Вы здесь

Новые открытия археологов краеведческого музея

Новосибирскому государственному краеведческому музею — 100 лет
Файл: Иконка пакета 12_roslyakov_noakm.zip (36.41 КБ)

Археологическая коллекция Новосибирского государственного краеведческого музея в настоящее время насчитывает 78 309 единиц хранения. Первые поступления археологических предметов в фонды были результатом экспедиционной деятельности Центрального народного музея Новониколаевска, созданного в 1920 году, — в этот период велись сборы подъемного материала из становищ и могильников окрестностей Новосибирска, возможно и с Чертова городища, отмеченного на карте Новониколаевска еще в начале XX века.

Затем коллекция значительно пополнилась во второй половине 1920-х годов после создания Общества изучения Сибири и ее производительных сил и изменения статуса музея, ставшего краевым. В этот период археологические находки поступали из разных регионов Сибири (Алтая, Васюганья, Красноярского края и, возможно, из Хакасии); в фондах хранятся замечательные образцы бронзовых деревообрабатывающих орудий, ножи из Южной Сибири, бронзовые «личины» и идолы из Нарымского Приобья, керамические сосуды с Алтая.

Наиболее же благоприятным временем для формирования коллекции стали 1960—1980-е годы — период активной деятельности Новосибирской археологической экспедиции. Экспедиция, объединившая усилия Новосибирского областного краеведческого музея и Новосибирского государственного педагогического института, была создана в 1959 году по инициативе археолога Т. Н. Троицкой; в результате работы НАЭ было исследовано более сотни археологических памятников, собраны десятки тысяч артефактов, получены материалы, отражающие развитие материальной культуры населения Верхнего Приобья и Барабинской лесостепи на всех этапах человеческой истории.

Особенно интересные находки были сделаны при исследовании погребений у с. Новый Шарап и могильника «Ордынское-1» (Ордынский район, НСО), курганных могильников и поселения у с. Быстровка (Искитимский район, НСО), а также могильников, поселений и городищ в Колыванском районе Новосибирской области — в фонды музея поступили каменные орудия труда со стоянок эпохи неолита, богато орнаментированная керамическая посуда и бронзовые украшения из погребений эпохи бронзы, оригинальная керамическая посуда, детали конской упряжи, оружие и изделия, украшенные в скифо-сибирском зверином стиле, литые бронзовые наконечники стрел, топоры и предметы религиозного культа кулайской культуры эпохи раннего железа, оружие, детали конского снаряжения, бронзовые украшения и идолы тюркского времени, предметы быта, посуда и культовые предметы сибирских татар.

Гордостью музея являются два бронзовых изделия, изготовленные в скифо-сибирском зверином стиле и найденные во время раскопок погребений скотоводов скифского времени у с. Новый Шарап. Первое — большая бронзовая бляха, изображающая фантастическое существо: рельефом и сквозными отверстиями переданы очертания тела кошачьего хищника, показаны мощные мышцы ног, лапы с когтями и свирепая морда, а над туловищем по всей длине расположены ветвистые оленьи рога, растущие из затылка животного. Под пастью хищника находится рог барана — это вместе составляет так называемую «сцену терзания», характерную для скифо-сибирского звериного стиля. Второе изделие — бронзовый чекан, грозное оружие с кинжаловидным клинком и молотковидным ажурным обушком в виде стоящих друг на друге четырех медведей. Оформление боевого или парадного оружия изображениями хищных зверей придавало ему магическую силу, увеличивало его боевую мощь.

Не менее интересны и изделия из рога, относящиеся к культуре лесных охотников раннего железного века, обнаруженные при раскопках крепостей у с. Черный Мыс (Колыванский район, НСО), — одно представляет собой панцирную пластину, изготовленную из рога лося, на внешней поверхности которой ножом выгравирована фигура воина, а рядом изображен меч с прямым перекрестием и дугообразным навершием рукояти, другое же является барельефным изображением лося, выполненным очень тщательно и реалистично: лось стоит на четырех ногах, повернув голову назад (скорее всего, это матрица для изготовления литейной формы).

* * *

После многолетнего перерыва Новосибирский государственный краеведческий музей в 2011 году вновь организовал собственную археологическую экспедицию, а в качестве объекта исследований был выбран археологический памятник в урочище Березовый Мыс (Мошковский район, НСО). Этому предшествовало неординарное событие — передача в фонды музея найденных одним из новосибирских кладоискателей бронзовых предметов, среди которых были уникальные вещи: наконечники стрел, детали узды, фурнитура поясного ремня и предметы культового литья скифо-сибирского и кулайского облика эпохи раннего железа, бронзовые зеркала, украшенные миниатюрными скульптурками баранов, бронзовые ременные аксессуары в форме животных, изготовленные в скифо-сибирском зверином стиле, бронзовые идолы, аналогичные предметам кулайской культуры раннего железного века. По своему количеству (около 80 единиц) и составу эта коллекция превосходила весь набор подобных предметов, полученных в результате многолетних работ новосибирских археологов.

После первого же выезда сотрудников музея на место находок в мае 2011 года оказалось, что урочище Березовый Мыс давно известно исследователям — оно находится в западной части Мошковского района и расположено на останце террасы левого берега р. Обь, на правом берегу р. Уень; останец представляет собой «остров» посреди пойменного луга, возвышающийся на 11 метров над уровнем воды в старице реки. В урочище в разные годы вели раскопки проф. Т. Н. Троицкая, А. А. Адамов и Л. Н. Мыльникова; были исследованы поселения эпохи бронзы и раннего железного века, а также курганы X—XII вв. н. э., однако каких-либо сенсационных находок в те годы сделано не было.

Весенняя же поездка в 2011 году дала хорошие результаты — в отвалах грабительских раскопов курганов найдены бронзовые детали поясного ремня и наконечники стрел эпохи железа. А лето 2011 года вообще принесло открытие — было обнаружено погребение грунтового могильника раннего бронзового века и участок святилища раннего железного века, из которого и происходили бронзовые предметы, переданные ранее в фонды музея.

С 2011 по 2019 год экспедицией Новосибирского государственного краеведческого музея под руководством главного научного сотрудника музея, к. и. н. С. Г. Рослякова исследован участок площадью 340 кв. м и во время раскопок выявлены материалы разных эпох: грунтовые погребения эпохи камня и погребения эпохи поздней бронзы, святилище эпохи раннего железа и два погребения под курганами начала II тыс. н. э. — практически все открытия стали сенсацией!

Самые древние находки относятся к каменному веку (IVIII тыс. до н. э.), когда основным материалом для изготовления оружия, орудий и предметов быта были камень и кость. Здесь, на самой южной кромке тайги, впервые раскопан могильник этого времени. Почти все захоронения совершены по одному обряду: умерший человек положен в яму в вытянутом положении на спине, руки вдоль тела. В некоторых погребениях отсутствует череп, что свидетельствует об особом отношении людей к данной части тела (при этом отдельные захоронения черепов на Березовом Мысе пока не обнаружены).

В погребениях мужчин найдены орудия охоты, инструменты и предметы повседневного быта: каменные топоры и тесла, ножи, каменные и костяные наконечники стрел, точильные камни, заготовки для изделий и костяные орудия для их обработки. Замечательной находкой стал наконечник копья, изготовленный из роговой основы и каменных прямоугольных пластин, вставленных в пазы этой основы, — орудие, в котором в любой момент можно заменить испортившиеся лезвия (подобные изделия свидетельствуют о высоком уровне развития производства орудий труда).

В женских погребениях обнаружены скребки для выделки кожи, костяные шилья, керамические сосуды, украшенные по всей поверхности линейным орнаментом, нанесенным по спирали с помощью торца палочки, и имеющие оригинальную орнаментальную особенность — на дне сосуда изображен крест, вписанный в окружность (у многих народов такие изображения символизировали Солнце как основу жизни). В нескольких женских и детских погребениях найдены украшения для одежды — бусы и подвески, сделанные из зубов мелких животных, вырезанные из костей животных и раковин. Помимо сугубо утилитарных вещей, в погребениях также обнаружены и сакральные предметы — путовые кости стопы коня. Эти кости, формой напоминающие туловище человека, для древних людей представляли собой вместилище души умершего, которая должна была возродиться в будущем. Описываемый могильник, по-видимому, служил местом упокоения умерших из племени охотников, населявших 6 000 лет назад леса левого берега Оби.

Не менее замечательны и погребения финального этапа эпохи бронзы (X—VIII вв. до н. э.) — положение человека в могиле говорит об отличных от вышеописанных похоронных традициях: поза спящего на боку с подогнутыми ногами, согнутыми в локтях руками и ладонями у лица была характерна для скотоводов юга Западной Сибири в период позднего бронзового века (XV—VII вв. до н. э.). Также типично для погребального и поминального ритуала этой культуры помещение в могильную яму сопроводительной пищи — мяса домашних животных, а рядом с могилой — сосудов с едой и напитками. Состав погребального инвентаря (женского и детского) — сосуды, бронзовые браслеты и кольца на руках, украшения головы и головного убора (гвоздевидные подвески, серьги, круглые бляшки) — свидетельствует о принадлежности этих погребений к археологической культуре, представители которой расселились на рубеже II и I тыс. до н. э. по всей территории современной Новосибирской области; в общем, как сказал бы опытный археолог, перед нами ничего нового — банальная «ирмень» (то есть ирменская культура), памятники которой у нас хорошо изучены.

Ирменцы — скотоводы и земледельцы, жившие в больших стационарных жилищах и обладавшие высокоразвитым литейным производством, населяли огромную территорию лесостепной полосы Западной Сибири с X по VIII вв. до н. э. Наиболее яркой чертой этой культуры является геометрический орнамент, украшающий глиняную посуду: ломаные линии, образующие зигзаг, треугольники, «лесенки», а также цепочка ямочных вдавлений, перемежающихся полукруглыми выступами — «жемчужинами». Такой орнамент при взгляде на сосуд сверху, со стороны устья, формировал образ Солнца с расходящимися лучами, который был чрезвычайно важен для древних скотоводов и земледельцев, всю жизнь зависевших от природных циклов и устойчивости погоды.

Еще одной характерной чертой этой культуры были женские бронзовые украшения: кольчатые серьги, украшения для прически или головного убора в виде выпуклых пуговиц и дисковидных блях, трубчатые накосники, спиралевидные перстни и браслеты с шишковидными окончаниями. Особенно выделяются так называемые «гвоздевидные подвески» — бронзовые изделия в форме изогнутого по дуге гвоздя с большой выпуклой шляпкой. Эти украшения на протяжении трех веков были популярны у женщин от Иртыша на западе до Кузнецкой котловины на востоке и от предгорий Алтая на юге до Притомья на севере; подвески цепляли за основание ушной раковины, а непосредственно украшением становилась большая выпуклая шляпка изделия.

В общем, по основным признакам погребального обряда и инвентаря, все находки, сделанные на Березовом Мысе, вполне вписывались в известный канон новосибирского варианта ирменской культуры, но у нескольких захоронений оказалась необычная для приобских погребальных памятников черта — составленный из гранитных плит и перекрытый такими же плитами ящик, в котором помещался умерший человек. Подобные конструкции не характерны для погребальной традиции населения лесостепной полосы Западной Сибири, однако они были распространены у жителей горных районов Кузнецкой котловины и их соседей в Хакасии. Почему были сооружены каменные гробы в могильниках на Березовом Мысе? Очень интересный вопрос для исследователей…

Возможно, совершавшие эти захоронения были мигрантами из далеких краев, принесшими с собой многовековую погребальную традицию жителей гор, а строительный материал нашелся неподалеку, в 5 км вниз по течению р. Уень в урочище Каменный Мыс, где даже намного позднее, уже в конце XX века, все еще существовал небольшой карьер по добыче гранита.

Еще одним значительным научным открытием в урочище Березовый Мыс стало обнаружение древнего святилища эпохи раннего железа (III в. до н. э. — II в. н. э.). Центром этого ритуального комплекса является алтарь — выкладка четырехугольной формы, сложенная из небольших гранитных и песчаниковых камней; пространство между камнями и слой почвы над ними насыщены углем, сажей, золой и жжеными костями животных. В слое среди камней (над выкладкой и рядом с ней) были встречены разрозненные кости животных, птиц и рыб, фрагменты керамических сосудов, наконечники стрел, нож. Вокруг алтаря располагались ямы, остатки костров, скопления костей животных (преимущественно челюстей), скопления жженых костей, кучки камней. В заполнении ям, а также среди костей найдены различные бронзовые, костяные и железные предметы, керамические сосуды и их фрагменты. Кстати, в этом древнем святилище выделяется небольшая площадка, где находилось скопление нескольких сотен целых и сломанных костяных наконечников, а также несколько десятков бронзовых и железных наконечников стрел. Некоторые наконечники имеют на гранях гравировку в виде креста или ломаной линии, что подчеркивает их сакральный смысл.

Изделия, происходящие из слоя культового комплекса, по культурному происхождению можно разделить на две группы. Первая — бронзовые, железные и костяные наконечники стрел, бронзовые украшения, аксессуары костюма и конской упряжи, керамическая посуда и предметы культового литья, связанные со скифо-сибирским миром, скотоводами степей и лесостепей. В материалах памятника наличествуют все основные элементы скифской триады: конское снаряжение, оружие и звериный стиль в оформлении различных предметов. Предметы конского убранства представлены типичными для снаряжения коня степняков бронзовыми удилами и псалиями; очень характерны найденные наконечники стрел — небольшие бронзовые и железные трехлопастные наконечники с черешком. Образ скифского оружия предстает перед нами в виде подвесок — литых миниатюрных изображений луков и луков, помещенных в чехол. Ярчайшей чертой этого культурного мира являются изделия, изготовленные в скифо-сибирском зверином стиле: разнообразные бляшки в форме оленя с ветвистыми рогами и подогнутыми ногами, в форме скачущей лошади, пара бляшек в форме барса, навершие рукояти ножа в виде стоящего барана, бусины, с двух сторон украшенные головами фантастических грифонов. Все эти изображения наделяли обыденные предметы сакральной силой, превращая их в магические.

В 2019 году был обнаружен целый сосуд на конусовидной подставке — глиняная имитация традиционного бронзового котла, — редко встречающийся в материалах памятников скифской эпохи Западной Сибири, но широко распространенный в быту древнего населения Хакасии. Образ священного скифского котла нашел свое воплощение и в украшениях — на святилище найдены несколько подвесок в форме котла на поддоне и с дуговидными ручками.

Вторая группа изделий — бронзовые наконечники стрел и предметы культового литья, относящиеся к кулайскому миру лесных охотников и рыболовов. Кулайские наконечники стрел также очень оригинальны: эти массивные проникатели имеют форму ракеты, снабженной тремя узкими лопастями и длинными шипами; тяжелые, но устойчивые в полете наконечники предназначены для охоты в лесу, они позволяли стреле пролететь сквозь листву и, попав в тело жертвы, нанести ей глубокую рану, при этом оставшись в теле. Кулайское культовое литье представлено ажурными изображениями лося, ящериц и других
зооморфных существ, а также фигурками человека и «личинами» — изображениями лица человека. Все эти металлические фигурки являлись изображениями духов-помощников, применялись во время религиозных обрядов и служили амулетами в повседневной жизни. Особенно интересно изображение лося, изготовленное в традиционном для кулайцев «скелетном» стиле, когда фигурки получались ажурными: образ сильно стилизован, туловище непропорциональное, пасть с «хищными» зубами, ноги укорочены, на рога и морду существа прикручены фрагменты серебряной проволоки. Создается впечатление, что это не лось вовсе, а мифическое существо, «мамонт» из преданий сибирских народов. Этому существу поклонялись, считали его обитателем подземного мира, первопредком.

Как же оказались эти разные по облику и происхождению предметы на одном небольшом пятачке? По-видимому, многие сотни лет назад на труднодоступный остров посреди заливных лугов в определенный день собирались представители соседних племен (скотоводы с юга и жители окрестных лесных поселений и крепостей) для переговоров, обмена товарами и, возможно, заключения брачных союзов. Эти встречи сопровождались обрядами — жрецы разводили на алтаре огонь и совершали сложный ритуал, направленный на привлечение удачи в делах, или призывали духов для предсказания будущего, или просили о здоровье сородичей. Духам, к которым они обращались, соплеменники приносили дары в виде мяса животных, напитков и особо ценных подарков — оружия, украшений и изображений животных и людей; по-видимому, самым распространенным даром были жертвенные животные и стрелы как символ охотничьей удачи.

Судя по результатам исследований, урочище Березовый Мыс в разные эпохи древности представляло собой сакральное место, связанное с совершением погребений и проведением различных ритуальных действий. Захоронения здесь совершались в эпоху камня, поздней бронзы и развитого Средневековья, а в эпоху раннего железного века здесь функционировало святилище.

* * *

Сенсационные находки в урочище Березовый Мыс — не единственное открытие, совершенное археологами нашего музея за последние десять лет.

Открытие уникального археологического памятника — культового места эпохи развитого железа у с. Верх-Сузун (НСО), как это часто бывает в археологии, было делом случайным. Летом 2017 года, объезжая известные археологические памятники Сузунского района, разведывательный отряд Новосибирского государственного краеведческого музея под руководством С. Г. Рослякова наткнулся на неизвестные ранее остатки древнего поселения.

Шел дождь, отряд возвращался после длительного маршрута, и обнаруженный объект, казалось, не предвещал никакой сенсации: шесть впадин, расположенных двумя рядами на небольшом мысу правого берега р. Слезянка, и немногочисленные фрагменты глиняной посуды тянули максимум на остатки поселения ирменской культуры эпохи поздней бронзы. Таких памятников на территории Верхнего Приобья известны десятки, однако первичное обследование территории, осмотр обнажений культурного слоя и закладка шурфа принесли первые открытия: бронзовая листовидная подвеска и изображение хищной птицы с распростертыми крыльями, а дальнейший поиск с помощью металлоискателя дал большую надежду — были выявлены места сосредоточения предметов из цветного металла.

Было решено продолжить работу позднее, и результаты раскопок 2018—2019 годов дали уникальные материалы — около 120 предметов эпохи развитого железа: нож, фурнитура поясного ремня, узды коня и многочисленные предметы бронзового культового литья. Предметы располагались неглубоко в пашне пятью скоплениями, рассредоточенными на большой площади, а набор в скоплениях был примерно одинаков: изображения птицы с распростертыми крыльями (видимо, хищной), человека с крыльями, медведя, всадника на коне, всадника на медведе, изображение человека, вписанного в окружность. Значительный разброс находок по площади, скорее всего, связан с регулярной распашкой террасы под посевы в 1960—1980-х годах. Иных следов деятельности людей эпохи развитого железа на исследованном участке не зафиксировано, отсутствуют остатки жилищ, построек, конструкций, очагов, погребений, керамики, костей животных.

Что же за объект был обнаружен и изучен на берегу небольшой речки на юге Новосибирской области, как датируется, с какими археологическими культурами соотносится?

Предметы, аналогичные найденным на памятнике «Верх-Сузун-10» (бляшки с поясного ремня, листовидные подвески и бубенчики для узды, предметы культового литья), хорошо известны по материалам раскопок памятников рёлкинской и верхнеобской археологических культур эпохи развитого железа (VI—IX вв.) Верхнего и Среднего Приобья, Кузнецкой котловины. Современные ученые связывают эти памятники с предками обских угров и самодийцев, проживающих в настоящее время далеко на севере в сибирской тайге, тундре и лесотундре. Расположение изделий скоплениями (в нескольких случаях зафиксированы стопки предметов по две — четыре штуки), свидетельствует о том, что они были размещены компактно, возможно, помещены в деревянную или берестяную емкость, мешок или находились в небольшой постройке.

Аналогичные скопления бронзовых подвесок, изображений животных и людей находили и раньше, преимущественно во второй половине XIX века, в Прикамье, причем каждый раз их случайно обнаруживали местные крестьяне во время вспашки земли. Такие находки в научной литературе получили название «клад», но закладывался ли «клад» преднамеренно или возникал как следствие разрушения какого-то наземного хранилища, доподлинно неизвестно, как неизвестна и цель создания подобных «кладов». Исследователи, изучавшие культуру угорских народов Нижней Оби и Урала в XVIII и XIX веках, отмечали, что в священных местах обских угров в специальных постройках скапливаются большие богатства: высокохудожественные серебряные предметы, бронзовые изображения духов, украшения и посуда, оружие, преподносимые ими богам и духам.

Возможно, на берегу р. Слезянка и обнаружены остатки подобного святилища, но, с другой стороны, это место могло быть связано с жизнью или смертью особых людей, шаманов, в состав облачения которых входили многочисленные подвески, фигурки животных и людей, олицетворявшие различных духов-помощников; после смерти шамана его жилище никем не использовалось, становилось заброшенным, а личные вещи и священные предметы, оставаясь неприкосновенными в жилище, постепенно археологизировались.

Обратимся к самим находкам на памятнике «Верх-Сузун-10», из которых наиболее многочисленные — бронзовые литые изображения животных, птиц, людей и всадников, выполненные в технике одностороннего плоского литья; большинство предметов по качеству изготовления примитивны, после отливки не обработаны, изображения схематичны. В собрании присутствуют фигурки, отлитые в одной литейной форме или изготовленные по одной матрице, два изделия грубо вырублены из листа меди, одно отковано из железа — складывается впечатление, что мастера не стремились к высокому качеству изображения, важен был знак, образ, несущий за собой глубинный смысл. Но несколько предметов являются высокохудожественными изделиями, а два из них изготовлены в сложной технике объемного, полого литья — подобные отливки характерны для средневековых «кладов» и погребений лесных регионов Зауралья и севера Западной Сибири. Часть найденных изделий имеют отверстия для подвешивания или крепления к основе (ткани или дереву) — изначально они, вероятно, использовались как личные амулеты или шаманские подвески.

Что же означали эти фигурки, как использовались и какой смысл они несли? От той древней эпохи истории Сибири не осталось письменных свидетельств, поэтому на вопросы можно попытаться ответить, лишь опираясь на современные знания о культуре, мировоззрении коренных народов Сибири, в первую очередь — таежных охотников и рыболовов Среднего и Нижнего Приобья, Северного Урала, чьи далекие предки, вероятно, и создавали подобные культовые предметы, наделяя их сакральным содержанием.

Селькупы, ханты, манси ведь до сих пор почитают богов и духов, для которых в укромных местах возводятся святилища, в домах создаются священные углы, а на чердаках располагаются хранилища для культовых предметов и амулетов (ранее — сундуки, а в настоящее время — чемоданы). Среди этих предметов есть и древние фигурки птиц, зверей и людей, являющиеся частью изображения духа — покровителя рода, духа — предка семьи или выступающие в качестве личного амулета. Толкование некоторых образов, представленных на памятнике «Верх-Сузун-10», можно найти в мифологии и фольклоре угорского и самодийского населения Западной Сибири.

Среди самых многочисленных находок на культовом месте у р. Слезянка — изображение птицы (скорее всего, хищной) с распростертыми крыльями (видимо, летящей). На лицевой стороне всех этих фигурок нанесен рельефный орнамент, передающий оперение, а некоторые изображения на голове имеют «уши», напоминающие видовые черты филина. В четырех случаях на груди птицы расположена «личина» — стилизованное изображение человеческой головы, а на груди одной из птиц «личина» снабжена шлемом и бородой, на животе помещен ромб — символ жизненной силы.

Одним из вариантов орнитоморфного изображения на памятнике «Верх-Сузун-10» является фигурка человека с крыльями вместо рук. Среди многочисленного собрания таких изделий выделяется высококачественная отливка человека с крыльями и улыбающимся лицом — очертания крыльев очень тщательно проработаны, при общей грациозности фигуры в глаза бросается непропорционально большое лицо яйцевидной формы, напоминающее маску. Существо одето в короткополый кафтан, на голове убор в форме короны, на шее ожерелье.

Фигурки птиц с распростертыми крыльями археологи не раз находили в погребениях верхнеобской археологической культуры, к которой относится и наше святилище.

По представлениям современных угров, мифы и верования которых помогают разобраться в картине мира древних обществ, человек обладает несколькими душами, одна из которых в образе птицы после погребения покидает тело человека. Селькупы считают, «что одна из главных душ человека (сюмеш, душа-птица) дается ему солнцем…» «Солнце посылает на землю душу на кончике солнечного луча… духи всех лучей солнца изображаются в виде птиц с человеческими лицами» [3, с. 115—116].

Еще одним возможным толкованием изображений птиц может являться отождествление фигурки с конкретным духом-покровителем рода или поселка, и в таком случае могут быть представлены изображения тотемных предков в разнообразном орнитоморфном облике — в виде орла, коршуна, филина и птиц других видов.

Как пишет А. В. Бауло, «согласно мифологии вогулов, для земных людей верховный бог определил “100 духов-покровителей, крыльями летающих”» [1, с. 324]. Таковы Крылатый предок, Старик-филин, Крылатый старик, Ширококлювый дед-ворон, Сова-женщина. Старик-филин — один из самых распространенных духов-покровителей у обских угров; у многих северных народов орел являлся священной птицей, связанной с небом и солнцем, — его именем называли весенние месяцы, предвещавшие возвращение солнца после долгой зимы. Фигурки птиц ханты и манси делали из металла, чаще всего — из свинца и олова, причем иногда использовали древние бронзовые изображения птиц, которые находили в земле. Птичьи святилища существуют и сегодня, а изображения птиц можно встретить в качестве амулетов на бытовых изделиях манси, таких как охотничьи пояса, накосники, женские швейные мешки.

Важную роль хищные птицы играют и в мифологии обских народов — в сказаниях манси присутствует мифическая птица Товлын-Калм (Крылатый Калм, «крылатый вестник»), выступающая посредником между людьми и богами, через которую информация передается наверх, к верховному богу Нуми-Торуму, и возвращается обратно. У селькупов есть мифический персонаж Кингланка — человек-птица, который хватает людей, уносит на вершины высоких деревьев, выпивает из них кровь и съедает. Так же поступает и мансийская мифическая гигантская птица, подобная орлу, — Товлын-Карс (Крылатый Карс), поедающая мясо человека.

В мифологии обских угров крылатыми богами и высшими духами были сын верховного бога Сюхэс, дух ветра Минлей, семь крылатых богатырей Пастыр, а в хищную птицу в случае опасности превращается богатырь и герой Мир-Суснэ-Хум.

Вот история Сюхэса: «Еще у Торума был сын Сюхэс. Теперь это птица, которая высоко летает, — скопа. Торум послал сына с неба на землю хорошие дела творить и наказал, чтобы он хорошо оделся. Тот не послушался, говорит, что не замерзнет. Подлетел к земле, а Торум за непослушание мороз напустил. Сын упал. Тогда Торуму жаль его стало, он превратил его в птицу. И теперь она высоко летает, но подняться до неба не может» [2, с. 75]. Подобная сказка есть и у селькупов.

Вторым по количеству находок на памятнике «Верх-Сузун-10» является изображение медведя, который то в виде плоской пластины изображен стоящим на четырех лапах в профиль, то представлен в виде объемной полой фигурки со сквозным отверстием для подвешивания. Скульптура из серебристой бронзы передает реальный образ животного: показано массивное покрытое шерстью туловище, повернутая влево голова с круглыми глазами, полуовальными ушами и носом, но присутствует в этой фигурке и сакральная сторона — на затылке головы медведя изображено лицо совы.

Медведь, по поверьям сибирских народов, — сын небесного бога, древний богатырь, который, по легенде манси, превратился в медведя, когда бродил по лесу и пробирался через буреломы. Медведь — мифический предок одной из двух фратрий манси, фратрии Пор. Согласно преданиям селькупов, медведь раньше был человеком.

Вот хантыйская сказка о медведе. «Не знаю, правда или нет, что медведь раньше был богом, у него были дети. И вот (дети есть послушные и непослушные) одного непослушного медвежонка бог выгнал и сказал:

Иди куда хочешь.

Маленький медведь упал на землю, но до земли не долетел и застрял в развилке дерева. Думает: «Пропаду теперь: ни вверх нельзя подвинуться, ни на землю опуститься. Съедят меня, наверное, черви. И правда, подох медведь, стали из него выпадывать черви на землю. Из больших червей вырастали медведи с длинными хвостами — большие таежные медведи, а из маленьких червей — маленькие северные медведи без хвостов» [2, с. 80].

С образом медведя у угров связан бог туч, грома и молнии, и, наконец, ханты и манси считают медведя хранителем границы среднего и нижнего миров. Почитание медведя было настолько сильно, что у многих сибирских народов возник отдельный праздник — «Медвежий».

Еще один образ, представленный многочисленными находками, — всадник на коне. На наиболее реалистичных изображениях показана стоящая или скачущая лошадь, всадник, держащийся за повод, у лошади изображена узда, султанчик на голове, у всадника — правая нога, оружие — колчан или меч на поясе. Подобные изображения в культуре обских угров олицетворяют сыновей верховного бога Нуми-Торума и в первую очередь — самого известного и почитаемого младшего сына — Мир-Суснэ-Хума («за миром наблюдающего человека»). В мифах и легендах он перемещается по земле и небу на волшебном восьмикрылом коне, конь помогает ему в делах и подвигах, а главная задача Мир-Суснэ-Хума — заботиться о людях, быть посредником между миром людей и божествами. Именно с этим связано обязательное наличие в каждом доме хантов и манси жертвенного покрывала, украшенного фигурами скачущего всадника, или конных статуэток, свинцовых фигурок всадников. Этот образ, скорее всего, восходит к тем временам, когда древние угры были скотоводами и кочевали в степях Южного Урала и Западной Сибири.

Более загадочен образ всадника на медведе — аналогии таких изображений в археологических материалах крайне редки, а в этнографии и фольклоре сибирских народов не отмечены. Вероятно, это очень древний мифохудожественный образ, связанный с культурой лесных охотников. Похожий сюжет можно найти в легендах о героях лесных ненцев, где упоминается богатырь, запрягавший медведей в нарты.

Достаточно много найдено на памятнике «Верх-Сузун-10» и фигурок человека, вписанного в окружность, — он стоит анфас, упираясь ногами в нижнюю дугу и держась обеими руками за верхнюю или боковые дуги, причем на одном из предметов в окружности размещен человек с крыльями, опирающийся плечами на поперечную планку.

Одна из найденных фигурок выполнена очень качественно и детализированно: голова имеет форму вертикального ромба за счет изображения конусовидного шлема с наносником и треугольной бороды, на лице — широкая улыбка, на шее — фигурный воротник одежды или ожерелье, и, скорее всего, перед нами фигура мифического героя или бога.

 

Исходя из образа и ассоциации окружности с изображением солнца, можно считать такие фигурки солярными знаками или знаками, изображающими небо-Вселенную, а человека в центре — изображением бога-творца. По-видимому, этот же сюжет (герой или бог-творец, вписанный в полуовальную рамку) показан на четырехугольной пластине в виде рельефа — человек с округлой бородой и в головном уборе с треугольным верхом, со сложенными на животе руками стоит на фоне солнечных лучей, а за головой у него расположен круг.

Еще одна фигура человека, стоящего анфас, обрамлена зеркальными изображениями антропоморфных существ, размещенных в профиль, — на головах этих существ надеты шлемы, на лице центральной фигуры изображена улыбка. Толкование этого сюжета также можно найти в мифологии сибирских народов, где часто героями выступают отец и его сыновья или три брата.

* * *

Таким образом, находки, сделанные экспедицией Новосибирского государственного краеведческого музея на культовом месте (археологический памятник «Верх-Сузун-10»), можно квалифицировать как набор идолов, изображений духов и богов народа, по своему мировоззрению схожего с современными обскими уграми (ханты и манси) и южными самодийцами (селькупами), а значительное количество этих находок связано с длительностью функционирования святилища, где фигурки выступали в качестве священных подношений. Но в какой-то момент амулеты по неизвестной причине были компактно помещены в землю и стали своеобразным «кладом» — либо святилище было заброшено, а помещения, в которых хранились изделия, разрушились, после чего предметы попали в почву. Вероятно, это произошло с уходом какой-то группы древнего народа с родовой территории и переселением их на север, в тайгу, где до сих пор проживают их потомки — угры и самодийцы.

Особо хочется отметить, что предметы, полученные в результате раскопок у с. Верх-Сузун, — настоящее открытие и значимое событие не только для нашего музея, но и для научной и культурной общественности Сибири, ведь пока это единственное культовое место эпохи развитого железа в Западной Сибири, официально обнаруженное и исследованное.

 

Библиография

1. Бауло А. В. Священные места тотемных предков в орнитоморфном облике у обских угров // Ханты-Мансийский автономный округ в зеркале прошлого: Сб. статей / Отв. ред. Я. А. Яковлев. — Томск; Ханты-Мансийск: Изд-во Том. ун-та, 2011. Вып. 9. — С. 324—338.

2. Мифы, предания, сказки хантов и манси. Пер. с хантыйского, мансийского, немецкого языков. Сост., предисл. и примеч. Н. В. Лукиной, под общей редакцией Е. С. Новик. — М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1990. — 568 с.

3. Пелих Г. И. Происхождение селькупов. — Томск: Изд-во Том. ун-та, 1972. — 425 с.

100-летие «Сибирских огней»