Вы здесь

Большей частью — о хорошем

Заметки на полях. О поэзии с нежностью, но без сюсюканья
Файл: Иконка пакета 15_komarov_b4ox.zip (20.44 КБ)

В прошлом своем обзоре я сосредоточился на изданиях, входящих в «Журнальный зал», но и на другом крупном журнальном портале — «Журнальный мир» — тоже есть что почитать. И чего не почитать — тоже есть...

Поэтому сегодня прежде всего поговорим о стихах, опубликованных в последних выпусках наиболее заметных, на мой взгляд, изданий, размещенных именно в «Журнальном мире», ведь этот ресурс имеет целью «максимальное освещение деятельности русскоязычных толстых литературно-художественных журналов и альманахов, выходящих в России и за рубежом», а значит, здесь можно найти тексты, не попавшие в поле зрения столичных читателей и критиков, но не ставшие от этого менее интересными.

* * *

Так, в «Плавучем мосте» (№ 4, 2019) обращает на себя внимание подборка поэта из Евпатории Максима Жукова. В кратком предуведомлении к ней Сергей Шаргунов определяет основной нерв поэзии Жукова: это «какая-то потерянность», которая улавливается за богатой и сочной жуковской иронией, сарказмом, инвективностью, нарочитой жесткостью образного ряда. К стихам Жукова вполне применимо наблюдение Виталия Кальпиди о том, что ирония —
это обморок, в который падает испугавшаяся самой себя сентиментальность. Поэтому Максим Жуков — лирик, а не издевающийся, деконструирующий и разоблачающий постмодернист, как может сперва решить читатель-неофит. Внешних примет постмодернизма в стихах Жукова полно — интертекстуальность так и вообще напоминает о себе через строчку, однако постмодернистская эстетика переосмысляется поэтом на лирической «платформе». Как справедливо отмечает в послесловии к подборке поэт Надежда Кондакова, «“посмодернизм” ему помогает, а не мешает, как многим, силящимся сказать нечто, но не умеющим сказать что-то»:

 

Если в рай ни чучелком, ни тушкой —

Будем жить, хватаясь за края:

Ты жива еще, моя старушка?

Жив и я.

 

В том же номере опубликованы «Ловцы жемчуга» — лирические миниатюры поэта и переводчика из Рыбинска Максима Калинина, который известен как поэт эпического склада, автор масштабного цикла стихотворных полотен о жизни русских святых. В данной же подборке он предстает автором изящных зарисовок-философем, апеллирующих к традициям японской поэзии:

 

По отраженью моста,

Унесенному вниз по теченью,

Двое прохожих

Успели перебежать

Небольшую реку.

Под третьим

Оно исчезло

За шаг до берега.

 

Но не обошлось в «Плавучем мосте» и без ложки дегтя: в критическом разделе журнала меня одновременно позабавило и напугало эссе Николая Болдырева-Северского «Тайна русского лиризма» (о недавнем издании «Антологии русского лиризма») — текст этот, сбивающийся временами на интонации проповеди, представляет собой чистое, нефильтрованное юродство, но отнюдь не блаженное, а скорее сектантское.

Впрочем, судя по всему, безумие это конгениально самой претенциозной антологии, которую Болдырев истерически нахваливает, — чего стоит хотя бы такой пассаж: «В то же время уродства в сфере этической красоты никто не имеет права замечать; если же кто заметит, то будет изобличен как ретроград и вообще далекий от сферы “абсолютной речевой свободы”. Соответственно наша молящаяся на западные мейнстримы поэзия (ее доминирующий поток) и занята шлифовкой эстетического человека, то есть атеистического солипсиста. Идеальная национальная проекция: Маяковский, не увидевший за свою жизнь ничего кроме своего Я: безудержно-агрессивного и богоборческого. Два полюса в Антологии: Анненский и Маяковский. Последний представлен единственным стихотворением — “Послушайте…” А замыкает Антологию крестьянский поэт Александр Яшин, которому отдано четырнадцать страниц, из них десять страниц дневников, главное ощущение от которых — струящаяся в каждом абзаце кротость, безупречно родниковая, и я бы даже добавил: исихастская кротость. Вполне осознанный финальный аккорд составителя».

Составителем антологии такого грандиозного замаха, кстати, является некто Васин-Макаров, и хотя лично мне такой деятель неизвестен, узнавать о нем после подобной «рекламы» что-то не тянет: боязно…

Но вернемся к нашим пиитам. Неплохие обороты набрала возрожденная Сергеем Шаргуновым некогда легендарная, но в последние годы прискорбно прозябавшая «Юность» — так, в № 10 за 2019 год, выложенном в «Журнальном мире», хорошее впечатление производит подборка Анны Долгарёвой, становящейся все более заметной фигурой в современной поэзии (Григорьевская премия, шорт-лист премии им. П. П. Бажова, книга, публикации…). И особенно отрадно, что это обусловлено не драматическим биографическим бэкграундом, а объективным качеством стихов, обладающих, на первый взгляд, само собой разумеющимся, но на деле редким качеством — человечностью интонации. Доверительность поэтического голоса — вещь хрупкая и труднодостижимая, но у Долгарёвой даже разговор Гагарина с Богом (тема, на которую не фантазировал только ленивый, хотя большей частью — неудачно) оказывается вполне представимым:

 

Никакого секрета у этого, никаких тайн,

прямо как вернешься — так всем сразу и говори,

что не смерть, а яблонев цвет у человека в дыхании,

что человек — это дух небесный, а не шакалий,

так им и рассказывай, Юра, а про меня не надо.

И еще, когда будешь падать —

не бойся падать.

 

Интересной в этом же номере «Юности» мне показалась и подборка детских стихов, составленная Мариной Бородицкой из произведений участников соответствующего семинара на прошлогоднем ульяновском форуме молодых писателей. Особо выделю стихи Алексея Зайцева, грамотно учитывающего специфическую креативность и нелинейность детского мышления. Зайцев, как мне представляется, способен вырасти в серьезного (именно благодаря своей захватывающей «несерьезности») детского поэта, а это, как показывает практика, — товар штучный, если не уникальный:

 

Пятнадцать лет я ждал Антона.

И вот он

прилетел

с Плутона.

И я: «Ну как? Ну что, Антон?!»

Чуть помолчав, ответил он:

«Зачем полоски на батоне,

не знают даже на Плутоне», —

и тяжело вздохнул потом.

 

В «Интерпоэзии» (представленной, кстати, и в «Журнальном зале», и в «Журнальном мире») в № 4 за 2019 год любопытна «географическая» подборка «Большая вода» Елены Пестеревой — иноземные пейзажи, города и веси дают импульс к развертыванию поэтической мысли и лирической рефлексии, помогая даже изобретению языка, необходимого для описания этих заморских чудес; так на наших глазах формируется индивидуальная геопоэтика:

 

Ты ничего такого не хотела,

Но сказочный и сумрачный сюжет

Сам пишется, и на рассветно-белом

Лежит густой по-делфтски синий след.

 

Теперь ищи в глухонемом бессилии

Сонорных, твердых, звонких, горловых

Каких-нибудь — для кроликов и лилий,

Ручных дроздов и темных мостовых.

Чтоб глиняную клетчатую гладкую

Прохладную, шуршащую фольгой

Голландию, как плитку шоколада,

Носить с собой.

 

В журнале «День и ночь» (№ 6, 2019) — стихи проживающего в Бостоне Александра Габриэля — поэта иронического, увлекающегося (иногда чрезмерно) языковой игрой и каламбурами в духе Алексея Остудина. Временами эта игра, кажется, просто обязана раздражать, но не раздражает, а радует. Так происходит и в стихотворении «Поэто-пейзаж», построенном на обыгрывании фамилий русских поэтов и переводе этих фамилий в разряд нарицательных. Веселый языковой эксперимент заканчивается серьезным выводом, который (что удивительно!) не кажется умозрительным и банальным:

 

Замер сказочный лес, прореженный опушками,

над которыми лунная светит медаль.

Спит земля до утра — не разбудишь из пушкина,

и молчит до утра заболоцкая даль.

<….>

Проползает река вдоль пейзажа неброского

и играет огнями — живыми, как речь.

И ее пересечь невозможно без бродского,

всем не знающим бродского — не пересечь.

Все, что мы не допели, чего не догрезили,

тает в сонном, задумчивом беге планет...

Жизнь пройдет и останется фактом поэзии.

Смерти, стало быть, нет.

И беспамятства нет.

 

В «Эмигрантской лире» (№ 4, 2019) представлены стихи нью-йоркского врача Александра Стесина, недавнего лауреата премии «НОС» (за книгу прозы «Нью-йоркский обход»). Детали «коридорно-квартирного ада», наспех выхваченные оптикой поэта мелкие картинки у Стесина катализируют элегическое, медитативное и психологически достоверное самопогружение и самоосмысление:

 

Это чувств пятерней в промежутке одном

шарит время, в дому, где нас нет,

гаснет свет. И чернеет к весне за окном

хрусткой яблочной мякотью снег,

будто скоро займет этот номер пустой

кто-то новый, с двери сняв печать,

и начнется с постскриптума рифмы простой

все, что поздно сначала начать.

 

В «Нижнем Новгороде» (№ 6, 2019) — подборка Надежды Князевой из Арзамаса; наивность этих стихов — одновременно их достоинство и недостаток. Временами Князева разочаровывает легковесностью и клишированностью (не скатывающейся, впрочем, в пошлость), но в лучших строчках, напротив, завораживает — какой-то детской, вспархивающей чистотой лирической героини, взыскующей не только понимания, но взаимопонимания, совпадения с собой, с любимым, с миром:

 

Мы настоль далеки от насущного,

Что не видим обыденной косности,

И сознания стены несущие

Рассыпаются в собственном космосе.

 

В нереальности происходящего

Странно слышать звучание имени

Своего же, по снегу звенящего:

Я тебя понимаю.

А ты меня?

 

Журнал «Традиции и авангард» (№ 4, 2019) публикует стихи поэта, прозаика и драматурга Дарьи Верясовой — это лирика глубокого дыхания, плавного мелодизма, грандиозной нежности и слегка горчащей радости ощущения всего природного космоса, «хрусталя стрекозиного» дня — всего того, что любовно фиксирует глаз, впитывает сердце и хранит «земляничная память». Такая натурфилософская, гармоническая соразмерность элементов Вселенной, ее особый лад в конце концов убеждают, что «неочевидность любви» сильнее «очевидности смерти» и способна даже ее «умереть»:

 

Когда-нибудь останемся вдвоем,

Где теплый дом, где сад и водоем,

Где ткут, пекут и горбятся над плугом,

Где виноград хранит дверной проем.

И смерть умрем, и жизнь переживем,

И даже не посмотрим друг на друга.

 

Когда-нибудь откроется и нам:

Все рыбы ускользнули в океан,

Все самолеты улетели в небо,

А мы живем — рассудку вопреки,

В загаженный поток Москвы-реки

Бессмысленно закидывая невод.

 

В том же номере — подборка молодого соликамского поэта Михаила Куимова «Снег уже не растает до мая», в которой жизнь тоже побеждает смерть неизвестным науке, но известным поэзии способом. Проговаривая «смерть бога», Куимов отнюдь не корчит из себя юношу, отравленного ницшеанством, но парадоксальным образом убеждает как раз в наличии и непреходящести божественного в человеке. Инверсивный выверт в финале стихотворения знаменует и экзистенциальное прозрение человеческой души — парадоксальное и никаким законам трехмерной реальности принципиально неподчинимое:

 

Бог выпал с первым снегом. Смерть его к

Моменту времени — не более чем признак

Спиральности: виток — виток — виток.

Стоишь и смотришь, как над снегом призрак

Парит, полупрозрачный, и ему

Не страшно больше. А тебе — до дрожи.

От смерти, снега, Бога. Но к чему

Волнения? Ведь вы одно и то же.

И застывают лужи, но у льда

Твои черты: беспомощность и холод.

И тени уплывают в никуда:

От снежности. От времени. Тебя от.

 

Отмечу и опубликованные также в «Традициях и авангарде» баллады екатеринбуржца Егора Белоглазова, в которых экзотика восточной философии и мифологии перемежается с прямыми лирическими высказываниями, а игра ведется действительно всерьез. Так, стихотворение «Уроки алисского» по виртуозности вплетения английских лексем в стиховую ткань заставляет вспомнить известное стихотворение Владимира Маяковского «Барышня и Вульворт»:

 

Идея с крокеем — здорово —

На клюшках войдем одних!

Баронов sheep’асты головы —

Поди достучись до них.

Я долго была красива, но

Прекрасна и бренна плоть:

Нам нужен проход к Слезливому —

Манагера озаботь.

Э... ну — церемониймейстера…

 

(Алиса пошла фонить…

Обметаны губы — клейстером

Пирог; она хочет пить,

Она не в себе.)

 

Уверена,

Что нужен теперь dress code:

Я думаю, в мэриэннином

Мне больше всего идет.

И будем в метели складывать

Не «вечность», не что-то вне —

А что априори hide and wait

В расшатанном сердце... Мне...

 

Ну и напоследок заглянем-таки в «Журнальный зал», где некоторые издания уже выложили номера за январь 2020 года, — например, «Знамя» представляет три стихотворения одного из патриархов современной поэзии Олега Чухонцева, обращенные к тайне, растворенной в воздухе человеческого существования:

 

Белые идолы вечеров, опущенные парасоли,

тенты и зондаки, цепью курортных аллей

выстроились в каре вдоль баров приморских — то ли

ангелы, крылья сложившие, то ли ждущие мзды своей

демоны ночи с саванами, и случайно,

у обезлюдевшего бассейна потягивая винцо,

вдруг почувствуешь — тут не декорум, а тайна:

ты в нее смотришь, не видя, а она тебе дышит в лицо…

 

Стихи Чухонцева неизменно подтверждают правоту Блока, обронившего однажды, что настоящая поэзия всегда светоносна. Обреченность у Чухонцева не выглядит обреченно, а фатум не звучит фатально, ибо сама стиховая материя, подспудная энергетика сочленения слов противостоит энтропии безысходности. Форма как бы противоречит содержанию, но противоречие это не опознается как таковое, ибо они суть одно. А значит, поэзия вновь доказывает, что «смерти нет», и так или иначе приближает нас к бессмертию — единственной, по Хармсу, достойной человека цели жизни:

 

морок и мрак, а рядом лики и лица

что им скажу в последний быть может час

если и вам не случится со мной проститься

впрочем вас уже нет давно как меня для вас

 

Еще более артикулированно победу хрупкой жизни и поэзии над неизбежной смертью утверждает в январской «Звезде» другой живой классик — Александр Кушнер:

 

Прекрасные стихи не могут стать плохими,

Они приходят к нам, когда мы захотим

Еще раз вспомнить их и восхититься ими,

И, повторяя их, мы благодарны им.

<…>

Но потерпи, прости,

дождись строфы четвертой,

Я приберег к концу счастливую строфу

О том, что жизнь такой же

прочной быть и твердой

Не может, но спроси, что делаю?

Живу.

 

Стоит сказать и о зародившемся на днях в недрах «Фейсбука» «Тонком журнале» — помнится, издание с таким названием уже затевала лет десять назад Евгения Коробкова, но тогда вышли, кажется, один или два выпуска, на чем дело и кончилось. Новорожденный же одноименный сетевой проект поэта, барда, публикатора архива Бориса Слуцкого Андрея Крамаренко, собравшего коллектив экспертов, интенсивно публикующих в соответствующей группе в «Фейсбуке» близкие им стихи, должен прожить подольше — хотя бы потому, что бумажного варианта этот «журнал» принципиально не подразумевает, базируясь исключительно на платформе популярной соцсети. При этом эксперты в «Тонком журнале», действительно, подобраны грамотно (в их число вошли такие заметные поэты, как Ирина Евса, Елена Лапшина, Лариса Миллер, Алексей Ивантер, Геннадий Калашников, Светлана Кекова), а ориентация публикуемых стихов в основном классическая, реалистическая и отчасти — модернистская. Может предложить публикацию и читатель «с улицы», она будет рассмотрена, но пока рекомендуют большей частью Бориса Рыжего, что почему-то не удивляет.

Будет небезынтересно следить за развитием данного начинания, которое (и это архиважно!) направлено не только на популяризацию современной поэзии, но и на актуализацию творчества ушедших и несправедливо забываемых поэтов — например, омича Аркадия Кутилова или свердловчанина Сергея Нохрина, чье стихотворение, опубликованное Надеждой Кондаковой, и приведу в качестве показательного для эстетики «Тонкого журнала»:

 

Еще пока стоит на месте князь Юрий с долгою рукой,

но уж грядут дурные вести, причем одна дурней другой.

Сверкают яркие витрины, рокочет ряженый посад,

и сладко пахнет керосином столицы крашеный фасад.

Примерив на себя в Тарусе рождественский веселый грим,

большие жареные гуси заходят строем в Третий Рим.

Да с осетринкой, да с икоркой, под рюмочку, ах, боже мой,

от Сретенки к Поклонной горке бредет Москва сама собой.

Идет безумная сестричка без рукавичек, налегке,

и на ветру мерцает спичка в ее протянутой руке.

 

Наблюдательный читатель наверняка заметит, что, в отличие от прошлого обзора, я говорю сегодня в основном о хорошем, ибо надо соблюсти баланс и со сдержанной радостью констатировать: при всех заметных невооруженным глазом проблемах литературных журналов в целом и их поэтических разделов в частности — глаз вооруженный и заинтересованный все же заметит, что достойных стихов хватает и не все так плохо в королевстве датском. Будем смотреть и далее...

До новых встреч!

100-летие «Сибирских огней»