Вы здесь

Небесные всадники

Сибирская народная иконопись и мировые мифологические традиции
Файл: Иконка пакета 13_veliganina_nv.zip (32.35 КБ)
ИСКУССТВО


Надежда ВЕЛИЖАНИНА

НЕБЕСНЫЕ ВСАДНИКИ
(Сибирская народная иконопись и мировые мифологические традиции)
2. Чудо Георгия о Змие


Внешне композиции икон с изображением двух небесных всадников-змееборцев Архангела Михаила Воеводы и Чуда Георгия о Змие очень похожи: юные воины в доспехах, пронзающие копьем змея-дракона, прекрасные победоносные борцы со злом. Генеалогия их различна, в чем-то противоположна. Архангел — существо небесное, фактически эманация Бога, его главный помощник в борьбе со злом-дьяволом и в то же время главный посредник в общении с людьми. Святой Георгий — земной человек, который за свои духовные подвиги был причислен к лику святых.
Отсюда следует, что сущность их и близка, и различна. Близость заключалась в основных проявлениях: космогоничность, активность в борьбе со злом, отражение
апотропейных (защитных) упований человека. К числу главных различий можно отнести то, что в народных представлениях роль Георгия в мироздании скромнее, зато он активнее участвует в разнообразной человеческой деятельности.
Архангел Михаил вечен. У святого Георгия вечной является только душа, его существование делится на две части: земная жизнь, где он великомученик, и посмертная, где он победитель. Победоносность Архангела безусловна, она проистекает из закономерностей божественного космоса,
победительность Георгия завоевана его духовным подвигом — победой духа над телом, над его безмерными страданиями. И чудеса их различны.
Святой Георгий занимает особое место среди христианских святых. Об этом говорит множество храмов, возводимых во его имя, прежде всего в Палестине, уже с IV
в., вскоре после провозглашения христианства государственной религией Византии, а также огромное количество вариантов его житий в греческой, латинской, славянской, сирийской, арабской, коптской и других традициях начиная с V в.
Святые воины оказались нужны Византии. Расположенная на самой
западной границе Азии, на пересечении путей, соединяющих Европу и Азию, север и юг, она постоянно воевала, борясь за свое выживание. Затем, во время правления македонской династии, стала энергично присоединять соседствующие земли (северную Сирию, Крит, Малую Армению), периодически воевала с Болгарией, жестоко подавляла народные восстания. Последние столетия существования Византии прошли уже в оборонительных боях против экспансии мусульман, в XV в. победивших Константинополь. В такой ситуации святые воины-покровители оказывались очень важными. Кроме того, формируясь в «лоскутной» Римской империи, христианские общины нередко находились в инонациональной и иноверной среде, иногда враждебной, потому покровительство воина-святого представлялось их адептам наиболее надежным.
Среди других святых воинов образ Георгия выделялся своей контрастностью, которая способствовала расширению его почитания: великомученик, погибший юным. и победоносец; воин и земледелец (по-гречески
гэ — земля, георгос — земледелец): святой, совершавший подвиги земные и посмертные. В результате этого многообразия определяются типы интерпретации образа святого Георгия в русской традиции: богословская, фольклорно-этнографическая, государственная. Они, естественно, перетекают одна в другую, но все-таки достаточно четко структурируются.
Согласно
официальной православной традиции, главные вехи жития святого Георгия основаны на записях его слуги Пасикрата. Уже в самые ранние времена они делились на канонические и апокрифические.
Уже вскоре после формирования культа Георгия, он приобрел народный характер, распространяясь в разных странах Европы, Малой Азии и Северной Африки — на территории настоящей и бывшей Римской империи, где появлялись христианские общины. Особенности менталитета разных народов и вносили различия в варианты жития святого Георгия.
На Руси первые переводы жития с греческого были сделаны в XI в., русские переработки текста, прозаические и поэтические, появились с конца XII столетия. Самым популярным в России изложением жития святого Георгия стал текст из
Четиих-Миней святителя Дмитрия Ростовского, сделавшего художественный перевод с наиболее авторитетного тогда варианта жития.
Согласно современной православной точке зрения, Георгий родился в
Каппадокии, в христианской семье, не позднее 276 г. В юном возрасте он поступил на воинскую службу и за отличное знание военного дела и храбрость уже двадцатилетним был назначен начальником когорты Инвиктиоров («непобедимых»), а вскоре «комитом» императора Диоклетиана, говоря современным языком — членом главного штаба.
23 февраля 303 г., на десятом году царствования, император обнародовал
эдикт против христиан и начались их гонения, которые за два года (до его смерти в 305 г.) породили огромное количество христианских мучеников, позднее во множестве причисленных к лику святых. Первыми жертвами стали христиане, служившие в армии и составлявшие ее значительную часть. Они должны были сделать выбор: отречься от своей веры или уйти из армии. Георгий не только не отрекся, но пошел дальше: раздал все свое имущество, дал свободу своим рабам. Мало того, на совете при императоре он открыто выступил против нового эдикта об истреблении христиан и призвал познать истину и истинного Бога — Иисуса Христа. Император попытался вразумить Георгия не лишать себя славы и жизни, но тот был непреклонен и потому заключен в темницу. Чтобы сломить его мужество, его подвергли мукам: забили ноги в колодки, на грудь положили тяжелый камень, но он благодарил Бога. Он надеялся получить тем большее воздаяние на небесах, чем мучительнее страдания. Затем пытка колесом — одна из самых страшных, после которой появился Ангел и исцелил юношу. Свидетелями чуда были несколько человек, в том числе царица Александра, уверовавшие в Христа. Георгия не умертвила даже негашеная известь, не сломили пытки железными раскаленными сапогами и т.д.
Георгий сказал: «Господь научил нас, своих слуг, не бояться убивающих тело, так как они не могут убить
души» Святой великомученик Георгий Победоносец, святая мученица Александра. М., 1908, с. 27.. В конце своей земной жизни Георгий по молитве Богу воскресил мертвого и затем, находясь в тюрьме, стал исцелять приходивших к нему. После смерти от меча и тело его стало приносить исцеления. Таким образом, в житии святого Георгия сформулировано главное духовное открытие христианства: душа важнее тела, что в дальнейшем нашло развитие в христианском богословии и этике. Здесь также отражен главный компонент философской основы христианства — осознание трагичности жизни и идея ее преодоления через приоритет души с посмертной наградой вечного победного существования.
Феномен античной судьбы безальтернативно определял все будущее конкретного человека. В отличие от этого, христианство во главу угла ставит возможность выбора, что должно определить, по крайней мере, посмертную стезю человека, будущее его души: за праведность — рай, за греховность — ад. В житии святого Георгия отражена именно подобная ситуация, центральная для философии и этики христианства. Конец жития дает возможность читателю или слушателю пережить катарсис: гибель юного воина заключает в себе его моральную победу, нравственный подвиг — трагедия разрешается осознанием непреложности его правоты, дает возможность читателю соотнести себя со святым и тем самым как бы приобщает к подвигу. Таким образом, моральный образец пролагает путь от абстракции к конкретному человеку, открывая возможность аналогичных действий — подвигов.
Повествования о посмертных чудесах святого также имеют богатые традиции,
восточно-христианский мир их знает с VII в. В. России бытовали многочисленные варианты канонических текстов, а также апокрифов, в том числе духовных стихов и даже сказок. Они имеют множество живописных подробностей, но в основе это простые житейские истории с наказанием за такие же простые грехи и с последующим прощением, так как Бог не хочет смерти грешников.
Чудеса святого Георгия укладываются в три типа:
1
) физическое спасение верующих — от разбойников, морской стихии, из плена;
2) спасение души от грехов — сначала наказание, потом прощение и спасение;
3) чудеса во славу христианской церкви, служащие просвещению неверующих: о сарацине, пустившем стрелу в образ святого Георгия, о колонне,
пожертвованной вдовой во храм святого Георгия и др. — в конечном итоге все они о спасении душ неверующих.
Таким образом, все эти чудеса имеют апотропейный аспект, очень важный для народного сознания. Текст «Чуда Георгия о змие» соединяет все три типа чудес здесь речь идет и о физическом, и духовном спасении неверующих, случившемся благодаря чуду во славу Христа. Несомненно, это способствовало его популярности по сравнению с другими чудесами и другими святыми.
Согласно русскому переводу XIII
в Чудо Георгия о Змие. Кн. «Сказание о чудесах». М., 1990, с. 93 —96.. чудо о Змие совершается около города (название которого имеет до десяти вариантов). Жители этого города поклонялись языческим идолам, и Бог «по вере и по делам их воздал им», огромный змей, выходя из озера, поедал их. Царь распорядился ежедневно отдавать жителям змею сына или дочь. Дошла очередь и до царевны. «Обрядил царь ее в багряницу и, поцеловав и горько оплакав, повелел отвести ее на погибель к змею. По дороге вдоль озера проезжал на коне святой Георгий, в виде простого воина, идущего с боя». Он сказал: «Не бойся, девица!» И обратился с молитвой к Богу: «поверни лютого этого зверя к ногам моим, пусть видят и пусть все поверят, что ты лишь один — Бог, и кроме тебя других не знаем». Подломились колени у Змея, и пошел он, связанный, за Георгием и освобожденной девушкой «как овца на заклание» (в другом народном варианте: «как коровушка будто недоеная»). И святой сказал жителям города: «Если веруете в Христа... то увидите ныне спасение свое»... «Так и стало». Царь предложил Георгию жениться на царевне, но он отказался. Девушка ушла в монастырь. На том месте царь повелел выстроить церковь, где происходили исцеления.
В сказании живет память о языческих человеческих жертвоприношениях, которые, как известно, совершались, например, в Киеве буквально в последнее десятилетие перед крещением. Жертвоприношение змеям отражено в апокрифе про Федора Тирона XVI в., который рассказывает о городском колодце, «Тъй же кладезь одержим бяше зверьми-змеями и множеством иного гаду, и даяше им царь жертву во все лета коров 12 и оунец 80 и агнец 25» Афанасьев А.Н. Древо жизни. М., 1983, с. 267., только тогда люди могли получить воду.
Историки в эпизоде с введением дракона в город и требованием жителям креститься видят память о насильственной христианизации, имевшей место в русских землях. Победа здесь
предуготована божественной волей.
Образ святого Георгия имеет огромные изобразительные традиции. Отражая общие тенденции, в
IVV, вплоть до VI в. в византийском ареале существовало почитание реликвий святого, однако в VI — VII вв. складывается его визуальный образ.
В IХ — Х вв. происходит постепенное вытеснение Георгия-мученика воином, причем он становится главным патроном византийских императоров, особенно тех, кто прославился военными победами. Его изображение чеканилось на монетах (
комниновского периода) и встречалось на печатях.
В Византии и Закавказье ХI — ХIV вв.
были распространены иконы святого в рост, где он правой рукой держит копье, левой — щит или меч. Постепенно на стенах храмов появляются сцены из жизни Георгия. Первые славянские изображения этих сцен — числом семь — сохранились полустертыми на стенах Киевского Софийского собора: написаны они в тридцатые годы XI в. — всего через сорок лет после принятия христианства Русью.
Самая ранняя известная древнерусская икона Георгия со сценами жития относится к XII в. Вплоть до XVI в. его основные житийные иконы — большие, предназначенные для храмов, в центре их поясное или ростовое
прямоличное изображения святого. Подавляющее большинство клейм изображает мучения святого: воловьими жилами, копьями, ядом, доской, железными когтями и сапогами, пилой, раскаленным оловом, огнем свечей, бичеванием камнем, на колесе — в разных иконах набор мучений варьируется. Так как Георгий стойко выдержал все пытки и ему даже удалось обратить в христианство жену царя и придворного мага, то Диоклетиан приказал обезглавить юношу, что обычно изображается на одном из клейм, завершающих житийный цикл.
Как правило, в клеймах, иллюстрирующих жития святых, сильнее народная струя, свободнее интерпретация текстов, реалистичнее детали, все это
характерно и для икон святого Георгия, где наглядно и убедительно показаны его мучения.
«Терпение и стойкость — качества, которыми всегда русские приводили в
изумление иноземцев» Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. М., 1993, с. 404. пишет историк Н.И. Костомаров, очевидно, их можно считать чертами русского характера, таким образом процесс национального самосознания осуществлялся в частности в программах житийных икон святого Георгия Русичи уже в ХIV—ХV столетиях понимали воспитательное значение икон, образов святых как нравственных образцов, примеров для подражания. Такой образец для человека — стойкость и мужество Георгия, относящиеся и к важнейшим христианским добродетелям. Кроме того, их воспитание — существенный аспект заботы духовных учителей нации об ее выживании. Непросты климатические условия жизни славян, на юго-востоке их беспокоят напряженные отношения с кочевниками, на западе — с латинским миром, нередки княжеские междоусобицы. Предки рано осознали, что «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет» Повесть временных лет. Спб, 1997, с. 15.. В таких условиях святой Георгий, претерпевший великие муки и духовно одолевший их, чья нравственная победа была увенчана причислением к лику святых, оказался необходимым для Руси.
Душа важнее тела, дух побеждает — эта мысль
наиболее отчетливо читается в ранних житийных иконах великомученика Георгия, предводителя мучеников, страстотерпца во имя Господа», как называют его в православной литературе Посмертные победоносные чудеса занимают, как правило, малую часть ранних житийных циклов, например, четыре клейма из шестнадцати или только два из четырнадцати, причем чудо со змием присутствует даже не во всех.
Исследователи установили, что в ранних византийских изображениях Георгий был без коня.
В греческих рукописях XI в. встречаются подробные описания
облика святого «он был облачен в военные доспехи, ноги его защищены медными поножами, он держал в руке копье, и взгляд его вселял страх тем, кто на него смотрел» Лазарев В.Н. История византийской живописи. Т. II. М., 1986, с. 70..
В Новгороде XIV в. композиция со змием становится средником житийных икон — одновременно с появлением и усилением культов других святых воинов
как несущая идею воинского подвига и победы добра над злом. Это сделало сюжет чуда со змием главным среди всех сцен, изображающих святого Георгия, и сместило акцент его нравственной характеристики — от мученичества к победоносности, определив на несколько веков новые особенности его культа.
XIV в. — важнейший период в русской истории, хпарактерный концентрацией сил для победы над
монголо-татарским игом Судьба иконографии св. Георгия — от подвига беспредельного терпения до победоносности — по сути дела стала символическим отражением этого процесса. И то, что иконографическое преображение несколько опередило реальную историческую ситуацию, раскрывает потомкам психологическую подготовку русского народа к окончательному свержению монголо-татарского ига.
Северная столица Руси Новгород была форпостом, защищающим русичей с запада и севера. Закономерен следующий этап развития иконографии «Чуда» — распространение его композиции как самостоятельного произведения иконописи,
каменной и деревянной пластики, медного литья. Оформилось два варианта: полный — с жителями города и краткий. Первый — чаще всего живописный, создаваемый главным образом в Новгороде с его образованными мастеровитыми иконописцами, второй — в провинции, существовавший, свою очередь, в двух видах: всадник, пронзающий змия копьем, с царевной или без нее.
Последний, самый краткий, и начал победное
шествие от бедных северных деревень и погостов до Московского Кремля. В конце концов, образ Георгия-змееборца получил государственное значение, став в XIV в. гербом Москвы. Летописец «Повести о мамаевом побоище» приписывает победу русских над татарами заступничеству ангелов и святым воинам — Георгию, Дмитрию, Борису и Глебу. Это не просто сообщество святых воинов. Все они имеют непосредственное отношение к Руси: Дмитрий Солунский — патрон местных князей, Борис и Глеб — русские князья, первыми канонизированные здесь. Вполне логично, что воинский аспект имеет и православная «Первая молитва святому великомученику Георгию», творимая в храме и перед его иконой «Молим тя, известный желания нашего, ходатаю, моли с нами и о нас... дарует стране нашей победу на сопротивныя... укрепи данною тебе благодатию во бранех православное воинство, разруши силы восстающих врагов» Святой великомученик Георгий Победоносец, святая мученица царица Александра. М., 1998, с. 57 —58..
В новгородских иконах «Битва новгородцев с
суздальцами» XV в. святого Георгия изображали в виде всадника, мчащегося в едином потоке с другими всадниками, в позе атакующих — над строем воинов. Помощью святых объясняли новгородцы то, что стрелы их врагов (таких же православных!) летят вспять.
Апотропейный патронажный аспект культов имеет древнейшие корни в культурах Древнего Востока и Европы: уже в Шумере и Египте город обычно считался собственностью того или иного божества, которое должно было его защищать в сонме других богов от внешних врагов. То же в древней Греции, например, Афины — город богини Афины и т.д. В средневековой Европе святой Георгий совместно с архангелом Михаилом считался патроном рыцарства, бургундские герцоги как величайшую ценность хранили в сокровищнице его меч. Именно отсюда идет логическая цепь превращения образа Георгия-змееборца в герб города Москвы, а потом всего московского княжества. Согласно Ермолинской летописи XV в., здесь, на главной башне Кремля «в лето 6972 (1464) месяца июля 15, поставлен бысть святый великий мученик Георгий на воротах, на Фроловских, резан на камени» Ермолинская летопись. Полное собрание летописей. Т. 23. Спб, 1910.. В 1497 г. изображение святого Георгия стало официальным гербом княжества, замененным в 1539 г. двуглавым орлом — во имя продолжения римско-византийской традиции. Централизация власти в московском княжестве, объединение новых земель, необходимость укрепления авторитета нового образования по сути определили замену общенародного символа общегосударственным. Просвещенный XVIII в. привел к их объединению: Георгия Победоносца стали изображать на щите, на туловище двуглавого орла. Именно к этому варианту вернулись в наше время.
В течение нескольких столетий изображение Георгия Победоносца было гербом Литвы.
Литва в начале XIV в. приняла православие, русский язык был государственным почти до середины XVI в. («Литовский статус» 1529 г. написан по-русски). Поэтому закономерно появление в Прибалтике соответствующего герба, хотя уже с конца XIV в. здесь наблюдается активная католическая экспансия.
В русской традиции основным аспектом образа Георгия стала победоносность, что выражено в его постоянном эпитете «победоносец». Закономерная отсюда государственная функция культа святого Георгия отразилась в его
изображении как герба на самой мелкой монете — копейке; само название монеты — от слова «копье»: эта традиция также идет от Византии.
Не менее важным
было установление в России в 1769 г. ордена Святого Георгия «за воинскую доблесть офицеров и генералов». Принципиальное изменение произошло через 40 лет: в 1807 г. введена медаль — георгиевский крест 4 степеней — за боевые подвиги солдатам и унтер-офицерам. Она стала одной из немногих, которые мог получить «низший чин» царской армии — солдат. «Полный георгиевский кавалер», имевший крест всех четырех степеней, получал разные житейские льготы и даже возможность перехода в другой социальный слой.
В 2000 г. российский президент возродил давнюю традицию: орден и медаль-
крест святого Георгия нескольких степеней, как и ранее, являются теперь исключительно воинской наградой. И это логично, так как народный вариант сказания «Чуда Георгия о Змие» дожил до нашего времени.
В начале девяностых годов XX в. в Южной Сибири от Н.М. Ермолаевой (1920 — 1994 гг.) этнографами был записан текст:
«Слушай политику расскажу Божественную. Георгий Победоносес в армии служил, вьюнош был. На крылещко вышла царевна дощка, а к ней змей подползает. Вытащил Георгий-то жажло (копье) и победил яво. Это все политика. Проткнул яво, а то поел ба девку-то, да и людей-то всех поядал» Романова Н.И. Религиозный аспект духовной культуры старообрядчества Рудного Алтая (по материалам экспедиционных исследования, р. Уба, Восточный Казахстан). В кн. «Культурное наследие средневековой Руси в тарадициях Урало-сибирского старообрядчества». Новосибирск, 1999, с. 48..
В данном варианте утрачены специфические религиозные компоненты сказания, осталось самое простое, но едва ли не самое главное — спасение людей от гибели.
Спасение девушки от чудовища (разных вариаций) —
архетипический сюжет, выявляющий древнейшую роль мужчины — быть защитником слабых (женщин и детей), чтобы обеспечить самую возможность продолжения жизни. Наиболее близки фабульные схемы «Чуда» и древнегреческого мифа о Персее и Андромеде. Прекрасная Андромеда, дочь эфиопского царя, была прикована к скале над морем. Дракон, готовый растерзать девушку, был послан Посейдоном в отместку царице Кассиопее, похвалявшейся, что ее дочь Андромеда красивее всех нереид. Андромеда должна была искупить вину матери, т.к. дракон опустошал Эфиопию. Персей победил дракона и женился на царевне.
Эта же схема лежит в основе множества славянских сказок и былин. Реальный человек и былинный богатырь Илья
Муромец (жил около 1188 г.) побивает двенадцатиголового змея и спасает красавицу-королевну; Добрыня Никитич — Забаву Путятичну, любимую племянницу стольного киевского князя Владимира. Хотя в той же былине о Добрыне безымянный добрый молодец спасает сиротку Дашу, похожую по всем статьям на сказочную падчерицу (Золушку), но это другой тип сюжетосложения, хотя и родственный.
В случаях с царевнами важны два
момента. Во-первых, чем крупнее бедствие, тем в древности должна быть важнее жертва для избавления от него. Например, во время страшной бури на море скандинавы бросали в воду главного, кто был на судне — вождя, жреца. Во-вторых, важен масштаб возможной награды герою — рука царевны, нередко с половиной царства в придачу. От этого отказывается святой Георгий. Добрыня также, в отличие от многих сказочных героев, не хочет жениться на спасенной (а она в данном случае выступала в роли славянской Лады, — богини любви, готовой увенчать собою подвиг героя). С точки зрения христианской морали, деяние святого Георгия (и Добрыни) несоизмеримо с подвигами сказочных героев, так как совершено бескорыстно, во имя победы христианства, т.е. торжества космической гармонии. По мнению И. Хейзинги, освобождение героем девы было лейтмотивом рыцарской турнирной романтики Средневековья — «соединением аскезы и эротики» Хейзинга Й. Осень Средневековья. М., с. 98.. Некоторый намек звучит и в сказании о святом Георгии: наградой за подвиг ему должна была стать женитьба на деве. Однако в данном случае побеждает христианская аскеза — святой отказывается от женитьбы, девушка уходит в монастырь.
Во многих былинах и сказках наблюдается точное следование фабуле «Чуда», фольклористы считают, что они испытали влияние сказания о святом Георгии, что лишний раз доказывает его популярность. Часто образу святого функционально близки герои славянских былин и сказок, побеждающие змея храбростью и силой волшебства.
От святого Георгия сказочных героев отличает, прежде всего, мотивация борьбы со змеями: в сказках это поиски личного или семейного счастья, самое большее — спасение пленников, а не чудо ради приобщения людей к
христианству, т.е. шаги к установлению планетарной гармонии.
Фольклористы называют сказки осколками древнего эпоса. По мнению А. Афанасьева, сказочные деревянные человечки —
сниженная трансформация бога-громовержца, сражающегося с демонами-змеями-тучами, то есть отражение мифологической космогонии.
Таким образом, обнаруживаются параллельно с христианскими народные мифологические предпосылки разворота культа от великомученика Георгия к победоносцу
Егорию Храброму. В русских сказках мотив победы слабейшего достаточно распространен: антигерои Иванушка-дурачок, Емеля чудесным образом оказываются победителями жизни. В европейских сказках с ужасным великаном сражается мальчик-с-пальчик, с людоедом — кот в сапогах. Близки этому сюжеты о падчерицах, сиротках, становящихся царицами в награду за кротость; в Европе это Золушка в бесконечных вариациях. Мотив чудесной победы слабого — один из гуманных в фольклоре, дающий человеку оптимизм. Кинематограф США начиная с тридцатых годов и до настоящего времени активно использует два этих типа сюжетосложения.
Из многочисленных христианских мучеников юный воин Георгий претерпел, пожалуй, наибольшее количество мучений, поэтому он по праву может быть вписан в данный смысловой ряд. Закономерно, что в пермском варианте сказания
Егорий — младший сын царя Федора.
В русских иконах святого Георгия обычно пишут юношей. Это также помогает его включению в данный контекст. Еще важнее распространенная символика, идущая из глубины веков: юность человека — юность природы — весна — пасха (воскресение Христа). Одно из народных имен Георгия — Юрий Вешний. Реалии жизни говорят,
что мученик, великомученик (по официальному титулу Георгия) должен выглядеть изможденным, изувеченным, то есть некрасивым в обыденном смысле. Однако его иконные изображения прекрасны (кроме некоторых житийных клейм). Это служит выражением двух идей: во-первых, победы духовного над физическим, во-вторых, здесь воплощается нравственный и эстетический идеал народа, то и другое типично для восточно-христианской эстетики. Здесь как бы воплощается мысль Г.П. Федотова о растворении человеческого лица в «небесном прославленном лике». Красивы герои русского былинного эпоса и сказочные персонажи.
Определенную роль в распространении данного сюжета играли и конь, и его белый цвет. В
«Ригведе» Индра обретает белого коня в облачной горе. В скандинавских песнях «Эдды» борьба света с мраком представлена в виде борьбы белого коня с черным. Зимой мифический конь славянского Перуна покоится в горе-туче, а весной разбивает зимние оковы и начинает ржать на все царство, а потом помогает своему хозяину в битвах со змеями и демонами, иногда говорится, что он не столько мечом врагов побивает, сколько конем топчет. Во всех этих случаях, несомненно, просматривается связь образа коня с природно-космическими стихиями. Наиболее нагляден следующий пример: на белом коне разъезжает молодой красавец Ярило — божество солнца и любви. На вышивках русских полотенец до XX в. сохранился мотив, где фигуры коней фланкируют женскую фигуру — это «прибоги», сопровождающие Великую богиню.
По свидетельству
Саксона Грамматика, при храме славянского языческого бога Святовида (Световида, Световита), бога солнца и войны, небесного грома и плодородия, находящегося в IV в. на о. Руген, содержался реальный белый конь, на котором бог якобы выезжал по ночам разить врагов славянского племени. На нем было строго запрещено ездить людям. Такие же белые кони содержались при славянских языческих капищах в Штеттине и других городах.
По представлениям русского народа, былинные и сказочные кони наделены магической властью, мудростью, предвидением, это и Конек-
горбунок, и вещий Сивка-бурка. В сказках герой купается в кобыльем молоке или пролезает из одного уха коня в другое ради молодости, красоты и богатства.
Интересно, что в народных текстах специально нигде не
оговаривается, на этом как бы не задерживается внимание, что победа Георгия над змием — посмертное чудо, хотя это важно и для христианской, и для языческой традиции. Здесь аналогия с воскресением Иисуса Христа, главным событием Нового Завета, контаминированным из воскресений языческих богов, прежде всего египетского Осириса, сирийского Адониса и малоазийского Аттиса. Они олицетворяют систематически умирающие и возрождающиеся силы природы, хотя в христианстве это воскресение приобрело новый философский и этический смысл, переориентированный на приоритет жизни духа.
Большинство чудес святого Георгия также совершены после смерти, здесь та же логика: смерть и посмертная жизнь (награда за земную праведность — важная христианская идея) воспринимаются в таком контексте как богословская параллель
закономерностям природы.
Русский месяцеслов отмечает два дня памяти святого Георгия (Георгия Победоносца,
Егория — Егорея Храброго, Юрия Вешнего, Юрия Теплого, Юрия с водой): холодный (27 ноября — 9 декабря) и голодный (23 апреля — 6 мая). Широко праздновался и потому особенно важен последний. С ним связано множество пословиц: «Юрий на порог весну приволок», «Егорий землю отмыкает», «Егорий весну начинает», «Егорий из-под спуда зелену травку выгоняет».
Народные обычаи раскрывают
апотропейные элементы культа святого Георгия. «Юрьева роса от сглазу и от семи недугов» — отмечает очередная пословица. С Юрьева дня начинался выгон скота в поле, в этот день его нужно было вывести на пастбище очень рано: «на юрьеву росу» — «для здоровья». Чтобы уберечь его от оголодавших за зиму волков, по легенде, в этот день святой «пасет» хищников. Существовала и специальная молитва о сохранении скота от зверя. Параллельно в некоторых местностях бытовал обычай прежде чем выгнать табун на выпас вокруг него трижды обносили висячий замок со словами: «Этим замком я запираю пасть серых волков, чтобы они не нападали на мой табун». Исследователи XIX в. записали народные молитвы для защиты от недугов скота. Например, такую: «Святые мученики и чудотворцы великие: Медосте (Модест), Флора и Лавр, Власий и Харламий, Николай Чудотворец и Георгий Победоносец, вашими всесильными молитвами ко Господу Спасу Всемилостивому, исцелите и избавите скота, милость явите» Забылин М. Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. М. — Спб., 1996, с. 38..
А в народной песне пелось:

Мы вокруг поля ходили
Егорья окликали, Макарья величали.
Егорий ты наш храбрый,
Макарий преподобный,
Ты спаси нашу скотину
В поле и за полем,
В лесу и за лесом
Под светлым под месяцем,
Под красным солнышком,
От волка от хищного,
От медведя лютого.
От зверя лукавого.

«Сказку о Георгии Храбром и о волке» рассказал В.И. Далю
А.С. Пушкин. «Во времена первородные», когда «не знали порядка и начальства», волк, «не имевший фирмана на добычу», прибрел на мирскую сходку, где «Георгий Храбрый правил суд и ряд и чинил расправу на малого и на великого» Даль В.И. Сказка о Георгии храбром и о волке. В кн. Даль В.И. Избранные произведения. М., 1983, с. 420 — 429.. Потому что он «набольший всем зверям, скотине, птице, рыбе и всякому животному». Георгий посылает волка к сайгакам, быку туриному, к тарпану, лошади, архару, кабану — все его бьют замертво. Здесь читаются попытки Георгия сберечь животных от хищника, и волк, наконец, боится, «...чтобы краснобай Георгий опять его не надул». В пушкинскую сказку включены калмыцкие, татарские слова, ломаная речь нерусского человека. М.К. Азадовский считал, что Пушкин слышал эту сказку от какого-нибудь татарина или калмыка. Все это говорит об очень широком распространении культа Георгия, интересно здесь и фамильярное, лишенное пиетета отношение к святому, выраженное в глаголе «надул» и характеристике «краснобай».
По наблюдениям этнографа А.А. Макаренко, еще дальше пошел сибирский «крестьянин». В сказании об «Егорье победоносце» он волею судеб очутился на небе, ему оказало покровительство «Праведно красно сонцо». Отправившись посмотреть в «золотой каретке», где «сонцо всходит и заходит», крестьянин встретил «Егорья Храброва» и избил его «в синевицы». «Праведно красно сонце» по жалобе Егорья потребовало объяснения, виновник оправдался, что Егорий «волкам стравил коня», в другом варианте — допустил «волка съис(т)ь мужикова коня» Макаренко А.А. Сибирский народный календарь. Новосибирск. 1933, с. 55., которого он недавно купил. Солнце сказало: «Это правда».
Эти два фольклорных текста отражают
травестию сугубо серьезного религиозного образа, что М.М. Бахтин считал органическим свойством народного сознания, и таким образом вскрывают глубину его бытования. Сибирское сказание в свою очередь объединяет два важнейших аспекта культа Георгия — космологический и апотропейньй (последний — методом отрицания: должен был защитить и не сделал этого). Георгий пасет волков и указывает, что им есть — гласит русский фольклор.
Парадоксальна в этом смысле сказка, записанная казаком
Луганским: два пастуха пасли овечье стадо, один влез на большой дуб, чтобы оглядеться: «Глядь — едет св. Георгий, а вслед за ним бежит многое множество волков». Георгий разослал волков в разные стороны, наказывая кому как пропитаться. Потом притащился хромой волк, просит еды. Егорий говорит: «А тебе вон на дубу сидит». Волк ждал его два дня и все-таки съел Егорий Храбрый. В кн. Афанасьев А. Н. «Народные русские легенды». Новосибирск, 1990, с. 172 —173.. В сознании рассказчика человек в данном случае как бы на равных включен в круг животных, его особое положение в мире игнорируется. Несомненно, здесь просматриваются отзвуки самого древнего, скорее дремлющего мироощущения человека, воспринимающего себя по общим законам природы.
Как отмечал А.А.
Макаренко Макаренко А.А. Сибирский народный календарь, с. 53 — 56. в конце XIX — начале XX вв., день «Егорея «вешнова» или (по)бедоноснова», «одного из наиболее почитаемых как покровителя домашнего скота, а также как защитника и помощника людей», в Сибири празднуют и по церковному, и по народному . В некоторых селах справляется «Канун Егорью»: в доме церковного старосты «бабы» и «девки», а во дворе «мужики» и «парни» угощают «своедельским» пивом (домашнего приготовления) односельчан и приезжих гостей. Те и другие «делают посильные пожертвования», которые идут на «свечи Егорью» и на нужды церкви или часовни. В этот день в церквах и часовнях правят молебны «миром», обчест(т)вом», на площадях или полях, и частные, в отдельных скотных дворах. В г. Енисейске с 1715 г. 23 апреля совершался крестный ход «в память избавления от падежа скота», а в с. Казачинском (на Енисее) — «крестный ход вокруг села, установленный с 1800 г. по случаю бывшего наводнения». Было принято к месту молебна сгонять домашний скот для окропления святой водой.
Соответственно в
Егорьев день отмечался праздник пастухов, их кормили яичницей. Общеизвестно, что яйца — символ возрождения, крашеные яйца на пасхальных празднованиях — главное ритуальное блюдо. И здесь культ Егория Вешнего примыкает, замещает языческие культы Перуна, возрождавшего природу весной дождями и теплом, а также Велеса (или Волоса), «бога скотов» — «по второй степени по Перуну» Чулков М.Д. Абевега русских суеверий. Кн. «Сказание о чудесах». М.,1990, с. 190..
Исследователи отмечали подобные явления как характерные: в славянской среде обряды официального христианства (например, культ святых) причудливо переплетались с элементами магического мышления; церкви очень часто удавалось привить ростки новой веры к старому языческому древу.
Сербы, иллирийцы,
далматы и черногорцы в день святого Георгия служили молебен на колодцах и родниках, окропляли скот святой водой, гнали его в поле ветками вербы. В Болгарии, Сербии, Боснии, Герцеговине в этот день приносили в жертву агнца, которому к рогам прикрепляли свечи, потом окуривали ладаном, его кровью накладывали на маленьких детей кресты на лбу, щеках и подбородке. Потом, зажарив, ягненка съедали. Георгия как покровителя домашнего скота и пастухов почитали даже турки, в открытие пастушеского года они совершали семейный пир, где съедали первенца из стада.
Элементы
апотропейной и продуцирующей магии пронизывают праздники весеннего дня святого Георгия в России. Очевидно, по той же логической связи оба дня святого Георгия определяли сроки найма на работы, прежде всего полевые — в России. Сербии, Германии. На Руси в XV в. Иваном III этот день был определен как разрешающий работникам переход от одного хозяина к другому — неделю до этого дня и неделю позже. Б. Годунов в начале XVII в. ввел запрет — т.е. утвердил крепостное право «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день»,— говорит пословица, позднее приобретшая расширительный смысл.
Редкое соединение покровительства городам и одновременно скоту позволяет связать культы Георгия и славянского божества
Радегаста, которого представляли держащим на груди щит с изображенной на нем воловьей головой, а в левой руке копье. Ему приносили жертвы.
В первые века после принятия христианства Киевской Русью самым официально почитаемым
святым воином был здесь Дмитрий Солунский, патрон Константинополя. Он был объявлен покровителем русских князей, во его имя возводились княжеские храмы. Со временем его также стали изображать всадником, а к XVI в. — в бою с мифическим царем Калояном. Таким образом, композиция «Чуда Дмитрия Солунского» имеет общие черты с «Чудом Георгия о змие»: юный воин-всадник с копьем, изображаемый в решающий победоносный момент боя, когда он пронзает врага.
Однако Дмитрий не стал народным святым. Интересно выяснить причины. Главная из них — аристократический акцент его культа: покровительство князьям и очевидное в данном случае отторжение народными
массами.
Сибирь имела особые причины почитать Дмитрия Солунского: решительное сражение Ермака «со товарищи» с
Кучумом произошло в день его памяти — 25 октября 1582 г. В иконе «Деисус», относящуюся, видимо, к рубежу ХVI — ХVII вв., по преданию, из часовни Ермака, изображена обычная центральная группа из трех фигур (Иисус Христос, Богоматерь, Иоанн Предтеча); рядом с последним в нарушение канона вместо Архангела Гавриила помещен Дмитрий Солунский. Это дает основание предположить, что икона написана в Сибири, и данное изменение композиции имеет целью повысить иерархическое положение святого Дмитрия. В строящихся храмах первого столетия после присоединения Сибири к Руси нередко были приделы во его имя. Согласно наблюдениями этнографов. уже в конце XIX — начале XX столетий «Общественные круги почитают его (день памяти Дмитрия Солунского) за сибирский праздник» Макаренко А.А. Сибирский народный календарь. Новосибирск, 1993, с. 82.. Однако сибирских народных икон Дмитрия Солунского не обнаружено.
Огромный резерв мифологических аналогий имеет
антипод святого Георгия — Змей. Если в композиции «Архангел Михаил Воевода» поверженный змей — прежде всего дьявол, сатана в его земном воплощении, то в чуде со святым Георгием его враг воспринимается скорее в народно-мифологическом контексте. В русском фольклоре змей многообразен. В книге А. Н. Афанасьева «Древо жизни» прослежено множество космологических природных интерпретаций Змея — в основе своей символизирующего молнию, тучи. По преданию. «На острове Буяне... обретаются и змея, всем змеям старшая, и вещий ворон, всем воронам старший брат, который клюет огненного змея» Афанасьев А.Н. Древо жизни. М., 1983, с. 190.. Здесь змея — молния, а остров Буян связан с понятием «буй» — горячий, пылкий. В целом глава «Змей» в «Древе жизни» в два-четыре раза больше глав, рассказывающих о других элементах мировоззрения славян, что говорит об обширности этого смыслового слоя. Главный мифологический образ: гроза — борьба славянского Перуна (как и скандинавского Тора) со змеем, кончающаяся регулярной победой весны над грозными силами зимы.
В отличие от мифологических теорий, по мнению Б.А. Рыбакова, «огненный змей — символ конных орд южных кочевников, внезапно налетавших на славян в дыму и пламени сожженных
деревень» Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества. М., 1993, с.18.. Важная часть добычи — ясырь — пленные юноши и девушки. Ученый проследил эпохи, когда набеги на мирных землепашцев славян были систематическими: Х — VII вв. до н.э. — киммерийцы, III I вв. до н.э. — сарматы, IV — V вв. н.э. гунны и другие тюрки, позже — половцы, монголо-татары и т.д. История не давала славянам забыть о страшных набегах конников-степняков, образ Змея как иноземного захватчика устойчив в русском фольклоре. Славянские рабы весьма ценились на магометанских рынках, захват молодых славян был важным моментом в добыче при вражеских набегах. «Добрые» соседи Руси — хазары в течение многих лет нанимали степняков и варягов для полонения юношей и девушек и отправляли их на кораблях главным образом в испанский халифат.
Змей считался главным врагом
Перуна, покровителя славянских дружин. Он жил на дубах (дуб — дерево, посвященное последнему, священное древо). В русском предании говорится: загремел Зилант (Змей), выходя из железного гнезда, а висело оно на 12 дубах, на 12 цепях.
В русских сказках антигероя часто называют Змеем
Горынычем, где второе название, служащее как бы отчеством (сын горы), по смыслу связано с дьяволом, так как для равнинных жителей Руси горы — место обитания последнего, как для жителей юга Европы жерла вулканов — входы в геенну огненную. В былинах есть точные географические указания о месте обитания змея: горы Сорочинские, в двух неделях пути от Киева, где расположены пять пещер с дубовыми дверями, в одной из них томятся тысячи русских пленников (и жены, и дети, и богатыри), а рядом за черным вороновым дубом белокаменный дворец Горыныча. Слово «сорочинский» созвучно слову «сарацинский». В змеиной пещере, по преданиям, был заключен Стенька Разин совместно с получеловеками — людьми об одном глазе, одной руке и одной ноге. В другом месте сорочинские земли характеризуются так: орды кочевников, большие кибитки, двухколесные арбы, люди бритоголовые в цветастых халатах, удивительные животные верблюды. Таким образом, место обитания Змея Горыныча и множества змеенышей — это земля и сатанинская, и просто вражеская — врагов русичей и христианства — с удивительно живыми и точными деталями быта.
Под влиянием мифологии даже обыкновенное пресмыкающееся — в русских
условиях гадюка — приобретало чародейный смысл: различные зелья, приготовляемые колдунами и ведьмами, обязательно включали элементы тела или яда змеи. Как замечает И.П. Сахаров, «чары над змеями и лягушками составляют самое отчаянное чарование в русском чернокнижии. Разгневанный поселянин, ожесточенный до последней возможности, лишенный всех средств к отомщению, прибегает с просьбой к чародею — совершить чары над змеями и лягушками» Сахаров И.П. Сказания русского народа. Кн. «Сказания о чудесах». М., 1990, с. 320 — 321. — напустить во двор его врага змей и лягушек.
В устном и изобразительном фольклоре вид Змея разнообразен: от узенькой извилистой змейки до сложного химерического создания, например, крылатого чудища о трех головах.
В сибирских народных иконах с композицией «Чуда» Змей — маленькая извилистая полоска, слишком ничтожная, чтобы терроризировать целый город. Однако этого достаточно для символического узнавания Змея и вполне оправданно с точки зрения средневекового семантического масштаба, где размер персонажа связан с его
иерархией в мире: чем греховнее, тем меньше. Таким образом, малый размер Змея в иконах отражение его духовной ничтожности и невозможности его победы. С символикой пространства связано и его размещение в композиции иконы. Так как сакральность убывает сверху вниз, то в иконах с «Чудом» Змей никогда не изображается, например, летящим, а всегда поверженным, пригвожденным копьем, и всегда в самом низу композиции, нередко в воде круглого озера — выхода из подземного мира, из ада. Змиев представляли живущими в водах или в пещерах. В деревнях около Енисея в XIX в зафиксированы два предания о фантастических змеях, выходящих из реки. Волнистые линии, похожие на змей, являются символическим знаком воды в древней орнаментике на изделиях из керамики и дерева.
Б.А. Рыбаков отмечает, что в старейшей
славянской мифологии Змею противостоят два кузнеца, сковавшие первый плуг «сорока пуд», и научившие славян пахать землю Они запрягли побежденного Змея в этот плуг и пробороздили «змиевы валы», по-видимому, очень древний оборонительный ров, защищавший Киевские земли. Здесь опять две переклички со сказанием о святом Георгии: во-первых, запряженный Змей («на опояске»), во-вторых, связь с землепашеством.
Особый интерес представляют сказания, созданные народом на основе житийного «Чуда Георгия о
Змие». Например, сказания, записанные В.И. Далем в Егорьевском уезде Рязанской губернии. В них Егорий оказывается сыном доброго мужичка Антипа и его жены красавицы Марьи, живущих «в нашей» мещерской стороне. В результате княжеских междоусобиц «набежал злой татарин», выстроил себе город Касимов «и начал он брать вьюниц... и красных девиц себе в прислугу, обращал их в свою веру поганую»... «Горе да и только; слез-то, слез-то что было пролито! Все православные по лесам разбежались, поделали там себе землянки и жили с волками; храмы Божий все были разорены»... Егорий Храбрый. Кн. Афанасьев А.Н. «Народные русские легенды». Новосибирск, 1990, с. 70 — 71.
Здесь соблюдены точные реалии русской истории: мещерский крестьянский сын Егорий спасает свою мать из плена татарского хана, которого только за его злобность называют Змием
Горюнычем.
В композиции иконы «Чудо Георгия о
Змие» все четыре элемента-образа: святой, его конь, царевна, Змей представляют возможности богатых ассоциативных рядов при ее лаконичности как таковой. Лаконизм — один из основных законов изобразительного фольклора: город здесь представлен единственной башней, природа — несколькими (чаще тремя) волнистыми горизонтальными полосами — охряными и болотно-зелеными.
Однако и сами компоненты композиции участвуют в создании
смысловой и соответственно образной гармонии. Фигура Георгия в народных (не только) иконах стройна, у него изящные руки и ноги, контрастно подчеркнутые тяжеловатыми воинскими доспехами. Ритм деталей доспехов и складок плаща гармонизирует фигуру всадника, как бы приобщая ее к небесной гармонии. Перекличка волнистых линий верхней кромки плаща и спины лошади объединяет силуэты всадника и его коня. Вместе с тем они контрастируют размерами деталей и конфигурацией объемов, что необходимо для семантической границы между святым, принадлежащим к высшему горнему миру, и животным — частью мира тварного, дольнего. В свою очередь овальные линии головы и крупа коня «рифмуются» с волнистыми горизонталями позема (условное изображение земли на иконах), объединяя их в общую структуру круглящихся линий. Движение всадника слева направо (как известно по Лихачеву, победоносное движение «туда»), показанное в профиль, как бы останавливается встречным разворотом фигуры царевны, написанной вполоборота справа налево, траектории их путей пересекаются, замыкая композицию, тем самым придавая ей цельность. В народных иконах не изображается народ, выходящий навстречу шествию всадника и царевны со змием на опояске, но обилие литературных текстов на данную тему позволяет человеку, молящемуся перед иконой или просто смотрящему на нее, представить полную картину.
Культ святого Георгия был весьма популярен в Грузии, Болгарии, Литве, соседские контакты с соответствующими культурами также не могли не способствовать его укреплению в России. Однако несравненно важнее тот «глубочайший колодец» (по выражению Т. Манна) истории, из которого черпали представления русские крестьяне сравнительно позднего времени. Роль генетической памяти, включающей в новую культуру рудименты, субстраты, исходные элементы прежних культур утверждал и Л.Н. Гумилев. Б.А. Рыбаков говорит: «Славянское язычество — часть огромного, общечеловеческого комплекса первобытных воззрений, верований, обрядов, идущих из глубин тысячелетий и послуживших основой всех позднейших религий» Рыбаков Б.А. Язычество древних славян. М., 1981, с. 3..
Существование воина-змееборца в контексте мировых архетипов, евразийских бродячих сюжетов, обилие ассоциативных рядов вводит его в область коллективного бессознательного. Это, несомненно, одна из важных причин выделения Георгия из тысяч православных святых, о подавляющем большинстве которых сибирские крестьяне слыхом не слыхали.
В мифологиях многих народов присутствует воин-змееборец. Однако
есть все основания полагать, что ужас беспомощных существ перед ныне вымершими ящерами разных видов передавался генной памятью. Борьба воинов-змееборцев со всяческим злом, материальным и нематериальным, была и борьбой с собственным страхом. По сегодняшний день, данный сюжет существует в самом мифологизированном виде современного искусства — кинематографе, особенно американском.
Исключительно важно отражение в житии святого Георгия главных идей христианства, касающихся возможности преодоления трагедии существования человека через нравственный подвиг земного терпения, смирения и приобщения к вечному существованию души. Один из самых наглядных примеров этого – эволюция титула святого: от великомученика и страстотерпца к победоносцу. В данном случае Георгий являет себя как идеальный нравственный образец, поскольку в жизни каждого человека находится немало веских поводов для преодоления себя и обстоятельств.
Что касается наиболее распространенных сюжетов сибирской народной иконописи, то главная причина их популярности кроется в обращении к основам бытия: жизни, смерти, возможности воскресения.
Конечно, конкретный крестьянин, имевший икону одного или двух небесных всадников, не мог знать весь комплекс возможной информации о них, однако при обилии фактического и ассоциативного материала какая-то часть ее ему была известна. В целом же, именно объем информации, глубина исторического сознания, многообразие человеческих чаяний, связанных с данными сюжетами, определили их сохранность в коллективном бессознательном, что и определило распространенность в сибирской крестьянской среде композиций икон «Архангел Михаил Воевода» и «Чудо о Георгии и Змие».
100-летие «Сибирских огней»