Вы здесь
«Накренилась судьба...»
Владимир СКИФ
Стоит державная зима —
Земного времени столица.
И королева в ней сама —
Великорусская синица.
Она царит в своем лесу,
Где от сиянья больно глазу.
Синица знает жизни суть
И цену каждому алмазу.
Синица в дом ко мне спешит,
Хоть и великая особа.
Но хлебом-солью дорожит.
Себя строжит и смотрит в оба.
Мы с нею спорим о зиме,
И, кажется, в одном согласны:
Чтоб быть и в силе и в уме
Нам помогает холод ясный.
Друг друга нам легко понять,
Мы с нею бродим по дорожке,
Она согласна поменять
Брильянтов горсть
на хлеба крошки.
Потом мы дома пьем крюшон,
Горят румянцем наши лица
И нам с синицей хорошо,
И хорошо, что есть — синица.
* * *
Россия. Тоска. Бездорожье.
Угрюмая русская степь.
Убить нам тоску невозможно.
Печаль не посадишь на цепь.
Но вот соберёмся, поедем,
И голая степь поплывёт.
Тоска вместе с нами медведем,
Косматым медведем ревёт.
И нет ни крыльца, ни причала,
Душе с вековечной виной.
Как нету конца и начала
У русской дороги степной.
И, всё-таки, едем и едем
В кремнистой, бессмертной тиши,
И даже на небе не встретим
Другой одинокой души.
Веков и долгов не заметим,
Назад не наметим путей.
А спросят — куда мы? Ответим:
— Ямщик, не гони лошадей!
Угрюмая русская степь.
Убить нам тоску невозможно.
Печаль не посадишь на цепь.
Но вот соберёмся, поедем,
И голая степь поплывёт.
Тоска вместе с нами медведем,
Косматым медведем ревёт.
И нет ни крыльца, ни причала,
Душе с вековечной виной.
Как нету конца и начала
У русской дороги степной.
И, всё-таки, едем и едем
В кремнистой, бессмертной тиши,
И даже на небе не встретим
Другой одинокой души.
Веков и долгов не заметим,
Назад не наметим путей.
А спросят — куда мы? Ответим:
— Ямщик, не гони лошадей!
Памяти Юрия Кузнецова
Троекуровское кладбище,
Дрожь осеннего листа.
Запах скорби. Запах ладана
И сияние креста.
Троекуровское кладбище —
Край обители земной.
Здесь лежит поэт, оплаканный
Не страною, а женой.
Жизнь разбитая, промозглая
Мимо кладбища бежит…
Здесь судьбой землица мёрзлая
На груди его лежит.
Замерла церквушка сирая.
Над землёй закат пунцов.
Здесь расстался с верной лирою
Русский гений Кузнецов.
Троекуровское кладбище.
На Кресте в горючий час
Занялась икона пламенем.
Или кровью запеклась.
Дрожь осеннего листа.
Запах скорби. Запах ладана
И сияние креста.
Троекуровское кладбище —
Край обители земной.
Здесь лежит поэт, оплаканный
Не страною, а женой.
Жизнь разбитая, промозглая
Мимо кладбища бежит…
Здесь судьбой землица мёрзлая
На груди его лежит.
Замерла церквушка сирая.
Над землёй закат пунцов.
Здесь расстался с верной лирою
Русский гений Кузнецов.
Троекуровское кладбище.
На Кресте в горючий час
Занялась икона пламенем.
Или кровью запеклась.
Со своей зловещей думою,
Ворон, мимо пролетай.
Ой, душа моя угрюмая,
Закричи и зарыдай.
Накренилась душа, покатилась
По пустынному берегу дней,
Что есть милость
И что есть немилость —
Перепуталось в жизни моей.
Сам себя я безумством окутал,
На сиянье душевное скуп…
Мелкий бес меня, видно, попутал,
О котором писал Сологуб.
Накренился мой свет поднебесный.
Стала дном неоглядная высь.
Показалась мне странною пьесой
Вся моя непутевая жизнь.
Накренилась судьба долгим креном.
Как в воронку меня вовлекла.
Жизнь-игра — театральная сцена —
Мою нежную душу сожгла.
Сцена лет накренилась, зависла…
Не найдут в ней душевных опор:
Пьеса жизни, лишенная смысла,
И, себя не сыгравший, актёр.
Окрестность дикая. Окраина родная…
Окраина раскатывает тесто
Тягучей жизни, волком смотрит в лес.
Промчится самосвал,
как гром небесный,
И пыль веков поднимет до небес.
Собаки спорят несусветным лаем
О космосе, о звездах, о росе.
Окраину собаки понимают,
Поскольку знают, что собаки — все.
Здесь насыщают дракой самогонку.
Здесь скусывая лунные края,
Бежит и лает космосу вдогонку
Окраина — собака бытия.
СТАРЫЙ ОКОПОкраина раскатывает тесто
Тягучей жизни, волком смотрит в лес.
Промчится самосвал,
как гром небесный,
И пыль веков поднимет до небес.
Собаки спорят несусветным лаем
О космосе, о звездах, о росе.
Окраину собаки понимают,
Поскольку знают, что собаки — все.
Здесь насыщают дракой самогонку.
Здесь скусывая лунные края,
Бежит и лает космосу вдогонку
Окраина — собака бытия.
Следы войны у Перекопа
Еще совсем не заросли.
Еще жива душа окопа,
Душа израненной земли.
Садится память, словно птица,
На бруствер в мятом ковыле.
Окопу вновь сегодня снится
Ладонь, приникшая к земле.
Окопу вновь сегодня снится
Ладонь, приникшая к земле.
Жива сапёрная лопата,
Живет надрывное «Ура!».
Прорыта в памяти солдата
И в тёмной вечности дыра.
Прорыта в памяти солдата
И в тёмной вечности дыра.
Там сотни пуль, не разлучаясь,
Как семена, лежат во рву.
И, над убитыми печалясь,
Склоняет Родина главу.
И, над убитыми печалясь,
Склоняет Родина главу.
Там думы старого окопа
Живут на самом-самом дне:
И смертный бой у Перекопа,
И переправа на Двине.
И смертный бой у Перекопа,
И переправа на Двине.
Неужто сон окопу снится?
Он и сейчас в сплошном дыму:
Горит окоп. Горит граница
И в Приднестровье, и в Крыму.
Горит окоп. Горит граница
И в Приднестровье, и в Крыму.
Комбат с открытыми глазами
Лежит на выжженной меже.
Чернеет кровь. Алеет знамя
В разбитом бомбой блиндаже.
Чернеет кровь. Алеет знамя
В разбитом бомбой блиндаже.
* * *
Тихо-тихо земля подсыхает
От прошедшего утром дождя.
И не солнце, душа полыхает
Над страной, над землёй проходя.
И теряет последние силы.
Будто невод, затянутый в ил.
На опушках — сплошные могилы.
И всё больше и больше могил.
На опушках — сплошные могилы.
И всё больше и больше могил.
* * *
Иней в ночь насыпал проседи,
Равнодушный космос мглист.
Позлащённый в горне осени,
Мне из тьмы сияет лист.
Он один такой, оставшийся
От сердечной и простой
В прошлом веке затерявшейся,
Невозвратной жизни той.
В прошлом веке затерявшейся,
Невозвратной жизни той.
* * *
Я орех готовлю на зиму
И бруснику, и грибы.
Я почти что в сердце Азии
Сел на краешек судьбы.
Вот сижу, гляжу на солнышко
Посреди уснувших дел.
На опушку, как на донышко
Зимородок прилетел.
Скоро-скоро белой ватою
Снег повалится с небес.
Что мне надо?
Жизнь измятая
Распрямляется, как лес.
Мимолётность лёгких ласточек,
Крики поздних журавлей.
Сердце плачет, не наплачется
Посреди пустых полей.
Ищет родина заветная
В поле прошлое своё,
И немеет даль рассветная
В изголовье у неё.
Как космос — неизвестность
Томит и давит грудь.
Поэзия — мой крестный,
Мой неизбежный путь.
И слов и чувств безмерность
В свой вовлекают круг…
Поэзия — мой верный,
Мой незабвенный друг.
Болит душа-бедняжка
И мечется окрест.
Поэзия — мой тяжкий,
Мой неделимый крест.
На крест распятьем скорбным
Я сам себя воздел.
Поэзия — мой гордый,
Мой горестный удел.
Чем горше сердца стоны,
Тем слаще песни дна.
Поэзия — гулёна.
Поэзия — жена.