Вы здесь

«Накренилась судьба...»

Владимир СКИФ
Владимир СКИФ


«НАКРЕНИЛАСЬ СУДЬБА…»



СИНИЦА

Стоит державная зима —
Земного времени столица.
И королева в ней сама —
Великорусская синица.

Она царит в своем лесу,
Где от сиянья больно глазу.
Синица знает жизни суть
И цену каждому алмазу.

Синица в дом ко мне спешит,
Хоть и великая особа.
Но хлебом-солью дорожит.
Себя строжит и смотрит в оба.

Мы с нею спорим о зиме,
И, кажется, в одном согласны:
Чтоб быть и в силе и в уме
Нам помогает холод ясный.

Друг друга нам легко понять,
Мы с нею бродим по дорожке,
Она согласна поменять
Брильянтов горсть
                  на хлеба крошки.

Потом мы дома пьем крюшон,
Горят румянцем наши лица
И нам с синицей хорошо,
И хорошо, что есть — синица.
* * *
Россия. Тоска. Бездорожье.
Угрюмая русская степь.
Убить нам тоску невозможно.
Печаль не посадишь на цепь.

Но вот соберёмся, поедем,
И голая степь поплывёт.
Тоска вместе с нами медведем,
Косматым медведем ревёт.

И нет ни крыльца, ни причала,
Душе с вековечной виной.
Как нету конца и начала
У русской дороги степной.

И, всё-таки, едем и едем
В кремнистой, бессмертной тиши,
И даже на небе не встретим
Другой одинокой души.

Веков и долгов не заметим,
Назад не наметим путей.
А спросят — куда мы? Ответим:
— Ямщик, не гони лошадей!


ТРОЕКУРОВСКОЕ КЛАДБИЩЕ
Памяти Юрия Кузнецова

Троекуровское кладбище,
Дрожь осеннего листа.
Запах скорби. Запах ладана
И сияние креста.

Троекуровское кладбище —
Край обители земной.
Здесь лежит поэт, оплаканный
Не страною, а женой.

Жизнь разбитая, промозглая
Мимо кладбища бежит…
Здесь судьбой землица мёрзлая
На груди его лежит.

Замерла церквушка сирая.
Над землёй закат пунцов.
Здесь расстался с верной лирою
Русский гений Кузнецов.

Троекуровское кладбище.
На Кресте в горючий час
Занялась икона пламенем.
Или кровью запеклась.

Со своей зловещей думою,
Ворон, мимо пролетай.
Ой, душа моя угрюмая,
Закричи и зарыдай.


КРЕН

Накренилась душа, покатилась
По пустынному берегу дней,
Что есть милость
И что есть немилость —
Перепуталось в жизни моей.

Сам себя я безумством окутал,
На сиянье душевное скуп…
Мелкий бес меня, видно, попутал,
О котором писал Сологуб.

Накренился мой свет поднебесный.
Стала дном неоглядная высь.
Показалась мне странною пьесой
Вся моя непутевая жизнь.

Накренилась судьба долгим креном.
Как в воронку меня вовлекла.
Жизнь-игра — театральная сцена —
Мою нежную душу сожгла.

Сцена лет накренилась, зависла…
Не найдут в ней душевных опор:
Пьеса жизни, лишенная смысла,
И, себя не сыгравший, актёр.


ОКРАИНА
Окрестность дикая. Окраина родная…

Окраина раскатывает тесто
Тягучей жизни, волком смотрит в лес.
Промчится самосвал,
                           как гром небесный,
И пыль веков поднимет до небес.

Собаки спорят несусветным лаем
О космосе, о звездах, о росе.
Окраину собаки понимают,
Поскольку знают, что собаки — все.

Здесь насыщают дракой самогонку.
Здесь скусывая лунные края,
Бежит и лает космосу вдогонку
Окраина — собака бытия.


СТАРЫЙ ОКОП

Следы войны у Перекопа
Еще совсем не заросли.
Еще жива душа окопа,
Душа израненной земли.
Садится память, словно птица,
На бруствер в мятом ковыле.
Окопу вновь сегодня снится
Ладонь, приникшая к земле.
Жива сапёрная лопата,
Живет надрывное «Ура!».
Прорыта в памяти солдата
И в тёмной вечности дыра.
Там сотни пуль, не разлучаясь,
Как семена, лежат во рву.
И, над убитыми печалясь,
Склоняет Родина главу.
Там думы старого окопа
Живут на самом-самом дне:
И смертный бой у Перекопа,
И переправа на Двине.
Неужто сон окопу снится?
Он и сейчас в сплошном дыму:
Горит окоп. Горит граница
И в Приднестровье, и в Крыму.
Комбат с открытыми глазами
Лежит на выжженной меже.
Чернеет кровь. Алеет знамя
В разбитом бомбой блиндаже.

* * *

Тихо-тихо земля подсыхает
От прошедшего утром дождя.
И не солнце, душа полыхает
Над страной, над землёй проходя.
И теряет последние силы.
Будто невод, затянутый в ил.
На опушках — сплошные могилы.
И всё больше и больше могил.

* * *

Иней в ночь насыпал проседи,
Равнодушный космос мглист.
Позлащённый в горне осени,
Мне из тьмы сияет лист.
Он один такой, оставшийся
От сердечной и простой
В прошлом веке затерявшейся,
Невозвратной жизни той.

* * *

Я орех готовлю на зиму
И бруснику, и грибы.
Я почти что в сердце Азии
Сел на краешек судьбы.

Вот сижу, гляжу на солнышко
Посреди уснувших дел.
На опушку, как на донышко
Зимородок прилетел.

Скоро-скоро белой ватою
Снег повалится с небес.
Что мне надо?
Жизнь измятая
Распрямляется, как лес.


ОСЕНЬ

Мимолётность лёгких ласточек,
Крики поздних журавлей.
Сердце плачет, не наплачется
Посреди пустых полей.

Ищет родина заветная
В поле прошлое своё,
И немеет даль рассветная
В изголовье у неё.


ПОЭЗИЯ

Как космос — неизвестность
Томит и давит грудь.
Поэзия — мой крестный,
Мой неизбежный путь.

И слов и чувств безмерность
В свой вовлекают круг…
Поэзия — мой верный,
Мой незабвенный друг.

Болит душа-бедняжка
И мечется окрест.
Поэзия — мой тяжкий,
Мой неделимый крест.

На крест распятьем скорбным
Я сам себя воздел.
Поэзия — мой гордый,
Мой горестный удел.

Чем горше сердца стоны,
Тем слаще песни дна.
Поэзия — гулёна.
Поэзия — жена.
100-летие «Сибирских огней»