Вы здесь

Под военным небом

Стихи
Файл: Иконка пакета 09_bogatkov_pvn.zip (13.43 КБ)

Борис Андреевич Богатков родился 2 октября 1922 года в селе Балахта Красноярского края (под Ачинском), в семье учителей. Мать Б. Богаткова умерла, когда ему было 10 лет, и воспитывался он потом у своей тети в Новосибирске. Здесь же окончил школу. В 1940 году переехал в Москву. Работал проходчиком на строительстве метрополитена и одновременно учился на вечернем отделении Литературного института им. А. М. Горького. Осенью 1941 года добровольцем ушел на фронт. В 1942-м после тяжелой контузии вернулся в Новосибирск. Писал сатирические стихи для «Окон ТАСС», печатался в местной прессе и упорно добивался возвращения на передовую. В декабре 1942 года Б. Богатков был зачислен в состав 150-й стрелковой дивизии (позже — 22-я гвардейская стрелковая дивизия). В звании старшего сержанта командовал взводом автоматчиков. В бою за Гнездиловские высоты (у деревни Гнездилово Калужской области) Б. Богатков, подняв 11 августа 1943 года под шквальным огнем песней собственного сочинения взвод в атаку, погиб.

Посмертно награжден орденом Отечественной войны I степени. Имя Б. Богаткова навечно занесено в списки 22-й гвардейской стрелковой дивизии. Его именем также названы одна из крупнейших улиц, районная библиотека и средняя школа в Новосибирске. В начале улицы Бориса Богаткова, рядом с Новосибирским техническим университетом связи, установлен памятник герою-поэту. А в Омске, на Аллее литераторов (бульвар Леонида Мартынова), установлен памятный камень шестерым павшим смертью храбрых сибирским поэтам, в числе которых и Б. Богатков.

Стихи Б. Богатков писал со школьных лет. С 1938 года они стали появляться в печати. В том числе и во фронтовой (дивизионная газета «Боевая красноармейская»). Публиковался также в журнале «Сибирские огни». Но ни одной книги при жизни поэт издать не успел. Посмертно стихи Б. Богаткова появлялись в различных коллективных сборниках. А в 1973 году в Новосибирске вышел сборник стихов и писем поэта, воспоминаний о нем под названием «Единственная книга».

Алексей Горшенин

 

 

Повестка

Все с утра идет чредой обычной.

Будничный осенний день столичный —

Славный день упорного труда.

Шум троллейбусов, звонки трамваев,

Зов гудков доносится с окраин,

Торопливы толпы, как всегда,

Но сегодня и прохожим в лица,

И на здания родной столицы

С чувствами особыми гляжу,

А бойцов дарю улыбкой братской —

Я последний раз в одежде штатской

Под военным небом прохожу.

 

Наконец-то!

Новый чемодан длиной в полметра,

Кружка, ложка, ножик, котелок…

Я заранее припас все это,

Чтоб явиться по повестке в срок.

 

Как я ждал ее! И наконец-то

Вот она, желанная, в руках!..

Пролетело, прошумело детство

В школах, в пионерских лагерях.

 

Молодость девичьими руками

Обнимала и ласкала нас,

Молодость холодными штыками

Засверкала на фронтах сейчас.

 

Молодость за все родное биться

Повела ребят в огонь и дым,

И спешу я присоединиться

К возмужавшим сверстникам своим!

 

* * *

У эшелона обнимемся.

Искренняя и большая,

Солнечные глаза твои

Вдруг затуманит грусть.

До ноготков любимые,

Знакомые руки сжимая,

Повторю на прощанье:

«Милая, я вернусь.

Я должен вернуться, но если…

Если случится такое,

Что не видать мне больше

Суровой родной страны, —

Одна к тебе просьба, подруга:

Сердце свое простое

Отдай честному парню,

Вернувшемуся с войны».

 

Девять ноль-ноль

Война сурова и непроста.

Умри, не оставляя поста,

Если приказ таков.

За ночь морской пехоты отряд

Десять раз отшвырнул назад

Озверелых врагов.

Не жизнью —

патронами дорожа,

Гибли защитники рубежа

От пуль, от осколков мин.

Смолкли винтовки…

И, наконец,

В бою остались: один боец

И пулемет один.

В атаку поднялся очередной

Рассвет. Сразился с ночною мглой.

И отступила мгла.

Тишина грозовая. Вдруг

Моряк услышал негромкий стук.

Недвижны тела.

Но застыла над грудою тел

Рука. Не пот на коже блестел —

Мерцали капли росы.

Мичмана — бравого моряка —

Мертвая скрюченная рука.

На ней живые часы.

Мичман часа четыре назад

На светящийся циферблат

Глянул в последний раз

И прохрипел, пересилив боль:

«Ребята, до девяти ноль-ноль

Держаться. Таков приказ».

Ребята молчат. Ребята лежат.

Они не оставили рубежа.

Напоминая срок

Последнему воину своему,

Мичман часы протянул ему:

Не подведи, браток!

Дисков достаточно.

С ревом идет,

Блеск штыков выставляя вперед,

Атакующий вал.

Глянул моряк на часы: восьмой.

И пылающей щекой

К автомату припал.

Еще атаку моряк отбил.

Незаметно пробравшись в тыл,

Ползет фашистский солдат.

В щучьих глазах —

Злоба и страх.

Гранаты в руках, гранаты в зубах,

За поясом пара гранат.

И в автоматчика все пять штук

Он их швыряет подряд…. Но вдруг,

Словно самою землею рожден —

Вырос русский моряк большой

С окровавленной рукой.

Быстро зубами белыми он

С последней гранаты сорвал кольцо,

Дерзко крикнул врагу в лицо:

А ну-ка, фриц! Взлетим мы, что ль,

За компанию до облаков?

От взрыва застыли стрелки часов

На девяти ноль-ноль.

 

Возвращение

Пара шагов от стены к окну,

Немного больше в длину —

Ставшая привычной уже

Комнатка на втором этаже.

В нее ты совсем недавно вошел.

Поставил в угол костыль,

 

Походный мешок опустил на стол,

Смахнул с подоконника пыль

И присел, растворив окно.

Открылся тебе забытый давно

Мир:

Вверху — голубой простор,

Ниже — зеленый двор,

Поодаль, где огород,

Черемухи куст цветет…

 

И вспомнил ты вид из другого жилья:

Разбитые блиндажи,

Задымленные поля

Срезанной пулями ржи.

Плохую погоду — солнечный день,

Когда, бросая густую тень,

Хищный «юнкерс» кружил:

Черный крест на белом кресте,

Свастика на хвосте.

«Юнкерс» камнем стремился вниз

И выходил в пике.

Авиабомб пронзительный визг,

Грохот невдалеке;

Вспомнил ты ощутимый щекой

Холод земли сырой,

Соседа, закрывшего голой рукой

Голову в каске стальной.

Пота и пороха крепкий запах…

Вспомнил ты, как, небо закрыв,

Бесформенным зверем на огненных лапах

Вздыбился с ревом взрыв.

Хорошо познав на войне,

Как срок разлуки тяжел,

Ты из госпиталя к жене

Все-таки не пришел.

И вот ожидаешь ты встречи с ней

В комнатке на этаже втором,

О судьбе и беде своей

Честно сказав письмом.

Ты так поступил, хоть уверен в том,

Что ваша любовь сильна,

Что в комнатку на этаже втором

С улыбкой войдет жена.

И руки, наполненные теплом,

Протянет тебе она.

 

* * *

Не просил ли я,

Не молил ли я —

Неизвестно, что впереди, —

Приходи ко мне, моя милая,

Не печаль меня, приходи…

Между долгими, между страстными

Поцелуями, как в бреду,

Встретив взгляд мой очами ясными,

Отвечала она:

Приду…

Жил с надеждою,

Ждал с тревогою

Свою нежную,

Светлоокую,

Но лишь снег кружил над дорогою,

Над березою одинокою.

Ты, красавица моя стройная,

Ты скажи мне, береза русская,

Где она, моя беспокойная?

Моя гордая, моя русая?

 

100-летие «Сибирских огней»