«Чернильница, песочница, сургуч…»

* * *

Свет сквозит по паутинке.

Сквозь прозрачный лес

день уходит по тропинке,

до прохлады,

весь.

Боже!

Как все скоротечно

и как вечно все!

Август, осень,

путь мой млечный,

озимь и жнивье.

ТОСТ

Чернильница, песочница, сургуч.

Пустой диванчик, ложечка морошки…

За небеса,

за чистый ключ,

за Пушкина!

До донышка,

до строчки.

* * *

Осень.

Из форточки,

как из горлышка,

наклонив комнату,

пью ночь.

* * *

Ветер стих.

Вечер сир.

Серединный

сибирский август.

После бури

усталый мир

поправляет

желтеющий галстук.

* * *

Жизнь прекрасна!

За чертой,

за кругом

нет стихов

и нет молитв.

Я сегодня предал друга,

пустота

звенит,

звенит.

* * *

Сад.

Сад.

Стоит убрать «эс» —

этот шелк

с шершавых небес,

и возникает весть —

ад

здесь,

здесь,

здесь.

* * *

В девять совсем темно,

а в десять — кончится снег.

Свет локонов,

девушка,

но…

Луны отсекающий серп —

и на убыль боль и вода,

и реки давно уже нет,

нет берегов, нет дна,

лишь локона лунный след.

* * *

А в пойме плоско,

как перед расстрелом.

Небо — кусок доски.

Жухлые берега,

дух прелый.

Топором

отсекаю

рассвет от тоски.

Тоски извечной

по невечному дню,

по теплу скоротечному,

по июлю и сентябрю.

Тоски неизбывной.

Рассвет — только миг,

но все-таки был он,

как выдох, как крик.