Вы здесь
Ордера для живых
* * *
Ты скажешь «мугам», а слышно «погром, погром».
Не ешь и не пей, а шепчи на своём арго:
«Не прячь ничего, не надо пустых затей,
Ведь вещи переживают своих людей».
Ты любишь пожить, такая у нас любовь,
И руки полны рассвета, и рот — зубов,
И пальцы худы у ветра, и ты, дрожа,
Запомнил своих соседей лишь по ножам.
Теперь от жара теки, от мороза млей,
Ведь ты остаёшься вечным в своей земле,
Как от сверчка остаётся его шесток
И от сапожника имя и молоток.
Темнотища и только
Повисли солидные тени и будто бы снова
В квартире сиренево, а за окном бирюлёво.
Тебя нарекаю рекою, почти забываю,
Трамвайные ветки ломая.
Влечёмся в бетонном проходе и сны свои тянем.
Скажи, иудей или эллин, что ты египтянин.
И станешь своим, у палатки, где мусор набросан,
Испорчен квартирным вопросом.
Я тоже твой раб и умею запрятать обиды,
Надземны гробницы твои, глубоки пирамиды.
Так хочется вымолвить правду, мой древний, мой близкий,
Бесцветны твои обелиски.
Теснишься в подземке, уходишь под сумерки, мечен,
Какого вам бутова надо, медведкова печень?
И глянешь в грядущее время, зажмурившись стойко.
А там темнотища и только.
У-фан
Уходят номады,
До ближней дороги — семь ли.
Бояться не надо,
Не бойся, мой пупсик, земли.
А опиум в трубке —
Отрада полуденных стран.
Я страшный и хрупкий,
Как глиняный воин У-фан.
Трещат самострелы
И сыплют огнём костяным,
И облако село
На бровку великой стены,
И время настало,
Бери на обещанный срок
Стеклянные скалы
И жёлтый бумажный мирок,
Где тварей — по паре.
А дни всё короче, короч...
Мой снежный фонарик,
Светящий в безбрежную ночь.
Обними же
Не вспомни какую-то мелочь, на вечность позарясь,
За чёрной водой и запущенным книжным базаром,
Вернувшись к забитым парадным, забытым соседям,
Где остров Васильевский солнечным ветром изъеден,
Где осень не сходит, а дождь непременно окончен,
Где сонное солнце, грохочет трамвайный вагончик.
И в сказках лютуют пираты и плачут апачи,
А ты, как и прежде, родная, не плачешь-не плачешь
И веришь в безмерную землю, и, кажется, столько
Осталось прожить, только ветер скользит от востока,
И звёзды чужой стороны опустились пониже.
Ну что же ты медлишь, давай, обними, обними же.
Ордера для живых
Прозвонят до зари колокольчики раннего льда
В час, когда умирается вдоволь и снится когда,
Что безглазым тарантулом русская тройка бежит,
И конфетками Skittles посыпан заброшенный скит.
Чтоб вселить во вселенную — нужно купить ордера,
Ордера для живых, а других выдаёт на-гора
Бескорыстная родина, если уходит в забой,
И меня заберёт, и меня заберёт за собой.
Только деньги ушли на тепло, и горят в сентябре
Небоскрёбы ночные сухой кукурузой в костре.
За недобрые мысли меня не замучает стыд,
Лишь в ущербе луна, только кто его ей возместит.
Московское ханами
На сталинских пагодах снова седеют атлеты,
И снег лепестками летит на московском ханами,
Жемчужная рыба куски отгрызает от лета,
Забыв о весне, в целлулоидном небе над нами,
А время не лечит, и ты, как и прежде, далече,
За тридевять вод, и молчу, ведь молчанье — часть речи,
Густое, как глина, в которой травинки сопрели,
Не вынеся хрипов в неровном дыханье апреля.
А мне до рассвета по сумрачным улицам шастать,
Пугая прохожих. Любимая, может, поспорим,
Об этой земле, где не выпало глупого счастья,
А выпало снега по самое синее море.
Уходит на север небесная рыба смурная,
А в городе пусто, и лишь стерегут самураев
До раннего часа, пока не рассыплются звёзды,
Слепые невесты в отдельных осиновых гнёздах.
Нервный тик серебряного века
Трёхстопный ямб имеет три ступни
И нервный тик Серебряного века.
Который раз он взят на приступ и
Сухой рукой разобран до молекул.
Который раз минуты вместо лет
И вместо крови — сахарная охра.
Багдадский вор ласкает пистолет
В кармане брюк, идя в синематограф.
У невских вод — немыслимый миндаль,
И мёрзнет Блок, смотря на рябь канала,
И тень латаний пала на эмаль
Ночной стены, и тень созданий пала.
И звуки реют, множатся в разы,
Поют сирены и цветут розаны.
Как будто снова молод наш язык,
И снова юн приказчик из Рязани,
Тугие смыслы только рождены,
Светлы, как «гарь в небесном коромысле»…
Трёхстопный ямб рыдает у стены,
Разбитый вдрызг параличом двусмыслиц.