Дискография Николая Шипилова

Клоуну Александру Шелковникову

Вот и смена сезона. В достатке озон.

И трава на газонах не смята футболом.

В этих числах лучистых и чистых, как сон,

Ожиданием лета я полон, я полон.

Вот и смена кокетства на трезвость ума.

Доигрался, допелся, допился - так было.

Это кроткая юность прошла, как зима.

И короткая ярость к глазам приступила.

И походкою фата - а кто запретит? -

Я уже не пойду вслед за ветреной дамой...

Все мне кажется: мама встаёт на пути,

Тихо просит - простись с этим детством, упрямый.

Осторожней ступай... Ничего не сломай...

И к старенью лица привыкай постепенно.

Это смена желаний души и ума,

Это смена стремлений, последняя смена.

Жаль: не будет в сезоне рубах расписных!

До конца, до конца эту жизнь извиняю.

В этих числах лучистых и чистых, как сны,

Я остатки стыда на любовь променяю...

1977

Ух, как понесло!

Заварилась кашица!

Черное число,

Понедельник, кажется!

Выбито весло

Из бочонка - пробкою.

Ух, как понесло!

Ух, как понесло!

Друг предупреждал,

Что прогноз ни к черту, и

Чтобы подождал

Я денечка четного,

Что далекий путь,

Он - не для ослов,

Но что мне пара слов?

Тьма - коли глаза,

Руки вьюгу черпают.

Опыт и азарт

Не сослужат шерпами,

Хоть бы край луны,

Хоть бы узкий серп ее -

Вот бы повезло,

Вот бы повезло!

На одежды

Нет надежды,

Нет надежды...

Ох, девятый вал!

Ох, слабость человекова!

Бога бы позвал,

А больше кликнуть некого.

Головою с плеч

Шапка вьюгой сорвана -

Только бы не лечь!

Только бы не лечь!

В банное тепло

Месива буранного -

Я не так уж плох

Для калики странного.

Просто я ослеп.

Просто я ослеп.

Просто я оглох.

Черпал снега шелк

Ртом я, как кошёлкою!

Ну, зачем пошел

В этот путь нешелковый?

Ну не там, так здесь

Будешь съеден волками.

Вот не повезло...

Вот не повезло...

И на черта

Нет расчета.

Нет расчета.

Раньше-то в пургу

В церквах били звонницы.

- Эй, на берегу-у-у!

За удар - червонец! И

Слышите, как мне

Одиноко стонется

Здесь во глубине...

Здесь во глубине...

Голуби летят -

В клювиках - фонарики,

Голуби хотят

Сдать меня с рук на руки,

Зная - чей я сын,

Зная - чей я сын,

Зная, чьё дитя.

Улетайте прочь -

Вам не взять меня никак!

Я и в эту ночь

Повстречаю спутника,

Друга я найду -

Мастера и шутника...

Вот бы повезло,

Вот бы повезло...

Злая ругань...

Воет вьюга...

Воет вьюга...

Слышу волчий лязг,

Глаз мерцанье зелено.

Но мне без волчьих ласк

Жить на свете велено.

Прочь же волчья сыть!

Мне постель не стелена!

По утробам, псы!

По сугробам, псы!

Но чей там силуэт

На экране вьюжливом?

Тоже был поэт?

Тоже безоружным был?

Я спешу, бегу!

Я лечу, бегу:

Эй, на берегу!

Стылая слеза...

Стылые рыдания...

Вижу я глаза

Друга стародавнего...

Сквозь зубов оскал:

- Я тебя искал...

Он меня искал!

Без умолку

Войте, волки!

Войте, волки!

1979

Валерию Малышеву

Путилов-барин - тело белое

Наливку пил, дичинкой баловал,

И не хватало ему малого:

Ума его, да ума его,

Везения в ночи за картами:

Проигрывал - скандал закатывал,

Собаку бил, лупил лежачую –

Краснели даже доезжачие.

Что после дань ей платил он состраданьем -

Свежо предание, да верится с трудом.

Но так уж было:

Она его любила,

Дымок кальяна, морду пьяную и дом.

Путилов-барин пропил конный двор,

Коней своих, гитару, ружьица...

Все думал, пруха обнаружится,

Все фарта ждал, таясь в ночи, как вор.

Собака же скучала пламенно

Не по коням в конюшне каменной,

А по хозяину тверезому,

По запахам в ночи березовой.

А он все в карты

Бил да бил с большим азартом

С кавалергардом да с заезжим молодцом.

Однажды в марте,

Наверно, после виста,

Раздался выстрел,

В лоб свинец - и все с концом...

Забегала да заметалася собака барина Путилова!

А он намедни прокутил ее,

Ударил, пнул, назвал скотиною!

Собака выла - сердце плавилось.

Не слышал барин - холоднел лицом.

Сказал ей кто-то: "Что ты, славная!

Не вой, не плачь над этим подлецом!

Лежит твой барин, вот и ус нафикстуарен...

Он был в ударе, да чуть-чуть не дотянул.

Твой барин - сволочь,

Вся волость это знает.

Не плачь, родная, не скули же... Ну и ну..."

Но так уж было:

Она его любила,

Скулила, выла

В заревую тишину...

1979

Птицы в роще чистят перья.

Скоро будет пять.

Самогонщица Лукерья

Не ложилась спать.

Долго выручку считала,

Даже бедная устала,

Но дела опять идут на "ять".

От недальнего погоста

Шорохи плывут.

Летом это очень просто -

С кем-то мять траву.

Но не почта и не птица

К самогонщице стучится -

Батюшки, так ставни оторвут!

Это мается с похмелья

Молодой парторг.

Тихо двери заскрипели -

И начался торг.

Этот парень ходит парой

Со своею стеклотарой,

Никогда, шельмец, не просит в долг.

Проворчала мать Лукерья -

Надо ж знать и честь!

Птицы в роще чистят перья -

Скоро будет шесть.

Но задами катит кто-то

Весь бинтами перемотан.

"Что, - кричит, - Лукерья, выпить есть?"

Это новый участковый

Старший лейтенант.

Непонятно: как такого

Бьет его жена?

И зачем ломать карьеру

Молодому офицеру?

Наливай, Лукерьюшка, вина

И - до дна!

"Самогон - не для милиций!" -

Слышится дишкант.

Это прет опохмелиться

Сельский музыкант.

Он - бродяга и бездельник,

Не имеет крупных денег,

Только неприятности в дэка

И в чека.

Он Лукерьюшке-царевне

Заложил жилет.

Просыпается деревня –

Снова пьяных нет.

Безо всяких репетиций

Хором спели в роще птицы.

На востоке занялся рассвет.

Мать Лукерья в дрёмной неге

Деньгам счет ведет.

Спит в телеге муж-бутлегер

Дядюшка Федот.

Он губой присох к окурку

И во сне мурлычет "Мурку",

И во сне учительницу ждет.

Самогонщица открыто

Смотрит из окон.

Величаво у корыта

Хрюкает бекон.

На перину повалилась,

Покрестилась, помолилась:

Боже, поддержи сухой закон.

1979

По площадям, по узеньким проулкам,

В очередях встречаю я ее.

Ее шаги звучат уже не гулко,

Ее походка старость выдает.

Она смешна, когда начнет резвиться,

Она страшна, когда обнажена,

Но силе удивится, как девица,

Бессилью удивится, как жена.

Ее покой такой, что не завидуй,

Ее победы бедами грозят.

Она смеется - только не для виду,

А не смеяться ей уже нельзя.

Она поет, когда бывает туго,

Когда полощут валерьянкой рот,

Когда другие ищут пятый угол,

Она струной звенит, она поет.

Но все короче, глуше, все надсадней,

Дыханье брать становится трудней,

Все чаще тянет в сельский палисадник,

Где мальвы цвет склонялся бы над ней,

И стала бы она совсем простою,

Легко дыша под старою ветлой,

И пели б ветры в струнах травостоя

По-русски чисто, грустно и светло.

То жизнь моя, бесценная подачка

Далеких предков, чей затерян след,

То жизнь моя, бесцельная раскачка -

Пока качаюсь, глядь, а цели нет.

Она исчезла в грубости хотений,

С больной любовью, с жалостью слепой,

Смешалась и мелькнула смутной тенью,

Как старый сторож у дверей сельпо.

1976

Прокричу про себя: от винта!

Темнота с высотой мне знакомы.

Цепь огней золота, а вон там -

Домик твой, что казался мне домом.

Ухожу, как израненный флот,

На последнюю, видимо, битву.

Ты внизу в самолет

Взглядом выстрелишь влет -

Промах, милая! Нет, не убит я:

Мне сейчас бы окно отворить,

Закурить ненавистную "Шипку".

Только здесь - не курить, не сорить

И друзей не корить за ошибки.

Улетаю, не знаю, куда,

Поглощен необъятною Русью.

Ты внизу в самолет

Взглядом выстрелишь влет -

Промах, милая! Нет, не вернусь я:

Перед совестью не погрешу -

Траекторию хочется выгнуть!

Я боюсь, попрошу парашют,

А потом - разрешения спрыгнуть.

Но лечу к излеченью от мук,

И турбины в ночи завывают.

Ты внизу в самолет

Взглядом выстрелишь влет -

Промах, милая! Так не бывает:

1975

Тишина

(памяти отца)

Как тебе объяснить,

Что такое война,

Как дают прикурить,

И за что - ордена:

Там другие шаги,

И цветы, и весна,

И другая совсем

На войне тишина.

Там, где смолк артобстрел,

Где воронки дымят,

Где закат догорел,

Искалечен, измят,

Над могилой звезда,

Велика и страшна.

Ей на все времена

Суждена тишина.

И снова - в танки,

И за снарядом снаряд,

И снова танки,

Как порох, горят.

Но пока тишины

Закрепляется твердь -

Будто нету войны,

Будто ранена смерть.

В чистом поле войны

Спят отцы и сыны.

Не скажите, что им

Снятся будто бы сны.

Ведь побег не взойдет

Из сухого зерна:

Им на все времена

Суждена тишина.

Там, где смолк артобстрел,

Где воронки дымят,

Где закат догорел,

Искалечен, измят,

На минуту, на две

Не видна, не слышна,

К почерневшей траве

Прилегла тишина.

И снова - в танки,

И за снарядом снаряд,

И снова танки,

Как порох, горят!

Но пока тишины

Закрепляется твердь -

Будто нету войны,

Будто ранена смерть.

1980

Были мирные поля - стали минные поля.

Как всё это земля претерпела?

Ковыляли мы, шагали, погибали в ковылях-

Нам не птица - нам пуля пела.

Как скупец свои рубли, мы патроны берегли,-

Откупиться бы от поражений,

Мы прикладами, как вёслами,

Всё к западу гребли, по дорогам сражений.

Переведи дыхание, дыши, чтобы идти,

Устанешь – не садись и не ложись,

По всем приметам – до Победы меньше полпути,

А там пойдёт совсем другая жизнь.

Как на нас из темноты переправы и мосты -

Выходили с подсумками боем

Нам маячили незряче похоронные листы

И кресты во широком поле.

Как валился белый свет молодым бойцом в кювет -

По дорогам, что нас выбирали,

Как нас с воздуха бомбили,

Перекрёстным боем били,

Как «Ура» мы орали.

Переведи дыхание, дыши, чтобы идти,

Устанешь – не садись и не ложись,

По всем приметам – до Победы меньше полпути,

А там пойдёт совеем другая жизнь.

Бесконечен ток дорог, дорог каждый хуторок

Той земли, благосклонной к березам,

Небо пулями прошито, но, пока взведен курок

И чехлы от знамен – по обозам,

Нас ещё не испугать, нам ещё шагать, шагать

По дорогам Европы смятенной

С почерневшими губами,

С пограничными столбами

Нашей доли военной.

Переведи дыхание, дыши, чтобы идти,

Устанешь – не садись и не ложись,

По всем приметам – до Победы меньше полпути,

А там пойдёт совеем другая жизнь

1988

Эх, травушка-муравушка! Как теплом пригрело!

Полно б горе горевать –

Нам бы жить да поживать,

А тут такое дело!

А тут такое дело!

Эх, ты винтовка старая да окопчик тесный!

Полно б горе горевать,

А еще сколько воевать –

Это неизвестно...

Это неизвестно...

Эх, а дома ждет не чин, а сын!

А скольких нас положат!

Полно горе горевать - вот сухарик дожевать

Да на воду помножить...

На воду помножить...

Эх, вернуться бы сейчас домой

Фронта дальним эхом!

Полно горе горевать, - здравствуй сын, жена и мать:

Ваш солдат приехал!

Ваш солдат приехал...

Эх, травушка-муравушка! Как теплом пригрело!

Полно б горе горевать, -

Нам бы жить да поживать,

А тут - такое дело...

А тут такое дело...

1979

Русая головка

(песня, написанная от лица героя повести "Литконсультант")

Что ж, давай оставим

Память этих лет.

Меж закрытых ставен

Пробивался свет:

Что ж, давай забудем

Поздние цветы,

В будущем заблудимся

Я и ты.

Это было, как во сне -

Я смотрел неловко -

Не мелькнет ли в том окне

Русая головка:

Прошлое проверим,

И в одну из граф

Впишем, кто правее,

А кто из нас неправ.

Что ж, давай без боли

И без маеты,

От рожденья вольные

Я и ты.

Это было, как во сне -

Я смотрел неловко -

Не мелькнет ли в том окне

Русая головка.

Что ж, пора в дорогу

Одному из нас:

К черту гладкость слога

В этот страшный час!

Встанет кто-то третий

Над моей судьбой,

И уже не встретимся

Мы с тобой:

Не забыть вовеки мне

Милую уловку -

Как мелькала в том окне

Русая головка:

1982

Пылают в железной печурке дрова,

Вступает зима в затяжные права,

Замолкли частушки зимующих птах.

Теплушка, теплушка - дровишки из плах.

Теплушка, теплушка, дровишки из плах.

Надолго ли хватит в теплушке тепла?

Без писем из дома в теплушке знобит,

Как будто от долгих никчемных обид.

Как будто от долгих, никчемных обид

Пора ледостава прошла на Оби.

Копытами трогает лед на реке

Каурая лошадь с дровами в возке.

Каурая лошадь с дровами в возке.

Как будто с визитом в старинной тоске

По белой степи проплывет, как в кино -

Теплушка, теплушка - в полушку окно.

Теплушка, теплушка - в полушку окно.

Все лица - в подушки, а в мыслях одно:

Пробьется ли к солнцу в апреле трава?

В железной печурке сгорели дрова...

1982

Вот и станция Куеда

Горьковской жел. дор.

Еду сам не знаю куда –

Вроде, на простор.

Вижу телеграфные провода

Из-за белых штор –

Это станция Куеда

Горьковской жел. дор.

Это станция Березань.

Хочешь - вылезай.

И куда поглядят глаза

В этакую рань.

Собирай свой нехитрый скарб -

И с подножки: прыг!

Но увяжется вслед тоска:

Не уйдешь, старик.

А попутчик мой нелюдим,

Бронзов, словно бюст.

Раздвигает руками дым,

Как сирени куст.

Еду... Сам не знаю, спешу...

Сам не знаю куда...

На прощанье тебе машу,

Станция Куеда...

1984

Ожиданье в городе,

Чего-нибудь, грозы хотя бы,

Но уже ступил сентябрь на календари

И растерянность такая, что в сентябрь не вникая,

Думаю, зима –зима, как прежде не взбодрит.

Все жильцы и все жилицы на учете у милиции

И..и я, уставший злиться на мышиный цвет

Соберу свою отвагу и сожгу в печи бумагу

На которой составлялся осени букет.

Ожиданье в городе, чужие лица, гордые,

А мне с моею мордою и шагу не ступить

И растерянность такая, словно где-нибудь в Шанхае

Тихо жизнь моя стихает ямщиком в степи.

Все жильцы и все жилицы этой праведной столицы

Спят от блицев спрятав лица, кто куда горазд,

А я как конь усталый, ой ли и в моем убогом стойле

Ни овса, ни кобылицы уж в который раз.

Ожиданье тянется и до рассвета хмурого

Покинем наше Мурово, сыграем бодрый марш,

Но растерянность такая, ею, стервой подстрекаем

Я иду в какие-то немилые дома.

Вам жильцы и вам жилицы, на меня не надо злиться,

Много ль надо путнику? - ночлега да воды,

Да сказать: "в дорогу с Богом, трогай парень понемногу",

За моей спиной завесой лег табачный дым...

1988

Я туфли починю,

Одежду залатаю,

Пальцы залетают

Около иглы.

Поплыла за окнами

Осень золотая,

Задевая юбками за углы...

В зеркало смотрюсь -

Кто там, весь израненный?

Кто там грустно пялит

Синие глаза?

Что несет с собой

Это утро раннее,

Где мои желания,

Где азарт?...

Жизнь теряет смысл,

Когда уходят близкие.

Кто ты, в этом зеркале,

Из каких краев?

Где твое отечество -

Польское, английское,

Русское, французское,

Но твое?...

Осень - мой приют,

Родина прощальная,

Осень мне жена, сестра,

Осень - верный друг.

Осенью уйду

Я в дорогу дальнюю

Льдинкою хрустальною

По ветру...

А тогда зачем

Юная очей листва,

Зеркала осколочек,

Груз прожитых дней?

Бог тебя храни,

Милое отечество,

Люди, будьте бдительны,

А впрочем,

Вам видней...

Я ж туфли починю,

Одежду залатаю,

Пальцы залетают

Около иглы.

Проплыла под окнами

Осень золотая,

Задевая юбками за углы...

1983

Страна Никола

Ты не слышишь меня.

Очевидно, помехи на линии.

- Громче,- просишь ты, - громче!

Но нет, я кричать не могу.

Провода очень тонкие

И очень длинные.

Мое слово сорвется

И канет в глубоком снегу.

Только старая двуколка -

Скрип да скрип...

- Прощай, Николка!

Ты вернешься?

- Я вернусь!

К вам, любимым, прикоснусь...

Белые бабочки, злые луга,

Дальний оркестр хуторка небольшого.

Требует мир на прощанье солгать,

Тихо сказать возвращения слово.

Нивы сжаты, рощи голы.

Скрип да скрип...

- Прощай, Никола!

Ты вернешься?

- Я вернусь.

Белым снегом обернусь...

- Ты не слышишь меня.

Черной шалью на плечи мне ляжет

Этот день, эта память.

А там и взрастет по весне.

Назовут меня "мать",

Только "мама" никто уж не скажет,

Разве ты, мой любимый,

Пригрезишься ночью во сне...

Наклонись, возьми осколки

Сына родины, Николки -

Это небо, это пруд,

А это луга изумруд...

Виделись замки из сказочных книг,

Люди как боги, и боги как люди.

Что за одежды надеты на них,

Как они верят и как они любят!

Обелиск у старой школы -

Это жизнь страны Никола.

Время кружит кружева.

Жив и ты, пока жива

Страна,

Страна,

Страна:

1979

(памяти Ольги Павловны Поплавской)

Воспоминаний горький век...

Воспоминаний сладкий миг...

А я уже не человек,

Который ходит напрямик.

И слог ложится не любой

На острие карандаша.

Навеки связана с тобой

Моя душа, моя душа.

Придут друзья меня спасать...

Придут они меня губить...

И скажут: жизнь - прекрасный сад,

Давай смеяться и любить.

В простор небесный голубой

Гляжу, гляжу, едва дыша:

Навеки связана с тобой

Моя душа, моя душа.

И я склонюсь перед судьбой,

Сверяя с прошлым каждый шаг.

Навеки связана с тобой

Моя душа, моя душа.

А жизнь уже трубит - отбой.

А ветры лист метут, шурша.

Навеки связана с тобой

Моя душа, моя душа...

1983

Романс

Цветенье ландышей - как дни лететь спешат!

Играю в фанты сам на сам и сам со мной...

Мое именье - белый свет, а в нем душа

Тебя, любимой, моей верной крепостной.

Ты просишь вольную, желанье таково.

И впрямь: зачем тебя с собою разорять?

Но ненавистна одинокая заря,

Когда навечно рядом нету никого.

Вот фант еще один - идти дорогой грёз!

Но как давно уже не грезится огонь,

Коль раньше выпало идти дорогой гроз,

Коль пес издох и обезножел белый конь.

Фуражка белая с измятым козырьком...

В ней выйду в поле и стою, гляжу, как Спас,

Как низко бабочки парят над озерком.

Коль мог бы - каждую от увяданья спас.

А ты - любимая. Тебе пощады нет.

Обняв меня, не разнимай невольных рук.

Ведь отраженье света - это тоже свет.

А отраженье звука - это тоже звук.

И вновь открыт минувшей жизни фолиант.

Его листаю я, страницами пыля,

На мертвых бабочек, на желтые поля,

На гриф гитары, где повязан черный бант.

1979

Ты не права

Тысячу раз.

В поле трава

Пожелтела вчера.

Высохли росы

За ночь до утра.

Полем, асфальтом

Дуют ветра.

Ты не права -

Я не пропал.

Просто - провал.

Потерялась тропа.

След паутин,

След ушедших к пристани ребят,

И этот рассвет

Мне кажется похожим на тебя.

Я с жизнью был как ласковый теленок,

Ходил по ней с зари до зари,

Просил у жизни тихую Аленушку -

Пускай ей двадцать, пусть ей тридцать три.

А ты не права.

Где-то в зиме

Бьется о небо

Игрушечный змей.

Ждет синевы,

А навстречу - буран.

В поле трава

Пожелтела вчера.

А я такой привязанный, влюбленный

В большое небо, где орел парит,

К земле, где в небо счастья эшелоны

Уходят в 18.33.

А если суждено о невезенье

Разбиться моей дерганой судьбе -

Упасть хочу, ударившись о землю,

И крыльями прижать ее к себе...

1968

Я пришел на вокзал -

На табло три нуля,

Ух, глаза бы мои не глядели!

И себе я сказал,

Возвращения для:

Я уеду на этой неделе.

Над моей головой -

Только дождик живой,

Да жидкий свет городской на режиме.

А у меня впереди

Только старость в кредит

Да незапятнанно доброе имя.

Делегатка одна

От вокзального дна

Раз пятнадцать прошла, зазывая.

Говорю ей, как знал:

- А пошла бы ты на

Остановку седьмого трамвая.

Больше не было сил,

Дождь слегка моросил,

Он трусил,

Как собака за салом.

И эта дамочка треф,

На меня посмотрев,

Удалилась в глубины вокзала.

Тишина... Тишина...

Звезды горстью пшена.

Дождь еще кое-где пузырится.

Хоть ломай карандаш,

Хоть читай "Отче наш" –

Выручай же, дорога-царица!

Выручай, как всегда,

Как в иные года,

Жизнь еще хороша, ей-Богу!

Я еще поживу,

Мне б сейчас кошеву –

Выручай же, царица-дорога!

Тут хоть думай, хоть нет -

Покупаю билет

И налегке в межсезонье с разгона.

Только утренний свет,

Только рельсы вослед,

Только таянье звезд заоконных.

Все уже позади,

Век меня остудил,

Осудил на скитанья без срока.

Вместо тела - страна,

Вместо сердца - струна,

Вместо радио - в роще сорока.

1985

Вид из окна. 20-е годы

(песенка на развитие дикции)

Кухарка и жокей

У дворцовой ограды

Целуются и рады.

А разорившийся барон

Открытым ртом ловил ворон

У развалившейся эстрады.

С его колен упала трость со стуком -

Вот так штука!

А проходивший мимо граф

Внезапно оказался прав,

Сказав: "Какая ссскука!"

На этот клич прибежала дворняжка,

Тощая, бедняжка.

Никто в ней гончей не признал,

Настолько та была грязна,

И так дышала тяжко.

Ее увидел стареющий филер

Из автомобиля.

И громко надавил клаксон,

Но тут рвануло колесо,

Как будто двор бомбили.

Кухарка, вскричав:

"Караул, убивают!" -

Упала в пыль, едва живая,

А разорившийся барон

Вскричал: "Налево, эскадрон!"

И побежал к трамваю.

Жокей лепил накладную бородку

К подбородку,

А граф, забыв набор манер,

Вскричал: "Он милиционер!"

И умер тихо, кротко.

Филер выскочил в мундире мышином,

И графа - в машину!

Повез в ближайший лазарет,

Но видно дети во дворе

Проткнули шилом шину.

И лишь собака грызла трость -

Наверно, грезилась ей кость,

Кость, кость, кость, кость,

Кость, кость, кость, кость...

1971

Вальтрапы алые гусар,

Готовых встать на подвиг ратный,

Кого из них он не кусал -

Картечи свист, клинок булатный?

А пока

Войска скучают до икоты,

Рука устала гнуть пехоту

И горожанкам мять бока.

В штабах по-русски ни гу-гу,

В церквах на всех достанет воску.

Эй, бей, Расея, по врагу,

Гони, Расея, больше войску!

А пока

Притихнул спор, чей ус рыжее.

Находит в картах ворожея

Победу нам наверняка!

Свист ядер, грохот и пальба

И кирасир французских лица.

Все шло б неплохо, если ба

Полк не забыл опохмелиться.

А пока

Полка взметнувшееся знамя,

Раевский здесь, Ермолов с нами,

И знамя реет в облаках!

О боя смертная краса!

Все полегли, кто испытали.

Вальтрапы алые гусар

Вино и кровь в себя впитали.

А пока

Полка убавилось до трети

И немец, едущий в карете

Уже везет другой приказ...

1980

Зимовать остаются мосты...

Все бело за оконными рамами...

Мужики переходят на "ты",

Поделившись остатними граммами.

Зимовать остаются мосты...

Не взволнуется кровь телеграммами...

Мужики похваляются шрамами –

Кто рубаху сорвет, кто - порты...

Зимовать остаются кресты

На погосте, на дальней окраине...

Мужики уж "выносят святых" -

Молодые попались да ранние.

Зимовать только здесь я смогу, -

В городке со старинными храмами.

Мужики уже спят,

Мужики - ни гу-гу,

В потолки поуставились шрамами.

Если бы в этом городе ты

Появилась из мрака и стылости!

Поминальные свечи чисты,

Еще столько не роздано милостынь...

Мне сейчас бы твоей чистоты,

Твоей слабой улыбки свечения,

Но зимуют мосты,

Но зимуют кресты,

Но зимуют погосты вечерние...

Зимовать... Зимовать вопреки

Той тревоге, крадущейся тению...

Громко спят мужики

И храпят мужики,

А меня навещает забвение.

Золото осени, зимы серебро!

Где они, где они, где они, где они -

Сны без печали!

Как нас с тобою над рекою вначале

Медленный качал паром....

1987

Деревья

Не зная

Ни рожденья, ни смерти - пошел.

По звездам выбирал направленье в пути.

Высоко

Звездный ветер свежил - хорошо.

Помогали прохладой идти

Деревья.

Деревья!

Был смешон я и крова лишен,

Но несли меня в теплой горсти

Деревья...

Деревья

Вдоль дорог, по кладбищам, в кострах

Издревле

Грели путника, посохом шли...

Деревья

По воде, словно посуху шли,

Разгоняли досаду и страх

Деревья.

Деревья!

Обнаженные нервы земли!

Сквозь земную кору проросли

Деревья...

Кто умер...

Тот, кто в землю вернулся с земли,

Словно шепчет листвою: внемли

Деревьям...

Деревья!

Это редкие братья мои...

Это предки и братья мои -

Деревья!

Дети космоса, дети небес!

Вижу - тает, прощается лес

С Землею...

1984

К вечеру сугробы, как сирени вороха.

К вечеру огни хибар, как масло горячи...

Опустела улица - подальше от греха

По дворам попрятались ребята-силачи.

В клубе под портретами всего Политбюро

В половицах реденьких настыли холода,

Участковый Ванечкин с пустою кобурой

Плачет возле гробика... Такая вот беда.

Участковый Ванечкин по имени Макар

Завтра повезет сынка на кладбище зарыть.

УралЗиСа выделит для этого завгар,

Завстоловой сказано на всех кутью варить.

Пей, гуляй разбойнички! Рвань-сибиряки!

Участковый хиленький поминки задает.

У него, родимого, на шее чирьяки –

Он их завтра вечером аж по глаза зальет.

Эх, порода хлипкая! Проклятый менингит!

Эх, вы, лычки чёртовы, пустая кобура!

Занесло на службишку в захудалый скит

Далеко от этого ура-политбюра...

Варнаки карьерские - здоровые мослы!

Не берет их детушек сопливых сатана...

Участковый молится - Господи, услышь:

Умер сынка маленький, умерла жена...

Матушка - заступница! Куда же мне грести?

Прикажи - уверую! Открой свои уста!

За стеною клубишка падера свистит...

Застрелиться надо бы - кобура пуста...

1989

Я уже не спешу

Ты, Санек, все про век скоростей -

Пас: хочу я покоя...

И не жду я гостей, и живу без затей:

Нет гостей - а на кой им?..

Мой горит огонёк - пусть горит...

Шает...

Пусть, кто хочет и что ни денёк говорит -

Мне не мешает...

И к нему, как к вину, приохотился я,

Чтоб от счастья горчило...

И к нему, как к вину, я сегодня прильну,

Это жизнь научила...

Пусть горит огонек, пусть растет мой сынок в счастье...

Если ты на порог, то оставь себе впрок свои страсти...

Я ж ни водки не пью, ни посуды не бью и не путаю масти...

И кто знает - Бог весть! - может это и есть

Моё глупое счастье...

И мне дорог средь сивых дубов дом-отшельник...

В нем не скажут мне то, что любовь - злой волшебник...

На висках - серебро, но нет-нет да в ребро бес наподдаст мне.

Отвечаю: добро! Хорошо, что в ребро - в пах опасней...

А за мною по зною страстей - версты пыли...

Хоть и нету уже скоростей, тех, что были...

Говоришь, это самообман... Да, Санек,

Но все же "само"... Само!

Сам себя обману - ни народ, ни страну,

Ни отца и ни маму...

Не тебе же судить тех, кто больше хлебнул

Лиха...

А потом, как уснул, сам себя обманул тихо-тихо...

Пусть, сынок, мой горит огонек,

Не дыши, словно раненый кит в океане безбрежном,

Может, жить мне осталось денек,

Как останется в мире сынок - в этом страшном и грешном?!

Пусть горит огонек, пусть тихонько горит - ты не трогай...

Я устал, паренек... Пусть тихонько горит огонек -

Недотрога...

Не хочу ни друзей, ни врагов.

И в пространство зеленых лугов

Поведу я ребенка

Невидимой царской дорогой...

2002

Упитан, справен и умен, -

Твой Сашка – первый парень,

А ты вопрос мне задаешь:

- Всё в облаках паришь?

-Да, -говорю,- опять парю, -

людям мозги не парю.

- А мой дурак, - ты говоришь, -

опять летит в Париж.

А я, дурак, свой старый век

живу на всякий случай.

Я вёрст своих и городов,

конечно, не считал.

И мой небесный белый снег

идёт тоской дремучей,

а там, к весне, как первый гром,

нагрянет нищета.

Иного счастья, Таня, нет, -

чем на друзей не злиться,

будь он хоть трижды ловкий бес,

будь он хоть трижды – жид.

Пусть Сашку ждет, покрыв там лед,

французская столица,

но от меня она, как черт,

от ладана бежит.

Но он мне верит, старый друг,

а женщины – не верят,

и любят, вроде, просто так –

иного счастья нет.

Лишь ты, мой свет, не хочешь вдруг

закрыть за мною двери

и погасить за мною вслед

неяркий верхний свет.

За мною вслед – ни бек, ни век,

Ни БГТ, ни Муром.

На перекрестке, ох, эпох,

стою я постовым.

И пусть в Венецию и Рим

поедет Сашка сдуру,

а мы с тобой, мон шер а ми,

у трапа постоим.

А после выпьем мы вино,

пойдем в кино на девять.

Я угощу тебя тогда

прекрасным эскимо.

А дальше мы докажем всем,

кто мы на самом деле,

вот только дайте нам дойти

на базу из кино.

О, как мне дорог это миг –

дымится сигарета…

Я говорю тебе: «Прости»,

ты говоришь: «Прощу».

И я, наверное, любил

Всегда тебя за это, -

что ты давала мне грустить,

когда я загрущу.

Прощай, веселое дитя

московских подворотен,

прощай, иду я песни петь,

а хочешь, - мне подпой.

Я буду петь о том, что мир

наивен и бесплотен,

а ты веди меня, веди,

как будто я слепой.

1998

Коське Мылъцеву, рыцарю Томска

Я тоскую, бабье лето, я тоскую.

Я хожу Москвою в кукинском тумане...

Что мне томская кукушка накукует,

Накукует, накамлает, нашаманит?

Бабье лето, ты короче сигареты,

Той, что с другом на двоих еще дымится!

Я уеду, я уеду в бабье лето

Подхарчиться летом с привкусом горчицы...

Оттого, что нынче сяду в самый скорый –

Не убудет, не прибудет на кармане.

Но увижу я Алтай - златые горы,

Но увижу осень в северном урмане.

Бабье лето для поэта - нет, не проза...

Бабье лето - как газета для партейца...

Как для русского - плакучая берёза.

Как награда от министра для путейца.

У меня на свете нет однофамильцев...

Я остался одиноким, как кукушка.

Разве только этот парень - Коська Мыльцев -

Томский рыцарь, Орден Лысая Макушка.

Бабье лето для приюта, для привета...

Вот пришло оно, живую душу грея...

Спой же, Коська, мне про то, или про это –

Что не выставят в картинных галереях.

Что-то шире в этом мире... Что-то уже...

Кто-то лучше в этом мире... Кто-то хуже.

Кто-то нужен в этом мире и не нужен...

Собирайся, Коська, мы идем на ужин.

Бабье лето - ты триумф кордебалета!

Все красавицы - печальны, как невесты.

Значит, куплены... обратные билеты.

Значит холодом уже задуло с веста...

2003

Диалог с другом

Ах, как поплыл - в глазах рябит! -

Друг мой из Воркуты.

Резан ножами и битой бит,

Жжет за собой мосты.

Начал считать года и дни...

Женщин давай считать...

"Мы, - говорит, - с тобой одни...

Нам, говорит, не встать.

Кроме пути Млечного –

Все только пыль да взвесь...

Нет ничего вечного..."

"Врешь, - говорю я, - есть..."

Ах, как поплыл потерянно!..

Жизни, мол, не объять!..

Вот, говорит он - дерево:

Ну сколько ему стоять?

Вот, говорит он, девушка –

Сколько цвести ей лет?

Глянет, а муж - дедушка!

Юности нет, как нет.

"Во взгляде юноши встречного

Видится только месть...

Нет ничего вечного..."

"Врешь, - говорю я, - есть..."

Ах, как поплыл! Налил бокал

И сквозь зубов осекал,

Выцедил, то, что всю жизнь искал -

Счастье свое искал.

Как мол меня, беспечного,

Жисть превратила в жесть?...

Нет ничего вечного...

"Врешь, - говорю я, - есть..."

Лез в облака да упал со скал...

Кто, мол, не погибал?

Пальцами крутит у виска...

Вижу, окончен бал.

Была же Муму - и нет Муму!

Завидую я Герасиму!

Дал друг мне в ухо, а я ему,

Глупому и упрямому.

Была же Муму - и нет Муму!

Излил он мне душу, а я ему!

Ах, если бы знать про это про все!..

Ах, если бы знать мне самому...

2003

Да, исчезла агитка, как жанр,

Словно маузер или кожан.

Здесь мы все, как большая семья,

Я спою вам агитку, друзья.

Я по первому снегу пошел на ларек,

Долго деньги берег

На вино.

Стая диких собак встала мне поперек

На развилке дорог,

Как в кино.

Оператор, снимай!

Один к двум, один к трем -

Этот город в осаде врага.

Жизнь, конечно, не май,

Но все равно ты снимай,

Вот и такая она дорога...

Ну, зачем я курил

Столько лет злой табак!

Мне теперь не уйти от собак...

От безжалостной касты

Бездомных, клыкастых

Мне уйти, убежать не судьба!

Мне б ни свет, ни заря

На плечо "винтаря",

Да пристрелить втихаря главаря.

И в горячий песок,

Занырнуть на часок,

Вот тебе и сходил до ларя.

Ах, столица-фантом,

Мой разрушенный дом,

Помоги мне с последним финтом!

Вижу: каплет с клыков,

Как со вражьих штыков,

И дорога - кровавым бинтом!

В этом городе - мрак,

В этом городе - враг,

В этом городе замкнутый круг.

В этом городе врак,

Межусобиц и драк,

Я подвешен, как туша, на крюк.

Да, я трижды женат,

А, я бывший юннат -

Но дай мне, Родина, пару гранат.

Чтоб летели собаки над городом, над

Почерневшей Россиею в ад!

Где ж ты рота моя? Где ж ты мой батальон?

Где отряд развеселых рубак?

Нерушимой стеной,

Обороной стальной

Сокрушим, уничтожим собак!

...Что ж ты рот не захлопнешь, юнец?

Ты ведь слышишь - агитке конец...

Погоди: вот вернется ЧеКа

И загасит тебя, дурачка...

Погоди, погоди...

Ну посиди, посиди, посиди...

2002

Эх, судари-сударики!

Саше Иванченко

Он родился, чтобы жить в счастье,

На Кавказе он сгорел в танке.

В войсковой его живой части,

Не осталось ничего мамке.

Обещает быть земля доброй...

Ждет отборного зерна пашня...

Да проломлены его ребра...

Да у танка снесена башня...

Припев: Сударушки-сударики!

Давайте напьемся до судороги,

До судороги до маяты,

Пока еще живы я, и ты...

Сударушки-судари!

Давайте напьемся до одури,

До одури, до судороги –

Ведь все мы друг другу не дороги...

А если мы были б мы дороги,

То поняли бы, о чем строка,

Не пили бы водку до судороги,

До вздрагиваний, до обморока...

На Москве, что предала наших,

По ночам пирует Иуда.

На крови да на костях павших.

И страна уже не ждет чуда...

И, позор приняв за власть эту,

Он не ждет ее любви страстной

Ни креста ему на грудь нету,

Ни звезды, как от стыда, красной.

Припев: Сударушки-сударики!

Гуляете вы у Москва-реки.

Там ночью горят фонарики.

Кусают ли вас комарики?

Ой, не ходи-ходите на-на реку -

Это комарику на руку...

Чтоб вволюшку кушать ситного,

Убей ты его, ненасытного.

Судари да сударики!

Не снятся ли вам кошмарики?

И как бы все не поддаты вы,

Помянем те души солдатовы...

Эх, судари-сударики!

Давайте напьемся, как моряки,

Которых кусали комарики

В кавказских горах у Сунжа-реки...

Эх судари, да вы сударики!

Давайте сушить сухарики,

Давайте напьемся, как фронтовики

Кровавой воды из Сунжа-реки...

И молчат чужие нам горы.

Их молчанье тяжелей камня.

И жируют по стране воры.

За себя да за того парня.

А земная трава пахнет горечью,

Молодые поля - зелены.

Похмеляемся мы и грохочет над полночью

То ли протез, то ли эхо кавказской войны...

2003

Ля-ля-ля

Сыну - Федору Шипилову-Дашкевич

Перечеркнуты косым тополя...

- Ля-ля-ля... - поет мой сын, - ля-ля-ля...

И ложится чистый снег на поля.

- Ля-ля-ля, - поет мой сын, - ля-ля-ля...

Наша мама далеко-далеко...

Нам без мамы нелегко, нелегко.

За окном уже остыла земля.

- Ля-ля-ля, - поет мой сын, - ля-ля-ля...

Он еще не говорун, не в годах...

Только любит рокот струн на ладах.

И с улыбкой молодой короля:

- Ля-ля-ля, - поет мой сын, - ля-ля-ля...

И печальное, как крик журавля,

Слышу сердцем я в его: "Ля-ля-ля".

Но пока еще вдвоем - ля-ля-ля, -

Поздним вечером поем "Ля-ля-ля..."

2002

Скоро, скоро на выбора

Отправляется наш барак,

Каждый думает, что пора –

Ходит в поисках штопора.

За дебатами бурными,

За прозрачными урнами,

Попрощаемся сообща

С интересами шкурными.

А как солнце закатится

За гору терриконную,

Выпьем рюмочку, Катенька

За эту власть раззаконную.

И в постель, как на каторгу,

Как на смену, как в очередь...

Только Катенька, Катенька,

Мне не надобно дочери...

Лучше серость шинельная,

Чем дежурство панельное,

Лучше морды похмельныя,

Чем рекорды постельныя.

Так что, Катя, родимая

Раскрасавица ты моя,

Позабудь свои бредни, как

Бы родить мне наследника.

Балаган Балаганович –

Без конца представление,

А Наган, бишь, Наганович, -

Он хозяин правления.

Потребляем под радио

Макароны без мяса мы

И следим за нарядными,

За народными массами.

Где-то баксы зеленые,

Где-то слезы солёные,

Мужички никудышные

Хлещут водки паленые.

Но, не сбросив передника,

В это месиво, сечево,

Ты родишь мне наследника.

Жаль наследовать нечего...

2003

Какое мне дело?

В окно постучался товарищ хороший,

Как будто приехал навек попрощаться,

Чтоб тут же уехать по первой пороше

И дальше, и дальше, и дальше помчаться.

Мы жили - рубахи рвалась горловина:

Тебе - половина, и мне - половина.

А нынче страна в жерновах передела –

Какое, какое, какое мне дело?

Спрошу лишь: куда ты? Не зная ответа,

Он курит свою капитанскую трубку.

Он мечется в поисках вечного лета.

А горе, как море, по самую рубку!

Я все забываю, когда выпиваю.

Гитару беру и сижу - распеваю.

Жена утомилась и мать поседела -

Какое, какое, какое мне дело?

Да кто мы теперь... Так... ни уха, ни рыла...

Мы - два капитана на нарах штрафбата.

Любили мы небо - когда это было?

Не надо, не надо, не надо ребята.

Какое там солнце, какое там небо -

Была бы краюха печеного хлеба!

А если жестокости нету предела -

Какое, какое, какое нам дело?..

Мы верили в небо, мы верили в чудо.

Мы съели с ним соли поболее пуда.

Но вот он уходит - куда и откуда?

И шепчет с улыбкой: - До встречи, Иуда!

Он воин, а я - истлевающий кокон.

Он - дух восходящий. Я - бренное тело.

И я говорю ему вслед одиноко:

Какое, какое, какое мне дело?..

Нам выдадут скоро на воздух - талоны,

На небо - кредиты, а вексель - на счастье,

А я размечтался - идут батальоны,

Чтоб взять в свои руки орудия власти.

Я плачу, и пью, и себя презираю,

За то, что я духом ослаб - не до бою!

Но словно молитву, слова повторяю:

Хочу я, хочу я, хочу я с тобою, с тобой..

2003

Холодно (из песен о московском восстании октября 1993 года)

Дымом отъезжих полей тянет с укрытой Неглинной...

Клин молодых журавлей не пролетит над Москвой.

В этот пожар тополей,

В этот огонь тополиный.

Ты, дорогая Полина, приди - я живой.

В храм поспешать не спеши.

За упокой - не пиши,

Это ошибка, Полина - кремлевский салют.

Выброшены "калаши"...

Отговорили "маши"...

Ну, а к утру нас, наверное, кровью зальют...

Вот я лечу над Москвой, над очумевшей в разгуле...

Над развеселой вдовой, над подгулявшей женой,

Над почерневшей травой, над заблудившейся пулей -

Холодно, холодно, холодно всем, кто со мной.

Только теперь, на бегу

Нас уж никто не обманет.

Будут иные сраженья, иные бои!

Вот и овраги в снегу...

Вот и дороги в тумане...

Холодно, холодно, холодно, братцы мои...

1993

Ивану Овчинникову

Друг мой, Ванька, Ванька Жуков,

Мне сегодня грустно, жутко...

Даже некому не в шутку

Написать десяток фраз.

Я не знаю что случилось –

Жизнь, как "мессер" задымилась...

Сделай Божецкую милость –

Приезжай ко мне сейчас.

Я куплю крючок и лески,

Леденцы и в цирк билеты,

Золоченые орехи

И зеленый сундучок.

Мы поедем по железке

На другой конец планеты,

И на прошлые огрехи

Плюнем мы через плечо.

Пусть придут из райсобеса

Секретарь и участковый -

Где же им понять повесам,

Чудакам городовым:

Пусть я не имею веса,

Пусть я в жизни бестолковый,

Но тебя не дам в обиду

Я ни мертвым, ни живым.

А пока - писать кончаю,

До свиданья, друг Ванюшка.

Я ночую у подружки,

Ей мешает верхний свет.

А мне сейчас бы рюмку чаю...

Или лучше - водки кружку

И любимую игрушку –

Пачку крепких сигарет.

1976

Посвящается Саше Бажану - нашему «Алеку»

E Am

Никого не пощадила эта осень.

D G

Даже солнце не в ту сторону упало.

Am D G C

Вот и листья разъезжаются, как гости,

Am H7 Em

После бала, после бала, после бала...

Эти двое в темно-красном

Взялись за руки напрасно:

Ветер дунет посильней - и все пропало.

А этот в желтом, одинокий

Всем бросается под ноги -

Ищет счастья после бала, после бала.

А один совсем зеленый,

Бурным танцем запаленный,

Не поймет куда летит - куда попало...

И у самой двери рая

Не поймет, что умирает:

Как же можно после бала, после бала?..

Никого не пощадила эта осень.

Листопад идет, как шторм в сто тысяч баллов.

И, как шрамы ножевые, на асфальте - неживые

Пятна пепла после бала, после бала.

1974

Первый парень

Там, за полем луковым,

За посевцем маковым,

Да за полем злаковым -

Дикий чернобыл.

Там, в краю бараковом,

За отвалом шлаковым

Был я парнем знаковым,

Первым парнем был.

Силушки немереной,

Сам в себе уверенный,

Я любовью Вериной

Напился в умат.

Взял котомку батину,

Стер с латуни патину -

И пошел прямехонько

В райвоенкомат.

Уходил я стриженый

Маком или злаком ли,

Уходил я стриженый,

Уходил слепой.

А на швейной фабрике

Девушки заплакали

И моих товарищей

Повели в запой.

Ах да зачем же вы плачете,

Дуры деревенские?

Я ж, как стулья венские,

Всякого загну.

Уходил я, стриженый,

В десантуру энскую,

На войну чеченскую -

На свою войну.

"...Спят курганы темные,

Солнцем опаленные,

И туманы белые

Ходят чередой..."

Это парни первые,

Спят со смертью-стервою,

Это парни первые

С первою бедой...

1999

(Из песен о московском восстании 1993 года)

Там, на улице Народной старый дом стоял.

Я на улице Народной перед ним стоял.

Ни на что уже не годный перед ним стоял.

От земных забот свободный перед ним стоял.

Там кукушка не кукует - время не бежит.

Никого не упакует в "дурку" старый жид.

Не поют "Галину Бланку", не кричат: буль-буль!

Но бежал я на Таганку от октябрьских пуль.

По Москве гуляли танки, - а я все стоял.

Перед домом на Таганке - все еще стоял.

А когда-то бомжи, панки там, где я стоял,

Ночевали, врезав ханки или спирт "ройял".

Но ни Мишки, ни Андрюшки в доме больше нет.

Нет подушки, нет подружки с пачкой сигарет.

Одеяло убежало, как сказал поэт.

Ни привета, ни приюта - где ты, тихий свет?

Спят усталые игрушки - пушки тоже спят.

Нет ни Мишки, ни Андрюшки - нет уже ребят...

Но кружу я возле дома, хоть меня убей!

Все мне кажется, что здесь - и небо голубей!

И кружу я, и кружу я, хоть меня убей!

И кружу я, как служу я Родине моей...

1993

В такую зиму дорог мне в печи огонь,

Поленьев жар - и сам я в лихорадке...

И дни свои, как школьные тетрадки,

Листаю я, уставший от погонь

В медвежий угол загнанный иван,

Я будто был для общества опасен...

Давно уставший от красивых басен,

Я западаю в сон, как в океан...

Припев: Сне-га... сне-га... сне-га... сни...

Ты гасни, жизнь, влюбленная в меня...

И пусть мне кот рассказывает басни,

Ночную тьму глазами зеленя...

В такую время медленно прядет

Свои снега на тыщи километров.

Сквозь бой дождя, сквозь близкий посвист ветров

Мой старый друг в деревню не придет.

Я жил один. Один я и умру

С благоговейным страхом угасанья.

И конь чужой мои протянет сани

Туда, на переправу поутру.

Припев.

В такую ночь остановился бег

Минутных стрелок шорох календарный...

И только тихий свет зари янтарный

Мне говорит, что мой не кончен век.

Я жил в раю, а думал, что - в аду.

Я, как Адам, искал от рая - рая...

И вот - снега, что без конца, без края

Идут потопом сладостным, идут...

Припев.

2002