Вы здесь

Возьми меня с собой

Галина КУДРЯВСКАЯ
Галина КУДРЯВСКАЯ



ВОЗЬМИ МЕНЯ С СОБОЙ
Рассказ


Их одели и повезли на автобусе. Асе все было интересно. Она, сняв варежку, украдкой, чтобы никто не видел, гладила сиденье рукой. Мягкое и гладкое, оно казалось живым.
Потом автобус остановился, и Асю вместе с другими детьми повели в дом. Дом был большой и походил на их дом, но это был другой дом. Ася это понимала. Она так и думала: «Этот дом походит на наш дом». Но здесь было не совсем так, как в их доме. Похоже, но не так. Тут дверь зеленая, а в их доме — красная. И другой половик у дверей, и на окошке другие цветы, и шкафчики для одежды совсем не такие, и дети другие. И другие тети. Ася знала: их зовут воспитательницами. Ася была умненькая девочка. И это Ася тоже знала. Сколько раз кто-нибудь из теть говорил, показывая на нее: «Эта умненькая…»
Ася знала, что бывают мальчики и девочки. А еще она знала, что и мальчики, и девочки бывают «дураки» и «умненькие». А из «дураков» бывают «совсем» и «ничего». Этот «совсем», говорили у них про Андрюшу, а эта еще «ничего» — про Катю.
Ася знала, что быть «умненькой» лучше, чем «совсем» или «ничего». Умненьких чаще берут на руки, целуют, дают им самые красивые игрушки. Но «совсем» и «ничего» лезут и отбирают игрушки. Ася отдает им игрушки, и воспитательницы говорят про нее, что она добрая, не жадная. И Ася знает, что добрая — это хорошо, а жадная — плохо. Иногда ей очень не хочется отдавать игрушку, но она пересиливает себя, чтобы не быть жадной.
С ними в автобусе ехала воспитательница, которую звали Ириной Ивановной. Она завела их в группу — так называют те комнаты, где живут дети. Свои. Потому что есть «свои» или «наши», а есть «чужие» или «не наши». Когда во время прогулки к ним подходят незнакомые девочки или мальчики, воспитательница говорит: «Во, чужой попал, ну-ка, иди в свою группу».
Ирина Ивановна помогла всем раздеться и сказала чужой тете, которая была в этой чужой группе: «Вот, пополнение привезла, принимайте».
Чужая тетя не понравилась Асе. Она посмотрела на них без улыбки и спросила нехорошим голосом:
— Умненькие-то хоть есть?
Ася чуть было не крикнула: «Я умненькая!» Но эта тетя так смотрела на нее, что язык не послушался Асю.
— Только вот эта, ее зовут Ася.
— Казашка, что ли? Наверное, не Ася, а Асия?
— Нет, она татарка.
Так Ася узнала, что она еще и татарка. И ей почему-то показалось, что не так уж это и хорошо быть татаркой.
— Что-то она больно большая, — сказала чужая тетя.
— Да, она у нас крупная не по возрасту. Ей только на днях три исполнилось, никто не верит.
Ася внимательно слушала. Что она большая и крупная, ей уже давно известно. Быть большой, это не очень хорошо. Про маленьких говорят, он еще «маленький», а про больших, ты уже «большой». Но Ася знала, что она и большая и маленькая одновременно. «Да она только на вид большая, а по годам маленькая», — говорили про нее.
— Отказные есть? — опять нехорошим голосом спросила чужая тетя.
— Из этих только один не отказной — Андрюша. Да он насквозь больной. Больше в больнице лежит.
— Значит, вечные детдомовцы, — чужая тетя смотрела на Асю. — Эту вашу умненькую, если бы не татарка, давно бы забрали.
— Да уж, — вздохнула Ирина Ивановна, — татары и казахи к нам совсем не обращаются. У них своих полно. А русские не берут: сразу видно, не твой ребенок.
Ирина Ивановна обняла Асю.
— Вот это ваша новая воспитательница, Наталья Юрьевна. Повтори.
— Наталия Юриевна, — четко выговорила Ася.
— Ты смотри, она уже «р» выговаривает, — удивилась Наталья Юрьевна и улыбнулась Асе, но Ася не улыбнулась ей в ответ.
Ей не нравилась Наталья Юрьевна. Ася уже знала, что она «недобрая», «добрые» не говорят таким голосом.
Ирина Ивановна сказала:
— Идите в группу, я сейчас приду, — и вышла.
Ася послушно пошла в чужую группу, где были чужие дети, села на стульчик и стала ждать, когда придет Ирина Ивановна, оденет ее и повезет на автобусе в свой дом, в свою группу.
Чужая воспитательница Наталья Юрьевна и еще одна тетя, которую зовут нянечкой, потому что она всегда приносит еду, убирает постели и моет пол, стали читать какие-то бумаги. Ася услышала знакомые имена и поняла, что в этих бумагах написано про них. Она уже знала, что есть книжки, в них буквы, а из букв складываются разные слова, их можно прочитать, из слов получается рассказ или сказка.
Ася очень любила, когда воспитательницы читали им книжки. Там было про деда и бабу, про курочку рябу. Ася сама могла рассказывать все, что им читали. Воспитательницы говорили, что у нее хорошая память.
В этих бумагах, похожих на книжки, было написано про них: про Асю, про Андрюшу, Лиду, Веру, Наташу. Другие дети играли, только Ася сидела и слушала, о чем говорят Наталья Юрьевна и нянечка.
— Вон ту, татарочку, мать бросила одиннадцатимесячную. Вот одна отказная, вот вторая, эта уже из колонии. В пятнадцать родила, в шестнадцать уже в колонии, хороша мамочка. Вот и метрики. Точно три года, ни за что бы не поверила, здоровая девка. Может, не травила ничем да грудью кормила, пока не посадили. По их вере нельзя аборты делать.
— Сейчас по всем верам все можно, — вздохнула нянечка.
Ася не понимала почти ничего, кроме того, что это про нее, и от того, что там написано, зависит, будет ей хорошо или плохо. И ей так хотелось, чтобы там было написано хорошо.
Но еще больше хотелось, чтобы пришла наконец Ирина Ивановна и увезла их в свой дом, где никакая Наталья Юрьевна не будет плохим голосом читать бумаги, похожие на книжку, где что-то нехорошее написано про нее, Асю.
Ася сидела на стуле. Принесли обед. Воспитательница показала новеньким, где их места. Она долго разбиралась, кто из них кто. Только Андрюшу сразу запомнила, потому что остальные были девочки. Ася — татарка, а остальные — казашки. Так сказала Наталья Юрьевна. Девочки говорили очень неразборчиво, потому что одна из них, Лидочка, была «ничего», а две, Вера и Наташа, «совсем». И воспитательница спрашивала Асю: вот эта Лида, а вот эта Вера? И Ася показывала ей, где Лида, где Вера, где Наташа, но она все равно всех их перепутывала.
— Ну, иди-ка, красавица, за стол, вот твое место, — сказала она Асе.
— Нет, — ответила Ася, — я подожду Ирину Ивановну, она скоро придет, и мы поедем обедать домой.
Наталья Юрьевна рассмеялась.
— Иди, иди, а то будешь ждать до морковкина заговенья.
Ася не знала, что такое морковкино заговенье, но по смеху воспитательницы поняла, что ждать ей придется долго.
— Ну и что, — решила она, — я лучше подожду и буду обедать дома.
Наталья Юрьевна рассердилась и, схватив Асю за руку, перетянула ее к столу вместе со стульчиком. Ася упиралась, но силы были неравные.
— Вот еще фокусница, буду я тут с тобой возиться, а ну-ка, ешь! — приказала воспитательница и сунула Асе ложку в руки.
Ася сидела у стола, держала в руках ложку, и слезы одна за другой капали в суп.
— Ты мне прекрати сейчас же, а то уйдешь в раздевалку и будешь там сидеть, пока все не поедят. Сейчас вся орава начнет выть из-за одной. Ешь, сказано, — и она замахнулась на Асю.
Ася втянула голову в плечи и, набрав в ложку суп, поднесла ко рту.
— Открывай рот! — скомандовала Наталья Юрьевна. — Бери ложку в рот.
Ася взяла ложку в рот и судорожно вздохнула. И задохнулась, почти потеряла сознание. Она не поняла, что с ней делают, зачем переворачивают вверх ногами и колотят по спине.
— Ну, паршивку бог послал, — покраснев от напряженной возни с Асей и видя, что к ней уже возвращается жизнь, проговорила Наталья Юрьевна. — С такой навозишься, отвечай потом за нее, лучше бы уж все вот такими были.
Она взглянула на Лиду, Веру и Наташу, послушно доедающих второе.
— С этими умненькими и до греха недалеко.
Так Ася впервые узнала, что быть «умненькой» не так уж и хорошо. Но есть ее больше не заставляли. Ей очень хотелось спросить, когда придет Ирина Ивановна и заберет их, но она боялась. Все поели, и Наталья Юрьевна повела их в туалет и в умывальник. Ася пошла за ними, потому что давно хотела писать и терпела.
— Наталия Юриевна, — потрогала она воспитательницу за ногу, — дайте мне горшок.
— Не принцесса, про горшок забывай. Вон, гляди, как другие делают.
Ася поглядела. Там были какие-то кабинки, и в них такое устройство — ямка и две такие штучки, куда другие дети ногами становились. Ася пошла и стала так делать, как другие. Было очень неудобно, она потянулась рукой, чтобы за стенку подержаться, но не достала и чуть не упала.
— Наталия Юриевна, у меня мокрые колготки.
— Растяпа ты! — рассердилась Наталья Юрьевна. — Такая большая, а сесть, как следует, не умеешь. Только фокусы строить умеешь. Иди, снимай все с себя, надевай чистое.
— А Ирина Ивановна скоро придет? — осмелела Ася.
— Забудь про свою Ирину Ивановну.
И Ася поняла, что Ирина Ивановна не придет никогда.
Ася легла на кроватку, которую ей показала Наталья Юрьевна. В этом доме и кроватки были другие. Там, где Ася жила раньше, кроватки были огорожены сетками, а тут сеток не было. Ася лежала, смотрела в потолок и думала, что Ирина Ивановна не придет, и ей хотелось плакать.
— Всем закрыть глаза, — приказала Наталья Юрьевна и подошла к девочке, что лежала рядом с Асей. — Ну-ка, сейчас же руки поверх одеяла! Опять ковыряешь, где не надо.
Воспитательница повернулась к нянечке.
— Последи за ней, пока не уснет.
Ася ничего не поняла из слов воспитательницы, но почувствовала, что Наталья Юрьевна говорила что-то очень-очень нехорошее, такое, когда накакаешь в штанишки нечаянно — и стыдно сказать, и хочется куда-нибудь спрятаться.
Нянечка села рядом с Асиной кроваткой и все смотрела на ту девочку и грозила ей пальцем. Девочка плакала потихоньку, вздыхала тяжело и крутилась на постели, и Ася никак не могла уснуть. А потом уснула. И увидела свой дом и Ирину Ивановну, и там, в своем доме, они с Ириной Ивановной справляли Асин день рождения. Ася знала, что это такое. Это когда тебе вчера было два года, а сегодня день рождения, и тебе уже три.
— Скажи, Ася, сколько тебе теперь лет? — спрашивает Ирина Ивановна.
Ася, нажимая на букву «р», громко кричит:
— Тр-р-ри!
— Умница! — Ирина Ивановна целует Асю.
Ася открыла глаза. Наталья Юрьевна стояла над кроваткой той девочки и трясла ее за плечо.
— Ну-ка, быстро подымаемся! Все подымаемся быстро, быстро. Ира! Вовремя надо засыпать, а не заниматься всякой пакостью, слышишь меня? Вставай! Ася, вставай, одевайся, — повернулась она к Асе. — Постель свою заправляй.
Ася еще никогда не заправляла сама постель, в их доме это делали нянечки, но ей нравилось делать что-нибудь самой. Быстро одевшись, Ася принялась за работу, старалась так, что даже слюнки потекли. Смотрела, как другая девочка заправляет, и пыталась все повторить. Получилось красиво.
— Ты почему все перепутала? Только вредничать умеешь. Глаза у тебя есть? Покрывало нужно сверху, а одеяло внизу, — Наталья Юрьевна испортила всю Асину красоту. — Переделывай!
Ася стояла у кроватки, наклонив голову.
— Ты что, не слышишь? Переделывай, я говорю.
Ася не могла переделывать, потому что было красиво и больше у нее так не получится. Наталья Юрьевна взяла ее за плечо.
— Бери одеяло.
Ася не двигалась.
— Бери одеяло! — рука потрясла ее и сдавила плечо сильнее.
Ася пыталась освободить плечо.
— Да я сама уберу, — вмешалась нянечка.
— С первого дня не приучим к порядку, потом намучаемся, знаю я эту породу.
Наталья Юрьевна взяла Асины руки в свои и так, двигая Асиными руками, убирала постель.
Потом все пошли полдничать.
— Можешь не ходить, — сказала Асе Наталья Юрьевна, — не заслужила.
Ася первая подбежала к столику, села, схватила кусок пирога и затолкала его в рот, глядя на Наталью Юрьевну.
— Ты посмотри на нее, как волчонок, — Наталья Юрьевна отобрала у Аси пирог, прямо изо рта вытащила и отдала Вере: — Ешь! А ты посиди, погляди, научись себя правильно вести.
Когда все поели, она принесла Асе пирог и молоко. Но Ася есть не стала. Она ничего не хотела делать для Натальи Юрьевны, потому что Наталья Юрьевна ее не любит. Ася не умела жить и слушаться, когда ее не любят. Ей очень хотелось плакать, но она не плакала, потому что знала, что Наталья Юрьевна хочет, чтобы она, Ася, плакала.
В это время открылась дверь, ведущая в раздевалку, и в группу заглянула новая тетя с очень добрыми глазами.
— Мама, мама пришла! — закричали все хором, а Наталья Юрьевна нахмурилась.
— Моя мама! — закричал один мальчик, а другой стукнул его по голове и еще громче закричал:
— Нет, моя!
— Всем сидеть! — приказала Наталья Юрьевна и тихо добавила, но Ася услышала: — Помощница. Ходят, только детей травят. На целый день бы тебя сюда.
И добавила громко:
— Проходите, Людмила Сергеевна. Как раз вовремя, мы сейчас на прогулку идем.
Тетя вошла в комнату. Ася смотрела на нее во все глаза. Она уже знала, что кроме тетей-воспитательниц и тетей-нянечек бывают тети-мамы, она даже догадывалась, чем они отличаются от других теть. Мама — добрая, и мама — только для тебя. Воспитательница — для всех, а мама — только для тебя. Ася помнит, как в их дом однажды пришла такая тетя-мама и забрала Толика, хоть он и не был «умненьким». Ирина Ивановна сказала, что это мама Толика, и Толик теперь будет жить с ней.
Ася смотрела на тетю, а тетя смотрела на нее и очень ласково улыбалась, так что Ася теперь уже могла заплакать, что она и сделала.
— У вас новенькие? — спросила тетя.
— Пятерых сегодня привезли из Дома малютки, — ответила Наталья Юрьевна. — Они еще не привыкли.
Ася сквозь слезы услышала голос Натальи Юрьевны и удивилась: он был совсем не такой, каким она разговаривала только что с ними. Теперь он был почти такой, как у Ирины Ивановны. Ася даже плакать перестала, подняла голову и внимательно посмотрела на Наталью Юрьевну. Может, все это ей только снилось, и она снова в своем доме с Ириной Ивановной?
Тетя подошла к Асе и погладила ее по голове.
— Всем одеваться! — скомандовала Наталья Юрьевна, но ребятишки, повскакав со стульчиков, бросились не в раздевалку, а к тете.
— Мама! Мама!
— Ты что нам принесла?
— Ты принесла нам шоколадки? — кричала девочка Лена, которая умела хорошо убирать кроватку.
— Ты принесла большие яблоки? — это спросила девочка, которая, наверное, была «умненькая». Ася видела, что нянечка ей первой наливала суп, брала на руки и целовала.
— Можно, я отдам им яблоки? — спросила тетя у Натальи Юрьевны, и Ася удивилась, что она, такая большая, тоже спрашивает разрешения у Натальи Юрьевны.
— Они чистые? — противным голосом спросила Наталья Юрьевна. — А то опять у нас двое «палочку» высеяли.
Все ели яблоки, сидя на стульчиках. Тетя тоже сидела на стульчике рядом с Асей, держала Асю за руку. А противный мальчишка, который сидел с другой стороны, все время гладил тетину юбку, и тетя другой рукой обнимала его.
— Ты мама? — осторожно спросила Ася.
Тетя кивнула:
— Мама.
— Ты моя мама?! — глядя ей прямо в глаза и уговаривая ее взглядом, всем существом своим заклиная, спросила Ася.
— Твоя, — ответила тетя, обняла Асю и поцеловала.
Ася обхватила маму и отбросила руку мальчишки:
— Не трогай! Это моя мама! Скажи ему, пусть не трогает тебя, ты же моя мама!
— Я и твоя, и его мама, общая мама.
— Обчая? — переспросила Ася, думая, что это не очень хорошо.
— Всем одеваться! Быстро, быстро! — Наталья Юрьевна открыла дверь в раздевалку.
Ася и другие ребятишки, держась за маму, пошли одеваться.
— Ты поможешь мне одеться? — спросила Ася.
— Помогу, всем помогу, — ответила мама.
— Не надо всем, только мне.
— Перестань капризничать, — Наталья Юрьевна погрозила ей пальцем, — а то мы все сейчас пойдем гулять, а ты одна останешься в группе.
Ася испугалась, но мама улыбнулась и сказала:
— Одевайся, Асенька.
И Ася стала одеваться.
Наталья Юрьевна раздала санки. Всем не хватило, и ребятишки дрались из-за санок. Мама взяла двое санок и на каждые посадила по три человека, чтобы никому не было обидно. Она три раза прокатила их через весь двор, а потом подняла руки и сказала:
— Все, больше не могу, руки устали. Вставайте, догоняйте меня. Как поймаете, так снова покатаю.
Все побежали за мамой, и Ася тоже. Шуба и валенки мешали бежать быстро, и Ася боялась, что кто-нибудь другой первым догонит маму. Но мама, добежав до горки, повернулась и побежала навстречу Асе, подхватила и подняла ее.
— Теперь ты покатаешь нас?
Мама показала руки:
— Еще не отдохнули.
— Давай, я пожалею, — предложила Ася и, когда мама протянула ей руки, она погладила их, а потом поцеловала.
Мама прижала Асю к себе, и Асе показалось, что мама плачет. Ася заглянула ей в лицо. Мама улыбалась.
— Теперь отдохнули, теперь покатаешь?
— Тяжело, — сказала мама, — сразу шестерых…
— А ты одну, только одну покатай, — научила ее Ася.
— Кого? — мама смотрела на нее.
— Меня, — ответила Ася.
— А может, одну Веру? — спросила мама.
— Нет, одну Асю! — Ася оттолкнула Веру, которая уже давно тянула маму за пальто и мычала, потому что говорить не умела.
Вера упала в сугроб и заревела. Мама бросилась поднимать ее и жалеть. И тогда Ася тоже заревела. Это ее мама, она к ней пришла, и пусть она катает и жалеет только ее, Асю.
— Ты чего орешь? — Наталья Юрьевна потрясла ее за плечо. — Закрой рот!
— Ты не моя мама, — закричала Ася, — я не тебе реву!
Наталья Юрьевна и мама рассмеялись, а мама посадила Асю и Веру на саночки и быстро-быстро побежала. Все ребятишки кинулись их догонять. Асе было очень весело, она громко смеялась. Только Вера, сидящая впереди, мешала, и она наклонила Верину голову вниз, чтобы видно было маму, а Вера сопротивлялась, кричала и мешала Асе.
— Тебе сколько лет? — спросила мама, остановив санки.
— Мне говорят, что три, — серьезно ответила Ася.
— А не четыре?
— Мне говорят, что три, — повторила Ася.
— Бедный ребенок, — вздохнула мама.
— Ты будешь жить со мной в этом доме?
— Ну-ка, догоняйте, — мама повернулась и побежала вокруг горки.
Ася — за ней. Она хотела, чтобы они играли только вдвоем, она и мама. Но все-все ребятишки — и Вера, и Андрей, и Лида, и те, другие, что жили в этой группе, — тоже побежали за мамой. Каждый раз, когда мама подходила к ней, Асе было хорошо, а как только мама отворачивалась или заговаривала с другими детьми, Асе казалось, что она теряет маму, и в груди становилось холодно.
Прогулка закончилась. Мама взяла Асю за руку, но с другой стороны повисли на маминой руке Лида и Вера, и Ася все время забегала вперед и отталкивала их.
— Это моя мама, не трогайте ее!
Мама помогла всем раздеться. Ася хотела, чтобы мама помогала только ей, чтобы только к ней прикасались мамины руки. Но мама сказала, что нужно помогать всем, и Ася смирилась. Она тоже стала расстегивать пуговицы на Верином пальто.
— Все в группу! — скомандовала Наталья Юрьевна.
— Ты еще придешь? — спрашивали маму ребятишки. Только Ася не спрашивала. Она даже удивилась, почему это они так спрашивают: разве мама собирается уходить?
— Конечно, приду, — ответила мама, и тут Ася насторожилась.
Все уже зашли в группу. Ася с мамой стояли в дверях.
— Сели на стульчики! — очень громко и медленно произнесла Наталья Юрьевна и посмотрела на Асю, которая крепко держалась за мамину руку.
— Иди, иди, — ласково сказала мама, и Ася оторвалась от ее руки и шагнула в группу.
Мама тоже хотела войти, но Наталья Юрьевна нехорошим голосом сказала:
— У нас будут занятия, — и закрыла дверь.
И маму не стало видно.
— Мама! Мама! — закричала Ася. — Мамочка! Возьми меня с собой! Я хочу с тобой! Я хочу с тобой!
Первый день Асиного пребывания в детском доме заканчивался. Это был не самый худший день из тех, что ей предстояло прожить здесь.
100-летие «Сибирских огней»