Тонкая работа

Жанна позвала Администратора. Он упирался и не хотел приходить, расстроенный своей неудачей и страдающий от чувства вины. Но Жанне удалось убедить его, что он забыл у нее что-то важное, и ему пришлось согласиться.
Когда Администратор пришел, Жанна, не давая ему опомниться, быстрыми движениями заперла его сердце и закрыла его душу, готовая на страшный эксперимент.
Администратор не ожидал такого поворота и не мог ничего поделать. Теперь его операционная система была полностью во власти Жанны и единственное, что ему оставалось — покорно ждать ее решения. Он не просил ее ни о чем, поскольку понимал, что любое действие будет недостаточным наказанием за его оплошность, поэтому он смирился и заранее попрощался со всеми своими воспоминаниями и с самим собой, каким он был.
Жанна открыла терминал его души. Плоть и дух Администратора, почти все, чем он был, распалось на тысячи отдельных символов, разбилось на закодированные строки и предстало перед девушкой в первозданном виде.
Она смотрела на человеческую жизнь, расшифрованную до уровня знакового кода. Она много раз прочитывала эти бесконечные строки и выделяла закономерности, анализировала и изучала. Только так она могла научиться понимать принципы работы системы.
А потом она решила попробовать написать жизнь сама. Новую жизнь для Администратора, по аналогии со старой, но другую. Она несколько дней сидела, не отрываясь от работы, но программа так и не запустилась. Она долго искала ошибку, вновь и вновь перечитывала строки, но так ничего и не нашла...
Жанна несколько дней без устали работала над своей проблемой, и вот, когда девушка почти отчаялась, ее осенила неожиданная догадка — всплыла из глубины подсознания. Да, ошибки нет, и в этом как раз проблема. Ошибка должна быть! Маленькая, незаметная деталь, неточность, нелогичность, безрассудность — то, что и делает жизнь жизнью.
Она удалила точку с запятой в конце одной из строк, наугад, и программа удивительным образом заработала. Жанна видела, как открываются глаза Администратора, как наполняется воздухом его грудь, как покрывается морщинами лоб. Она чувствовала, как наливается переживаниями его душа, как боль и радость сливаются в едином порыве, как из глубины его сердца поднимается жизнь, как она разносится через вены по всему телу и освещает его невидимым смыслом.
Администратор не помнил Жанну и решил, что она — просто мастер, подкорректировавший сбившуюся систему. Он поблагодарил девушку и ушел, а Жанна осталась одна со своим новым умением и с новыми возможностями, зная, что больше Администратор никогда не допустит своей прежней ошибки и не попытается насильно запустить вирус «Любви» в чье-то сердце.
Теперь ей оставалось только собрать дистрибутив для самой себя. Такой, какой хотела только она и какой только она сама могла создать.
Она задавала основные параметры реальности такими, какими всегда мечтала их видеть: струящаяся вода, которая не просочится сквозь ладони; яростный огонь, не обжигающий пальцы; воздух, который можно потрогать. Она прописывала злое солнце и теплую луну, дырки звезд в ночной палатке и голубые облака на белоснежной скатерти неба. Она делала мир таким, каким хотела его видеть, и именно таким он теперь будет для нее всегда. И в этом мире будет Любовь, не приносящая боли и страданий. Не вирус, но полноценная программа, помогающая работать всей системе, наполняющая действия смыслом, а не разрушающая сознание.

Она скомпоновала лучшие программы, снабдив каждую уникальной случайностью — и запустила переустановку.
И вот уже новая Жанна смотрела на мир сотней широко открытых глаз. Жанна, которая больше не боялась жить, потому что знала, что теперь она сама — администратор собственного сердца…

Иногда было очень просто отделить какое-то чувство, вырезать его из общей массы и отбросить лишнее. Но ни разу ещё этим чувством не была идеальная и светлая любовь, к которой так стремился мастер. Любовь пряталась среди других мелких эмоций, цеплялась за них, образуя неразрывные лабиринты и клубки страстей, путаясь с ревностью и ненавистью, разъеденная слезами, она никак не хотела отделяться.
Но мастер не отчаивался, находя новые души снова и снова.
А женщина всё приходила. Убирала стружки с пола, садилась у него за спиной и молча смотрела. В мастерской всё время стояла такая тишина, что можно было потрогать её руками. Стружки падали на пол бесшумно, и только скольжение лезвий по тонкой оболочке душ почти монотонно вплеталось своими волокнами в плоть тишины. Она брала тишину в свои руки, собирая в большие пушистые комки слов только тогда, когда мастер отдыхал и хотел поговорить с ней. Но пока он работал, она просто молчала, потому что сосредоточенность его действий и сила его мыслей повисала в воздухе тяжёлой дымкой, сплеталась с плотью тишины и заставляла её восхищенно задыхаться.
Он отдыхал после каждой новой неудачи, слушая её странные истории о живых людях, и пытаясь найти в них ключ к своей ошибке. И когда после каждой новой истории ему казалось, что он понял причину, он неожиданно кидался к столу, хватая новую душу и продолжал работу.
Но однажды души закончились. Мастер больше не знал, чью жизнь расчленить на своем столе. Запасы судеб исчерпались, когда он разбил хрустальный шар своего лучшего друга.
Женщина взяла щетку, бережно собрав то, что осталось от жизни, — и смешала эти осколки с остальными. А потом села рядом с мастером и положила руки на его усталые плечи. Она понимала, что запас судеб исчерпан, но мастер всё равно не выйдет наружу, пока не добьется своей цели…
Он посмотрел ей в глаза, и она всё поняла.
Если предыдущие души он отобрал, разрезав линию судьбы и оторвав жизнь от тела, то эту — единственную — получил добровольно. Она просто отдала мастеру свою душу, вложила в его руки зубчатую звезду, окруженную слабым золотистым блеском. Принимая её, мастер был совершенно уверен, что теперь, наконец, сможет создать идеальную любовь.
Он принялся за работу усерднее, чем обычно. Инструменты в руках не успевали сменять друг друга. Он закусывал губы и хмурился, пытаясь найти ненаходимое, двигался уверенно, как никогда, чувствуя и понимая, насколько близок сейчас к своей цели.
Но инструменты ломались, натыкаясь на острые лучи, куски откалывались неровно, лезвия, соскальзывая, оставляли царапины… Но мастер всё равно был уверен в своем выборе, и поэтому продолжал шлифовать, строгать и резать, и целый водопад стружек сыпался на пол, из-под его уверенных рук.
А через три дня он вдруг заметил, что весь пол усыпан пыльцой и осколками, а щетка нетронутой лежит в углу. И почувствовал, что никто больше молчаливо не следит за его работой. Но он никак не хотел признавать, что ошибся, и продолжал строгать и кромсать остроконечную золотую звезду, пытаясь добраться до идеальной сердцевины, найти причину и цель, понять, почему женщина всё это время молча сидела за его спиной… Но инструменты в руках переставали слушаться и ломались, не в состоянии пробить тонкую зеркальную оболочку ядра.

К тому времени как сломался последний нож, от огромной звезды, еле помещавшейся в стальных тисках, остался лишь неровный светящийся комок, а стружки покрывали весь пол. Мастер отбросил ненужные изломанные лезвия и начал кромсать остатки ногтями, пытаясь добраться до сути. Пока последняя стружка не упала на пол, не оставив под собой ничего…
И тогда он впервые отошел от своего опустевшего стола. Он взял щетку и собрал гору золотистых осколков, смешав их с остальными. А потом посмотрел на стружки, ссыпанные в коробке. Они были разными. Большие, завивающиеся в кольца и спирали. Маленькие, спутанные в клубки и похожие на перья. Совсем крошечные, рассыпающиеся светящейся пыльцой. И каждая из них была чьей-то невысказанной идеей, чьей-то безответной любовью, чьей-то несбывшейся мечтой. И каждая из них искрилась, отражая свет, который рисовал на стенах мастерской звёздные карты несуществующих галактик.
Он опустился на колени и пропустил свои тяжелые пальцы сквозь миллионы искрящихся стружек. А потом вынул руки, покрытые маленькими кусочками чужих душ. И каждый из этих кусочков был отдельным произведением искусства, целостным, живым, законченным и бесконечно прекрасным. Каждая из этих стружек была единой мыслью, кристаллизованным чувством, идеально отсеченным от целого. Была тем, что он всё это время пытался создать. Бережно собранные, все эти бесценные творения лежали сейчас в коробке, и каждое из них было достигнутой целью. И он смотрел на стружки, пытаясь найти среди них идеальную любовь, час за часом перебирая мелкие кусочки, закапываясь в них с головой, он искал своё главное творение… а на столе, незамеченная и крошечная, лежала искрящаяся песчинка — сердцевина золотой звезды…