Вы здесь

Лестница в море

* * *

Алеппские сосны, Италия, Крым.

Нелепо, но все это стало моим.

И вот я смотрю на березу,

Как будто на скучную прозу.

 

Стоит она в поле, стоит без прикрас,

Нисколько своей наготы не стыдясь.

А мне подавай аллегорий,

Люблю Средиземное море,

 

Цветущих магнолий пьянящий дурман,

И яд олеандра, и пышный каштан,

Люблю за изящество линий

Ряды ватиканские пиний.

 

А эта стоит, как природе упрек,

И что в ней такого? Березовый сок?

Как все прозаично и просто:

Береза, бороздка, береста.

 

Судак

Сурож, Солдайя, Солдадья, Сугдак, Сугдея.

Предрасположенность местности к смене пола —

Факт исторически верный. С тех пор как Гея

Грекам проворным открыла врата Босфора,

 

Здесь, на бесплодном участке боспорской флоры,

Жили ордынцы, половцы, скифы и иудеи,

Турки-османы, татары (дефис) монголы,

Аланы, команы, сельджуки, нудисты, геи.

 

Бом-брам-стеньги гнулись, качались реи,

На соль меняли купцы бумазею.

В кладке стен крепостных, в основанье мола

Гены Генуи, водное марко поло.

 

Век судоходства — галеры, тюки, фелуки,

Фески стамбульские, тюркские вавилоны,

Крепость судакская, гладкие каменюки,

Сурожский летний зной и сухие склоны.

 

Мулла

Есть в Симеизе дом муллы,

Мулла недолго прожил в нем.

В саду куст желтой мушмулы,

Каштан столетний за окном.

 

Ковер, и низкий потолок,

И ряд подушек на полу.

Мело, мело… — и на восток

Судьба забросила муллу.

 

Дом перестроили, Коран

Не замусолился — истлел.

И дождик четок сквозь карман

Просыпался, отшелестел.

 

Кривая улочка наверх,

Татарская Шаан-Кая.

Давай помолимся за тех,

Кто не дождался ничего.

 

В саду желтеет мушмула,

И нет ни жертв, ни палачей.

Но вновь и вновь идет мулла

К мечети тропочкой своей.

 

 

* * *

Перстень с черным агатом,

Луна в ореоле тревоги,

Хлеб, пропахший лавандой,

И несколько слов напоследок,

Перед тем как уйти

По проселочной пыльной дороге.

 

Остается немного,

Нехитрые собраны вещи,

На прощанье присяду

На старенький стул колченогий.

Перстень с черным агатом

Сверкает в ночи зловеще.

 

* * *

Жесткая логика встречной волны,

Главный фарватер.

Медленно с Северной стороны

Движется катер.

 

Мраморных львов устрашающий вид,

Лестница в море.

Ночью на Графской безмолвье царит,

Словно в соборе.

 

Неизгладимая память волны!

В сторону дома

Тянется с Северной стороны

След от парома.

 

Форос

Как я любил безлюдный причал Фороса,

Парус вдали, облака в предрассветной неге,

Небо с оттенком медного купороса,

Стрекот цикад и легкую грусть элегий,

 

Ржавый, на солнце выцветший можжевельник,

Заросли иглицы с колким ее соседством.

Там еще был лесник — прохиндей, бездельник.

Если напьется в стельку — спасайся бегством!

 

Кто его тут не знает? Душа — куда там!

Сядет, бывало, тут, у палатки, с краю,

Глушит портвейн, а с тутовым шелкопрядом

Сладить не может. Тут я его понимаю.

 

Бык, что приплыл с Европой сюда когда-то,

Вышел на берег и в ярости бил копытом

Твердую землю с обидой, с такой досадой

И на прощанье нарек этот край Тавридой.

 

 

Прощание с Понтом

Полгода на уровне моря, пора восвояси.

Уж близится осень, шумят диалоги платана,

На пасеке времени пчелы в смятении полном.

 

Медовый окончился месяц, окончился праздник,

Прощание с Понтом выходит немного спонтанным,

Легко набегают на камни высокие волны.

 

Итак, с окончаньем сезона, с прощальным заплывом,

С вечерней прогулкой вдоль берега, с пеной морскою,

С тетрадкой стихов, сочиненных за эти полгода.

 

Напористый ветер склоняет внезапным порывом

Прибрежные сосны, и слышится в шуме прибоя,

В глухом фонетическом шуме, — прощанье, свобода.

100-летие «Сибирских огней»