Вы здесь
Русский свиток
Вячеслав ВЬЮНОВ
* * *
Районная гостиница.
Забит
Парадный вход и ходят где-то сбоку.
Половики. Почти домашний быт
С казенным кипятильником.
С казенным кипятильником.
Набоков
Никак не лезет в голову…
Виной
Глухая осень в облетевших ветках.
Никак не лезет в голову…
Виной
Глухая осень в облетевших ветках.
Курю.
Листаю.
Слышу за стеной
Тревожное присутствие соседки.
Листаю.
Слышу за стеной
Тревожное присутствие соседки.
Лишь двое нас в гостинице.
Народ
Провинцию обходит стороною.
Соседка тоже места не найдет
За тонкою покрашенной стеною.
Народ
Провинцию обходит стороною.
Соседка тоже места не найдет
За тонкою покрашенной стеною.
Вот дождь собрался.
Станет моросить…
С Набокова не будет больше толку?!
Станет моросить…
С Набокова не будет больше толку?!
Пойду к соседке, чтобы попросить
Соль.
Или спички.
Или же иголку.
* * *
За рыбку выдает себя блесна,
Но рыбкой быть она никак не может.
На гнев похожа буря.
А весна
На молодость наивную похожа.
Зачем природе надобно хранить
Все наши переменчивые лица:
Чтобы случайно нас не позабыть?
Чтобы случайно ей не повториться?
Зачем же существует этот мост,
К чему это подобье без огреха,
Где маленький и страшный сохнет мозг
В скорлупке крепкой грецкого ореха?
* * *
Закатный лес. Тропинки. Чащи.
Вдали притихшее село.
Лес, по-вечернему молчащий,
Хранит и звуки и тепло
Былого дня. Но пискнет птаха,
Облюбовав себе сосну,
И сразу съежится от страха,
Защелкнув клювом тишину.
Все глуше звуки, меньше света,
Древесный сумрачен покров.
И проявляются приметы
Иных материй и миров.
И в этой сумеречной гуще
Встают, укрытые на дно,
Иные силы,
Нам, живущим,
Знать о которых не дано.
НА ОСЕННЕМ КЛАДБИЩЕ
Здесь иная бывает прохлада.
Очень тихо. И так хорошо,
Словно ты в состоянье распада,
Сам того не заметив, вошел.
На лучи распадается солнце,
Распадается путь на шаги,
Распадаются сосны на кольца,
В водоемах — вода на круги.
Ничего не почувствуешь сразу,
Ничего-то не произойдет.
Он почти незаметен для глаза,
В неизвестную жизнь переход.
* * *
Вышел в рощу — всюду иней!
День морозом опьянен.
Губы выклубили имя
Невесомое твое.
День, присыпанный порошей,
День, истаявший, как нить,
Этот день, такой хороший,
С чем, скажи, еще сравнить!
* * *
Все прошло, дождем промылось,
Отболело, отлегло.
И нечаянно явилось
Песни белое крыло.
Песня соткана из шелка
И запущена в полет.
В этой песне тонко-тонко
Одиночество поет.
День стоит такой погожий
И высокий.
Потому
Мне не вытянуть, похоже,
Эту песню одному.
* * *
…А мы смеемся в это утро,
Печенье мятное жуем,
И так прозрачен день, как будто
В аквариуме мы живем.
И все ж от окон до порога,
Мы это чувствуем слегка,
Везде присутствует тревога
Необъяснимая никак.
Вот так в аквариуме зыбком
Под электрическим лучом,
Резвясь, посматривают рыбки
На притаившийся сачок.
А кто-то с замыслом неясным
К стеклу склонился и затих.
И слишком долго и опасно
Зачем-то изучает их.
* * *
Там за последней остановкой,
Есть освещенный поворот…
Там есть чугунная ограда,
Там за витринами неон…
А мне туда совсем не надо,
А мне-то надо от нее!
А мне к вокзалу в эту слякоть,
В вагон.
На полку.
И — ничком.
И горько плакать, горько плакать
И утираться кулаком.
А мне еще попутчик нужен,
Чтоб умный был и трезвый был,
Чтоб только слушал, только слушал
И ничего не говорил.
* * *
Запахнула шелковые шторы,
Распахнула шелковый свой взгляд.
Есть черта такая, за которой
Сразу начинается распад.
Нет! Не сразу. Будет промежуток.
Срезанная роза хороша!
И нужны какие-то минуты,
Чтоб ее покинула душа.
Соль.
Или спички.
Или же иголку.
* * *
За рыбку выдает себя блесна,
Но рыбкой быть она никак не может.
На гнев похожа буря.
А весна
На молодость наивную похожа.
Зачем природе надобно хранить
Все наши переменчивые лица:
Чтобы случайно нас не позабыть?
Чтобы случайно ей не повториться?
Зачем же существует этот мост,
К чему это подобье без огреха,
Где маленький и страшный сохнет мозг
В скорлупке крепкой грецкого ореха?
* * *
Закатный лес. Тропинки. Чащи.
Вдали притихшее село.
Лес, по-вечернему молчащий,
Хранит и звуки и тепло
Былого дня. Но пискнет птаха,
Облюбовав себе сосну,
И сразу съежится от страха,
Защелкнув клювом тишину.
Все глуше звуки, меньше света,
Древесный сумрачен покров.
И проявляются приметы
Иных материй и миров.
И в этой сумеречной гуще
Встают, укрытые на дно,
Иные силы,
Нам, живущим,
Знать о которых не дано.
НА ОСЕННЕМ КЛАДБИЩЕ
Здесь иная бывает прохлада.
Очень тихо. И так хорошо,
Словно ты в состоянье распада,
Сам того не заметив, вошел.
На лучи распадается солнце,
Распадается путь на шаги,
Распадаются сосны на кольца,
В водоемах — вода на круги.
Ничего не почувствуешь сразу,
Ничего-то не произойдет.
Он почти незаметен для глаза,
В неизвестную жизнь переход.
* * *
Вышел в рощу — всюду иней!
День морозом опьянен.
Губы выклубили имя
Невесомое твое.
День, присыпанный порошей,
День, истаявший, как нить,
Этот день, такой хороший,
С чем, скажи, еще сравнить!
* * *
Все прошло, дождем промылось,
Отболело, отлегло.
И нечаянно явилось
Песни белое крыло.
Песня соткана из шелка
И запущена в полет.
В этой песне тонко-тонко
Одиночество поет.
День стоит такой погожий
И высокий.
Потому
Мне не вытянуть, похоже,
Эту песню одному.
* * *
…А мы смеемся в это утро,
Печенье мятное жуем,
И так прозрачен день, как будто
В аквариуме мы живем.
И все ж от окон до порога,
Мы это чувствуем слегка,
Везде присутствует тревога
Необъяснимая никак.
Вот так в аквариуме зыбком
Под электрическим лучом,
Резвясь, посматривают рыбки
На притаившийся сачок.
А кто-то с замыслом неясным
К стеклу склонился и затих.
И слишком долго и опасно
Зачем-то изучает их.
* * *
Там за последней остановкой,
Есть освещенный поворот…
Там есть чугунная ограда,
Там за витринами неон…
А мне туда совсем не надо,
А мне-то надо от нее!
А мне к вокзалу в эту слякоть,
В вагон.
На полку.
И — ничком.
И горько плакать, горько плакать
И утираться кулаком.
А мне еще попутчик нужен,
Чтоб умный был и трезвый был,
Чтоб только слушал, только слушал
И ничего не говорил.
* * *
Запахнула шелковые шторы,
Распахнула шелковый свой взгляд.
Есть черта такая, за которой
Сразу начинается распад.
Нет! Не сразу. Будет промежуток.
Срезанная роза хороша!
И нужны какие-то минуты,
Чтоб ее покинула душа.
Роза, что волненье излучала…
Роза брошенная на кровать…
Эти два убийственных начала
Никогда нельзя соединять.
Роза брошенная на кровать…
Эти два убийственных начала
Никогда нельзя соединять.
Но когда ты побеждаем страстью
И рассудка лопается нить,
Все отдашь за призрачное счастье
Их соединить.
* * *
А сегодня взломалась река.
Хорошо!
Испаряются крыши.
И на север текут берега
Мимо льдин со следами покрышек.
И рассудка лопается нить,
Все отдашь за призрачное счастье
Их соединить.
* * *
А сегодня взломалась река.
Хорошо!
Испаряются крыши.
И на север текут берега
Мимо льдин со следами покрышек.
Я стою на крутом берегу.
Разминаю в руке папиросу.
Я остаться — увы! — не могу,
Все на свете устроено просто.
Разминаю в руке папиросу.
Я остаться — увы! — не могу,
Все на свете устроено просто.
И не глыбы весеннего льда
Тают, плачут, плывут и смеются.
Это мы уплываем всегда,
А они навсегда остаются.
РУССКИЙ СВИТОК
Тают, плачут, плывут и смеются.
Это мы уплываем всегда,
А они навсегда остаются.
РУССКИЙ СВИТОК
Поэту Михаилу Вишнякову
Был ясный день.
И как-то сразу
Умолкли птичьи голоса.
Я скомкал начатую фразу
И посмотрел на небеса.
Там плыли, огнием увиты,
От горизонта облака,
И были розовым подбиты
Их темно-синие бока.
Они напоминали свитки,
Страницы Книги Бытия,
Что перед нами по ошибке
Открыл суровый Илия,
В которых судьбы всех народов,
И всякой твари,
И Земли.
Они в развернутых разводах
Над головою мрачно шли.
И был один отдельный с краю,
Славянской вязью испещрен,
Он был тяжел и нечитаем,
И, как ломоть, отрезан он.
Отмежевавшись
В даль густую
Вперед, а не вослед летел,
Горел,
Алел
И ни в какую
Всем раскрываться не хотел.