В издательстве «Молодая гвардия» готовится к выходу в свет книга Геннадия Прашкевича (Новосибирск, Россия) и Сергея Соловьева (Тулуза, Франция), посвященная одному из самых известных диктаторов XX в., создателю фашизма — Бенито Муссолини. События, в которые мы все сегодня вовлечены, заставляют внимательно всматриваться в мировую историю, которую некоторые слишком активные деятели пытаются переписывать. Но переписать историю нельзя. Авторы книги «Дуче» глубоко убеждены в том, что общими усилиями тень фашизма будет все же рассеяна. В главах, любезно предоставленных нашему журналу авторами и издательством, освещены годы, когда Муссолини уже пришел к власти и пытается реализовать свои многочисленные идеи.

 

Глава девятая. «Вы, Ваше Превосходительство, такой великий…»

1.

Муссолини часто вспоминает родителей.

Он жалеет о том, что они не дожили до триумфа.

Он строил фашизм (свой фашизм), не являясь, в сущности, теоретиком. Как всякий прагматик, он отталкивался от того, что видел в данный момент, какой информацией владел, и не боялся менять свои взгляды, часто — кардинально. Даже личное обаяние Муссолини отличалось только ему присущими особенностями. Встречаясь с дуче, люди попадали под его обаяние, но реальные обстоятельства очень скоро искажали создаваемый им образ. Что скрывалось в его душе, что пряталось в глубине его выпуклых глаз?

Выступая с балкона палаццо Венеция, дуче выглядел резким, решительным, но эта резкость его, решительность соответствовали конкретному моменту, а не тому, что творилось (или могло твориться) в его душе. Каким же он был там — внутри?

Благодаря случайности (подчеркнем — исторической случайности) у нас есть возможность заглянуть в душу диктатора. Заглянуть и увидеть, услышать то, что долгое время видела и слышала одна-единственная женщина, обещавшая оставаться с ним до смертного часа и (вот еще одна странность) сдержавшая свое обещание.

Мы имеем в виду дневник Кларетты Петаччи, любовницы дуче.

2.

С Камилло Ридольфо, учителем фехтования и конюхом, Муссолини каждый день на верховой лошади объезжал луга, окружавшие виллу Торлония. Итальянец, утверждал дуче, всегда — человек почвы, он не должен отрываться от родной земли. В родной Романье Муссолини приобрел большой участок и (возможно, в подражание Кавуру) создал там образцовое хозяйство.

Смотрите и подражайте!

В 1925 г. были перестроены все местные деревеньки вокруг Довиа, проведены новые дороги. Дуче помнил о своем детстве. Оно было несладким, но ведь и он тогда не очень сильно старался нравиться. В благодарность за внимание дуче местные жители подарили ему (по общественной подписке) замок Рокка делле Каминате, с давних времен стоящий на одном из холмов. С вершины холма окрестности просматривались до Апеннин на юге и Адриатики на востоке. Свой короткий отпуск дуче теперь старался проводить в Рокка делле Каминате, а римскую виллу собирался со временем превратить в музей.

На вилле Торлония хранились подарки, присланные со всей Италии. Там же после ужина он непременно смотрел кино: «Это разгружает мозг». «Золотая лихорадка» и «Новые времена» Чарли Чаплина, веселые фильмы с участием комиков Стена Лорела и Оливера Харди, сверкающий юмор Гарольда Ллойда и Бастера Китона — дуче все нравилось. Но он хотел видеть итальянские фильмы! Где наши фильмы? Где наши актеры? Где кино, напитанное фашистскими идеями?

Каждый день дуче появлялся в своем рабочем кабинете. Дисциплина! Прежде всего — дисциплина. В фашизме каждый может найти что-то для себя, но всегда и для всех фашизм — это дисциплина! Тем фашизм и велик, что он не правый и не левый. Фашистская догма заключается в том, что никакой догмы нет. Порядок и дисциплина! Вот главное. Так называемая демократия нивелирует, размывает жизненные ценности человека, сводит на нет индивидуальность, а он, дуче, прекрасно знает, что в глубине души каждый итальянец тянется не к разрушительной свободе, а к созидательному порядку.

Верить! Сражаться! Повиноваться!

Журналистов дуче или запугивал, или покупал. Писать следует о главных вещах, утверждал он. О борьбе за хлеб, о новых итальянских дорогах, о развитии авиации, о достижениях науки и техники, об армии.

Об армии в особенности. Дело не в «гусином шаге» (это просто древняя красивая римская традиция), не в торжественных маршах и шествиях (красота привлекает), дело в выучке, в слаженности, в силе, то есть — в дисциплине. Существование сильной армии кардинально меняет отношения с приграничными соседями, делает их более доброжелательными. Фашисты не верят в вечный мир, повторял Муссолини, выступая с балкона палаццо Венеция. Фашизм несовместим с пацифизмом, который есть не что иное, как трусливое бегство от борьбы и предательство памяти погибших. Война — единственное, что выявляет подлинные качества нации. Только война свидетельствует о благородстве и силе нации. Никакие испытания не идут в сравнение с войной. Девиз штурмовых отрядов me ne frego (мне наплевать) — это не просто стоический принцип. Это — упоение боем, восторг перед опасностью.

 

3.

Муссолини рос атеистом. Но именно он в 1929 г. решил наконец проблему сложных взаимоотношений светской власти и Ватикана. Чтобы построить империю, всех надо перетянуть на свою сторону.

Но бдительное око католической церкви не дремало. «Его Преосвященство, — писал Муссолини генеральный секретарь ордена иезуитов падре Такки Вентуре, — поручил мне сообщить Вашему Высокопревосходительству о серьезных нарушениях, мешающих осуществлению тех священных целей, которые преследует правительство… Отмечены случаи, когда те увеселительные заведения, которые Ваше Высокопревосходительство благоразумно запретили, как говорится, изгнанные через дверь, возвращаются через окно. Из жалоб, которые Его Преосвященству приходится выслушивать, следует, что во многих римских кинотеатрах между двумя частями программы на сцене нередко появляются танцующие молодые женщины, вся одежда которых состоит из той, что носила их праматерь Ева до грехопадения, за исключением узких полосок на самых интимных частях тела, скорее разжигающих нечистые вожделения, чем умеряющих их. А ведь в кинотеатры ходят добрые христианские семейства, заботящиеся о нравственности своих сыновей и дочерей… им должна быть дана возможность избегать подобного бесстыдства»1.

Что ж, с такими «указаниями» дуче мирился. Дело благое. Но при этом он категорически возражал против любого вмешательства церкви в формирование списка кандидатов в депутаты — это дуче считал исключительно своей прерогативой.

В соответствии с Латеранскими соглашениями, подписанными папой и Муссолини, итальянское государство было признано римско-католической церковью, а Ватикан (соответственно) признан правительством Италии. Указанные соглашения включали в себя различные правовые положения, в том числе обязательство главы государства всегда и везде защищать честь и достоинство папы — вплоть до судебного преследования виновных.

Журналисты трубили о решительности дуче.

Вива Италия! Прежде чем ощутить необходимость в культурном (и, понятно, в нравственном) развитии, считал дуче, человек должен почувствовать внутреннюю потребность в приказе.

К тому же церковь утешает, это важно.

В декабре 1931 г. от сердечного приступа в Милане умер Арнальдо Муссолини. Младшего брата дуче любил. Кстати, именно Арнальдо сыграл важную роль в налаживании отношений с папой и только он умел смягчать решения дуче, у которого никогда не было близких друзей. Похоронили Арнальдо на кладбище в Меркато-Сарачено, и дуче приказал разослать телеграммы во все школы Италии: пусть школьники высаживают дубы в память о силе и величии убежденного фашиста.

Муссолини даже написал книгу о брате — «Жизнь Сандро и Арнальдо». «В детстве Арнальдо вечно пытался привести меня в чувство, он даже хватал меня за пиджак и говорил: “Бенито, хватит бросаться камнями, когда-нибудь тебя за это накажут!” Он останавливал меня — мой дорогой Арнальдо».

Дуче — диктатор? Дуче — тиран? Разве мог бы диктатор, тиран написать такую книгу? — восклицал философ Джентиле. А Муссолини писал сестре: «Моя дорогая Эдвидже. Удар (смерть брата. — Г. П., С. С.) оказался таким неожиданным и сильным, что мне понадобилось время, чтобы привести нервы в порядок. Я плакал и плачу до сих пор. Есть одно место в [твоем] письме, которое меня поразило, потому что сегодня это, к несчастью, правда: мы с тобой — единственное, что осталось от нашего семейного корня. Поэтому предлагаю тебе переселиться в Рим, ко мне поближе. Кстати, я думаю, что Сельскохозяйственную федерацию, в которой работает [твой муж] Микеле, нужно перевести в Рим. Но если этого и не случится, переезжайте. Здесь много возможностей для обучения твоих детей и есть хорошие будущие партии для девочек2. Приезжай. Мы провели бы вместе остаток нашей жизни…»

Железная воля — и вдруг такое! «Привести нервы в порядок… Плакал и плачу… Единственное, что осталось…» Так страшно дуче был угнетен только в дни убийства Маттеотти. Даже верная Маргерит Сарфати советовала тогда все бросить и уехать. Но в истории с убийством упрямого депутата Муссолини все-таки мучила не внутренняя (душевная) боль, а конкретные, вполне объяснимые страхи и сомнения. «Я ничего не знаю о мыслях друзей-недругов».

Согласитесь, это не «плакал и плачу». Это не «мы с тобой — единственное, что осталось от семейного корня».

Конечно, нервная система дуче была истощена. Конечно, его подтачивала изнурительная болезнь, с которой врачи не могли справиться. Но смерть Арнальдо (ведь часто только брат смел указывать дуче на его промахи) отняла у него решительность. К тому же в это время он окончательно порвал с Маргерит.

Мой гений… Моя страна… Мой фашизм…

Вдруг оказалось — этого мало.

 

4.

Кларетту Петаччи Муссолини впервые увидел в 1932 г. Ему исполнился 51 год, ей — 20. Она была помолвлена с лейтенантом авиации Риккардо Федеричи, казалось, будущее девушки было предопределено, но встреча с дуче все перевернула.

Кумир нации!

Для Кларетты это были не просто слова.

Уже в десять лет она упрашивала мать гулять не где-нибудь, а на площади у Квиринала, чтобы еще и еще раз поаплодировать обожаемому дуче, когда он будет выходить из резиденции короля.

Кларетта знала, что дуче любит спорт, поэтому и сама зимой, без всякого принуждения, бегала на лыжах, а летом играла в теннис, занималась верховой ездой. Состояние родителей3 позволяло ей вести такой свободный образ жизни.

Двадцать четвертого апреля 1932 г. Кларетта, ее младшая сестра Мириам (1923—1991), в будущем известная актриса, а с ними их мать — Джузеппина Писискети (1888—1962) ехали по автотрассе виа дель Маре, недавно связавшей столицу с Остией, когда их обогнала мощная черная «альфа-ромео». Кларетта сразу узнала обожаемого дуче. Она крикнула шоферу: «Прибавь скорость, догони его!», но дуче сам заметил красивых девушек и остановил машину.

«Я вся дрожала, хотя в тот день не было холодно», — записала в дневнике Кларетта. При первой встрече дуче и девушка говорили буквально несколько минут, но через несколько дней Муссолини сам позвонил. И вот с этого дня Кларетта начала часто навещать палаццо Венеция. Тем более что жило семейство Петаччи совсем рядом — на улице Ладзаро Спалланцани.

Обычно дуче вызывал к себе Кларетту по телефону. Каждая их встреча занимала не более пятнадцати минут. Разговаривали они, стоя у окна (у них ни от кого нет тайн), — обменивались новостями о книгах, о театре, о музыке. Времени у дуче было мало, о любовной связи в то время речи не шло, к тому же врач, консультировавший Муссолини, предупреждал: «Только одна любовница, дуче! Запомните! Только одна! Не пить, не курить и всего только одна любовница! Иначе у вас не хватит сил выполнить предназначенную вам высокую миссию».

С Клареттой у дуче сложились особые отношения.

После Второй мировой войны некоторые исследователи склонны были считать, что, возможно, Кларетта была не просто любовницей дуче, но еще и английской шпионкой или хотя бы тайной посредницей между ним и Уинстоном Черчиллем. Явных подтверждений этому не нашлось, хотя в 1956 г. римский мировой судья, к которому обратилась Мириам Петаччи с требованием вернуть ей личные письма и дневники погибшей сестры, ответил ей резким отказом. «Эти документы, синьора, столь важны, что их распространение может повредить нашим добрым дипломатическим отношениям с другими нациями».

«Вы, Ваше Превосходительство, такой великий, могли бы Вы найти хоть чуточку времени для меня? Это сделает меня бесконечно счастливой», — писала Кларетта в своих коротких записочках. И терзалась: «Почему Вы заставляете меня ждать? Пытаетесь испытать мое терпение? Но оно не кончится никогда! Наоборот, это я буду испытывать Ваше терпение. С сегодняшнего дня начну посылать Вам такие записочки. И так до тех пор, пока Вы не позволите мне прийти. Уже целых два месяца и восемь дней мы не виделись. Ужас! Все это кончится тем, что я приду к Вам уже совсем седая».

 

5.

Записки и записочки. Ежедневные телефонные звонки. И просьбы, просьбы, бесконечные просьбы. Помочь отцу… Помочь брату… Помочь мужу, лейтенанту Рикардо Федеричи… Кларетта даже пыталась пристроить своего Рикардо пилотом-инструктором к дуче… При этом писала: «Еще ребенком, не зная ничего о любви и ее значении, я уже любила Вас, мечтала о том, как спасу Вашу жизнь, а в качестве единственной награды получу от Вас перед смертью поцелуй в губы. Умереть за Вас и ради Вас — вот высшая цель моей жизни…» В будущем умереть за дуче у Петаччи получилось, а спасти — нет.

Просьбы, просьбы, просьбы. Огромное количество просьб. Прагматизм влюбленной Кларетты иногда кажется бессердечным. Помочь отцу в суде… Отправить мужа служить в Африку… Унять домовладельца, нарушающего договоренность об аренде… Да-да, именно домовладельца!

И телефонные звонки — ежедневно.

 

10 октября 1932 г.

Муссолини: Синьорина Клара дома?

Кларетта: Это я.

М.: Ну что скажешь?

К.: О! Как я рада, что вы мне позвонили! Очень-очень!

М.: Не надо так волноваться.

К.: Если бы вы только знали, как же давно я жду этого звонка!

М.: Слушаю тебя.

К.: Скажите, можно мне прийти к вам прямо сейчас? Можно?

М.: Но сейчас уже поздно — половина восьмого.

К.: Для меня не поздно.

М.: А для меня поздно.

К.: (После неловкой паузы.) Я так давно жду.

М.: Я позвоню тебе на следующей неделе.

К.: О, прошу вас, только обязательно позвоните. Ведь уже два месяца прошло.

М.: Да, я позвоню. А если забуду, напиши мне записку с напоминанием. Кстати, как ты носишь [в палаццо Венеция] свои записки? Через кого передаешь?

К.: Через [вашего помощника] Наварру.

М.: А, ну ладно. Ты всегда сама их приносишь или кто-то другой?

К.: Почти всегда сама, только иногда брат.

М.: Он работает?

К.: Да. Кстати, и об этом я хотела поговорить с вами.

М.: Хорошо.

К.: И еще есть кое-что новое, касающееся меня, о чем я хотела вам рассказать.

М.: Значит, увидимся.

К.: Только поскорее, прошу вас.

М.: Да, я позвоню тебе на следующей неделе, всего доброго. (После паузы.) А скажи-ка, ты почувствовала что-нибудь, когда зазвонил телефон?

К.: Да, вы знаете, когда раздался звонок, я вдруг вся задрожала и почувствовала, что это вы звоните.

М.: Ну хорошо. Теперь ты довольна!

К.: О да, очень! Я очень довольна, но хочу большего…

 

Мир кипел. Мир горел и взрывался. Японцы открыто готовились к военной операции по захвату Шанхая. Активно работала Женевская конференция по разоружению. В Финляндии произошел мятеж. Русский эмигрант (казак, поэт, основатель «фашистской зеленой партии») Павел Горгулов смертельно ранил французского президента Поля Думера. В Чили возникла и почти тут же распалась социалистическая республика. В Германии правительство Франца фон Папена пыталось распустить коалиционное правительство Пруссии… А у дуче свои разговоры.

 

14 декабря 1932 г.

М.: Синьорина Кларетта дома?

К.: Это я. Добрый вечер.

М.: А, это ты! Отлично. Я позвонил, чтобы проверить, действительно ли ты всегда ждешь моего звонка с семнадцати часов до восемнадцати, как ты утверждаешь, или взяла и ушла.

К.: Теперь вы убедились, что я здесь. Я всегда дома с девяти до десяти и с пяти до шести. Почему вы не верили?

М.: Никогда ничего нельзя принимать на веру. Кто знает...

К.: Злой…

М.: Ну да! В общем. Думаю, мы сможем увидеться на неделе.

К.: Правда? Вы серьезно?

М.: Да. Правда, это печальная неделя4, а потом праздники. Но на этой неделе. А ты, действительно, хочешь?

К.: Конечно. Еще как.

М.: А почему? Просто из любопытства?

К.: Из любопытства?! Ничего себе.

М.: Ну, учитывая, что ты меня давно не видела…

К.: И что?

М.: Да ладно. Сколько мы с тобой уже не виделись?

К.: Давно, уже слишком давно. С двенадцатого октября.

М.: Двенадцатое октября, двенадцатое ноября, двенадцатое декабря, четырнадцатое… Два месяца и два дня… Вот ужас.

К.: Да, это в самом деле ужасно.

М. Ну так я позвоню тебе завтра.

К.: Правда? Точно позвоните?

М.: Если ты хочешь этого.

К.: Очень хочу.

М.: Тогда до завтра.

К.: До свиданья, спасибо.

6.

Обычно Муссолини был груб с женщинами. Но в отношениях с Клареттой все шло как-то не так. У других женщин он учился, хоть чему-то, но — учился, а вот юную Кларетту учил сам. Присматривался к ней. Что-то обдумывал. Долгое время между ними не было близких отношений (мы можем только гадать, что этому препятствовало, уж конечно, не возраст Кларетты, Муссолини такие мелочи не останавливали), они встречались (всегда у открытого окна, на пятнадцать минут), говорили о литературе, об искусстве, правда, почти всегда Кларетта умудрялась о чем-то попросить, ввернуть в разговор какую-нибудь просьбу, например, помочь отцу заняться серьезной журналистикой или устроить карьеру брату. Похоже, дуче нравилась роль такого наставника. Он играл. Великий актер (как многие императоры Древнего Рима), он наслаждался всемогуществом.

«Вы, Ваше Превосходительство, такой великий…»

Дуче нисколько не удивляли неожиданные повороты в их беседах. Ну вот, скажем, Кларетта сама предлагает дуче стать его личной тайной осведомительницей (у влюбленных своя логика); но дуче (и, похоже, не без удовольствия) ей отказывает. Кларетта записывает каждое его слово. «Наблюдать и быть незаметной, мало говорить и много слушать, умолкать в нужный момент, а потом в точности передавать чужие слова — и стараться никогда не обнаруживать и не разоблачать себя. Это опасная жизнь, полная жертв. Конечно, ты могла бы прекрасно вести ее, ты обладаешь для этого всем необходимым. Но я тебе не советую, потому что это означает полностью изменить свой образ жизни. А ты привыкла к совершенно другому. Ты еще ребенок и не можешь так решительно менять свою жизнь…» И далее: «Это совсем иная жизнь, нежели та, к которой ты привыкла, проходящая в постоянном движении, порой драматичная, и человек, единожды ступивший на этот путь, должен понимать, что уже не может сойти с него. Ты чувствуешь себя способной на такое? Ты ведь еще совсем девочка. Или нет? Да, конечно, у тебя много мыслей в голове, но все они вертятся, скачут, ни на чем толком не останавливаясь. Тебе все хочется и ничего. Вот когда у тебя, наконец, оформится какая-то серьезная идея, приходи ко мне. Стоит тебе сказать: “Я хочу заниматься этим-то”, и я все устрою».

 

7.

Своего кумира Кларетта называла — Бен.

Позже (когда они стали любовниками) Кларетте Петаччи были предоставлены трехкомнатные апартаменты на верхнем этаже палаццо Венеция; попасть туда можно было на специальном, недоступном для других лифте. Кларетта встречала своего Бена в «зодиакальной комнате», потолок которой был густо украшен звездами. Здесь они разговаривали, читали стихи, слушали музыку. Здесь Кларетта выслушивала откровения дуче. «Жаль, что он был евреем, — мог, например, заявить Муссолини, с удовольствием прослушав пьесу Бетховена. — Он — талант, но еврей». Антисемитизм ведь начинается не с указов, а с личностного внутреннего отношения к проблеме.

Каждый день Кларетта (через охрану) передавала дуче свои записки и письма на специальной бумаге, украшенной черным орлом и черной голубкой.

В палаццо Венеция она проводила много времени, но вечером непременно уезжала домой. Она долго упрашивала дуче дать разрешение на ее свадьбу с лейтенантом Федеричи (возраст не позволял), даже плакала: «Вы же все можете!», даже возмущалась: «Закон? Ну и что, закон! Поменяйте его! Вы, Ваше Превосходительство, такой великий!» — и, наконец, свадьба устроилась.

Но теперь Кларетта писала дуче другое. «С каждым днем я люблю Вас все больше и больше. Я купаюсь в божественной атмосфере Вашей любви и не в силах представить, что он (муж. — Г. П., С. С.) прикасается ко мне… Мой муж — это человек, которого я или ненавижу, или презираю… Только он мешает мне броситься к Вам…»

Благодаря «Секретным дневникам» Кларетты Петаччи мы знаем, какие странные разговоры они вели наедине. Эти ее дневники — вовсе не лепет наивной любовницы, она хотела сохранить свои чувства… Но для кого? Откуда нарциссизм?

«Он показал мне свои фотографии, — записывала Кларетта, — которые сделал один американец. Фотографии великолепны. Он сказал: “Посмотри-ка на эту, какой у меня сильный, волевой подбородок. Теперь я понимаю женщин, которые влюбляются в такого мужчину, которые спят с такой фотографией под подушкой, как это делаешь ты. Я не из тщеславия говорю, что фотография хороша: сама посмотри, какой нос, подбородок, рот. Ну, скажи: может женщина не влюбиться в такого мужчину?”»

Из записей Кларетты видно, как прорастали в душе дуче цветы зла. Именно так. Цветы зла. Фашистские. Звучит напыщенно, зато в его стиле.

Вот дуче возмущен тем, что его итальянцы в его далеких африканских колониях бездумно спариваются (его собственное выражение) с местными жителями. В 1934 г. он даже запретил распространение какого-то популярного чувственного романа, в котором речь шла о любви между итальянкой и африканцем.

«Всякий раз, как я только получаю отчет из Африки, — записывала Кларетта возмущенные слова дуче, сказанные в августе 1938 г., — это расстройство! Вот и сегодня пять арестов за сожительство с негритянками. Один из Сардинии, другой из Неаполя, еще один из Чезенатико, про него я и подумать такого не мог. Ах, эти (мои) отвратительные итальяшки. У них отсутствует расовое сознание, нет никакого достоинства. Вот оно — наследие вольноотпущенных рабов. Рим разрушили не люди с востока, а вольноотпущенники, которые беспрестанно устраивали мятежи. Представляешь, один итальянец забрал из эфиопского племени четырех негритянских девушек, привез их домой и устроил гарем. Потом в один прекрасный день уехал и оставил их там. И знаешь, что случилось? Племя напало на его дом, освободило девушек и убило всех белых, находившихся там, всех до одного. Губернатор, которого я снял, Пирцио Бироли, тоже выбирал себе самых привлекательных негритянских девушек и держал их при себе. По его примеру поступали там и все остальные, вот племя и взбунтовалось. Это доказывает, что у них больше нет к нам уважения».

Правда, кое-что дуче радовало. В провинции Тигре итальянские солдаты талантливо вырубили из цельной скалы грандиозное скульптурное изображение любимого вождя. Волевой, круто выпяченный подбородок Муссолини нависал теперь над всей Эфиопией.

Но проблем было больше. Когда была основана Итальянская академия, евреи (кстати, по личному указанию дуче) не были в нее включены. «Евреи — торгаши, мелкие людишки, — записала Кларетта слова дуче 23 декабря 1937 г. — Когда на континенте появляется новый сильный человек, они сразу объединяются для борьбы с ним. Они ненавидят меня так же сильно и неистово, как ненавидели Наполеона. Они хотели бы сделать мне все плохое, что сделали ему».

А вот запись от 11 октября 1938 г. (говорит, естественно, дуче). «Эти гадкие евреи. Пора мне их уничтожить всех до одного. Выслал же я семьдесят тысяч арабов, значит, смогу выслать и пятьдесят тысяч евреев. Закрою их всех на необитаемом острове. Или уничтожу, как сделал Понтини, когда его спросили, что делать со всеми этими евреями. Он ответил: “Уничтожить их”, — и его поныне считают великим человеком. Евреи — подонки, вражеское отродье, трусы. У них нет ни грана благодарности, признательности, от них спасибо никогда не услышишь. Они считали трусостью мою жалость. Они говорят, что мы нуждаемся в них, в их деньгах, в их помощи, что, если им не позволят жениться на христианках, они будут наставлять рога христианам. Отвратные людишки, я жалею, что сразу не поступил с ними жестко. Но они еще почувствуют на себе стальной кулак Муссолини. Я их раздавлю. А пока я приостановил работу всех биржевых маклеров. Потом они не смогут мошенничать, потому что заниматься торговлей я им тоже не дам. Тех, кто уже занимается, я не трону, но новых не пущу — все, хватит! Настал тот час, когда итальянцы должны видеть, что эти пресмыкающиеся не имеют права использовать их в своих целях».

Расовая нетерпимость дуче нарастала по мере утверждения его культа.

19 апреля 1937 г. опубликован декрет о запрете смешения с эфиопами.

30 декабря 1937 г. вышел декрет о запрете смешения итальянцев с арабами.

17 ноября 1938 г. появился еще один декрет — о запрете смешения итальянцев с евреями и о категорическом запрете для евреев занимать места на государственной и военной службе. Отныне ни один еврей не мог жениться на итальянке, избираться в парламент, открыть свой магазин, создать предприятие, нуждающееся в рабочих руках. Виктор Эммануил III как-то раздраженно заметил: «Дуче, еврейская раса подобна улью — не суйте руку в него». А когда Муссолини возразил, что итальянцам ни в коем случае нельзя недооценивать расовую опасность, потому что в Италии насчитывается слишком много бесхарактерных личностей, находящихся под влиянием евреев, король усмехнулся: «Да, дуче, это так. И я — такая личность».

«Они (евреи. — Г. П., С. С.) не должны отнимать хлеб у итальянцев. Посмотри, — обращается он к Кларетте, — сколько среди них преподавателей, сколько учителей. Слишком много! У них пенсия, они не обнищают. Пусть живут как все остальные иностранцы в Италии, которых не берут на работу официально. Наша цель — очистить расу, пусть на занятых евреями местах работают арийцы…»

И не только евреи, арабы, эфиопы. Столь же неприязненно дуче относился к французам. Разумеется, впрямую с балкона палаццо Венеция таких слов не выкрикнешь, но сказать Кларетте — можно. Вот он и выговаривался. «Отвратительный народец эти французы. Они всех нас смертельно ненавидят. Франция — страна бездельников, скопище разных рас, куча сброда, убежище подлецов. Они уважают только те народы, которые их победили в войне. Они испытывают священный ужас перед Германией, потому что та вздула их хорошенько. И испанцев они боятся, потому что наполеоновские генералы в свое время получили от них по первое число. Беды Наполеона начались как раз с Испании. Грязные французишки нас тоже начнут бояться, когда мы забьем их палками. Тогда, наконец, они поймут, кто такие итальянцы. А то как посмотришь, так только у них великие художники, гении…»

Разумеется, расизм и антисемитизм не были изобретениями Бенито Муссолини. Он не раз цитировал работы католического философа графа Жозефа де Местра (1753—1821), считавшего людей узниками расовой и этнической идентичности. «В своем понимании мы стремимся выйти за рамки фатально ошибочных представлений о равенстве всех людей и, конечно, стараемся учитывать все разнообразие народов и рас». Произнося эти слова, дуче откровенно любовался собой.

Великий актер, он представлял себя и великим борцом с мировым злом.

Некоторые суждения Бенито Муссолини и сейчас вызывают буквально оторопь.

«Сколько немцев в мире? — спрашивал он Кларетту (октябрь 1937 г.). — Миллионов сто? Это нация, с которой сложно сохранять дружеские отношения, и ее все боятся, как врага. Хотя они лояльны. И они поняли всю силу [фашистского] режима и теперь сознают, что если падем мы, то падут и они. Они сильны единством, и они видят, что Италии не до шуток. Немцы хороший народ, они умеют творить великие дела. Кстати, они до сих пор фанатично отзываются обо мне. [Немецкие] офицеры были впечатлены моей силой, спокойствием, ясностью ума, властностью без истерики. Двенадцать миллионов студентов были поражены моим выступлением [в Германии], восторгались тем, что я говорил и как говорил. [Немецкий] народ фанатичен, полностью захвачен идеей. Они знали меня по фотографиям и считали, что я эдакий римский император, жесткий, суровый, безжалостный, а вместо этого увидели улыбающегося приветливого человека. В общем, сердце немецкого народа у меня в кармане. Представляешь, в Германии до сих пор показывают пленку с моим выступлением, и будут и дальше показывать во всех школах, чтобы абсолютно все смогли меня увидеть».

Напомним, что все эти разговоры ведутся на фоне уже полыхающего мира — тревожного, страшного, агонизирующего. Японцы захватывают столицу Китая Нанкин и устраивают там дикую резню. В Испании германский легион «Кондор» уничтожает город Гернику. В СССР идут показательные политические процессы. В Боливии — государственный переворот, в Польше — забастовки… 6 декабря 1937 г. Италия (вслед за Германией) выходит из Лиги Наций.

Наверное, дуче действительно нуждался в откровенных разговорах с Клареттой. «Плохая новость, — записывает она слова дуче (15 декабря 1937 г.). — Англия ведет маневры в Суэцком канале, и Франция тоже участвует со своим флотом. Следовательно, они заключили договор о союзничестве, договорились. Логично. Я, естественно, в ответ приму обычные в таких случаях меры. Англичане — подлый народец, грязный, деградирующий. Какого черта они лезут в Суэцкий канал, который находится в пятистах километрах от Италии, — с какой целью? Они всегда терпеть не могли великих людей, потому что у них таких никогда не было. Этот народ думает задом, не признает чужого превосходства. Эгоисты, отпетые алкаши…» Это все к вопросу о душе дуче.

«Немцы — сильный народ. Они начали бороться с религией, поскольку, говорят, Христос был евреем. Они борются не с католичеством, а с христианством. Да, разница есть. Я, например, считаю себя римским апостольским католиком, а не христианином. Христианство не подходит к нашим идеям и привычкам: оно слишком ограниченно, узко, это замкнутый круг. А вот католичество — это модифицированная форма, вполне отвечающая духу современности…» И углубляет высказанную мысль: «Немцы смело борются с представителями этой [еврейской] расы. Они организовывают занятия и конференции в школах, чтобы рассказать, что Христос был арийцем, ведь у него светлые волосы, голубые глаза и, следовательно, на еврея он не похож. Они ставят вопрос о расах — говорят, что не все люди одинаковы, что они не братья, поскольку сам Бог создал расы. У нацистов уже возникло своего рода язычество, кровавые ритуалы и прочее. Конечно, я пытаюсь как-то смягчить все это. Но если они считают нужным… Все-таки в Бога они верят… Они народ, который смеется надо всем… Если поставить нас с немцами перед дверями, на одной из которых будет написано “Рай”, а на другой — “Конференция по раю”, они пойдут туда, где конференция. А итальянец прочитает “Рай” и, довольный, не задумываясь скажет: “Вот и хорошо” — и побежит туда. Они (немцы. — Г. П., С. С.) сами устраивают бесконечные конференции. Отправляются в пивную, садятся там и спорят, спорят, спорят с огромными кружками в руках. Курят трубки. Великий народ…»

Поразительно, но еще в начале 30-х гг. Бенито Муссолини сам не раз предупреждал Гитлера об опасности государственного антисемитизма. «Есть две вещи, на которые истинный политик не должен поднимать руку: на женскую моду и на религиозные взгляды людей». И тогда же Муссолини убежденно говорил немецкому писателю Эмилю Людвигу: «К настоящему времени в мире не осталось совершенно чистых рас. Даже евреи не избежали смешения. Я не верю ни в какие биологические эксперименты, которые якобы могут определить чистоту расы. Те, кто сейчас провозглашают высокое благородство германской расы, по забавной случайности сами ничего общего с германский расой не имеют. Подобное не может, не должно произойти у нас в стране. Антисемитизм в Италии не существует. Итальянские евреи всегда вели себя как настоящие патриоты. Они храбро сражались за Италию во время войны. Они занимают видные посты в университетах, в армии, в банках. Среди них такие высшие офицеры, как командующий армией на Сардинии генерал Молена, адмирал флота, генерал артиллерии и генерал берсальеров…»

Что ж, мир меняется… Идет гражданская война в Испании… Италия присоединяется к антикоминтерновскому акту… Франклин Делано Рузвельт во второй раз становится президентом США… Ученые разрабатывают синтетическую теорию эволюции, открыт элемент технеций. Ничто не стоит на месте.

Беседы дуче с Клареттой полны самолюбования. «Я бы хотел, чтобы меня на улицах не узнавали. Я бы один хотел бродить по Риму. Совершенно свободно. Пусть даже с фальшивыми усами». И не выдерживает: «Посмотри, у меня действительно красивый рот?» И так же охотно поясняет Кларетте: «Это зубной врач сказал такое моей жене». И подбегает к окну, за которым играют новый гимн Италии: «Слушай, слушай, как красиво звучат трубы!»

Он весь в движении. Весь в огне. «Ох, эти евреи! Их следует полностью стереть с лица земли».

Глава одиннадцатая. «Италия обрела, наконец, свою империю…»

1.

Муссолини давно мечтает об Империи!

Но империи — это война. Это большая война.

С кем? С Эфиопией? Где расположена Эфиопия, а где Италия!

Между Италией и Эфиопией лежит Красное море и Суэцкий канал, они в любой момент могут быть перекрыты недружественной Британской империей. Проще, наверное, завладеть ресурсами Австрии и Балкан, ведь они под боком. Но теперь приходится считаться с интересами Германии. Там нацистский режим быстро усиливается. Множество переворотов и покушений в странах Восточной и Юго-Восточной Европы в 1934, 1935 и 1936 гг. были инспирированы именно Германией. Гитлер активно готовился овладеть обширным пространством между Черным и Балтийским морями:

в декабре 1933 г. фашистская организация «Железная гвардия» организует убийство премьер-министра Румынии Иона Георге Дуки;

в мае 1934 г. в Эстонии фашистские лиги «Борцы за свободу» и «Балтийское братство» предпринимают попытку государственного переворота;

в Латвии в мае 1934 г. к власти приходит авторитарное правительство Карлиса Ульманиса;

в мае 1934 г. в Болгарии царь Борис III устанавливает личную диктатуру;

в Литве в июне 1934 г. фашистская организация Аугустинаса Вольдемараса «Железный волк» предпринимает попытку свергнуть президента Антанаса Сметону;

в октябре 1934 г. в Марселе хорватские усташи убивают короля Югославии Александра и французского министра иностранных дел Луи Барту. К убийству явно приложил руку Муссолини. Организаторы имели итальянские паспорта, а главе усташей Анте Павеличу, приговоренному во Франции к смертной казни, Италия предоставила политическое убежище;

в декабре 1935 г. новая попытка смены власти в Эстонии…

Не все эти попытки увенчались успехом, не все оказались в пользу Гитлера, но Муссолини и без того было ясно: за счет Европы новую империю не построишь.

Так что оставалась Эфиопия.

 

2.

Итальянский представитель в Лиге Наций объяснил причину войны так: «В силу трагической иронии судьбы Эфиопия владеет неабиссинскими колониями…», в то время как «в результате превратностей истории и международных ограничений Италия втиснута в тесные территориальные рамки, в которых она задыхается…»

В конце лета 1934 г. в Эфиопию были отправлены первые военные грузы. Франция, получив запрос о разрешении свободного экономического проникновения итальянцев на такую-то (на карте указывалось — какую) территорию, возражать не стала. Пусть Италия втягивается в войну подальше от Европы. Тем более что остановить события было уже трудно. В городке Уал-Уал, в самой глубине Эфиопии, 5 декабря подразделение Королевских колониальных войск (аскари) попало в засаду. Тридцать солдат были убиты. Это позволило дуче (ожидавшего чего-то подобного) объявить всему миру, что мирная Италия стала объектом неожиданной агрессии со стороны Эфиопии. Так что подтяните ремни, римляне! Отныне экономику будет контролировать государство.

В феврале 1935 г. дуче поставил перед своими министрами новую цель: избавиться от внешней зависимости. Некоторое время, сказал он, мы выдержим, наверное, и на собственных запасах, но от внешней зависимости необходимо избавиться! Всех нас, конечно, ждут испытания! Но это временно! Это совсем ненадолго! Там, в близком будущем — Эфиопия, сказочная страна с огромными запасами золота, драгоценных камней, меди, железа, каменного угля, нефти, с миллионами крепких и неприхотливых работников и солдат. Замолчите, злобные оппоненты! Мы не о «пушечном мясе», мы о дикарях.

Опасался Муссолини только Германии. Из-за перевооружения, начатого Гитлером, могло случиться так, что большую часть итальянской армии придется держать дома. Сосед хорош, когда забор хороший.

Значит, надо спешить. Значит, нельзя терять ни одного дня. Проведя первые расчеты, дуче пришел к мысли, что для завоевания Эфиопии ему хватит 160 тысяч солдат. Ну, конечно, еще механизированные части, готовые при первом приказе, не раздумывая, применить отравляющие газы. Конечно, Эфиопия — член Лиги Наций, это осложняло дело, но Муссолини считал, что начало войны ему вполне удастся представить именно как самозащиту — от нападения «нецивилизованных эфиопов». Он надеялся договориться с французами и подкупить англичан, отдав им одну из эфиопских провинций.

Несмотря на свою глубокую нелюбовь к Франции, в январе 1935 г. дуче подписал с французами тайный договор о возможном (в будущем) союзе против Германии. В ответ Пьер Лаваль, премьер-министр Третьей республики, дал гарантии (конечно, не рекламируя их) не мешать итальянскому вторжению в Эфиопию. Само собой, этого не избежать, Великобритания по традиции будет протестовать, но англичане теперь сами боятся Гитлера, так что будут смотреть на происходящее сквозь пальцы.

Муссолини так верил в свои расчеты, что о великих своих замыслах даже послов информировал с запозданием. Дино Гранди, к примеру, до самого последнего момента не знал о готовящейся войне. По поручению дуче в разговорах с англичанами он акцентировал внимание в основном на мирных намерениях Италии. Когда подозрительные англичане все же предупредили посла, что использование силы в Эфиопии будет рассматриваться ими как непростительное вмешательство в чужие дела, умный Дино Гранди передал это дуче в несколько иной редакции, скажем так, более почтительной. Да и чего там? Англичане — это же деградирующая раса!

Наконец, в октябре с балкона палаццо Венеция дуче заявил итальянскому народу о своем твердом решении наказать «зарвавшихся» эфиопов. Командующим армией вторжения был назначен генерал Эмилио Де Боно. Он был опытным профессионалом. Когда другие квадрумвиры только появились на свет, он уже командовал полками, а в Великую войну — корпусом. В ряды фашистов записался в родном городе Кассано-д’Адда еще в июне 1922 г. После победоносного марша на Рим именно генерал Де Боно возглавил полицию безопасности и фашистскую милицию; только после убийства депутата Маттеотти ему пришлось отступить в тень. Впрочем, уже через три года он управлял Триполитанией, а в 1929 г. возглавил Министерство колоний.

Назначив генерала Де Боно командующим, верховное руководство дуче все-таки оставил за собой. По его новым расчетам в войне можно было обойтись тремя сотнями тысяч военных и чернорубашечников. Генерал Де Боно возражал: не стоит рассчитывать на чернорубашечников, они — смелые ребята, но не умеют воевать. Раз смелые, значит, научатся, возражал дуче. К тому же они добровольцы. В Эфиопии нужны именно добровольцы.

Страна эта вдвое превышает территорию Франции, она густо покрыта непроходимыми лесами и болотами. У императора Хайле Селассие почти миллион воинов. Они плохо обучены и плохо вооружены, но их миллион. Потому и нужны добровольцы. Семь пехотных дивизий, одна моторизованная, дивизия альпийская и шесть дивизий чернорубашечников — этого вполне хватит, чтобы усмирить дикарей. Правда, переправить столько людей и грузов за три с лишним тысячи километров само по себе проблема, но мы справимся!

 

3.

Когда Гитлер объявил о полном перевооружении Германии (вразрез с условиями Версальского мира), дуче, конечно, встревожился. В своем журнале «Иерархия» он напечатал статью, в которой обвинил Германию и Японию в стремлении к мировому господству. При этом дуче не уставал повторять, что легко может остановить экспансию нацистов в Центральной Европе. Правда, одновременно советовал англичанам как можно быстрее развивать свои военно-воздушные силы.

В апреле 1935 г. Муссолини встретился с премьер-министром Великобритании Джеймсом Макдональдом и председателем Совета министров Франции Пьером Лавалем в Стрезе на берегу Лаго-Маджоре — для создания «единого фронта» против усиливающейся Германии. Как пишет Денис Мэк Смит, «это был Муссолини в своих наиболее умных и наглых проявлениях». Он ничего не стеснялся, так ему хотелось связать руки Англии и Франции. В результате так называемый «фронт Стрезе» был создан.

О готовящемся вторжении итальянцев в Эфиопию ходили разные слухи, но Муссолини (председательствовавший на встрече) убедил англичан и французов не обсуждать такую острую тему на официальном уровне. Конечно, Лондон (практически в частном порядке) предупредил Муссолини о том, что военные действия против члена Лиги Наций — Эфиопии — могут нарушить систему коллективной безопасности в Европе, но Муссолини и к этому был готов. По мнению Дино Гранди, идея бросить вызов Лиге Наций привлекала его ничуть не меньше, чем идея завоевания Эфиопии.

«У меня двойное дно». Муссолини оставался собой. В мае 1935 г. он продолжал утверждать, что легко уничтожит Гитлера, если возникнет такая необходимость (он даже подписал секретное соглашение с французами о защите австрийской независимости), и одновременно информировал (тоже секретно) фюрера о том, что готов присоединиться к нему в будущей борьбе против западных демократий.

 

4.

Самоуверенность дуче изумляла. Он знал, что три четверти вооружений и припасов для итальянской армии придется доставлять в Эфиопию морем, даже питьевую воду. А флот Англии даже тогда был сильнее. Мало ли как повернутся события. Зато, считал он, мы сильны духом фашизма!

Начало войны с «дикой» Эфиопией дуче обставил как грандиозное театрализованное представление. 2 октября 1935 г. итальянцы с изумлением и тревогой услышали звон многочисленных колоколов и вой сирен, созывавших людей на главные площади городов и поселков, где из громкоговорителей уже раздавался властный голос дуче.

Он говорил о войне, но никакого объявления войны не было. Объявить войну Эфиопии — это означало бы представить «дикарей» равной стороной конфликта. Только когда в далекой Африке итальянская воздушная армада поднялась в воздух, чтобы бомбить город Адуа (выбор цели объяснялся тем, что именно там в 1896 г. итальянская армия потерпела крупное поражение), Муссолини сообщил Лиге Наций, что Италия оказалась жертвой ничем не спровоцированной варварской агрессии.

 

5.

Одной из эскадрилий бомбардировщиков, начавших налеты на города Эфиопии, командовал зять Муссолини — Галеаццо Чиано. Авиация — это престижно. Это очень престижно.

Дуче всегда выделял своего зятя и даже строго осуждал свою дочь Эдду, с которой у Галеаццо случались ссоры. В основном из-за азартных игр. В китайских казино (когда Галеаццо еще служил в дипредставительстве) Эдда проматывала большие деньги, конечно, втайне от мужа и от отца. Она постоянно залезала в долги. Возвращение из Китая ничего не изменило. «Дорогой Себастьяни, — время от времени писала она личному секретарю Муссолини, с которым дружила, — прошу Вас, если это возможно, и так, чтобы ни мой отец, ни муж не узнали, выслать мне пятнадцать тысяч лир. У меня непредвиденные расходы, и мне нужно немного денег».

Но война началась, и Галеаццо Чиано отправился в Эфиопию. 15-ю бомбардировочную эскадрилью сами пилоты скоро окрестили «Отчаянной» («La Disperata»). Зятю дуче и его напарнику Алессандро Паволини (будущему секретарю фашистской партии) выпала «честь» сбросить самую первую бомбу на обреченную Эфиопию. (Кстати, участвовали в войне и сыновья дуче — Витторио и Бруно, тоже пилоты.) 132 часа в воздухе, 32 боевых вылета, две серебряные медали «За храбрость» и лента колониального ордена Звезды Италии — вот военные трофеи Чиано. В конце 1935 г. он ненадолго отбыл в отпуск (в Риме шептались о изменах его жены), но через полтора месяца снова вернулся в Эфиопию. О его храбрости знали. Когда войска маршала Пьетро Бадольо (в ноябре 1935 г. заменившего Эмилио Де Боно) находились еще в нескольких километрах от абиссинской столицы, именно пилот Галеаццо Чиано лихо посадил свой самолет прямо на вражеском аэродроме в Аддис-Абебе. Лихачество могло закончиться плохо: самолет попал под перекрестный огонь орудий и пулеметов, но Чиано сумел взлететь, набрал высоту, да еще и сбросил на главную площадь эфиопской столицы флажок с опознавательными знаками своей эскадрильи. Дуче телеграфировал зятю: «Горжусь твоим полетом над Аддис-Абебой».

Военные действия в Эфиопии действительно активизировались, когда командование принял маршал Бадольо. (Медлительность обошлась генералу Де Боно дорого. Теперь он должен был обращаться к дуче — «дорогой председатель», «дорогой глава правительства», тогда как другие иерархи обращались дружески: «дорогой Муссолини» или даже «дорогой Бенито». Правда, в утешение ему в январе 1936 г. присвоили звание маршала.) Под командованием Бадольо итальянская армия начала продвижение вглубь Эфиопии с севера. Инженерные части активно строили дороги и взлетные полосы, наводили переправы. Маршал не обращал внимания на фланги (в отличие от осторожного генерала Де Боно) и наносил стремительные удары по жизненно важным центрам эфиопов. Таким образом он выиграл сражение при Тембьене (январь), у Эндерты (февраль), в Кире (март). В то же время генерал Родольфо Грациани наступал с юга — из Итальянского Сомали.

Итальянцам удалось сломить сопротивление абиссинского негуса. 31 марта у озера Ашанги эфиопская армия потерпела серьезное поражение, берега озера Тана были захвачены. А 5 мая итальянские войска вступили в Аддис-Абебу. За эти победы маршал Пьетро Бадольо был пожалован титулом герцога Аддис-Абебского и званием почетного гражданина города Рима.

Конечно, большая часть Эфиопии оставалась еще не завоеванной, военные действия продолжались почти до 1939 г., но это было неважно. Эффект был достигнут. Даже Уинстон Черчилль восхищался. «Высадить армию в 400 тысяч человек на пустынном берегу, ввязаться в ужасную колониальную войну с народом, который оставался непокоренным целых четыре тысячи лет, — все это значило дать возможность итальянским солдатам доказать, что в мире нет им равных». Бальзам на сердце для честолюбивого дуче.

Взятие столицы Абиссинии позволило Муссолини объявить всех еще не завоеванных эфиопов мятежниками. Пленных, которые вдруг превратились в поданных Италии, теперь можно было просто казнить: во внутренние дела Италии международное сообщество не вмешивалось. Вот пленных и казнили: за каждого убитого итальянца — по десять повстанцев. К тому же генералы получили разрешение в схватках с эфиопами использовать отравляющие газы. Иприт и люизит против босоногих африканцев! Так европейская цивилизация опять (до этого — во время Великой войны) воспользовалась своими научно-военными достижениями.

Победа в войне с Эфиопией позволила Муссолини провозгласить, наконец, второе рождение великой Римской империи. Король Италии Виктор Эммануил III в торжественной обстановке официально принял титул императора, а Муссолини отныне стал именовался так: Его Превосходительство глава правительства, дуче фашизма и основатель Империи.

Да, конечно, в этой колониальной войне Италия потеряла почти пять тысяч человек, преимущественно цветных. Это огорчало дуче, но, комментируя потери в кругу иерархов, он заметил, что если бы итальянцев в ходе военных действий погибло ну хотя бы раза в три больше, то Эфиопская кампания выглядела бы весомее.

«Если бы итальянцев погибло раза в три больше…»

В этом весь Муссолини. Он хотел эффектов и добивался их.

Оценив результаты эфиопских событий, Англия, наконец, взялась за перевооружение своего флота, а Муссолини по-новому взглянул на возможный союз с Германией. Уже в марте 1936 г. он потребовал от своих министров мощной переориентации всей экономики на войну. Не «борьба за хлеб», не основание академий было теперь главным, а выпуск оружия и обмундирования.

О рождении второй Римской империи было объявлено 9 мая 1936 г.

На площади под балконом палаццо Венеция собралось почти 200 тысяч человек. «Дуче! Дуче!» — скандировали они. И, подняв руку, жестикулируя, Бенито Муссолини объявил итальянскому народу о великой победе.

«Италия обрела наконец свою Империю! Это фашистская Империя. На ней лежит неизгладимый отпечаток воли и мощи римских ликторов, она — реальная цель, к которой четырнадцать лет была направлена безграничная и целеустремленная энергия молодого, отважного поколения итальянцев. Это Империя мира, ибо Италия желает мира для себя и для всех и принимает решение воевать только тогда, когда ее вынуждают смертельные, непосредственные и настоятельные угрозы. Это Империя цивилизации и гуманности для всех народов Эфиопии. Это традиция мира, который, одержав победу, делил с побежденными народами свою собственную судьбу. Народ Италии создал Империю ценой своей крови5. Народ Италии оплодотворит ее своим трудом и защитит своим оружием. В этой бесконечной уверенности вздымайте, легионеры, свои знамена, свое оружие, свои сердца и приветствуйте, спустя пятнадцать столетий, возрождение нашей великой Империи на исторических холмах Рима. Будете ли вы их достойны?»

Дуче вызывали на балкон сорок два раза.

«Самое важное последствие этой победы [над Эфиопией], на мой взгляд, то, что Муссолини получил возможность в надвигающейся мировой войне оставаться нейтральным, поскольку принес своему фашизму победу, — указывал в одной из своих статей известный немецкий журналист и писатель Эмиль Людвиг. — Престиж Муссолини вырос, и он слишком дальновиден, чтобы упустить такой прекрасный шанс, какой ему даст нейтралитет. Теперь внутри страны у него мир на много лет. С другой стороны, Европа поняла, с каким удивительным дипломатом имеет дело. Муссолини удалось перенести в африканскую страну тот воинственный дух, проявлению и развитию которого он способствовал, и добиться победы с малым риском и малыми потерями. Поскольку итальянцы — это не немцы, победа не прибавит им жалости, но заставит почивать на лаврах».

Впрочем, Людвиг ошибся: почивать на лаврах Муссолини не собирался.

Дважды в неделю в безупречном темном костюме он приезжал во дворец Квиринал, чтобы представить королю подробный отчет о деятельности своего правительства. Король часто раздражал его, но в общем они теперь были настроены друг к другу достаточно дружелюбно, королю нравились простые манеры дуче, его патриотизм, его организаторский талант. Он, конечно, не гений, в свою очередь отзывался Муссолини о короле, но суждения его конкретны и здравы.

Италия широко праздновала победу. Экономические санкции никого больше не пугали. Владельцы ресторанов, до этого твердо придерживавшиеся правила — два дня в неделю вообще без мяса, теперь, как в самые лучшие времена, выкладывали на столики перед клиентами роскошные меню. Площадь Испании переименовали в площадь маршала Де Боно, бар Энтони Идена демонстративно закрыли. Из уст в уста передавался новый девиз, провозглашенный дуче с балкона дворца Венеция: «Книга и винтовка — вот символы настоящего фашиста».

 

6.

Но война шла. Чрезвычайно растянутые коммуникации (Суэцкий канал и Красное море) требовали новых расходов. Зато Муссолини, почувствовав свою силу, утверждал ее теперь любыми способами. Даже своим смелым солдатам-героям запретил распевать популярную песенку «Черное личико, красотка-абиссинка». Итальянцы превыше сантиментов.

С одобрения дуче Акилле Стараче установил правило, по которому всякий удостоившийся аудиенции должен был пересекать двадцатиметровое пространство огромного кабинета чуть ли не бегом6. Время дуче бесценно!

С того же 1936 г. началось сближение Муссолини и Гитлера. То есть дуче сделал, наконец, ставку на северного партнера, хотя недоверие его никуда не делось. Просто, рассорившись с западными демократиями, Муссолини лишил себя возможности маневра. Великобритания и Франция откровенно беспокоились, видя рост военного могущества Италии. Недоверие охватывало и США, где фашистов считали чуть ли не бандой гангстеров. Понятно, что, продолжая конфликтовать с Гитлером, Муссолини пришлось бы надолго забыть о своих грандиозных планах.

Девятого июня 1936 г. министром иностранных дел Италии был назначен граф Галеаццо Чиано. Возможно, свою роль в этом назначении сыграло то, что он в то время пользовался репутацией сторонника нацистов7. Но в рядах фашистских иерархов Чиано был все-таки человеком со стороны. Старая гвардия его не любила. Зато Муссолини он был чрезвычайно нужен.

Лига Наций осудила Италию как страну-агрессора, теперь возникшее напряжение следовало снять. Ведь Эфиопия все-таки сама являлась членом Лиги. Возник достаточно запутанный прецедент. Только благодаря частым дружеским консультациям с новым итальянским министром иностранных дел Пьер Лаваль, председатель Совета министров Франции, выступая на сессии Лиги Наций, заявил, что не стоит европейцам так уж сильно нападать на Рим: в конце концов, цивилизованная Италия ведет борьбу всего лишь с грубыми нецивилизованными племенами.

В итоге Эфиопия осталась членом Лиги Наций, но многие ее районы отошли Италии. Мысль об Империи больше не оставляла дуче. Ради Империи он был готов на все. Он уже открыто угрожал англичанам: «Италия — это остров, омываемый Средиземным морем. Это море (я обращаюсь здесь к англичанам, которые в эту минуту, возможно, слушают радио), это море для Великобритании — всего лишь дорога, одна из многих дорог, по которой можно добраться до периферийных территорий Британской империи. Но для нас, итальянцев, это жизнь. Мы говорили тысячу раз, и я сейчас повторяю это: мы не собираемся угрожать общей дороге, мы не намерены ее перерезать, но мы требуем, чтобы наши права и наши жизненные интересы были уважены…» С балкона палаццо Венеция говорил уверенный в себе человек.

«Черные рубашки! Жители Рима!»

Дуче знал, как обращаться к собравшимся.

Он знал, в каких местах следует выдержать паузу, где выкрикнуть слова в полный голос, а где, напротив, произнести их почти шепотом.

Актер? Несомненно.

Но актер талантливый.

Иногда он играл даже самого обыкновенного простолюдина, это многим нравилось: вон дуче! он свой парень! И фразы у него короткие, броские. Одни звучат как приказ, другие доверительно, почти задушевно.

Речами Муссолини восторгались.

 

(Продолжение следует.)

 

 

1 Цит. по: Мильза П. Муссолини. Характер и путь. — СПб.: «Симпозиум», 2009. С. 598.

2 Огорчения дуче, как всегда, перемешаны с будничными делами.

3 Отец Кларетты, Франческо Саверио Петаччи (1883—1970), был личным врачом папы Пия XI.

4 Годом раньше умер брат Муссолини — Арнальдо.

5 Вспомним: «Если бы итальянцев в ходе военных действий погибло раза в три больше, то Эфиопская кампания выглядела бы гораздо весомее».

6 Мильза П. Муссолини. Характер и путь. — СПб.: «Симпозиум», 2009. С. 235.

7 Генри Э. Гитлер против СССР. Грядущая схватка между фашистскими и социалистическими армиями. — М.: Соцэкгиз, 1937. С. 126.

100-летие «Сибирских огней»