко грустных стихов...

 

 

* * *

 

Какая-то нездешняя краса,

реальный мир почти похож на небыль:

четвертый день грохочут небеса,

Шаман-гора куражится над Тебой.

Зигзаги молний рассекают лес,

болотной жижей хлюпают дороги...

Красот не замечая и чудес,

по ним идут измученные боги.

Нет, не святые с каменным лицом —

тем от забот людских не очень больно.

Земные, без сияющих венцов,

они сюда явились добровольно.

Потом за ними встанут города

и побегут железные дороги…

О люди, вспоминайте иногда,

что здесь прошли измученные боги.

 

 

* * *

 

Мелькают села за стеклом оконным,

колеса торопливые поют...

Спасибо вам, плацкартные вагоны,

за ваш нехитрый временный уют,

в котором все продуманно и просто:

и по утрам горячий крепкий чай,

и проводницей выданная простынь,

и разговор, возникший невзначай.

Спасибо вам за творческие муки

и пассажиров смешанную речь,

за то, что глубже чувствуешь разлуки

и радость встречи учишься беречь.

 

 

* * *

Г. Пузыревскому

 

В мире все так спокойно и просто,

звезды даже сквозь тучи видны.

Ночь плывет над Осиновым плесом,

мирно светит фонарик луны.

Гасит в маленьких окнах деревня

запоздалых домов огоньки.

Возле печки, промокшие, дремлют

в ожиданье дорог рюкзаки.

А на нарах, намаявшись за день,

видят парни счастливые сны.

Ночь глядит голубыми глазами

из-под ветки сибирской сосны.

 

 

БАБА СТЁПА

 

Много разных людей повстречала

за свое кочевое житье.

В приангарском селе Богучаны

я была квартиранткой ее.

Мне старуха и лишнего шага

не давала без дела ступить.

Я искала грибы по оврагам,

научилась полоть и белить.

Я топила ей русскую баню,

кипятила на печке белье,

в ледяной Ангаре полоскала

домотканые платья ее.

Туговата на правое ухо,

без движенья рука и нога...

Жить у этой ужасной старухи

я тогда не желала врагам.

А на стенах пылились иконы,

фотографии мертвой родни.

На меня с молчаливым укором

почему-то глядели они...

Помню — горько старуха рыдала,

у ворот расставаясь со мной,

на прощанье с надеждой шептала:

«Возвращайся, родная, весной.

Приезжай обязательно, Надя,

я и дом на тебя запишу.

Огород мы с тобою посадим». —

«Ладно, бабка, потом напишу!»

Где уж там... Все дела да заботы,

огорченья и беды свои.

Я и думать забыла, что кто-то

в Богучанах не спит до зари,

что кого-то терзает обида:

жизнь — не жизнь, а сплошная беда.

Стёпу взяли бы в дом инвалидов,

да не хочется старой туда.

Жаль хозяйство, домишко оставить,

а хозяйства давно уже нет...

Стонет ветер в расшатанных ставнях,

молча зябнет пустующий хлев.

...Вечерами тоскливыми, глядя,

как рисует узоры мороз,

все ждала она добрую Надю,

обещанью поверив всерьез...

Я недавно узнала случайно,

от девчонки, что рядом жила:

в приангарском селе Богучаны

баба Стёпа зимой умерла.

 

 

* * *

 

Друзья уходят в новые маршруты,

а мне маршруты видятся во сне.

Как трудно изыскателям, как трудно

не встретиться с тайгою по весне.

У них свои, особые повадки:

в календаре весенние листки —

уже готовы верные палатки

и собраны в дорогу рюкзаки.

Веселый сок в березах колобродит,

и мне уже свою не спрятать грусть.

Уходят изыскатели, уходят,

а я впервые дома остаюсь...

 

100-летие «Сибирских огней»