Вы здесь

Профессионал

Рассказ
Файл: Иконка пакета 05_zeldin_p.zip (13.63 КБ)

Сергей Павлович был забубенная головушка. Он еще был жив, но его жизнь не стоила ни копейки. Все уже было обдумано, все решено, и оставалось лишь взять и убить себя.

Как Сергей Павлович стал самоубийцей? Как все: у него была плохая жизнь. Жизнь не заладилась, не сложилась, а под конец и вовсе пошла наперекосяк. Вообще, он больше не собирался говорить на эту тему.

«Как?» — вот о чем он думал день и ночь.

Собственно, думать о смерти любят все. Ницше писал, что мысль о самоубийстве помогла ему пережить не одну тяжелую ночь. Впрочем, Ницше был псих.

Однако и нормальные люди часто думают о смерти. Только совсем уж идиоты о ней не думают, а просто прыгают с крыши. А нормальные — думают, но так, в плане самодисциплины, по методу Ницше.

Сергей же Павлович думал о самоубийстве на полном серьезе, он, можно сказать, уже перешел невидимую черту, отделяющую нас от царства мертвых.

Однажды он сидел на кухне и, как обычно, размышлял о смерти...

Благородная пуля

Один писатель сказал, что единственно благородный способ покончить с собой — это выстрел из пистолета. Сергей Павлович выпил рюмку лечебного бальзама «Вигор», закусил салом и задумался. Пистолета у него не было.

Он выпил еще одну рюмку и стал соображать, где взять пистолет. Вдруг он ударил себя по лбу и радостно засмеялся. Пистолет был! Только на работе.

Сергей Павлович служил инкассатором в Проминвестбанке. Инкассатору оружия не полагалось. Поэтому его охранял милиционер Коля Шевчук.

Коля Шевчук был громадный пузатый хлопец. В черном комбинезоне, бронежилете, который закрывал лишь середину живота, в каске, с пистолетом, наручниками и баллончиком газа под нежным названием «черемуха», он возвышался над Сергеем Павловичем, как гора. Он был такой внушительный, что еще ни один грабитель не решился напасть на него или на Сергея Павловича.

Разбитная заведующая аптекой № 5 каждый раз спрашивала у Коли: «Когда?» — отчего он краснел как рак. Заведующая призывно хохотала и кроме сумки с выручкой совала им бутылку «Вигора» или пузырек со спиртом.

Коля часто доставал свой «макаров» и подолгу его разглядывал. Это был недалекий сельский обалдуй, и его, вероятно, легко можно было обвести вокруг пальца. Сергей Павлович представил себе, что вот они сидят в дежурке. Коля, как обычно, занимается тем, что вынимает пистолет, целится в зеркало и говорит: «Пх-х!» Сергей Павлович просит у Коли подержать пистолет, делает вид, что любуется им, потом вдруг говорит: «Счастливо оставаться!» — и вышибает себе мозги. Ну, как-то так.

Сергей Павлович выпил «Вигора» и закусил хлебом с маслом.

Хорошо! Да. Хорошо, да не очень.

Во-первых, не нравилась ему эта спешка, скоропалительность. Ему хотелось, чтобы смерть была подлиннее, чтобы было засыпание, угасание, такое, что ли, погружение в темные воды Леты, то есть Стикса. А не так — бац! — и до свидания. Во-вторых, жалко было Колю: он тоже как-никак человек. А теперь его выгонят из органов, заберут пистолет, и не факт, что он где-то еще устроится.

Короче, пистолет отпадал.

Пуля — дура, штык — молодец

Сергей Павлович поглубже засунул в мусорное ведро пустую бутылку.

Жена была на работе. Саня гулял неизвестно где. Кошка Бася поглядела на хозяина, лизнула себя в грудь и опять заснула.

Сергей Павлович задорно усмехнулся и достал из аптечки пузырек со спиртом. Он налил себе на донышке и выпил.

В глубине души он уже склонился к иному виду суицида — старому доброму вскрытию вен. Тут было и засыпание, и увядание, и погружение в небытие. Но этот способ был очень кровав.

Он представил, как «обрадуется» Наталья, когда найдет его сидящим в углу, прижавшим к груди любимую книгу «Мастер и Маргарита», а из другой руки натекло пять литров крови! Пять литров — это почти две трехлитровые банки! И как потом жить в этой комнате? Что скажет квартирная хозяйка? А кому отмывать всю эту кровищу? Да Натка целый год будет проклинать его и плевать в его траурный портрет!

Можно, конечно, перерезать себе вены сидя на полу в туалете и спустив руку в унитаз. Это было бы очень символично — жизнь, спущенная в никуда. Но унитаз... Запах, и вообще.

Оставался последний выход — вскрыть вены не дома, а где-нибудь в другом месте, скажем на природе. Был у Сергея Павловича заветный уголок в Гидропарке: там, где кончается пляж, на берегу Тетерева высился бугорок или, как бы иначе сказать, холмик, покрытый муравой и купкой деревьев.

Сергей Павлович хлебнул из пузырька и размечтался.

Вот приезжает он в Гидропарк вечером на троллейбусе. Далекий, чужой, бредет он по песку, мимо мамочек с детками, мимо волейбольной площадки, где взлетают бронзовые тела молодежи, мимо девушек с голыми грудями, идет, идет и приходит на свой холмик. С ним пакет, а в пакете все необходимое для самоубийства: бутылка армянского коньяка, копченое мясо, сыр чечил, помидоры, лаваш и опасная бритва. Хотя нет, сейчас бритвы не выпускают. Ну, неважно, можно купить в канцтоварах нож для бумаги, он острый не хуже бритвы.

И вот, дождавшись, когда светило солнца навсегда скроется за горизонтом и вспыхнет пышная лампада луны, он полоснет себя по горлу и будет лежать, затухающим взором уставившись в звездную бездну...

Тут Сергея Павловича передернуло: а собаки?! В Гидропарке их туча. На этом месте он в компании пару раз жарил шашлыки и прекрасно знал, как оно будет. Сначала собаки усядутся полукругом и станут заглядывать в рот. А когда он умрет, начнут потрошить пакет, жрать объедки и, чего доброго, обгрызут и его! И даже если не обгрызут, то будут, ублюдки, шляться вокруг всю ночь, вонять псиной, мочиться и срать! Нет уж, спасибо! Сергей Павлович ненавидел собак. Он любил кошек.

Он допил спирт в пузырьке и мрачно задумался.

Большой куш

Хорошо, а если так... Зачем погибать даром? Он не собирается отрицать, что виноват перед семьей: загубил Натальину молодость, профукал квартиру, бил Шурика. Что ж, теперь он отдаст им свой долг!

Значит, так. В четверг его привозят из Киева на броневике с валютной сумкой. В банке в это время обед. Он не идет в кассу, а идет в туалет. Рассовывает пачки по пазухам одежды, болтает как ни в чем не бывало и выходит на улицу. Пока закончится обед, пока то да се, пока до конца осознают все размеры ЧП — пройдет час, не меньше.

Он садится на троллейбус и едет в городской парк имени Гагарина. Там, за летним театром, его уже ждет Шурик. Он вручает сыну доллары, дает отцовские наставления: тратить валюту с умом, не пить, не курить, беречь маму. После наставлений благословляет сына, они обнимаются и прощаются навсегда. Сын уходит вдаль по аллее, оборачиваясь и плача, а он тут же, за летним театром, вешается. Или нет, бежит на подвесной мост высотой тридцать четыре метра и прыгает в речку Каменку, мелкую и грязную...

Голубая бездна

У Сергея Павловича защипало в носу и зачесались глаза. Он поглядел пустой пузырек на свет и вздохнул.

«Засыпятся, — подумал он. — Сразу попадутся, особенно Наталья. Еще посадят».

Эх, уйти бы из этой жизни тихо, по-английски, как Сократ, не оставив после себя ни малейшего следа. Сами лежите на ваших вонючих кладбищах, в могилках под пластмассовыми цветами!

Сергей Павлович погладил спящую кошку по голове и закурил бычок...

На силикатном карьере, что возле кирпичного завода, чистая, голубая, как небо, вода. Тишина. Глубина метров двадцать. Он закапывает одежду в песок. Надевает на шею петлю, на другой конец веревки привязывает кирпич и изо всех сил плывет на середину карьера — там недалеко. Это путешествие в один конец. Главное, чтобы в этот момент никакая харя не показалась на берегу с полотенцем и надувным кругом под мышкой...

 

Вдруг щелкнул замок, хлопнула дверь. С работы пришла жена, усталая и злая.

Все мысли о смерти вылетели из головы Сергея Павловича. Он заметался по кухне.

100-летие «Сибирских огней»