Единый ресурс русскоязычных журналов и альманахов
Литературный подкаст
Увеличить
Решаем вместе
Считаете, что объекты культурного наследия находятся в плохом состоянии?
Расскажите об этом
Пн. 14:00 – 17:00
Вы здесь
Психея в странствии ночном...
Цикл стихов
Файл: 
09_naumenko_psihea.zip (5.49 КБ)
09_naumenko_psihea.zip (5.49 КБ)
Виталий НАУМЕНКО
«ПСИХЕЯ В СТРАНСТВИИ НОЧНОМ…»
* * *
Туманы севера — веселые туманы,
сквозь ваш бесцветный гнет
я вижу, небо в кружке оловянной
ко мне плывет.
О город, зараженный белокровьем,
не мы приехали, дела нас привели,
и, словно листья, бросили на кровли,
и, как траву весной, сожгли.
Дымы веселые, мы носимся повсюду,
где место только для других,
Мы дворникам наследуем простуду
и щиплем девушек нагих.
Куда бегут гостиничные воды? —
чего нам уготовил рок:
Холодные и ласковые своды,
иль пива теплого глоток?
«Красная комната»
Смотрите, в какой блокнот
записываю стихи;
графин золотой поет,
но губы его сухи.
Коня обретает мысль,
душа — неприличный цвет,
и сам я уже Матисс,
и это мой кабинет.
Я сам, как графин, пою
порой, а порою так,
как будто не отдаю
отчета в своих мечтах.
В разбеге мой бедный стих
заносит куда-то вбок,
я выплыву, но мотив
пылает — глубок, глубок.
* * *
Нет, это лето много значит;
город полупустой —
кто на Байкале, кто на даче,
и я один — с тобой
в углу, где цвет провинциальный
не так цветет,
и приглушён сам говор дальний
небесных сладких вод.
Ты все загадочней, я проще,
а мой предшественник зато
с собакой прошагал из рощи:
теперь — никто.
И я никто, но по-другому:
всё явственнее гул дневной,
что медлит, подступая к дому,
где ты со мной.
* * *
Мне бы хотелось знать,
как нежнее откинуть прядь
со слишком земного лба.
Кто там летит — в окне
похожий на всех равно? —
в руке у него труба.
И трубка в зубах. В груди
моей уже, погоди,
что-то часы спешат.
С полночи во дворах
снежный клубится прах,
это расход, распад.
Но не прощанье, нет
(Жаль, этот бедный свет
не удержать в руках).
Трубка, прости, у нас
есть и закон и час,
но и любовь и страх.
* * *
Петь песнь пастушью я и не собирался
но случилось вот что: приходят овцы
и ни бэ ни мэ
лишь за дудкой ходят.
О любви сыграл я на удивленье
овцы плачут, враги мои засмеялись
Я о смерти, овцы заволновались
облака прижались к моим коленям.
Я качаю зелень полуземную,
те меня не желают, а те целуют
Только овцы повсюду идут за мною.
* * *
Мне обнажили слух и зренье
листвы шумящей и простой
холодное преображенье
и первый звук за пустотой.
Среди своих, за сигареты
расплачиваясь, шоколад,
я мертвых слушаю секреты
и вижу, как пустеет взгляд.
И потому душа — для шума,
а речь тебе посвящена
скучающая, но не думай,
что ты понять меня должна.
Достаточно уже усилья.
Мутна осенняя вода,
и тьма забита снежной пылью
всегда.
* * *
Открытый северу, держись —
тебе уже не будет проще,
хотя безжизненно свежи
неледенеющие рощи.
Хотя безжизненно свежи...
Плевать, что осень все чудесней,
что как про это ни скажи,
выходит глупость
или песня...
Перебегающие вскачь
за гаражи, одноэтажки,
ветра напутствуют, хоть плачь,
на долгий век —
смешной и тяжкий.
А если будущее все ж
тебе покажется недлинным,
то есть другая глушь и ложь,
и беспредметные долины.
* * *
Нет, мало зиму пережить
и закрутить метель в баранку,
затем проехаться на санках
и бабу снежную слепить.
Психея в странствии ночном
так холодна и одинока,
что страшно даже ненароком
слегка задеть ее огнем.
Лед это лед, а даль есть даль,
которую мы не узнали,
кто вспомнит, что было вначале,
когда останется печаль?
Как забормочет водосток,
мы тоже выйдем к водопою,
имея, в общем, за душою
лишь ледяной воды глоток.
* * *
Прошли вереницы героев, —
Где плещутся их острова?
И лето мучительным зноем
Пытает листву и слова.
Кого мы с тобой победили
В смятении копий и стрел?
Не стоит ни слез, ни усилий
Тот город, который сгорел.
Но снова небесная Троя
В сиянии влажном стоит,
И щит молодого героя
На солнце нелепо горит.
Бежит отраженное пламя
Хребтами растений и рек,
И все, что случается с нами,
Останется с ними навек.
* * *
Я не умел красиво говорить,
Но я старался говорить красиво,
Чтоб никого слезами не смутить,
Не переврать ни одного мотива.
Мой воздух — воск, и я пишу на нем,
Пока дышу, покуда льются в пене
И этот мед, который мы не пьем,
И голубые римские ступени.
Чего, душа, ты хочешь от меня?..
* * *
...перебродившая листва
напоминает одеяло,
которое не ты связала,
и под которым сплю не я
о, эта крона, где дрожат
под низким выскобленным
светом,
перебираемые ветром,
мазки,
и гулкий купол сжат
фантомы статуй и планет,
лежащих за пределом зренья,
летят как в первый день творенья
на свет
