Вы здесь

Гимн одинокой луне

Владимир ШЕМШУЧЕНКО
Владимир ШЕМШУЧЕНКО


ГИМН ОДИНОКОЙ ЛУНЕ



* * *

Увели их по санному следу,
Возвратились — забрали коня.
Ни отцу не помог я, ни деду,
Вот и мучает память меня.

Хватит, сам говорю себе, хватит.
Раскулачили — значит, судьба.
Только пусто в душе, словно в хате,
По которой прошлась голытьба.

Нынче всякий и рядит, и судит,
Прижимая ко лбу три перста.
Дед с отцом были русские люди —
Ни могилы у них, ни креста.

За отца помолюсь и за деда,
И за мать, чтоб ей легче жилось —
У неё милосердье комбеда
На разбитых губах запеклось.


* * *

Я просыпаюсь. Мой костёр погас.
Лишь уголёк в золе едва мерцает.
Звезда, сгорая в небе, созерцает
Меня и этот мир в последний раз.

Трава в росе. Выходит из тумана
Осина и чуть слышно шелестит.
Повремени… Прошу… Ещё так рано….
Ещё дорожка лунная блестит.

Ещё волна песок не разбудила,
И чайка не расправила крыло,
И тайну мне ромашка не открыла,
И воду не тревожило весло.

Ещё чуть-чуть… Настраивают скрипки
Кузнечики… К травиночке-струне
Прильнула нотка маленькой улитки…
А я её не слышу в тишине.

Ещё мгновенье… И среди ветвей
Защелкает, раскатится, зальётся,
Вступая из-за такта, соловей,
За ним другой… И рассмеётся солнце!

О, утро, несравненный музыкант!
Как можешь ты рождать такие звуки!
В отчаянье заламываю руки…
Вот мне бы на секунду твой талант!


* * *

Скоро утро. Тоска ножевая.
В подворотню загнав тишину,
На пустой остановке трамвая
Сука песню поёт про луну.

Вдохновенно поёт, с переливом,
Замечательно сука поёт.
Никогда шансонеткам сопливым
До таких не подняться высот.

Этот вой, ни на что не похожий,
Этот гимн одинокой луне
Пробегает волною по коже,
Прилипает рубашкой к спине.

Пой, бездомная, пой, горевая,
Под берёзою пой, под сосной,
На пустой остановке трамвая,
Где любовь разминулась со мной.

Лунный свет я за пазуху прячу,
Чтоб его не спалила заря.
Плачет сука, и я с нею плачу,
Ненавидя и благодаря.


* * *

Ненасытная печь за поленом глотает полено.
На исходе апрель, а в тайге ещё снега по грудь.
Скоро лед в океан унесет непокорная Лена,
И жарки расцветут, и не даст птичий гомон уснуть.

Где-то там далеко облака собирают в стаи.
Где-то там далеко людям снятся красивые сны.
А у нас ещё ветер хрустальный льдинки считает
На озябших деревьях, и так далеко до весны.

Тишину потревожил испуганный рокот мотора.
Не иначе сосед мой — рисковый, бывалый мужик,
До того одурел от безделья и бабьего вздора,
Что по рыхлому льду через реку махнул напрямик.

И опять тишина. На сей раз проскочил-таки, леший.
От души отлегло. Я бы так ни за что не сумел.
В эту пору на лед не ступают ни конный, ни пеший,
А ему хоть бы хны. Он всегда делал то, что хотел.

И за то пострадал, и срока отбывал на Таймыре,
И на выселках жил от верховьев до Карских ворот,
Пил еловый отвар, кулаком плющил морды, как гирей,
И выхаркивал легкие сквозь окровавленный рот.

Он глядел на меня, усмехаясь, в минуты застолья
И на третьем стакане меня зачислял в слабаки,
А глаза изнутри наполнялись любовью и болью —
Так на небо глядят пережившие жизнь старики.


* * *

Петь не умеешь — вой.
Выть не сумел — молчи.
Не прорастай травой,
Падай звездой в ночи.
Не уходи в запой.
Не проклинай страну.
Пренебрегай толпой.
Не возноси жену.
Помни, что твой кумир —
СЛОВО, но не словцо...
И удивленный мир
Плюнет тебе в лицо.


* * *

Бросил в урну и ложку, и кружку,
И когда это не помогло,
На чердак зашвырнул я подушку,
Что твое сохранила тепло.
Не ударился в глупую пьянку,
Не рыдал в тусклом свете луны, —
А принес из подвала стремянку,
Чтобы снять твою тень со стены…

100-летие «Сибирских огней»