Вы здесь

«Поцелуй»: трудности перевода

Режиссер-провокатор Юрий Урнов, известный Новосибирску скандальным «Dostoevsky–trip», создал спектакль-ловушку по пьесе современного чилийского драматурга Гильермо Кальдерона, которого британская пресса назвала «истинным гением».

Странно было видеть на сцене театра «Красный факел» комедию антрепризного замеса, аккурат для афиши Дома актера. Простые декорации, любовный четырехугольник, прямые коллизии, признания в любви, махровые штампы, ревность и страсть. Персонажи — арабская молодежь, которая перемежает выяснение отношений с просмотром сериалов и ничем серьезным не занимается. До поры до времени ничего не настораживает в происходящем, кроме одного: у Юрия Урнова всё так просто не бывает.

Пьеса играется в собственном переводе режиссера с английского, но со значительными купюрами, связанными с запретами нецензурности на сцене. Парадокс: в 2003 году, когда Юрий Урнов поставил в «Красном факеле» по Владимиру Сорокину «Dostoevsky–trip», преград свыше никто не чинил, но администрация театра долго решала, как подготовить зрителя в восприятию обсценной лексики. Сегодня ситуация наоборот: зрителя ничем не возмутишь, кроме скуки, но за него всё решили. Лишившись крепкого словца, действие могло бы скатиться в банальную мелодраму, если бы не самоирония великолепной четверки, не мастерство пародии на мелодрамы, которых краснофакельцы немало переиграли на своем веку.

Вскоре оказывается, что на самом деле актеры играют актеров, которые играют пьеску сирийской драматургессы. В переговорах с ней по скайпу в стилистике театра.doc они старательно формулируют свои профессиональные умозаключения относительно легкого жанра, которые оказываются совсем из другой оперы. Возникают трудности перевода, усугубленные разностью менталитетов и, главное, несовпадением жизненного опыта. Драматургесса имела в виду совсем другое, что впавшим в легкий шок западным коллегам и в голову не могло прийти, и вообще она умерла. Удивительным образом комический эффект накладывается на эффект трагический, что доводит тебя чуть ли не до раздвоения сознания.

Как известно, для истинного театрала спойлеров не существует. Прочитав пьесу, он находится в курсе поворотов сюжета, но не в курсе режиссерского прочтения, знает, чем закончится история, но не знает, как. «Поцелуй» своего рода исключение. Особенность этого текста заключается во внезапных скачках обстоятельств и смысла, от понятного и понятого к неожиданному и шокирующему, лучше его не читать, дабы воспринимать спектакль с чистого листа. Как по заказу, интригу создают невозможность найти пьесу в интернете, да еще и путаница с драматургом-однофамильцем, написавшим в 17 веке «Даму-невидимку». Благодаря службе маркетинга в анонсах к спектаклю интрига нашла поддержку. Отсутствие информации только усиливает эффект воздействия спектакля. У неподготовленного зрителя постоянно происходит сбой программы: думаешь про одно, а оно оказывается совсем не тем, за что себя выдает. Особое удовольствие уловить, когда, где именно, в какой момент ты перестаешь принимать происходящее за чистую монету и догадываешься, в чем фокус. Вся прелесть в том, чтобы позволить заманить себя в ловушку, поддаться обаянию обмана, распознать провокацию и идти дальше вместе с честными провокаторами, не подозревая, куда они тебя приведут.

И откроются вещи, гораздо более важные, чем игра в поддавки. Когда будут сорваны дешевенькие ковры и обнаружатся голые стены и потолок, с которых посыпется бетонная крошка, когда раздадутся выстрелы и резко изменится ритм и ход событий, когда атмосфера станет другой, наполнившись тревогой, ужасом, безысходностью — тогда поймешь, насколько жизнь грубее театра и как же трудно театру угнаться за жизнью.

Перед нами снова театр в театре, но это не «Таланты и поклонники», в которых жизнь и театр неразделимы, не «Шум за сценой» Майкла Фрейна с его остроумной неразберихой, не «Чай с мятой», где актеры играют в плохой театр. Это рефлексия на тему театра не только актерская, но и зрительская. Это попытка разобраться, как по-разному мы смотрим на одни и те же вещи и что происходит на сломе культур. Это решение дилеммы: потакать публике незамысловатыми комедиями, отвлекающими от жизни, или интерпретировать эту жизнь на сцене с максимальной честностью перед собой и перед залом. Это размышление, как реагировать на войну, когда она бушует в других странах, но врывается в твой внутренний мир и разрушает его. Это сомнение, возможно ли на сцене сыграть смерть, если не пережил ее, и есть ли смыл это делать. И вообще, может ли театр стать освобождением от тяжести пережитого, если не уводит от правды, а исследует ее. И нужно ли освобождать от этой тяжести.

Яна Колесинская
Фото Виктора Дмитриева

В спектакле заняты: Линда Ахметзянова, Сергей Богомолов, Георгий Болонев, Антон Войналович, Дарья Емельянова, Ирина Кривонос, Павел Поляков.

 

100-летие «Сибирских огней»