Единый ресурс русскоязычных журналов и альманахов
Литературный подкаст
Увеличить
Решаем вместе
Считаете, что объекты культурного наследия находятся в плохом состоянии?
Расскажите об этом
Пн. 14:00 – 17:00
Вы здесь
Курай
Поэма
Файл: 
09_shamsutdinov_k.zip (7.5 КБ)
09_shamsutdinov_k.zip (7.5 КБ)
Николай ШАМСУТДИНОВ
КУРАЙ
Степь дышит древней новизною,
Стреножит мысль твою, когда,
Как, миражи, струятся зноем
Опившиеся города.
Мрак — в непробудных погребеньях,
Сухое, ветхое тепло...
Окаменелое забвенье
Молчанием их облегло.
Усталое, как в Вифлееме,
Нагромождая прах на прах,
Влечет расплавленное время
Солончаки и пыль в степях.
Жар истлевает под руками.
Чьи это, пращур, имена
Скрывают въевшиеся в камень
Изношенные письмена?
Где ваш исток? — в полынных скифах?
Певцы обугленной земли,
Они забились в гущу мифов,
В гранит преданьями вросли.
Широкоскулая свобода...
Через полынный, пыльный рай,
Прям — от заката до восхода —
Пролег мелодией курай.
Струя пронзительную ноту
Неистлевающей любви,
Он выпил бледную дремоту,
Оцепеневшую в крови.
Но память прошлого коснулась,
Когда, ознобно клокоча,
На певчем горле затянулась
Остервенелая камча.
Вот так, взметая в небо пламя,
Замшелой злобой налита,
И боль, и ужас вмяла в память
Набега потная пята.
Замахиваясь на Стожары,
Печальный изнуряя взгляд,
Багроволицые пожары,
Над степью выгнувшись, грозят.
А впереди орды,
Понурый,
С тоскливым отсветом в глазах,
Выкашивающий аулы,
Степями растекался страх.
Но, в брани, стонах, взвизгах сечи,
Под проливнем ревущих стрел,
Сшибая расы и наречья,
Пульс эволюции гремел.
И, ужасая белым свистом,
Слепили солнце,
высоки,
В руках упревших полемистов
Диалектичные клинки...
Жарой исходит камень под руками...
В морщины трещин погружая взгляд,
Что
я ищу в оцепеневшем камне,
Неудержимой памятью богат?
Вся в табунах сухой травы, раздольна,
Не степь лежит, а солнечный пролет,
Где, пронизав тысячелетья, вольно
Курай, курай через века пролег.
Он утешает и забвенье лечит,
И тишиною изнуренный слух
Отзывно распускается навстречу,
К иным напевам и реченьям глух.
Курай непритязателен, казалось б...
Но если б встал ты из-под камня вдруг,
Ты б изумился, пращур, как связал нас
Дыханьем раскаленный,
Узкий звук.
II.
Ложь, что вражда кровей стоит меж нами!
Необозримость наполняет взгляд.
Перетекает в душу,
Не клинками,
но — табунами
Взболтанный закат.
Омыло вечер дуновенье мяты,
Полынный запах под рукой погас...
«Льняная лада,
легкая,
моя ты,
Сама судьба благословила нас!
За тихою рекой курай колдует,
Идет косяк на поздний водопой...
Под золотую голову кладу я
Ладони, опьяненные тобой.
Какая легкость наливает руки!
Я позабыл о матери, отце...
Протя-яжную свечу слади-имой муки
Объятие затеплило в лице.
Волною к сердцу подступает свежесть,
Курай мерцает мягко у реки.
Как жадно обнимаешь ты!
И нежность
Размыла потемневшие зрачки.
Под нами травы, извиваясь, рвутся,
Разгневанно топорщится пырей.
Объятья наши —
В сыне отзовутся
Биением обнявшихся кровей...»
Продрог мой взгляд в непроходимых звездах,
Как на оси, вращаются миры.
Покалывая воспаленный воздух,
Зовут мой взор далекие костры.
Курай вздохнул у речки.
Ожиданье
Любви и счастья теплится во мне.
Огрузлое, развернутое ржанье
Рябит по отсыревшей тишине.
И я, от вещих запахов хмелея,
В себе степь — до былинки — растворил,
Ведь был настырной веточкой пырея
И запахом полыни — тоже был...
Ш.
Угрозою набрякла ночь,
Тревожно разметались степи.
Но ветру острому невмочь
Задуть былинки щуплый лепет...
Понур усталый стебелек,
Не расправляясь под руками.
Натруженный, согбенный сок
В нем тускло движется толчками.
В оврагах, дремою налит,
Слежался заскорузлый воздух...
Печально слух мой тяжелит
Былых времен истлевший отзвук.
От чьих страданий далеки,
Свои глаза стыдливо прячем?
Повеяло из-за реки
Простоволосым, тихим плачем.
.........................................................................................
«... В тяжелой, ветреной ночи,
Толкнув к костру, в одной рубахе,
Чтоб от курая отлучить,
Мне отрубили пальцы.
В страхе
Толпа, отхлынув, раздалась.
За ханом — стража гоготала.
Точно багровый куст,
Ветвясь
По жилам,
боль меня объяла.
Боль, защемившая уста,
В руках бессильных догорает.
Страшнее боли немота,
Оцепеневшая в курае.
Я ухожу одна...
В груди
Разъяли степь...
Одно б усилье!
Уйди, прохожий, не гляди
На исступленное бессилье
Казненных рук!
Ликуй, палач...
На ваших празднествах чужая,
Я ухожу степями, плач
Из горьких женщин высекая.
Блеск знойных марев выпил взгляд,
Студеный жар во мне лютует...
На отшатнувшийся закат,
Листая времена, бреду я.
День просквозила тень —
То я
Спасения прошу у выси
И, певчей страсти не тая,
Тяну отрубленные кисти
К кураю...»
Так она идет,
Никто дорог ее не знает,
Рубаха белая ее
Во мраке аспидном зияет.
И, в толчее полнощных звезд,
Над сумасшедшей болью свесясь,
С угрозой желтою занес
Корявый коготь
Полумесяц.
IV.
Едва проснулся — молодящий голод,
И съел бялиш бы, и барана б съел!
Откинул полог юрты —
Цепкий холод
В простуженной траве закостенел.
Полыни сизый хруст,
Медово стынет
Чай в пиалах...
Кочевья шевеля,
В заношенное золото полыни
Спеленута осенняя земля,
Разбуженная грубо табунами.
И золотеет, мрачная, сама,
Исклеванная ранними огнями,
Стремительно скудеющая тьма.
Костер стремится в небо, словно птица...
И только искры по ветру летят.
В горячих вспышках
Кротко серебрится
Твое лицо нездешнего литья.
Я скулы ветру острому подставил
И вспомнил, как судьба моя, любовь,
С протя-яжною славянской кровью сплавил
Клокочущую кочевую кровь.
Проросший из раскосых поколений,
Заматеревших в схватках ножевых,
Льняная лада, легкая,
Я — пленник
Твоих объятий и причуд твоих.
Объемлю всю тебя, как эту землю!
Росою омывая стремена,
Степь
Воспаленной памятью объемлет
Пожарища, набеги, племена.
Через меня — шли табуны, толкаясь,
И орды пьяно травами лились,
И, судьбами на лезвиях скипаясь,
На топорах столетья запеклись.
Погони. Орды. Жар попон.
И кони.
И, проливаясь в ханское кольцо,
Свечою горькой вспыхнуло в полоне
Твоей прабабки талое лицо.
В потемках жарких кровь твоя колдует,
И в чистом нетерпении любви,
Льняная лада,
голову кладу я
На руки приворотные твои...
V.
Вкрадчив ранних побудок сон,
И смыкается под звездою
Красный ропот смурных знамен,
Проносимых перед ордою.
И, смахнув заполошный грай,
Луч идет по рядам, играя,
Ханский вздыбленный малахай
Гибким пламенем поджигая.
В перебранке литых стремян,
Каждый видит перед собою
Прожигающее туман
Волчеглазое солнце боя.
На ремнях усмехнулась медь,
Сочно лыбясь, повеселела.
Спит в глубоких колчанах смерть,
Расфасованная по стрелам.
В грузных росах, светлеет даль,
И заходится, жертву чуя,
Холод,
Вжавшийся в злую сталь,
Непреклонную, ножевую.
Вот — вражда выгибает бровь.
Взвоет сеча, как только лязгнет
Сабля в ножнах,
И — кровь на кровь,
Род на род...
Пращур мой, погаснет
Мой — грядущий! — удел в тебе?
Но, удар посылая в спину,
Жарко вздыбив коня,
Не бей
Бранной сталью по славянину,
Рубка яростью налита, —
В нем
(Он молод еще, безусый...)
Потаенно мерцает та,
Чьи протяжные песни — русы.
Не убей его,
ведь права
Мудрость чести и милосердья:
Породнившиеся кровя
Омывают твое предсердье.
И по-твоему выгнет бровь,
Головою достав до кровли,
Продолжающий нашу кровь
Сын —
наследник твоей же крови.
VI.
Усталые преданья постигая,
В одном лице и мальчик, и старик,
Я —
данник неумолчного курая,
Питомец рассыпающихся книг.
Хайямом Беранже пересыпая,
Слежу пути прозрений и дерев,
В чьих кронах тлеет,
не пересыхая,
Застенчивый, но крепнущий напев.
Его исток — в безликой, нищей глине
Моих степей...
Как в воду, с головой,
Я падаю в зеленый сон полыни,
Столетия раздвинувши собой.
В сон теплою волною плещет Кама...
Но грубо будит, горькая, она,
Гортанным кличем нарывая,
Память,
Огнем костров былых воспалена,
Чьи отблески в потомстве — не прогоркли!
А взглянешь в небо, сизое от звезд,
В которое глядел и пращур, —
в горле
Соленый ком и горечь внятных слез.
Мы выветрены временем, как звенья
Одной цепи,
Но на твоем свету,
Крутая память,
немощно забвенье
И прах превозмогает немоту,
Когда курай кудесит...
Неслиянный
С чужою песней,
Душу напоив,
Задумчивый, родной, обетованный,
Он прозорлив, негаснущий мотив,
Ведь подступает, непроизносимо,
Мгновение, когда мой сын прижмет
Курай к губам
И душу
с теплой силой
В его лады просторные
Вольет...
