Вы здесь

Я эту мысль додумаю потом

Цикл стихов
Файл: Иконка пакета 06_katkov_means.zip (6.07 КБ)



Александр КАТКОВ

«Я ЭТУ МЫСЛЬ ДОДУМАЮ ПОТОМ…»

* * *

Я эту
мысль додумаю потом.
Теперь бы мне с
собою разобраться,
поставить точку, с памятью расстаться,
и
пусть она летит за окоём.

Повадилась бессонница ко мне
ходить и ждать над самым изголовьем,
когда
прощусь с единственной любовью,
лишь мутный свет появится в окне.

Но
засыпаю, сны мои легки,
я чутко
сплю, и мне под утро снится
та
женщина, как чистая страница,
где нет
еще нечаянной строки,

нет той
строки, которая насквозь
малиновою нитью жизнь прострочит
и
все до мелочей мне напророчит
до
бездны, до бессонницы, до слез.

Я
признаю, что виноват во всем,
но не
будите птицы, не будите.
Есть
мысль одна, страшнее, чем открытье.
Но эту
мысль додумаю потом.


* * *

Это мы, Господи, ненавидящие друг друга,
навесившие на грудь православный крест.
Почему мы не умерли,
оцепенев от испуга,
узрев содеянное в себе и окрест?

Это мы,
стоящие в очередях за водкой,
ожидающие голода
и гражданской войны,
падающие в пучину
каждый в своей подлодке,
чтоб отлежаться поглубже
от этой штормящей страны.

Ты отрекся от нас, отмывая от копоти,
лишая разума и Всевышней любви.
И
выдохнуть некому:
«Это ж мы, Господи,
Тобою забытые,
грешные дети Твои!..»


* * *

Моим товарищам

Поэты уходят.
Гудят сквозняки.
Темно на дворе
и повыбиты стекла,
и главной уже не хватает строки,
где жизнь под дождем и слезами промокла.

А
кажется, только что рядом ходил,
вино распивал, балагурил беспечно,
и вновь это он,
так прекрасен и мил
на остановке заходит конечной.

Но
скоро зима.
И грядут холода,
и мы, холодея всей кровью,
до дрожи,
за толщею снега уже никогда
его
различить напоследок не сможем.


* * *

Как
прожить в этом мире без горя и грусти,
как по миру
прожить с равнодушным лицом?
Если книгу издам — назову «Захолустье»,
пусть узнают, как мама
бедует с отцом,

пусть
любимая знает, как вместе бедуем.
Сколько горя и снега в окно
нанесло!..
Только дочка
уснет, только свечку задуем
снова в
двери стучатся нахально и зло.

Это время стучит, это мой участковый.
Поневоле
идешь ему открывать.
Он вручает повестку поэту
Каткову,
чтоб
жилплощадь под солнцем
не смел занимать.


Анатолий ВАЛЕНТИНОВ

* * *

Собрались, отреклись от забот.
Длинный
стол посредине двора.
Все
простой поселковый народ —
кузнецы, лесники, шофера.

Помню:
тесно в четыре скамьи —
все при женах, как при орденах.
И — что редкость в кругу семьи —
разодетые в пух и прах.

Мы, мальчишки, крутились в запрет,
жадно слушая взрослую речь,
все стремясь из мужицких бесед
непонятную мудрость
извлечь.

У народа какой
разговор —
незатейлив, не аристократ:
о моторах лишь начали спор,
как
уже про покос говорят.

Мы же — млели от смачных
острот,
нам казалось
значительным все:
как один ладно ставил зарод,
как другой обустроил
жилье.

Ну а
женщины — те о своем:
что на
грядке, что плохо растет.
Как одну увозили в роддом,
а какую никто не берет.

А
у всех уж в глазах огоньки —
прибирает
свое самогон.
Как по манию чьей-то руки
у застолья меняется тон.

И на
сломе, из самой глуби,
из беседы, из
тысячи лет,
из
души, из времен, из груди
выплывает на волю куплет.

Одинок
изначальный звук,
будто ранний росточек взошел,
будто птицу кормили с рук.
И
навскидку подхватывал стол.

Так и вижу — и
ночь уж глуха,
только праздник еще не испит.
В песне
пьяной фальшивят верха,
но
душа к этой фальши лежит.


* * *

Мы жили так... Мы просто
жили,
и не было
двойного дна.
Они —
несльшно норы рыли,
как будто крысы у гумна.

Мы
жили... Что сказать — бывало...
Но будто бы все
улеглось.
А их
надежда обуяла
крутнуть втишок земную ось.

И вот
крутнули. Ешьте с маслом.
Да блюдо
подали с душком.
Будь ты хоть
трижды несогласным
но
давишься с набитым ртом.

Когда-то так
же пала Троя.
Но кто
же ворогу открыл
ворота в самое святое,
и кто коня им смастерил?

Мы с ними
заодно в ответе,
тут нечего и понимать.
Повыросли дурные дети
и
руку подняли на мать.


* * *

Сено
убрано.
И вот уже помалу
начала природа осенеть.
Чуть прохладней
вечерами стало,
чуть
поглуше птицы стали петь.

Чуть скупее зелень лесовая,
травы
тверже, солнце солоней.
Тяжелее туча
грозовая,
поле
беззащитнее под ней.

Нет
уже восторга первоплода,
время сбора, зрелый
интерес.
Построжели тени небосвода,
будто сняли урожай с небес.

100-летие «Сибирских огней»