Мученик века

* * *

Александру Радашкевичу

Век прожив, мы выиграли в игре

И уже не двинемся с рубежа.

Мы стоим, как всадники на Угре.

Но тогда скажи, что ж болит душа?

За рекою бесятся огоньки…

Мы уже не ринемся напролом.

Мы неспешно спешимся — из реки

Зачерпнуть воды в золотой шелом.

К нам грядет апрельское торжество,

Синих птиц рассветный переполох,

Шумный голос ветра, но и его

Перекроет глас: «Да воскреснет Бог!»

Да воскреснет Бог, и Его дары

Изольются щедро! Их ждет земля,

Где летит человечество в тартарары

Под свое беспечное тру-ля-ля.

30.04.2020

* * *

В сумерки тихо дохни на стекло,

Мученик века.

Господи, сколько в саду нанесло

Первого снега!

Стынущий вечер, глотнув чистоты,

Спит, голубея.

Может быть, ты в нем оставишь следы?

— Я не умею…

Что ты умеешь, печальный пастух

Собственных тягот?

Тонет закат, задрожал и потух,

Тени не лягут.

Помнишь ли дни, когда были нежны?

То-то, что нету…

На поле ляжет печать тишины

С подписью ветра.

Господи, сколько во мне нанесло

Первого снега…

* * *

Вам кажется, что нет

Его, а мне известно,

Что он несет ответ

За нас, и, если честно,

В краю снегов и льдин,

В свои права вступивших,

Остался он один

Из всех, меня любивших.

И если он летит

Со смертью неминучей —

Как будто ангел мстит! —

Он делает как лучше,

Как надо. И тогда,

Когда придет свобода,

Я знаю, что звезда

Засветится у входа,

Где я и ангел мой

Сойдем во мрак подвальный,

Подняв над головой

Свой факел погребальный.

* * *

Запуталась нитка земного шитья.

Закончилась пытка больного житья.

Не бойся: проводит и встретит семья.

И к острову мертвых подходит ладья.

И ты пошатнешься на том берегу,

И не помогу тебе… Все, что могу —

Пронзительно, горько смотреть тебе вслед,

Столь длительно, сколько останется лет.

* * *

На ветвях обвисшие кружева.

На часах последние времена.

Ты меня простишь, что я все жива,

Что с утра милосердно в стакан окна

Мне пока наливается молоко.

Помнишь, мы на море кормили птах.

Ты не верил мне: умереть легко.

Но теперь ты знаешь, что это так.

Как же дорог миг, как недолог век…

Мы любили снег, и еще цветы.

И теперь я розы вонзаю в снег,

Под которым ты. Под которым ты.

* * *

Спокойно выходим в поля, отобедав,

А прямо над нами, как память земли,

Летят журавли предвоенных поэтов,

Военных поэтов летят журавли.

А память ведет потайными тропами,

На дальней судьбе туговат узелок,

И целится метко в летящую память

Осеннее время — спокойный стрелок.

* * *

Господи, вот я, художник от слова «худо»,

Видишь, они ушли, а я все живая.

Та же, что прежде, все дожидаясь чуда,

Все еще веря, все еще уповая…

Вспять повернувши, бежавшие без оглядки

В двери скребутся — веришь, мы все похожей.

Блудного сына эти босые пятки

С грубой, сухой, кровоточащей кожей…

Ангелы пролетают над перелеском.

Слышны щенячьи, щемящие всхлипы горна.

Что ж, предавайся этим последним всплескам,

Этим объятьям, туго сдавившим горло,

Се, возвратившись к милому пепелищу,

Ноги поджав на старом своем диване,

Я отрешенно папины ружья чищу

В мамином крепдешиновом сарафане.

* * *

В повсеместном конце эпох

на отвесном краю земли

я надеюсь, что видит Бог,

что мы сделали что могли.

И скорее уж да, чем нет,

раз послал драгоценный крест

и дожить дал до этих лет

и добраться до этих мест,

где деревня, поля и лес,

где тропинка бежит к реке,

где прадедушкин храм воскрес —

восьмерик на четверике.