Вы здесь

Всегда с нами

О книге Алексея Иванова «Ёбург»
Файл: Файл 14_iarancev_vsn.rtf (81.29 КБ)

Уж точно Ёбург явился писателю Алексею Иванову не в 2014 году. Он был с ним всегда, будь то «Общага-на-крови» или «Географ глобус пропил», перешагнул в 2000-е — в «Сердце Пармы» и «Золото бунта», достиг недавних «Псоглавцев» и «Комьюнити». Почему? Да потому, что любит писатель вдохновляться описанием замкнутых сообществ, каких-то заповедных ареалов с хлесткими самоназваниями и особыми законами существования. Жуткая «общага-на-крови» живет у него по законам «третьей правды», «от воли бога не зависящей»; «зондеркоманда» 9-го «В» выполняет команды обаятельного «гауляйтера»-географа Служкина, похожего на бетономешалку: «крутить легко, а с места не сдвинешь — бетон»; деревня Калитино устроена по образу и подобию дьявольско-христианского Христофора-Псоглавца, хранящего «гнилую вечность» и «грибницу поганок» ее жителей, где святые неотделимы от зэков и старообрядцев.

Все это симптомы Ёбурга, его предвестники и предшественники, принимавшие разные личины и только сейчас вышедшие, наконец, из-за кулис кроваво-авантюрных или готических сюжетов. Долго пришлось этому вроде бы полуреальному городу дожидаться своего слишком увлекающегося летописца, вволю нагулявшегося и по исторической югорской парме, и по торфяным карьерам фантастического псоглавьего края, и по реальной реке Чусовой с ее окрестностями. Этот чусовской «message» почетного географа и экскурсовода (см. «Географ глобус пропил») при описании Ёбурга писателю тоже пригодился, и координаты этого промежуточного между Свердловском и Екатеринбургом города читатель себе постепенно уяснил. Это не просто «промежуточная стадия» «между советской и российской формациями», но куда более тонкие перегородки между рок-бандами и бандами «братков», предвыборными командами вечных соперников губернатора и мэра, богемными сообществами маргиналов-художников, «снимающих из глуши» режиссеров и «школой Коляды» — драматургами, по-разному «монтирующими» свои пьесы «из фарса, идиотизма, гротеска и абсурда». В этом смысле А. Иванов тоже «драматург», монтирующий «пьесу» своего текста по какой-то своей «ё»-логике, мгновенно переходя от политики к экономике, искусству, криминалу и опять к политике. И так — циклами, слоями, витками — и катится «колесо обозрения» этой книги. Так что она одновременно и жестко монтируется, и вольно катится по канве то ли прихотливой летописи, то ли добросовестной энциклопедии, а в итоге — какого-то устно-письменного жанра, который охватил и подавил собою всю нынешнюю массовую словесность, от коммерческой «брэндовой» (книжно-магазинной) прозы до всевозможных компьютерных дискурсов, сводящихся в итоге к «livejournal style».

С другой стороны, IQ этого нарратива заставляет вспомнить о Л. Парфенове с его телепроектом «Намедни». Как и знаменитый НТВ-шник, А. Иванов, кажется, знает все о предмете своего повествования. Знает каждый дом и улицу в городе, рестораны и магазины, каждого маргинального музыканта и художника, бандита и политика, неформала-бунтаря и «формала»-обывателя. Знает каждого в лицо и по имени, прочитал все газеты и рекламные предвыборные листки за период от «перестройки» до раннего Путина, просмотрел все ТВ-передачи микроканалов МЖК и «пацански-брутального» ТАУ И. Шеремета, сходил на все выставки и ярмарки, от вернисажа на «Станции вольных почт» до «Минерал-шоу», прослушал все концерты групп от «Урфина Джюса» А. Пантыкина до «Чайфа» В. Шахрина, посмотрел все фильмы ёбуржца В. Хотиненко и спектакли «колядо»-драматургов, перешел на «ты» со всеми мало-мальски известными политиками, рожденными бурной эрой МЖК, митингами у горсовета, войнами банд, идеей «уральской суверенности», разницей темпераментов («экстраверт»-губернатор Э. Россель и интроверт-мэр А. Чернецкий), борьбой с наркомафией («резкий парень» Е. Ройзман, «завязавший разбойник» А. Кабанов), страстью к интригам, химерам и фантомам политической сцены («хитрющий администратор» А. Баков) и т. д.

Но задача показать именно Ёбург, а не «закрытый» советский Свердловск или постсоветский «буржуазный Екатеринбург эпохи глобализма и хай-тека», город «лихой и безбашенный, стихийно-мощный, склонный к резким поворотам и решениям», город «жестких и храбрых, как финикийцы, лидеров-харизматиков», творцов «Великой Метаморфозы», сделавших их будущее нынешним настоящим, — каким-то образом сузила возможности автора, хорошо известные его читателям. Может, поэтому некоторые из них сейчас ворчат: кроме криминала да андеграунда ничего-то в этой книге и нет. Можно, конечно, и так, узко, прочитать эту книгу, под выстрелы бандитских «калашей», шелест «уральских франков» несостоявшейся Уральской республики и шаркающих шагов уличного художника-«акциониста» Старика Букашкина. Благо суперобложка книги с автомато-гитарой в языках пламени к этому располагает. Не говоря уже о разухабистом, почти матерщинном названии «Ёбург», заставляющем поежиться в предчувствии обильной нецензурщины, хотя на книге, как это есть на обложке «Комьюнити», и нет (и по делу) предостерегающего ярлычка «Внимание! Книга содержит ненормативную лексику!» Но тогда не увидишь главного, что хорошо видно панорамным зрением, с высоты всего текста книги и ее «сцеплений» — свободы повествования, рассказывания даже в этом «узком» задании, за которым не чувствуется искусственности, где разговорный тон не самоцель, а самый короткий путь к читателю, его вниманию.

Согласившийся на это демократичное устранение дистанции между ним и писателем, на эту, говоря книжным языком, «непринужденность повествования», читатель становится почти что участником событий, свердловчанином-екатеринбуржцем, поверившим, что этот невидимый Ёбург-«Кижи» действительно существует. Ибо только житель уральской столицы, пусть и временный (на время чтения книги), может смотреть на все хулиганства А. Иванова снисходительно, как на вполне естественное для рассказа об этом городе поведение (если, конечно, это горожанин не предубежденный, не «квасной патриот» своей малой родины). То есть читать в одном ритме и тоне и о великих и заслуженных ёбуржцах — «наутилусе» В. Бутусове, фантасте В. Крапивине, женсковолейбольном тренере Н. Карполе, и о великих бандитах К. Цыганове, П. Федулёве, А. Хабарове. Потому что кроме кратковременного периода «одномерного» бандитизма «троглодитов» (вроде банд Трифона и Овчины) — было великое множество полубандитов, от «афганцев» Владимира Лебедева, захвативших обещанные было им властью квартиры, до фанатов из фонда «Город без наркотиков» Е. Ройзмана, заковывавших добровольных пациентов в наручники. А как быть с «уралмашевцами», решившими переделаться из ОПС как «организованного преступного сообщества» в ОПС — «общественно-политический союз» с серьезными намерениями «стать хорошими парнями» и решать городские проблемы вполне легальным образом? Да и — страшно сказать — сами Россель и Чернецкий, высшая власть в регионе, временами так тесно сотрудничали с теми же «уралмашевцами» или их антагонистами, что и их ведь можно записать туда же, в «промежуточные», к Лебедеву с Ройзманом.

Не без помощи, разумеется, самого А. Иванова, дающего встык, одним нарративом, рассказы о «начале карьер» Росселя и Чернецкого, деяниях Вагина и Цыганова, без раздумий пускавших в ход оружие, изобретателе «уральских франков» А. Бакове и мини-сагу о 56-летней жизни «наивного художника» Вити Махотина. С биографией этого «чейнч-мейстера», придумавшего «уникальную практику мгновенного обмена картин» маргинальной живописи на «домашних вернисажах», можно знакомиться без опаски: подлога, поджога, беспредела тут гарантированно не дождешься. И все во имя революции на грани клиники, юродства на благо не столько искусства, сколько социума, миссии смягчать нравы, научить радоваться жизни вообще и «вдохновенной нелепице» жизни собственной в частности. Бандит и юродивый, словно бы осеняет писателя, они ведь оборотные стороны друг друга в чаянии новой, лучшей жизни! Да и как иначе: издавна в России привыкли все менять резко, «эволюция» для нас — слишком иностранно и чуждо.

А если это Россия еще и глубинная, если это Урал, откуда родом главный ёбуржец страны Б. Ельцин, то все и вовсе усугубляется. И он вполне заслужил это звание, когда стал Председателем Верховного совета России в 1990 г. и содеял главное — утвердил Декларацию о государственном суверенитете РСФСР, т. е. независимости от СССР. Это ли не в духе Вити Махотина и любителя политхимер А. Бакова? Да, пожалуй, и рэкетиров-рейдеров Цыганова и Федулёва: абсурдное отделение России от СССР президентом вполне сопоставимо с рейдерским захватом данной территории. А. Иванов же восторженно пишет: «Вот это было да! Россия обалдела от свободы лидера». Кстати, прослеженная нами цепочка «стыков», от «Росселя-Чернецкого» до Махотина, обрывается двумя (на границе главы) главками об уральском «сепаратизме» и Уральской республике Эдуарда Росселя — достойного наследника своего земляка Ельцина. Так что книга А. Иванова является отличным подтверждением известной истины о единстве контекста, из которого нельзя что-то вырвать без ущерба для смысла. «Ёбург» — яркий пример сплошного контекста, где сплелись, слились, слиплись воедино деятели, казалось бы, разновекторные. Но тут надо обязательно оговориться, что автор — писатель-романист, мастер повествования прежде всего художественного, воспитанный на фантастике и гротесках, начиная с «Кораблей и галактики» (1991), и сохранивший к ним склонность на подсознательном уровне. Потому и текст его новой книги все-таки не совсем очерково-публицистический и тем более не газетный. Хотя темы он взял совершенно газетные, как в каком-нибудь «Уральском рабочем»: вот вам политика, вот быт и коммуналка, вот криминал, это культура, а тут, наконец, спорт. И поэтому можно при желании усмотреть в этой жанрово не обозначенной книге моменты преувеличения, сгущения фактов и артефактов ради «драйва», идущие от фантастической лит. юности автора. Так что иногда даже подумаешь, что А. Иванов, «золотое перо» ёбургского периода нашей литературы, иногда «позолачивает» свой текст до степени его независимости от содержания, в подражание, видимо, фантому независимости уральской.

Так, рассказ о шпане из банды братьев Коротковых буквально кишит бандитской феней, будто слушаешь матерого зэка или радио «Шансон», а не лауреата лит. премии «Ясная Поляна»: «…Чё-то подрежут, где-то чё-то отожмут, тиснут лоха, кинут фраера». И далее: «дешевые телки», «бабахнул в лоб», «убивали пэпээсника», «шибко заквасил», «прошло бы как по нотам» и т. п. Правда, тут же сравниваешь с эфиром упомянутого ТАУ, сообщавшего рядовому местному жителю: «Сегодня на пересечении улиц Куйбышева и Луначарского бухой пилот “девятки” не сладил с вестибулярным аппаратом и намотал свое средство передвижения на столб». Цитируя, видимо, не без симпатий эту смачную речь, А. Иванов все же оценивает ее как «пацанскую брутальность», для которой вполне обычно «над осуждаемым — поржать». И в то же время склонен оправдать, ибо она в пику «угодливо-демократичному ТВ», а главное — потому что это «реальная уральская речь», существующая в реальности, в жизни, которую специально никто не изобретал.

Все это дискурсы достаточно не новые в современной литературе. Можно сказать, мейнстримовские, употребляемые «брэндовыми» З. Прилепиным или М. Елизаровым, постмодернистами и неореалистами, мелькают они, например, и у Е. Гришковца и даже у В. Маканина, позднего и неузнаваемого. Но А. Иванов все-таки редко концентрирует такую брутальную лексику до критических состояний «выпадения в осадок». Чаще он ее умело дозирует — для связки слов, поддержания разговора и интереса читателя к этой довольно объемной книге. А рядом — совершенно трезвый, терминологически строгий анализ события или явления, особенно богемного: «Многие профессиональные художники сразу почувствовали изобразительный потенциал наива… Общество имело весьма инфантильные представления о власти и бизнесе… И вообще жизнь строилась по архаическому, примитивному принципу: побеждал сильнейший». Может он быть и кратко-точным, несуесловным, например, в отзыве о поэте-земляке Б. Рыжем: «Он и мыслил как поэт: не зарифмовывал опыт, не выдавал за стихотворение развернутую метафору, а ощущал событие как поэтическую фразу». А может позволить себе и отклонения в метафоричность, давая такую оценку книжной графике В. Воловича: «Варяжский хэви-металл страшных исландских саг. Средневековый конструктивизм офортов к “Эгмонту” Гете». Дополняет палитру «ёбургского» нарратива А. Иванова обильное иноязычие, все эти «модераторы», «бодигарды», «ситкомы», «секьюрити», «хай-тэки» и проч.

Словарный запас у А. Иванова здесь можно сравнить с отрядом — поднимай выше — армией быстрого реагирования на любую тему и любой предмет описания-изображения: тот или иной контингент слов разных рангов и стилистических окрасов у него всегда «на стреме». Отсюда и уверенность в том, что он справится с любыми предложенными обстоятельствами, поворотами тем, с любой стыковкой глав и главок. Отсюда и самоуверенность канатоходца, взявшегося пройти над пропастью такой многолико-пестрой супертемы, как Ёбург, который так или иначе фигурирует в названиях всех четырнадцати глав книги. Это и «Закрытый город», и «Рок-н-бург», и «Митинград», и «Град оглашенный», и «В городе Ё», и «Увидеть Ёбург и умереть». Всю книга, все ее 574 страницы автор отгадывает эту загадку, «играет» ее (и в нее) — как актер пьесу по системе Станиславского, с максимальным вживанием. И финальное: «…Опыт уже отошедшего от нас Ёбурга общезначим для нации», — слишком быстрая, поспешная разгадка. Будто спохватился, что слишком уж близко к сердцу и к тексту принял этот полуфантом с его «пацанским» дискурсом.

Но не разоблачать и не воспевать А. Иванов здесь пытался. Ёбургское наше прошлое не ушло ведь и из нынешних 10-х годов. Говоря об этом, прозревая это, А. Иванов дает шанс лучшему будущему. И там ёбурги разных российских городов и весей будут не жупелами, не музейными или лабораторными экспонатами, а живой историей, которая всегда с нами.

100-летие «Сибирских огней»