Единый ресурс русскоязычных журналов и альманахов
Литературный подкаст
Увеличить
Решаем вместе
Считаете, что объекты культурного наследия находятся в плохом состоянии?
Расскажите об этом
Пн. 14:00 – 17:00
Вы здесь
Бункер
Рассказ
Файл: 
03_bashtanova_bunker.zip (18.66 КБ)
03_bashtanova_bunker.zip (18.66 КБ)
Людмила БАШТАНОВА
Рассказ
70-летняя вдова Елена Васильевна Воронина жила одна в большом кирпичном доме. Старые березы и рябины в чистом, крашенном в зеленый цвет палисаднике прикрывали дом с улицы от чужих любопытных глаз. Вся усадьба была огорожена высоким тесовым забором, потемневшим от времени, но еще прочным. От калитки с металлической щеколдой до крылечка в несколько ступеней вела выложенная плиткой дорожка через узкий маленький двор, устроенный таким образом, чтобы суровыми снежными зимами было меньше хлопот с заносами.
С середины апреля и до конца октября старуха трудилась на приусадебном участке, не разгибая спины. Труд был непосильно тяжелым, но она крепилась и радовалась вместе с расцветавшими в ее саду пестрыми цветами. Растения охотно откликались на заботу, и она была вполне счастлива среди них.
Иногда ей приходилось отлучаться из дома, и неизвестные злоумышленники успевали основательно похозяйничать в ее старушечьем имении. Возвращаясь, она обнаруживала вместо прекрасных сортовых цветов, в которые вкладывала немалые душевные и физические силы, а также некоторую часть своих скромных денежных средств, — безобразно развороченную землю и обрывки выдранных корней. Бывали случаи, когда отморозки забирались в посадки помидоров и огурцов и не столько уносили с собой, сколько ломали и затаптывали растения, уничтожая плоды ее тяжких трудов. Взламывали сарайки в поисках цветных металлов, похищали дюралевые бачки и кастрюли, даже рукомойники. Пытались в ее отсутствие проникнуть в дом и в гараж, где со времени смерти мужа стояли «Жигули», но здесь злодеи неизменно терпели фиаско. Покойный супруг Андрей Дмитриевич проявил дальновидность, хотя даже в самом жутком кошмаре не могло ему присниться, каким неслыханным гонениям будет подвергаться Елена после его смерти, и, опираясь на некоторые факты разбоя, имевшие место уже в те, ставшие далекими, времена, всесторонне укрепил дом и гараж, поставил на окна, в том числе и на веранде, прочные стальные решетки, поменял хрупкие деревянные двери на двойные бронированные, с хитроумными замками и массивными задвижками. Оплакивая безвозвратные огородные и хозяйственные потери, выглядывала старуха на улицу из комнаты, прикрывшись плотной занавеской, испуганными глазами смотрела на наглую уличную шпану, отвязную и бесстрашную, не боящуюся ни тюрьмы, ни смерти.
Ближайшие соседи Елены Васильевны — бездетная семейная пара, в течение нескольких лет медленно, но верно спивавшаяся, бесцельно прожигала жизнь. Леонид и Татьяна Егоркины, когда были моложе, каждую весну садили картошку и другие овощи в большом приусадебном участке, добросовестно ухаживали за посадками, осенью выкапывали и убирали в овощехранилище добытый урожай. Татьяна в молодости отличалась красотой, под стать ей был и муж. Но по неизвестным причинам стала Егоркина появляться на людях с обширными кровоподтеками и ссадинами на лице. Хозяйство и усадьба постепенно приходили в упадок. Как-то осенью копали Егоркины картошку, богатый урожай складывали в огромную кучу посреди огорода. Вечером в кругу семейного застолья распивали бодягу домашнего производства, вызывавшую у главы семьи неизменный приступ агрессии по отношению к прекрасной половине, в результате чего упомянутая половина приобрела очередной красочный фонарь под глазом. В пылу бытовых распрей куча в огороде была забыта. Полетели белые мухи, ударили морозы, закружила метель, и неубранный урожай покрылся снежными барханами.
Старуха-соседка со страхом следила из-за шторы за развитием событий. В семейной жизни Егоркиных наступил полный крах. Огород перестали пахать, картошку не садили, перебивались случайными заработками. Все чаще появлялись в их доме неизвестные темные личности и всевозможное местное отребье. Пьяные гульбища вносили полную сумятицу в душу старой Елены, страх и неуверенность в завтрашнем дне. Она чувствовала себя одинокой и несчастной и еще больше отдалялась от людей.
И вот уже десять лет она прожила в одиночестве. Смерть мужа до глубины души потрясла ее и надломила психику. Раннее замужество оказалось счастливым, за мужем она прожила всю жизнь, как за каменной стеной. Работала бухгалтером на большом заводе, пока не вышла на пенсию. Муж работал там же цеховым мастером, был уважаемым человеком. Он старательно обустраивал семейное гнездышко, все свои сбережения вкладывал в строительство и ремонт дома. Чета всегда жила уединенно и неприметно. Много лет Андрей Дмитриевич строил подземный бункер, располагавшийся глубоко под домом, на случай ядерной катастрофы. Елена пыталась отговорить его от трудоемкого проекта, но Андрей был непреклонен. Его многолетнее чудачество приходилось тщательно скрывать от соседей, чтобы избежать пересудов и насмешек. Наконец бункер был готов. Он мог обеспечить проживание семьи на много месяцев и имел автономную вентиляцию, запас воды и провианта. Там же находились теплые вещи и постельные принадлежности, а также наиболее важные документы. По мнению Андрея Дмитриевича, бункер мог защитить его владельцев от воздействия высокой температуры, бури или наводнения. Он очень гордился своим детищем и отныне был спокоен за свое будущее и жизнь дорогой супруги.
Сидя по вечерам у окна, Елена Васильевна, роняя слезы, вспоминала роковой субботний вечер, когда она ехала с мужем в машине, и ему вдруг стало плохо. Они находились на оживленной скоростной трассе, но он успел свернуть к обочине и остановить машину. В последнюю минуту жизни он думал не о себе. Но истошные крики жены и слезы рекой не могли заставить его изношенное сердце работать снова...
Зимний вечер наступал рано, и Елена Васильевна заготавливала ведро угля засветло, выходить из дома темным вечером она боялась. Три комнаты из четырех на зиму она закрывала, чтобы меньше расходовать топлива. На темной заснеженной улице обычно бывало пустынно. Бабуля плотными шторами занавешивала окна и коротала вечер, вслушиваясь в завывание ветра. Думала бесконечную думу, всегда одну и ту же: как жить дальше? Большой прекрасный дом, в котором она прожила жизнь, требовал постоянного ухода и текущего ремонта. Кроме того, ежегодно надо было закупать уголь и несколько неподъемных тонн перегружать в сарайку, которую она называла угляркой. Все эти и прочие работы требовали приложения неимоверных усилий. Пройдет совсем немного времени, и она без посторонней помощи обойтись уже не сможет. Соседей, и вообще всех людей, она боялась, полагая, что они способны причинять только боль. С другой стороны, было жаль расставаться со своим уединенным уголком, с родными стенами и любимыми цветами. Едва только чаша весов непростого решения начинала склоняться к некоторой определенности, Елена Васильевна извлекала на свет божий новый аргумент, и снова в голове все путалось и от всего этого ей хотелось плакать, чем она очень часто и пользовалась. Из своих небольших доходов необходимо было выделять солидную сумму на страховку дома, это также был большой минус. Каждый вечер, перед тем, как лечь спать, она принимала решение продать дом и машину и купить однокомнатную квартиру, а наутро вся ее отчаянная храбрость испарялась бесследно, и она опять не знала, каким образом ей следует поступить и как не стать жертвой аферистов.
В середине января к ней пожаловала с визитом давнишняя приятельница Полина, проживающая в самом конце улицы. Она сообщила свежие новости, похожие одна на другую, как две капли воды. Полина старше Елены на несколько лет и поэтому подробно, во всех деталях излагала внимательной и вежливой слушательнице многочисленные жалобы на слабое здоровье и всевозможные болезненные симптомы. Визит болтливой подруги утомил Елену, и она с нетерпением ждала, когда той надоест промывать соседям кости и она отбудет восвояси.
В тот злополучный вечер у Котовых была свадьба. Выдавали замуж единственную дочь. Гульбище состоялось в огромном котовском доме, и водки и вина завезли немеряно, а столы ломились от невиданных яств, о чем и сообщила завистливая Полина. Сообщив наконец эту самую свежую и важную новость, подружка удалилась, и Елена Васильевна вздохнула с облегчением. За окнами тревожно бормотал ветер, потрескивали от мороза ветки деревьев. Зима выдалась на редкость суровой. Лютая стужа к ночи заметно усилилась, сопровождаемая сильным порывистым ветром.
Уголь в печке прогорел, и старуха сидела в темноте, терпеливо ожидая, когда угаснут последние голубоватые язычки пламени, после чего можно будет прикрыть печную трубу. Свет по вечерам Елена не включала, экономила и довольствовалась слабым освещением от ночника в форме причудливого цветка — подарок мужа на Новый год. Разобрав постель, крестясь и вздыхая, она улеглась спать. Утром придется вставать пораньше, думала она, и расчищать двор от заносов, пока соседи спят, чтобы ни с кем не встречаться. Буран разыгрался не на шутку. Елена с надеждой поглядывала на большие настенные часы. Время тянулось медленно, тревожная ночь казалась бесконечной, сна не было, и неясное предчувствие терзало сердце.
Когда на часах стрелки указали половину третьего ночи, среди шума ветра послышался вдруг слабый стук в дверь. Бабка Елена испуганно села на постели. Она отодвинула штору на окне и стала вглядываться в ночную мглу. Сквозь иней на стекле с трудом различила смутную тень у крыльца, которая вела себя очень странно — то сгибалась и покачивалась, то медленно двигалась, приближалась к входной двери, и тогда снова раздавался скребущий стук. Бабкино сердце подпрыгивало в груди от суеверного ужаса и принималось выстукивать такой бешеный галоп, что она руками придерживала ребра, опасаясь, как бы оно не остановилось. Пересилив страх, она накинула на голову шаль, обулась в валенки и, дрожа от сильного озноба, вышла в сени. Подкравшись к двери, вслушалась. С крылечка раздавалось похрустывание снега и возня. Человек стучал в дверь ногой и негромко, но настойчиво просил впустить его в дом. Бабуся нащупала дрожащей рукой массивную щеколду и убедилась в ее надежности. Возня на крыльце не прекращалась, ночной гость пытался плечом открыть дверь.
Стоя в холодных сенках, с ужасом думала Елена Васильевна о том, что она совсем одна в огромном пустом доме и помощи ей ждать неоткуда. Впрочем, таинственный посетитель копошился на крыльце, не проявляя ни злобы, ни агрессивности, и тем более странным было его поведение для перепуганной Елены Васильевны. Она постояла еще некоторое время, ожидая, когда шаги самозванца захрустят по снегу на дорожке и стихнут за калиткой. Потом почувствовала, как сильно она озябла, и ушла в дом, где закрылась еще на одну щеколду. Покойный супруг очень серьезно относился к мерам безопасности. Старуха еще раз выглянула в окно. С диким хохотом кружил во дворе буран, заметая маленький двор, крылечко в несколько ступеней, швырял в окна охапки снега, в одном из которых сквозь иней на стекле белело испуганное, несчастное ее лицо. Бабка вглядывалась в темень ночи до тех пор, пока не выступили на глазах слезы, потом легла в постель, надеясь, что таинственный гость удалился со двора, и не подозревая, что в этот миг стала она участницей ужасной драмы...
Сашка Лапшин в числе других гостей был приглашен к Котовым на свадьбу. Ближе к ночи торжество превратилось в безобразную попойку. Хозяева дома, их ближние и дальние родственники, сами в дым пьяные, развлекались тем, что спаивали до беспамятства многочисленных гостей, которые к трем часам ночи уже спали вповалку, кто где придется. Сашка, пьяный, как никогда в жизни, все-таки не забыл о своей гордости и решил отправиться домой. Откопав в ворохе одежды какую-то куртку, явно не свою, натянул ее на себя, так и не сумев осилить коварный процесс застегивания молнии, снял с вешалки шапку и вышел на улицу. Перчатки найти не удалось.
Хотя Сашка был пьяней вина, мороз ошеломил его. Парень затолкал руки в карманы и пошел ветру навстречу. Он явно переоценил свои возможности и уже через несколько минут горько сожалел, что пошел домой один в такую сумасшедшую пургу. Мороз быстро пробрался под одежду, снег залепил глаза, не было видно ни домов, ни дороги. Несколько раз он падал в сугробы, и его неудержимо клонило в сон. Усилием воли он заставлял себя подняться и снова брел, как слепой, продираясь сквозь ураган. Холод сковал все его тело, и остатками сознания он догадался, что засыпает на ходу. И тут увидел перед собой калитку с болтавшимся на ветру шнурком. Дернул его и вошел в чужой двор. На коленках забрался на крыльцо, загребая обмороженными руками снег, с усилием встал на ноги и постучал в плотно закрытую дверь. Стучал долго. Наконец услышал, как кто-то вышел в сени. Навалился плечом на дверь, попросился в дом, едва шевеля застывшими губами. Но дверь не открывалась, и он опустился на колени, затолкал руки поглубже в карманы, закрыл глаза и погрузился в сладкий непреодолимый сон...
Незадолго до рассвета решила бабка Елена вставать. Прошедшая ночь измучила ее, и она была рада, что наконец-то наступило утро. Ветер на улице стих, но мороз еще больше усилился, так что даже ее добротный и хорошо утепленный дом изрядно выстыл. Старуха оделась потеплее и вышла в сени. Она отодвинула щеколду и открыла дверь. И сразу увидела около порога заметенную снегом человеческую фигуру, неподвижную и жуткую. Не в силах пошевелиться от сковавшего ее ужаса, стояла Елена Васильевна, прислонившись к косяку, чтобы не упасть, и смотрела на лежавшего у ее ног мертвеца. Страшная истина дошла до ее сознания. Это был ночной визитер, царапавшийся к ней в дверь и умолявший о спасении. Не убийца, не грабитель, как в темноте воображала она, а просто пьяный в дым сосед, который, вероятно, заблудился в пурге. В белом, как утренний снег, лице покойного узнала она соседского восемнадцатилетнего парнишку.
Старушечьи ноги подкосились, и она рухнула рядом с погибшим. Разгребая снег под застывшей ледяной фигурой, бабка, стоя на коленях, ревела низким грубым голосом, в отчаянии опускала голову к ногам мертвого, умоляя его о прощении, задыхалась, хватала посиневшими губами морозный воздух. Окончательно потеряв разум, свалилась около родного порога, не чувствуя холода, схватывавшего колючими иголками руки, лицо, пробиравшегося сквозь одежду, цеплявшегося леденящими когтями за сердце.
Наконец поднялась, растрепанная, страшная. Седые космы выбились из-под пухового платка, безумные мутные глаза не видели перед собой стремительно наступавшего рассвета. В голове билась, не находя выхода, одна страшная мысль: под ее дверью умер человек, и она была тому виной. Обитавшие на их улице уголовники и наркоманы не станут мучиться угрызениями совести, примитивно и коротко решат ее судьбу. Их она боялась пуще кары небесной и пуще самой смерти. Чем именно занимался папаша покойного, Елена Васильевна не знала, но со своего наблюдательного поста часто видела, как к богатому особняку съезжались иномарки с наворотами. Накачанные, откормленные молодцы толпились у ворот, во дворе, вершили неведомые дела в доме. Ей было совершенно ясно, что за смерть соседского отпрыска она поплатится собственной жизнью.
Немного успокоившись и отдышавшись, старуха стала думать, что ей делать с покойником. Пойти и объявить людям о случившейся трагедии она боялась, уверенная в неминуемой расправе. Что делать дальше — она не знала. Не придумав ничего лучше, она, превозмогая страх и отвращение, потянула покойного к двери. Тело тяжело перевалилось через порог, осыпав пол снегом, шапка свалилась, обнажив покрытую инеем голову. Это зрелище вызвало у Елены Васильевны приступ тошноты, и она, встав на ноги, хотела выйти на крыльцо, но поскользнулась на усыпанном снегом полу и рухнула на спину, за открытую дверь сенок, ударившись головой о лавку, на которой стояли ведра, ковшики, кастрюли и прочая посуда, со звоном посыпавшаяся в разные стороны. Не почувствовав боли, старуха стала испуганно собирать свой скарб, стараясь производить как можно меньше шума. Она знала теперь наверняка, что спрячет мертвеца в доме и при первой возможности вытащит подальше на улицу, слегка прикопав в сугробе. И никто тогда не заподозрит ее в причастности к его гибели.
На улице стало совсем светло. Согнувшись в три погибели, потащила бабка страшный груз в кладовку. Покойный оказался очень тяжелым, и в том положении, в котором несчастного настигла смерть, перемещать его было страшно неудобно. То, что она делала, казалось старухе кошмарным сном. Втолкнув мертвеца в кладовку, бросила туда же шапку, после чего расчистила и подмела крыльцо, закрылась на щеколду и, как была в валенках и шубейке, свалилась на кровать.
Лежала без чувств, не в силах пошевелиться, до вечера, пока мгла не окутала комнату. Печка со вчерашнего дня была не топлена, но раздавленная несчастьем хозяйка не чувствовала холода. Невидящим взором смотрела она в потолок, десятки раз перебирала в памяти подробности прошедшей ночи и горько раскаивалась в том, что не открыла замерзающему человеку дверь.
Между тем пропавшего парня уже давно искали. Были опрошены все гости, присутствовавшие на свадьбе. К сожалению, в пьяной неразберихе никто не заметил Сашкиного ухода и никто ничего не знал. Искали у друзей и знакомых, в больницах и моргах. Вся уличная общественность, в том числе местные ханыги и пьяницы, принимала участие в перекапывании сугробов у заборов. Родители пропавшего платили наличными, поэтому желающих помочь было много. Перерыли все сугробы в прилегающих улицах и проулках, а также почти во всех огородах, хотя было совершенно ясно, что пьяный человек, едва державшийся на ногах, не мог перемахнуть высокий забор...
Наступила ночь. Старуха встала с кровати и с надеждой выглянула на улицу. Небо было ясным, с яркой россыпью звезд. Вдобавок ко всем ее несчастьям, погода установилась безветренная и без малейшего намека на скорое ненастье, расстроив ее план сегодня же избавиться от трупа. С ужасом думала она о том, что, может быть, следующего снегопада или бурана придется ждать много дней, и все это время в ее кладовке будет лежать мертвый сосед. Теперь она не знала, как исправить чудовищную ошибку. Единственный, кто не относился к ней враждебно, как ей казалось, был ее большой добрый дом и все домашние вещи в нем. Но и дом, и домашняя обстановка теперь осуждали ее, все было чужим и холодным. Она сама загнала себя в тупик и вряд ли сможет найти из него выход, потому что стара, слаба, и рассудок ее определенно помутился.
Старуха с трудом поднялась на ноги, качаясь от слабости, как после тяжелой болезни, вышла на крыльцо. Посмотрела еще раз на предательски чистое звездное небо, в темноте сенок на ощупь разыскала ведро для угля и побрела по затемненному двору к углярке, набрав полные валенки снега. С рассветом надо было протопить печку и сварить себе несколько картофелин.
Позавтракав, Елена Васильевна почувствовала себя значительно лучше. Обдумав еще раз все, что с ней случилось, она окончательно утвердилась в мысли, что совершила чудовищную ошибку, не сообщив никому о том, что случилось в ее дворе. В конце концов, как это ни ужасно, она могла бы сказать людям, что спала и ничего не слышала. Но теперь уже поздно что-либо изменить. Она всегда соображала слишком долго, все потому, наверное, сожалела теперь Елена Васильевна, что всегда была бабой здоровой, но не очень умной.
Она долго сидела за столом, глядя в окно. Только бы дождаться хорошей пурги, думала она, и вытащить на дорогу тело покойного, чтобы при помощи снежных заносов спрятать следы ужасного своего злодеяния. Но ближе к полудню с величайшим прискорбием обнаружила бабуля значительное потепление. Снег на дороге, прибитый колесами машин, потемнел, а с востока подул влажный спокойный ветерок, обещая оттепель...
С этого дня каждое утро выходила Елена Васильевна на крыльцо и с тоской в глазах обозревала окрестности. Слабый ночной морозец схватывал инеем ветки деревьев, крыши домов, а дым от печных труб уходил высоко в небо, где рассеивался невидимым верхним ветром. Днем температура воздуха значительно повышалась и с крыш стучала легкомысленная капель.
Прошло много беспокойных дней и ночей. Старуха находилась у последней черты. Она не причесывалась и не умывалась, печку не топила и не прибиралась в доме. Изредка кипятила чайник и через силу глотала черствые куски хлеба, размачивая их в кипяченой воде. К середине февраля она уже боялась подойти к зеркалу, настолько сильно изменилась. Лицо побледнело, глаза завалились, под ними появились тени, и выглядела она ничуть не лучше своего постояльца.
К тому времени, когда на небе снова собрались тучи, завыл, закружил ветер, и наступило сильное похолодание, бабуля совсем ослабела и едва перебирала ноги, всем своим существом чувствуя, что умирает. Слегка взбодрившись от долгожданных перемен в природе, она сварила несколько картофелин, подкрепилась и темной метельной ночью с большим трудом вытащила мертвеца на крыльцо. Собрав остатки сил и разума, доволокла ношу до ворот, взгромоздила на санки и отправилась в скорбный путь. Кружившаяся у земли пороша швыряла ей в глаза колючий снег, и в двух шагах перед собой старуха ничего не видела. Она очень надеялась, что в пути ей не встретится случайный припозднившийся прохожий.
Через какое-то время силы покинули ее, дальше тащить свои санки она не могла. Опустившись на колени рядом с мертвым, с трудом переводя дыхание, она почувствовала непреодолимую дурноту и сонливость, села в снег около санок и поняла, что сейчас уснет и замерзнет так же, как этот несчастный Сашка. Стараясь отогнать наваждение, опрокинула в сугроб свою ужасную поклажу, кое-как присыпала снегом и побрела обратно. Метель продолжала кружить, и резкие порывы ветра сбивали старуху с ног. Она надеялась, что ее тайна будет скрыта поземкой, и душу заполнила смертельная усталость.
Наступившее утро ознаменовалось невиданной суетой на улице. Слышались женские вопли, хмурые мужчины пробегали мимо дома, примчалась милицейская машина. Старуха стояла за шторой и с замиранием сердца следила за разворачивающейся драмой.
А менее чем через полчаса мужчины в форме и в штатском появились около дома Елены Васильевны. Помимо следов от полозьев, рядом с ее калиткой нашлась оброненная там по старушечьей невнимательности шапка.
Пришедшее в полное запустение, неубранное, давно не топленное бабкино жилище заполнили сердитые хмурые люди с колючими и холодными глазами, стали задавать вопросы, которых она не слышала и не понимала, оглушенная своим несчастьем. Она уже не надеялась, что избежит разоблачения. Взвыла белугой, упала на пол, дергая седые перепутанные космы. Зрелище было настолько тяжелым и отталкивающим, что видавшие виды сыскари вышли на крыльцо.
Никому не было дела до старушечьих страданий, никто не пытался понять ее состояние, поэтому у всех сложилось единодушное мнение о полной ее невменяемости. Ничего не добившись от испуганной и изможденной старухи, оперативники вызвали по рации психбригаду, погрузились в машину и отбыли с тем, чтобы, дождавшись результатов экспертизы, принять законное решение в отношении дальнейшей бабкиной судьбы.
Около калитки и на дороге напротив дома толпились любопытные. Они разглядывали дом, окна, словно впервые видели, пытаясь разгадать свершившуюся в нем тайну. Сама виновница трагедии пряталась в темном углу одной из нежилых комнат, закрывшись на все имеющиеся на дверях запоры.
Через несколько часов после этих событий к дому Елены Васильевны подъехала машина скорой помощи, из которой вышли несколько мужчин в белых халатах. Они вошли во двор, поднялись на крылечко и постучали в дверь. Старуха следила за ними из-за шторы. К тому времени она успела прийти в себя и оправилась от шока. И почувствовала, что теперь, пожалуй, сможет выдержать трудную для нее беседу и ответить на неизбежные вопросы, которые ей станут задавать.
Старухина исповедь была тяжелой. Она часто прерывалась, плакала, сморкалась и беспомощно всхлипывала. Врач скорой помощи вынес вердикт, заполнил необходимые бумаги и уехал со своей бригадой, оставив бабку наедине с ее горем.
Неделю просидела старая Елена в незримой осаде. У проходивших мимо дома людей головы неизменно поворачивались к ее окнам, и во взглядах видела она недоумение и неприкрытую враждебность. Вся уличная общественность восстала против нее. Худшей доли она себе и представить не могла.
В один из морозных дней явилась к ней врач участка. Она была вежлива и терпелива, но глаза холодны и далеки. После краткой беседы она сообщила старой Елене, что власти намерены определить ее в интернат для психохроников. Бабка чувствовала себя больной и глубоко несчастной и с готовностью согласилась, хотя очередь в интернат надо было ждать много месяцев.
В тот же вечер местная шпана перебила все стекла в доме. С большим трудом старуха сползла с кровати и забилась в дальний угол комнаты, ожидая самого худшего. Но хулиганы не смогли проникнуть в дом — двери прочные, окна зарешечены. Они заглядывали в разбитые окна и выкрикивали ругательства и угрозы. Никто из соседей не пытался вмешаться или вызвать милицию.
Когда наступила ночь, они пришли снова, неся в руках канистры и бутылки с бензином. Они выдрали из окон тряпки, которыми Елена позатыкала дыры, и залили комнаты бензином. Пока они вливали бензин из канистр под двери сенок, старуха сбросила вдруг с себя оцепенение, одолевавшее ее весь прошедший месяц, и, откуда силы взялись, резво вытащила потайную плаху в полу, отодвинула крышку люка и стала кидать туда наиболее ценные, на ее взгляд, вещи. Сорвала со стены светильник, подарок мужа, собрала кофтенки, платки, обувь. Хотела прихватить с собой пуховые подушки и одеяла, но не успела. В сенках полыхнуло, загудело пламя, и хруст снега послышался под окнами. Елена Васильевна бросилась к открытому люку, держа в руках драгоценный светильник. Быстро и ловко, чего раньше у нее никогда не получалось, нырнула она в подполье и задвинула люк. В ту же минуту послышался взрыв, и большой старый дом тяжело вздрогнул. Сердце старухи сжалось от ужаса. Налапав в темноте кровать, она забралась на нее и с тоской вслушалась в гул и треск пламени.
Большой дом выгорал долго, огонь гудел, вылизывал, пробовал на прочность старые каленые кирпичи. Пожарную охрану никто не вызвал. Когда все было кончено, наступила гробовая тишина. Старуха сидела в бункере и думала о своей дальнейшей судьбе. Как ни странно, после пожара она почувствовала некоторое облегчение. Все то самое страшное, чего она боялась, осталось позади. Сила мести уравновешивалась с величиной ее вины.
Просидев в бункере несколько дней, со страхом вслушиваясь в звенящую тишину и опасаясь, как бы малолетние мстители не явились довершить начатое дело до конца, она при свете керосиновой лампы собрала в сумку документы, деньги, золотые украшения, накопленные в течение долгой жизни, сложила вещи, многие из которых еще ни разу не надевала.
Она покинула убежище ранним утром, когда восток едва окрасился зарей. Оглянулась в последний раз на обугленный остов родного дома, стряхнула перепачканную сажей шубейку и неторопливо поковыляла в сторону шумной городской магистрали.
