Вы здесь

Пятилетие «Сибирских огней»

Торжественное заседание, посвященное пятилетию журнала «Сибирские  огни», 21 марта 1927 г. в Новосибирске. Стенограмма
Файл: Иконка пакета 07_piatiletie_so.zip (50.09 КБ)

...Нам сейчас трудно даже вообразить, каким на самом деле был Новосибирск в 1922 году, но факт создания литературного журнала многое говорит о людях, которые жили тогда в нашем городе, — жестокие демиурги революции, они искали в этой революции поэзию: «...И как только наша родная Сибирь, израненная и истерзанная лихолетьями дней колчаковщины, начинает зализывать кровоточащие раны на своей черно-бурой шкуре, как только она начинает подниматься на свои крепкие лапы, в то время, когда речь не может идти о “роскоши”,— тут же, вопреки всем и всему, зарождается мысль о журнале, и мысль эта зарождается и осуществляется в 1922 году» (И. Гольдберг).

А в марте 1927 года, когда журналу «Сибирские огни» исполнилось пять лет, В. Зазубрин отмечал: «...“Сибирские огни” есть огни, костер, разложенный в тайге в то время, когда еще хлестал свинцовый дождь гражданской войны. Костер был разложен в чрезвычайно трудных условиях, на снегу, тут же у пустых окопов».

О, суровые романтики классовых битв! От вас мало осталось фотографий, и даже могилы некоторых из вас неизвестны, но один из незыблемых памятников вам — литературный журнал, который выходит уже 100 лет.

Сто лет! Вам бы понравилось, вы любили масштабные проекты, вы мыслили вселенскими категориями — и мы, ваши потомки, вспоминаем вас благодарно и слышим ваши обветренные голоса, сохраненные для нас стенографистами…

Дмитрий Рябов,

начальник отдела общественно-политической жизни

 

ПЯТИЛЕТИЕ «СИБИРСКИХ ОГНЕЙ»

 

Торжественное заседание, посвященное пятилетию журнала
«Сибирские огни», 21 марта 1927 г. в Новосибирске. Стенограмма.

Публикуется по: «Сибирские огни», 1927, № 2, стр. 174—206. Орфография и пунктуация частично сохранены.

 

И. Гольдберг. Товарищи, разрешите торжественное заседание, посвященное празднованию пятилетия журнала «Сибирские огни», открыть.

Разрешите сказать здесь первое слово Сибирскому союзу писателей, от имени и по поручению которого я выступаю.

Пять лет — ведь это еще не юбилей. Пять лет — еще не астрономическая цифра. В дореволюционное время над таким юбилеем смеялись бы, так как для времен дореволюционных, чтоб праздновать юбилей, нужно было пятьдесят, сто лет, самое меньшее — 25. Но мы живем в эпоху, когда исторический период не измеряется столетиями. Мы пережили 10 лет, которые ознаменовали собою большие перемены, ряд эпох. Мы живем в момент, когда считают не годами, а эпохами, и поэтому пять лет существования какого-нибудь общественного или культурного учреждения или предприятия — это не пять лет, а целая эпоха, ряд эпох.

Поэтому наш праздник, скромный праздник «Сибирских огней», — наш праздник сибирской литературы приобретает большое общественное значение. Сибирский союз писателей, сибирская литература в том виде, в каком она сейчас начинает жить и развертываться, была собрана и пущена по таежным сибирским дорогам «Сибирскими огнями». Эти дороги теперь уже проторены, и многие надежды осуществлены.

Но не мешает оглянуться назад и два-три слова сказать о том, какие надежды были у сибирских литераторов в дореволюционное время. Ведь мечта о сибирском журнале зародилась у сибиряков давно. В кандальной, колониальной, отсталой Сибири уже в 1789 году работал первый журнал — пресловутый «Иртыш, превращающийся в Ипокрену». Правда, не здесь и не сейчас нужно об этом распространяться и делать такие далекие исторические экскурсии, но это говорит о том, что на нашей далекой окраине живая мысль уже давно пробивалась и искала себе верных путей. Мы будем говорить о ближайших днях после 1905 года, когда, с одной стороны, общественная мысль была загнана в подполье, внешне подавлена, а с другой стороны — в подполье копила свои силы и оттуда делала вылазки к легальным проявлениям. И в области литературного собирания, в области выявления сибирских литературных возможностей в эти годы видим мы ряд попыток.

В годы, предшествовавшие революции — в 1915 и следующих годах, преодолевая ряд препятствий, строятся сибирские журналы, — создаются «Сибирские записки», «Сибирский студент» и т. д. Но все эти попытки были обречены на бесплодие, — и не только потому, что тогда существовала своеобразная политическая атмосфера, а еще и потому, что силы общественные были слабы, что так называемая «общественность» не могла давать жизнь культурным начинаниям. Для того времени сибирский журнал считался роскошью, второстепенным, чем-то таким, до чего мы еще не доросли. И характерно, что все эти попытки создать журнал были попытками филантропическими. Это были попытки отдельных групп и людей.

Несмотря на то, что нам помогали в создании сибирского журнала такие авторитетные люди, как Максим Горький, мы не могли создать этого журнала, потому что была такая общественная атмосфера, в которой все культурные начинания были как бы экзотическими, оранжерейными цветами и должны были хиреть.

Но после этих лет, которые уже в далеком прошлом, мы пережили многое, мы перешагнули огненную, кровавую и грозовую грань, и после этой грани революционных лет начинается новая действительность. И как только наша родная Сибирь, израненная и истерзанная лихолетиями дней колчаковщины, начинает зализывать кровоточащие раны на своей черно-бурой шкуре, как только она начинает подниматься на свои крепкие лапы, в то время, когда речь не может идти о «роскоши», — тут же, вопреки всем и всему, зарождается мысль о журнале, и мысль эта зарождается и осуществляется в 1922 году. Об этом нельзя забывать, об этом необходимо сегодня вспомнить...

Мы, сибирские писатели, обязаны «Сибирским огням» не только тем, что они существовали и дали нам плацдарм, где мы могли бы развернуть свою работу и найти приложение своих творческих сил. «Сибирские огни» с первого же дня своего существования сделали больше: они раскрыли дверь для всех, у кого билась в крови творческая мысль. Они не замкнулись в кружок, в группу, в направление. И таким путем они явились собирателями тогда еще слабой, зарождающейся и неокрепшей еще сибирской литературы.

И за это сегодня, в день празднования юбилея нашего журнала, мы должны сказать большое спасибо тем, кто руководил нашей работой и помогал существованию и жизни «Сибирских огней».

«Сибирские огни» дали возможность собраться всему тому, что сейчас есть в сибирской литературе. Они дали возможность не только печататься и не только облегчили условия индивидуальному литературному творчеству, но, больше того, — создали коллектив.

Об этом коллективе — об организации сибирских писателей в союз — мы также давно мечтали, но у нас ничего не выходило, и ни один человек не мог создать в Сибири коллектива писателей, несмотря на отдельные попытки. Была большая текучесть и малая дисциплинированность среди писателей.

Здесь были больше индивидуалисты, и для того, чтобы сковать, создать коллектив, нужны были большие усилия и большая работа. Работа эта была проделана «Сибирскими огнями» и проделана блестяще. Вот главное и основное, за что мы можем благодарить «Сибирские огни».

Не моя задача говорить о достижениях и недостатках «Сибирских огней». Ведь каждое большое дело не бывает без темных пятен и пятнышек. Конечно, и здесь и были промахи, и были ошибки, они будут и дальше, но надо их простить. Не ошибается ведь только тот, кто ничего не делает, а кто много делает, много и ошибается. Конечно, мы эти неизбежные ошибки сегодня простим «Сибирским огням» — дадим им амнистию.

Я не хочу намечать перспективных путей «Сибирских огней», но несколько слов о дальнейшей работе журнала сегодня надо сказать.

«Сибирские огни» дали возможность собраться сибирякам-писателям, дали возможность выявиться новым литературным силам и помогли им сорганизоваться в Сибирский союз писателей. Всюду, везде, в каждом нашем глухом углу сибирском появились новые силы, появился писательский молодняк, который еще слаб, но, может быть, что-нибудь даст и, может быть, даст что-нибудь большое. Этот молодняк требует дальнейшего руководства, требует дальнейшего пестования, требует дальнейшего бережного к себе отношения, — но такого бережного отношения, чтобы не переборщить, чтобы не залить нашу молодую сибирскую литературу излишне большим количеством сырого и безнадежного молодняка, который занимается литературой дилетантски, неряшливо и бесталанно. Этот молодняк растет количественно и качественно, и мы видим, как на каждом шагу зарождаются группы рабоче-крестьянского литературного молодняка, с которым, над которым и для которого необходимо работать. И впереди одна из основных задач «Сибирских огней» — стать ближе к этому молодняку рабоче-крестьянских писателей затем, чтобы стать еще ближе, значительно ближе к молодому рабоче-крестьянскому сибирскому читателю. И это та большая задача, которую должен и может преодолеть журнал, и он ее преодолеет при поддержке Сибирского союза писателей, при поддержке общественных и культурных сил Сибири.

От имени Сибирского союза писателей я заверяю «Сибирские огни», что мы наши силы на это дадим, мы постараемся этот молодняк дотянуть до хорошего, толстого журнала — «Сибирских огней». Мы попытаемся сами, вторгнувшись при согласии и при помощи редакции «Сибирских огней», в самые недра журнала, расширить его рамки и сделать его еще ближе к массам, к культурным рабоче-крестьянским массам...

Пятилетний путь «Сибирских огней» — славный путь. Очень громких, очень цветистых слов, конечно, об этом скромном деле говорить не приходится. Сегодняшний праздник — скромный праздник. Тем ближе он нам и дороже.

«Сибирские огни» светили ровным светом, но по таежным дорогам огни эти горели и хорошо освещали извилины и пути путаных троп. Пусть они, товарищи, светят хорошо и дальше! Я думаю, это пожелание вы вместе со мной поддержите. Пусть «Сибирские огни» разгораются и дальше! (Аплодисменты.)

Организационное бюро по устройству сегодняшнего заседания наметило президиум для дальнейшего ведения этого заседания. В президиум предлагаются: тов. Сырцов — секретарь Сибирского Краевого Комитета Партии, тов. Оленич-Гнененко — заведывающий отделом печати Краевого Комитета Партии, тов. Ансон — от СибкрайОНО, тов. Черемных — от Общества изучения производительных сил Сибири, тов. Нагорская — от общества художников «Новая Сибирь», тов. Шацкий — от редакции газеты «Советская Сибирь», тов. Негробов — от военной печати, тов. Кибардина — от ассоциации книжников, тов. Басов и Вегман — от редакции журнала «Сибирские огни», тов. Доронин — от юнсекции Сиб. союза писателей и следующие товарищи от Союза сибирских писателей — Зазубрин, Итин, Урманов, Тихменев, Никитин, Низовцев, Стрижков.

Товарищи, которых я перечислил, я прошу пойти сюда и занять места. (Президиум занимает места.) Сейчас мы приступаем к заслушанию приветствий. Первое слово для приветствия предоставляется тов. Сырцову, от Краевого Комитета Партии. (Аплодисменты.)

Тов. Сырцов. Товарищи, организующая роль литературы получила небольшую иллюстрацию в нашем сегодняшнем собрании. Я думаю, что та самоотверженность, с которой участники собрания преодолели стихийное бедствие*, доказывает, что у «Сибирских огней» есть достаточное количество почитателей в Новосибирске. Во всяком случае, такая погода для НКПС (Народный комиссариат путей сообщения. — Ред.) служит достаточным основанием к тому, чтобы прекратить перевозки, но литература своих перевозок не прекращает и в это время. (Аплодисменты.)

«Сибирские огни» — дитя революции. Выстрелы пушек бронепоездов и шум крестьянской войны сопровождали рождение в Сибири этого журнала. Героический период революции нашел свое отображение — и очень удачно — в «Сибирских огнях», и несомненно, что этот период нашей революции таит в себе, содержит еще очень много материала и ждет своих отображений. И, быть может, самые крупные, самые удачные, обобщающие произведения будут даны тогда, когда мы отойдем на несколько исторических шагов назад, и тогда явится возможность создать монументальные полотна, изображающие и дающие обобщающую картину этого славного героического периода Российской революции.

В это время нашим писателям нужно копить материал, нужно копить эскизы, и «Сибирские огни» внесли в это дело чрезвычайно много ценного, и материал их не только ценен для Сибири, но ценен и для всего Союза.

Но, товарищи, «довлеет дневи злоба его». И, наряду с отражением этого периода пролетарской революции, наша литература, в том числе и сибирская литература, и «Сибирские огни», должны уделить и уделяют внимание современности.

Наше первое пожелание заключается в том, чтобы «Сибирские огни» в дальнейшем этим темам современности отвели твердую и достаточно удобную жилплощадь на своих страницах.

«Сибирские огни» не оказались скороспелкой. Суровый климат и холодные веяния, тяжелые условия, равнодушие и непонимание со стороны значительных кругов не привели к тому, чтобы журнал завял, захирел. Он прошел через самые тяжелые испытания. Позади остается славное, мужественное пятилетие. У «Сибирских огней», несомненно, очень много заслуг, но количество этих заслуг обязывает и заставляет нас выдвигать новые и новые требования.

Когда я приехал год тому назад в Сибирь, мне пришлось познакомиться с книжкой одного писателя-коммуниста, выходца из деревни. В этой книжке мне ярко запомнилось несколько строк, имеющих отношение к «Сибирским огням». Этот писатель держался того мнения, что лучше не иметь в Сибири толстых журналов, как «Сибирские огни», лучше не строить больших каменных зданий, не строить мостовых, а дать мужикам достаточно медикаментов.

Такое странное противопоставление, такое странное сравнение для нас является совершенно понятным, и в этих словах, хотя и сказанных представителем нашей партии, партии, руководящей революцией и представляющей самое передовое в нашей стране, несомненно виден типичный и очень ярко выраженный рецидив мелкобуржуазной крестьянской ограниченности, с которой нам придется в дальнейшем иметь очень и очень много дела. Для нас — работников и писателей, — в той или иной мере связанных с революцией и рабочим классом, совершенно ясна ограниченность, узость, ужасная некультурность такой постановки вопроса.

Путь революции несет очень много препятствий рабочему классу.
В своем пути нам придется преодолевать очень много препятствий, и одним из препятствий и является такое проявление мелкобуржуазной, в частности крестьянской, ограниченности. Рабочему классу необходимо терпеливо, вдумчиво, но настойчиво разъяснять крестьянству, своему союзнику, неправильность этих и аналогичных им взглядов. Рабочий класс в своем развитии и в своем строительстве, и хозяйственном и культурном, будет не один раз еще натыкаться на эти и подобные им препятствия и преодолевать этот узкий, мелкобуржуазный практицизм, в котором говорит не рассудок, а предрассудки.

Литературе, в частности «Сибирским огням», связанным с революцией, рожденным в грохоте революционной борьбы, конечно, в этом деле будет всегда верным и надежным помощником рабочий класс. Эти цели и задачи должны быть поставлены соответствующим образом и разъясняться в соответствующем виде и журналом «Сибирские огни», — для того, чтобы «Сибирские огни» и в дальнейшем могли выполнить свою роль, свои задачи и свою миссию организатора и культурного строителя, — они должны быть всегда теснейшим образом связаны с рабочим классом и находить все новые и новые пути связи с союзником рабочего класса, с крестьянством, которое несет не только помощь рабочему классу, но и некоторые препятствия в виде своих предрассудков, некоторой культурной отсталости. Эти все препятствия необходимо будет преодолевать.

У «Сибирских огней», в тех условиях, которые были на протяжении этих пяти лет, создалась определенная связь с рабочим классом, есть связь и с крестьянством — как в лице постоянного круга читателей «Сибирских огней», так и в лице той части крестьянства, которая стала на дорогу творческой, самостоятельной писательской работы.

Нам необходимо внедриться глубже в рабоче-крестьянскую среду, и наше второе предложение заключается в том, чтобы «Сибирские огни», в предстоящей после этого юбилея работе, с помощью всех друзей журнала, это дело осуществили.

Один персонаж одного из последних или предпоследних рассказов Горького говорит о Сибири следующее: «Вы не можете себе представить, до чего богата Сибирь. Сибирь — это вымя симментальской коровы, но доить ее не умеют».

Для того, чтобы использовать эти сказочные богатства Сибири, для того, чтобы использовать их на благо социалистической страны, нужны не только капиталы, которые могли бы поднять эти сказочные богатства, но нужен и соответствующий, все более и более повышающийся, культурный уровень строителей: рабочего класса, крестьянства и тех представителей интеллигенции, которые в той или иной мере или в той или иной форме связали свою жизнь с делом великого строительства социализма в нашей стране.

Литература, в частности ее славный сибирский представитель — «Сибирские огни», является одним из мощных рычагов поднятия культурного уровня, которого до зарезу не хватает в нашей стране, и особенно в такой отсталой в культурном отношении ее части, как наша Сибирь.

Третье мое пожелание заключается в том, чтобы «Сибирские огни» и в дальнейшем так же правильно и с еще большим успехом находили точки приложения своего рычага в этом деле поднятия культуры. Дать здоровый, вполне отвечающий современности литературный материал — это значит не на словах, а на деле строить новый, здоровый быт, который был бы вполне достоин тех великих задач, которые сейчас стоят перед нами.

К сожалению, мы должны сказать, что в условиях нашей сибирской действительности литературное произведение часто подменяется пулькой с распасовкой. Наша обязанность заключается в том, чтобы помочь «Сибирским огням» успешно выдержать конкуренцию с этим нездоровым явлением быта; мы должны помочь «Сибирским огням» окончательно изжить подобные пульки с распасовкой. Мы должны создать условия, благоприятствующие для успешной конкуренции «Сибирских огней» с этими явлениями.

Надо сказать, что неуспех в этом деле означал бы, что социалистическое строительство пасует перед мелкобуржуазной и крестьянской стихией.

Торжество пульки с распасовкой, а не «Сибирских огней», было бы одним из проявлений мещанства и кулацкой стихии. В наших условиях, в условиях строительства, необходимо ко всему критическое отношение. Побольше критики и побольше самокритики. Мы часто строим, не разобрав, что и к чему. Может быть, поэтому у нас, в Новосибирске, много больших зданий, но мало хороших и удобных помещений. Это происходит по недостатку культурных навыков, это происходит по отсутствию должных методов, наметки, неустойчивого отношения к делу. И в отношении литературы мы должны культивировать всячески и помогать развиваться не элементам расслабленного снобизма, а творческим силам. А эти творческие силы заключаются в умении поправлять себя, переделывать и упорно работать. Тем, чего у нас еще не хватает, может быть отчасти и объясняется то обстоятельство, что критический отдел «Сиб. огней» не принадлежит к числу самых сильных отделов этого журнала.

Но в последнее время мы имеем ряд благоприятных симптомов, показывающих, что в этом деле мы начинаем продвигаться вперед с кое-какими уроками для себя. Есть симптомы, которые показывают желание, и доброе желание, помочь разобраться в том, что у нас делается под очень многими «потолками».

Но успех этого дела определяется не только добрыми желаниями. Он определяется и соответствующими средствами. Эти средства будут выковываться в процессе нашей работы над собой.

Это пожелание большего успеха и настойчивой работы мы адресуем нашим беллетристам.

Будет очень печально, если мы через несколько лет на таком же торжестве будем говорить о некоторых беллетристах, на которых мы возлагали большие надежды и которые не оправдали этих надежд, и в результате превратились в публицистов, в посредственных критиков.

Я думаю, что в отношении большинства наших писателей этого мы на будущем торжестве не скажем, потому что все, что есть творческого, сильного в нашей писательской среде и той писательской поросли, которая начинает группироваться вокруг сибирских центров и, в первую голову, вокруг «Сиб. огней», — это требование жизни устойчиво работать над собой — осуществится.

Очень часто приходится слушать жалобы со стороны тех писателей, которые по своему общественному положению вынуждены разрывать свое время и свои творческие силы между задачей обслуживания своих непосредственных литературных планов и общественной нагрузкой, которую налагают на них партийные и многие общественные организации.

Наши писатели, связанные с рабоче-крестьянской средой, находятся в особых условиях, и наши писатели — рабоче-крестьянские, — которые вздумали бы — по примеру писателей буржуазных — уходить «в келью под елью», были бы обречены на гибель.

Сила и творческая мощь наших писателей — рабоче-крестьянских — заключается в тесной связи с рабоче-крестьянскими массами. Отсюда и необходимо в той или иной мере, кроме обслуживания задач литературных, участвовать в деле строительства. Конечно, для плодотворной работы не нужно, чтобы писатель-коммунист или писатель-общественник, близкий к революции, все время торчал на нашей стройке и мешал бы плотникам и строителям. Но нужно, чтобы он заходил на эту стройку, чтобы набирался известных впечатлений и завязывал новые связи с рабоче-крестьянской массой.

В жалобах на общественную нагрузку есть много правильного. И это правильное нужно учесть нам — представителям общественных организаций и партийных органов — и нужно внести чрезвычайно серьезные коррективы. Нужно очень чутко отнестись к этим жалобам. Но не нужно допускать, чтобы эти жалобы прикрывали жажду жизни «богемы», чтобы они прикрыли собой некоторые элементы маразма. И я думаю, что будет более целесообразно, если наши писатели-общественники вместо жалоб на чрезмерность общественной нагрузки попытаются практически поставить вопрос рационализировать это дело и предъявить требования на установление коллективного договора между профсоюзами и писательской средой. После некоторого обсуждения этого вопроса мы найдем условия, которые в этом отношении пошли бы навстречу здоровым и правильным требованиям, раздающимся из писательской среды.

С гордостью и радостью отмечая славное пятилетие и громкие заслуги в течение этого пятилетия за «Сибирскими огнями», как литературным и организующим центром сибирской общественности, мы желаем «Сибирским огням» во втором пятилетии таких же и еще больших успехов. Желаем успешного творчества, ярких красок и возможного полнокровия. (Бурные аплодисменты.)

Председатель. Слово для приветствия от КрайОНО предоставляется тов. Ансону.

Тов. Ансон. В своем вступительном слове тов. Гольдберг указал, что пять лет — это не юбилейный срок и не астрономическая цифра. Но, товарищи, если говорить о пятилетнем существовании, да еще в Сибири — провинции некультурной, может быть, более некультурной, чем другие окраины, пятилетнее существование при такой обстановке, во всяком случае — юбилейная дата, которая должна быть отмечена.

От имени Краевого Отдела Народного Образования я горячо приветствую юбиляра и тех работников, которые создают журнал «Сибирские огни». Мы видим, что тираж «Сибирских огней» начинает расти. Но рост этого тиража крайне слаб. Имея в Сибири десяток тысяч учителей и политико-просветительных работников, мы должны «Сибирские огни» сделать достоянием не одной тысячи работников просвещения.

Не секрет, что целый ряд даже окружных библиотек не имеет «Сибирских огней», и работники библиотек не знают об их существовании. Это положение совершенно ненормально.

Первое пожелание Краевого Отдела Народного Образования редакции «Сибирских огней» и работникам, занимающимся распространением журнала, — довести его до всех библиотек, довести до массы работников просвещения.

Второе пожелание — материал, который помещается в «Сибирских огнях», использовать в ВУЗах, техникумах, школах 2-й ступени в учебном отношении. Это не значит, что журнал нужно превратить в журнал другого типа. Это значит, что нужно больше распространить журнал и привлечь к его материалу работников просвещения. В работе этот материал использовать можно и должно.

Третье пожелание редакции «Сибирских огней» — поставить у себя хорошо отдел политико-экономический, который почти совершенно отсутствует в журнале, и отдел критического обозрения, для того, чтобы наши читатели могли познакомиться с новыми литературными произведениями.

Четвертое и последнее пожелание «Сибирским огням» — светить и греть дальше и привлекать на свой огонек новых работников, которых еще много в себе таит Сибирь.

Г. Черемных. Да, пять лет, конечно, большой срок для «Сибирских огней». Когда «Сибирские огни» возникали, когда они делали первые шаги, то сами инициаторы и организаторы журнала не верили в столь долгое его существование.

Мне вспомнилась одна беседа, во время которой старались определить — долго ли будет существовать этот журнал? Тут один из самых ярких, энергичных работников «Сибирских огней» говорил, что «Сибирские огни» просуществуют один-два года, а потом они неизбежно закроются, чтобы возродиться снова через несколько лет.

К такому сомнению были, конечно, основания. «Сибирские огни» возникли в период героический, в начальный период творческой работы после тяжелых лет мировой и гражданской войны. Идея организации журнала была понятна и законна, но питалась она энтузиазмом небольшой группы людей, значительная часть которых оказалась в Сибири случайно, приехала ненадолго и работала мимолетом. Придет время, те, что создавали «Сибирские огни», уедут. Смены нет. «Сибирские огни» потухнут.

И становилось вполне понятным, почему самые близкие «Сибирским огням» лица сомневались в их долгом существовании. Но «Сибирские огни» дожили до пятилетнего юбилея. Теперь они находятся в другой обстановке, правда, обстановке не героической, а будничной, но зато при наличии объективных условий, которые обеспечат существование «Сибирских огней» и в дальнейшем. Если раньше они возникли в результате работы небольшой группы людей (прочтите «Памятное пятилетие» Сейфуллиной. Как мало было тогда писателей и как радовались каждому новому), — в настоящее время «Сибирские огни» работают уже в благоприятном окружении. С чествованием «Сибирских огней» одновременно происходит и пленум союза сибирских писателей.

Это дает право сказать, что «Сибирские огни» в данный момент в своей производственной части имеют достаточно мощное обоснование. Сибирские писательские силы выросли, культурная жизнь существенно изменилась. Она становится достоянием широких масс. Интеллигенция, в частности научные работники, которая в период возникновения «Сибирских огней» стояла вдали от советской действительности, на положении любознательных наблюдателей, в настоящее время уже достаточно вошла в общую советскую работу, сорганизовалась и представляет собой советски настроенную общественную силу.

Мы имеем научно-общественную организацию в виде Общества по изучению производительных сил Сибири, от которого я имею честь приветствовать «Сибирские огни».

«Сибирские огни» за это пятилетие проделали большую работу, — они объединили, вырастили писателей Сибири. В этом отношении «Сибирские огни» ставили перед собой двойную задачу: они стремились дать не только художественное слово читателю, но обеспечить условия для развития растущих талантов. Те, кто хотел в художественном отделе найти чеканные, вполне отлитые формы, подчас испытывал некоторое разочарование. Но вначале это было неизбежно. В дальнейшем, я думаю, «Сибирские огни» будут уделять больше внимания к работе над формой художественного произведения.

Нашли ли «Сибирские огни» своего читателя? Этот вопрос, мне кажется, то же самое, разрешен. Какой журнал более всего читается в Сибири? Несомненно — «Сибирские огни». Нельзя читателя мерить исключительно тиражом. Тираж зависит не только от того, насколько журналом интересуются, но и от материальных возможностей читателя. При малом тираже «Сибирские огни» были достаточно широко распространены. И один купленный номер проходит через десятки рук.

За эти пять лет в журнале произошли некоторые изменения. Основной отдел — художественный — в общем развивался и креп. Отдел «критика и библиография» вначале был поставлен хорошо, а затем он сошел почти на нет. Нам нужно выразить «Сибирским огням» пожелание, чтобы они восстановили былое величие этого отдела.

«Сибирские огни» давали место и научным статьям, но здесь не было проведено определенной системы. Научно-общественная мысль получала в «Сибирских огнях» освещение спорадически. Вина ли в этом только «Сибирских огней»? Не только их, но и научных работников. Отличительная особенность творчества научных работников заключается в том, что они большей частью пишут академические трактаты. Они не могут научную мысль вложить в рамки острой публицистики так, чтобы она сейчас же нашла свое место в журнале и сделалась достоянием широких слоев населения. Этот недостаток старый, традиционный. Мне бы думалось, что теперь своевременно «Сибирским огням» позаботиться о научном отделе журнала и создать свой кадр научных публицистов.

«Сибирские огни» выявляли слабо современные экономические и политические проблемы Сибири. Я не помню ни одной статьи, которая бы серьезно, глубоко проработала проблему индустриализации Сибири, имеющую в настоящее время громаднейшее значение в сибирской экономике.

То же самое нужно сказать и по вопросу о наших взаимоотношениях с ближайшим Востоком, где происходят события, в которых более других заинтересована Сибирь.

Я думаю, что в следующее пятилетие в этом отношении «Сибирские огни» будут значительно пополнены. Нужно ли нам останавливаться в «Сибирских огнях» на этих вопросах? Конечно, необходимо. Сейчас говорили, что Сибирь — это симментальская корова, но мы ее не умеем доить. По-моему — Сибирь все-таки в меру своих сил доится хорошо, но, чтобы в дальнейшем она давала большее количество ценностей — сибирскую симментальскую корову надо подкормить. Надо поставить Сибирь на рельсы широко развивающейся страны, вывести ее из полуколониального состояния. Необходимо уделить Сибири больше внимания.

«Сибирские огни» должны стать трибуной, с которой будут освещаться сибирские вопросы с исчерпывающей полнотой, трибуной, которая будет выковывать общественное мнение, трибуной, вокруг которой объединится советская сибирская общественность. (Аплодисменты.)

Председатель: Слово для приветствий предоставляется редактору «Советской Сибири» тов. Шацкому. (Аплодисменты.)

Тов. Шацкий. Товарищи, 1927 год — это год юбилеев. Вероятно, этой весной и этим летом мы будем праздновать очень много юбилеев. Это случайное совпадение пятилетнего юбилея «Сибирских огней» с десятилетними юбилеями, которые нам предстоят и которые мы уже праздновали, наводит на некоторые мысли. Нужно сказать, что артелью даже и юбилеи править веселее и лучше. Основное значение того факта, что у нас есть «Сибирские огни» и что такой толстый журнал к удивлению многих существует у нас в течение пяти лет, — значение этого факта усугубляется тем, что он является заслугой не только редакции «Сибирских огней», что возможность существования такого журнала в такой недостаточно культурной области, как Сибирь, была создана теми общественными условиями, которые были определены событиями, десятилетний юбилей которых мы праздновали и будем в этом году праздновать.

«Сибирские огни» — не партизан, не одиночка, и в этом отношении он резко отличается от тех толстых журналов, на которые по внешности он очень похож и которые фактически являлись партизанами, одиночками, пытавшимися создать видимость общественности. Все значение «Сибирских огней» именно в том и заключается, что они развиваются в атмосфере могучего роста общественности в низах, широчайшего размаха общественной жизни, о которой мы раньше, в период расцвета толстых журналов, не могли и мечтать. В этой большой работе по освобождению дремлющих сил нашего социалистического отечества, которая особенно важна в таких отсталых, исторически обиженных краях, как Сибирь, — в этой огромной работе «Сибирские огни» сыграли колоссальную роль. Они сыграли большую роль по собиранию старых сил на службу рабочему классу, по выявлению новых культурных сил, особенно в области художественной.

То, что «Сибирские огни» существуют уже пять лет, является аттестатом зрелости нашего журнала, показателем того, что журнал завоевал себе право на существование. Об этом сейчас уже не может быть разговоров. Поэтому мы — читатели, друзья «Сибирских огней» — имеем право не только хвалить этот журнал и доказывать его право на существование, но и предъявлять ему некоторые требования. В похвалах, комплиментах «Сибирские огни», слава богу, уже не нуждаются. И вот первое требование, или, если хотите, по-юбилейному выражаясь, пожелание, заключается в следующем. 5 лет «Сибирских огней» — это событие, товарищи. Но, к сожалению, сейчас не только пятилетнее существование «Сибирских огней», но и каждая книжка «Сибирских огней» является событием. О каждой книжке «Сибирских огней» разговаривают за полмесяца, а иногда — за месяц, за два месяца до ее выхода. Этому событию каждый раз посвящаются большие статьи в печати.

Это нехорошо, товарищи. Нехорошо, когда культурное явление мы воспринимаем только в виде события, т. е. из ряда вон выходящего явления. Нужно, чтобы наш журнал «Сибирские огни» перестал быть событием; нужно, чтобы «Сибирские огни» стали заурядным явлением нашей общественной жизни, нужно, чтобы мы так привыкли к ним, чтобы совершенно перестали их замечать, — как мы не замечаем и не отмечаем специально каждого номера газеты «Советская Сибирь». Это первое мое пожелание. Второе пожелание заключается в том, чтобы «Сибирские огни», которые уже много сделали для того, чтобы сорганизовать наших художников, писателей, публицистов, в своей работе следующего пятилетия взяли упор не только на организацию писателей, не только на организацию культурников-специалистов, но и на организацию читателей. В этом отношении были бы слишком вредны всякие иллюзии на тот счет, что у «Сиб. огней» имеется огромный кадр читателей, — что будто бы может быть доказано какими-то арифметическими и даже алгебраическими выкладками. Такая ошибка, такие иллюзии были бы очень вредны. В этом случае лучше ошибиться в худшую сторону, чем в лучшую.

Мое второе пожелание «Сиб. огням» конкретно выражается в том, чтобы журнал наш к концу следующего пятилетия имел, подобно «Сов. Сибири» сейчас, около 30 000 подписчиков. Конечно, я выражаю это пожелание с одним условием: с тем, чтобы нынешнее соотношение между «Сов. Сибирью» и «Сиб. огнями» оставалось тем же самым. (Смех.) Я думаю, что Сибирь — страна еще чрезвычайно молодая и растущая — сумеет такие тиражи выдержать, сумеет, в конце концов, превратить «Сиб. огни» в журнал, имеющий тысячи и десятки тысяч подписчиков. (Аплодисменты.)

Тов. Нагорская. Товарищи, я приветствую пятилетие журнала «Сиб. огни» от имени общества художников «Новая Сибирь».

Как относились раньше наши художники к журналу «Сиб. огни», до этого года? Художники смотрели на этот журнал как на журнал, который можно читать в свободное от работы время, как на журнал, в котором можно получить кое-какие сведения о Сибири, нужные и приезжему художнику, и местному художнику-сибиряку, который зачастую мало знает свой край.

Теперь художники смотрят на этот журнал немного иначе. На организованную арену художники наши вышли недавно: только в этом году, и в этом же году журнал это показывает, со своей чуткостью отражает эти первые организованные шаги художников, объединившихся в первое общество художников. «Сиб. огни» в своем первом номере помещают отчет о нашей художественной выставке, в следующем номере — говорят о съезде художников Сибири; в номерах же, которые будут выходить в дальнейшем, нам обещано отражать и частные, индивидуальные шаги в работе того или иного художника. Это для нас очень ценно; мы считаем журнал своим, определенно нам близким. Я думаю, что это, конечно, отразилось и на числе подписчиков «Сиб. огней». В этом деле и мы, художники, приняли, конечно, участие. Я получаю сведения от различных городов и знаю, что наши филиалы зачастую подписываются на «Сиб. огни» целиком. Например, красноярские художники подписались на шесть годовых экземпляров.

Недавно мы были взволнованы, правда, на один только день, собранием, организованным по инициативе СибкрайОНО, по вопросу об организации журнала «Сибирское искусство». К сожалению, это не состоялось. Предполагаемый журнал на этом собрании превратился в маленький литературный листок, и мы, конечно, были разочарованы. Тем более мы ценим «Сиб. огни» как художественное слово и как орган, отражающий нашу жизнь и работу.

Вот и все. Привет «Сибирским огням».

Тов. Троицкий. Товарищи, наш Новосибирский музей приносит свое горячее поздравление «Сиб. огням» по поводу их пятилетнего юбилея. Те краеведческие страницы, которые открыл у себя журнал «Сиб. огни», ставят его в ряды борцов за изучение Сибири, за выявление ее производительных сил и их использование. Но это использование возможно только при общем культурном подъеме страны. Эту задачу «Сиб. огни» выполняют своим художественным словом. Они поднимают культуру в массах. И поэтому музей приносит еще раз поздравление им и желает полного успеха. (Аплодисменты.)

Тов. Кибардина. Сиббюро секции работников печати приветствует «Сиб. огни» в день их пятилетнего юбилея. Констатируя неуклонный рост интереса к «Сиб. огням» не только в Сибири, но и в самых отдаленных уголках СССР, Бюро выражает уверенность, что «Сиб. огни» будут крепнуть и жить. (Голос из президиума: «Правильно!») (Аплодисменты.)

Председатель. Товарищи, у нас есть ряд телеграфных и письменных приветствий. Мы их зачитывать не будем здесь. Их можно будет прочесть в журналах и газетах.

Затем у нас будет приветствие Рабиса в виде концерта, а сейчас объявим небольшой перерыв и после него заслушаем доклад и концерт.

 

Председатель. Слово для доклада на тему «Проза “Сибирских огней” за пять лет» предоставляется т. Зазубрину.

В. Зазубрин. Если т. Сырцов говорил о плохой погоде, то мне нужно говорить о хорошей. Эта хорошая погода вынуждает меня сделать один организационный вывод.

Дело в том, товарищи, что у нас сегодня хорошая погода — нас не только не ругали, нас не только не замалчивали, нас приветствовали. Очень рентабельно т. Сырцов и вексельно т. Ансон. Эти приветствия все-таки взяли известное время, и поэтому я свой доклад сокращаю. Заранее прошу извинения у тех писателей, деятельности которых, может быть, я мало коснусь.

Товарищи, в конце 1921 года инструктор Сибполитпросвета по отделу ЛИТО, сибирский поэт Вяткин, подал сметные предположения на 1922 год заведывающему Сибполитпросветом тов. Басову. Он писал: «Считаю необходимым забронировать для снабжения пролетарских писателей Сибири (а попутно и для обслуживания аппарата ЛИТО)
16 стоп писчей бумаги, 8 дюжин карандашей, 8 дюжин ручек, 16 дюжин перьев, 0,8 ведра чернил». (Смех.) По отделу МУЗО тогда же была сделана заявка на 2 000 роялей, на 2  000 гитар, на 3 000 мандолин, на 6 000 скрипок, на 40 000 (сорок тысяч!) балалаек (смех), на 15 тыс. аккордов рояльных струн и т. д. По отделу школьному было запрошено
9 000 микроскопов и 4 500 телескопов (смех) из расчета по одному микроскопу на школу и по одному телескопу на две школы. Словом, если бы все шло по тому плану, который был представлен в Сибполитпросвет, было бы очень неплохо. И тов. Сырцову тогда не пришлось бы говорить о торжестве пульки с распасовкой. К сожалению, жизнь рассудила по-своему. В школах нет не только телескопов, но кое-чего и другого более важного.

Струны же, по сообщению «Советской Сибири», при этом не струны Сибполитпросвета 21 года, а последней закупки из Карской экспедиции, проданы и отправлены на север... на лески. Конечно, леска хорошая вещь, но все же мы считаем такое использование струн мелкобуржуазным уклоном, проявлением крестьянской ограниченности (смех), той самой, о которой упоминал здесь т. Сырцов.

Теперь писатель пишет не только на казенной бумаге, но и на своей. К сожалению, только казенная бумага у него отнимает больше времени, чем своя.

Но все же, товарищи, несмотря на скромные сметные предположения Сибполитпросвета, мы к 5-летию журнала имеем 250 печатных листов (кругло) прозы. Басов скажет: 190. Не верьте — он скуп (смех, аплодисменты) и недоплатил за эти 60 листов. У нас лист в «Сибогнях» — эксплоататорский. В нем не 40 000 печатных знаков, а 58 000. Для наглядности можно сказать, что у нас есть 10 томов прозы, 10 романов по 25 печатных листов каждый. Мне сегодня нужно рассказать, таким образом, о 10 романах в 25 листов каждый. Задача непосильная, как бы я ни был словоохотлив. К счастью докладчика и слушателей, проза «Сибирских огней» подана читателю так, как подается жареная птица в тайге. Эта птица с перьями жарится в глине. Если мы снимем глину, снимем всю тяжелую и ненужную оболочку, очистим от лишнего и возьмем в руки сибирскую литературу, поспевшую к 5-летнему юбилею, то она будет весить несколько повестей и десяток рассказов. Задача моя, следовательно, облегчается. Рассказать о десятке рассказов гораздо
проще.

«Сравнение — не доказательство», — говорят французы. «Всякое сравнение шатко», — говорят немцы. Пусть критики изрекают неопровержимые, «не шаткие» истины. Я — беллетрист, и о сибирских писателях буду говорить, как товарищ о товарищах. Я позволю себе воспользоваться своей, так сказать, «ведомственной» терминологией.

Здесь говорили, что «Сибирские огни» есть огни, костер, разложенный в тайге в то время, когда еще хлестал свинцовый дождь гражданской войны. Костер был разложен в чрезвычайно трудных условиях, на снегу, тут же у пустых окопов.

По огням можно определить характер жилья. У нас, конечно, не светлооконные небоскребы, а огонек где-то у чума. Это несмотря на то, что мы владеем бездной строительного материала. Но мы или варварски портим его, или проходим мимо (как известно, лесу у нас больше сгорает, чем используется).

Как-то я ехал с одним нашим комиссаром. Глядя в окно вагона, он говорил, что у нас страна отсталая, лес гниет, горит и т. д. «Вот, — говорил он, — во Франции к каждому дереву подвешена чашка и в нее стекает смола». Нам до Франции далеко, у нас домов не хватает, не только чашек. Мы пляшем у костров. Строительство же наше часто развертывается только на бумаге. В газете нередко мы видим жирный, тяжелый заголовок — «Новый завод. Новая мощная электростанция». Не думайте, что в заметке под таким заголовком, под такой «шапкой» вы найдете описание этого нового завода, вновь пущенной электростанции. Ничего подобного — вы там найдете описание проекта постройки, на которую еще и деньги не отпущены. (Смех.) В литературе у нас тоже много таких тяжелых «шапок» (роман, отрывки из романа), под которыми или ничего не сидит, или сидит «птичка-невеличка». Но вы ошибетесь, если скажете, что у нас нет литературы. Литература у нас есть, и даже сибирская.

Термин «сибирская» может встретить много возражений. Могут сказать, что раз наша литература на русском языке, то она русская. Но ведь негр Ренэ Маран пишет по-французски. Однако это еще не значит, что он создает французскую литературу. Сибиряк — метис, следовательно, элементы туземного творчества он внесет в литературу. Но, скажут нам, Пушкин тоже был метис, и, тем не менее, он глубоко русский поэт, хотя негры и провозгласили его своим национальным гением. Не будем спорить. Это тема особая, требующая особых исследований. Ими займутся профессора. Я же считаю, что нельзя совершенно отмахиваться от этого вопроса, так как факторы биологические, экономические, географические и другие не могут не играть известной роли, не могут не класть своеобразного отпечатка на творчество сибиряков. В Сибири все эти факторы налицо. Здесь налицо взаимодействие культур — русской и туземной. Мы вправе употреблять термин «сибирская» и требовать от писателя в его вещах этого «сибирского».

Если вы придете в фруктовую лавку, то сразу различите тончайший запах чарджуйской дыни и пресную немоту русской. Книга сибиряка-писателя должна цвести всей гаммой цветов Сибири. Слово «сибирская» не должно быть пустым звуком. Сибирский писатель должен сделать его ощутимым на вкус.

Нам скажут, что мы областники. Да, областники, но в лучшем, высоком смысле этого слова. Областники потому, что любим, изучаем, стараемся познать свою страну. Мы не хотим походить на Иванов Непомнящих, мы хотим быть детьми Сибири. Я думаю, что Флобер был карфагеняном, когда писал «Саламбо», так как необходимо проникнуться духом страны, чтобы создать вещь, достойную и ее, и эпохи. Мы понимаем областничество как изжитие туризма в искусстве.

Конечно, были писатели-областники узкие, сепаратисты. Но сейчас всякий сепаратизм мы осуждаем и отвергаем.

По-моему, всех сибирских писателей можно разбить на три категории. Первая — тоскующие и горюющие, ахающие и любующиеся. Вторая — осваивающие Сибирь, берущие ее крепко, деловито, по-хозяйски, готовые биться за нее.

 

Если метишь на мой мешок,

Буду метить в башку тебе я...

 

Для этих писателей Сибирь часто — идеология.

Третья категория — использующие Сибирь как материал, как фон. Для них Сибирь — не идеология, а, если так можно выразиться, технология.

В наш век, в век радио, авиации и кино, когда мы чувствуем, как дышит наша страна, и вместе с тем видим и слышим, как вздымается грудь всего мира, о каком сепаратизме можно говорить? Наконец, есть еще один фактор, уничтожающий сепаратизм, — это наш Октябрь, как канун мировой революции. Ожидание прихода мировой пролетарской революции, борьба за этот приход объединяет сейчас людей всех цветов кожи. Наша Октябрьская революция — начало такого соединения. Вопрос мирового объединения трудящихся жизнь ставит и разрешает диалектически — через национальное самоопределение к Интернационалу. Все это помогает нам чувствовать себя не только детьми Сибири, но и детьми всего СССР, чувствовать себя собратьями всем тем, кто борется за объединение мира под знаком Коммунистического Интернационала.

Итак, товарищи, мы у костра. У костра — Березовский, Сейфуллина, Пушкарев, Правдухин, Басов. Березовский, по «рассказам бабушки», знал, какие дрова нужно класть в костер; он положил в огонь сухие, смолистые сутунки своих двух повестей. Сейфуллина принесла «Четыре главы» кизяку, собранного в оренбургских степях. Кизяк, как известно, есть и в Сибири, поэтому такой вид топлива со стороны сибиряков не встретил возражений. Басов свалил остатки дома, подожженного его «Матрешкой». Пушкарев — «Толпу» белых и красных. Правдухин ходил вокруг костра, подбадривающе покрикивал, посылал даже письма неизвестному «другу» о «взлетах и взмывах революции» и пренебрежительно сплевывал в огонь: «Суровая страна Сибирь. Не любит искусства... Поэзия требует малявинских красок и огромных пламенных образов. А где они в Сибири?..»

Костер разгорался. На огонек подходили новые люди. Березовский почему-то заподозрил, что в дальнейшем дрова стали поступать не с госсклада, плюнул и ушел. (Смех.) А у костра не умолкали рассказы. Сейфуллина рассказывала о правонарушителе Гришке, о большевике Софроне, о красной гвардии. Иногда она вскакивала, становилась в позу и кричала: «Застрамим Европу, товарищи!» Но о Сейфуллиной уже много сказано другими, и я о ней говорить сегодня не буду. Я считаю, что нужно говорить о тех, на ком наши критики не останавливались.

Я буду говорить о писателях в том порядке, по возможности, в каком они подходили к костру. У Глеба Пушкарева — в одном из лучших его рассказов «Надо воротиться» — предВИКа (председатель волостного исполнительного комитета. — Ред.) говорит так: «Товарищи! Поволжье голодает! Товарищи, да разве мы можем молчать!..» ПредВИК этот в вечной суете, слово сказал: «и летит дальше... Слово бросил, пищу дал — лети дальше, оживляй новых, поддержи...». Писатель часто с читателем обращается по примеру своего предВИКа — «слово бросил — летит дальше». Часто кажется, что Пушкарев пишет конспекты, что всерьез он только еще предполагает писать, но ему некогда, к тому же: «Товарищи, да разве мы можем молчать! Революция требует». И в печать идут конспекты. «Старое кончилось — нового нет, а душа ищет его, рвется: дай его, дай! Люди обновились: песни новые, сказки другие».

Пушкареву не удались алтайцы. Пушкарев пишет о туземце так, как когда-то писали «кающиеся» дворяне о крестьянах. Я думаю, что этой «болезнью» кающегося дворянина страдает не один сибирский писатель, когда подходит к изображению туземца. Уж очень мы его жалеем, боимся обидеть, стараемся представить как можно лучше. Я думаю, что туземцы не нуждаются в этой жалости. Туземца нужно давать стихийно и просто, как стихиен и прост он сам. А то выходит уж очень неубедительно: «Дик Алтай. У него все свое: своя душа, свой склад, своя прелесть, простота. И народ свой: тихий, скромный, с прекрасной душой младенца, младенца гор».

Хорошо показал Пушкарев только мужичонку — Никиту Куликова, до анекдота жадного и ограниченного, ничего не видящего дальше своей семьи, краюшки хлеба и бабы. «Наше дело маленькое... Нам бы тово... Прокормиться...»

Никита Куликов, нищий и голодный, убил старуху с целью грабежа (взял мешок муки). Арестованный, на следствии он, вспоминая убитую, крестится и говорит: «Царство ей небесно. Може, ей лучшае теперя...»

С звериной цепкостью держится Никита за семью. Сбежав из каталажки, он, как крот в нору, ночами таскает домой хлеб. Убил он старуху для того, чтобы накормить своих голодных детей, убил «без сердцов, а так»... (У Пушкарева вообще убивают «так», без злобы, без особой надобности.)

Никита Куликов — цельная и живая фигура, созданная художником без натяжки и фальши. «Надо воротиться», несомненно, как я уже говорил, лучшая вещь Пушкарева. В других своих рассказах писатель, к сожалению, часто говорит с ненужным смешком об очень скорбных и тяжелых вещах. Анекдотический разрез, в котором Пушкарев повествует о расстреле красных белыми, кажется неуместным, ненужным, как царапина на зеркале.

Писатель много видел, он богат материалом, но серьезно проработать его не успел.

Из тайги вышел Максимилиан Кравков, и в рассказе из своих «Саянских скитаний» заявил, что ему, когда «кончается пустыня... становится грустно»...

Стихия Кравкова — тайга, простор, безлюдье. «Я волен, как зверь в этих каменных, задремавших дебрях». «Великое одиночество охватило меня и как будто прибавилось мне еще свободы». Уйдя из тайги, он говорит: «Я вспоминаю пламенное солнце, синий блеск взволнованной реки и беспредельную свободу таежных дебрей».

Кравков не только любит и знает тайгу, но и умеет ее показать. Он рисует ее со всеми ее противоречиями. Она и жестокая, и добрая, и богатая, и голая. В ней живут честные и наивные, как дети, тунгусы, рыщут хищные приискатели — русские. В тайге режут человека за несколько крупинок золота и в тайге же тунгусы думают, что «великий грех — убить человека», и когда проливается кровь, память об ней навсегда остается у племени... «Вырастет новый лес на иссохших гарях, умрут старики и за соболями отправятся молодые охотники, а убийство по-прежнему будет жить в их беседах». Тунгусам органически противно убийство. Они поднимают руку на себе подобного в исключительных случаях. Кравков рассказывает, как однажды племя было вынуждено казнить одного из своих охотников, испорченного «водой, которая жжет». Приговор привести в исполнение поручили старухам, так как они все равно скоро умрут.

Кравков берет на свои полотна людей сильных, смелых. Он берет охотника, вырезавшего пучок шерсти со спины у спящего зверя — сохатого. Кравкову для его рассказов нужны сильные одиночки. Человека-одиночку Кравков всегда противопоставляет стихии и коллективу. В этом, собственно, Кравков весь. Современность во многих его вещах подшита белыми нитками. Начинается, например, рассказ с того, что его действующие лица выходят из сельсовета и отправляются в тайгу. Больше сельсовет автору и его героям не нужен. Упомянут он так, как раньше обычно упоминалась погода... «Однажды в сырой осенний вечер...» А по ходу действия видно, что оно могло развертываться с одинаковым успехом и в сухой летний вечер, и в ясный весенний и т. д. Чаще всего современность у Кравкова выступает только как внешнее обрамление рассказа. Похоже на то, что автор, вводя в начале повести две-три фразы о гражданской войне, торопится намазаться дегтем от надоедливых комаров и уйти в тайгу. Тем современных писатель, конечно, не избежал и умышленно их не обегал вообще, но всю мощь событий революции он использует для того, чтобы еще резче подчеркнуть твердость, независимость и героизм своих бойцов-одиночек. Герои Кравкова мечтают, сидя в тайге, достать такую пушку, из которой бы «пальнуть» раз и смести сразу и Колчака, и всех его приспешников. Плис с Архиповым, окруженные солдатами, сладострастно заряжают патроны и с радостной дрожью предвкушают прелесть поединка. Человек, приговоренный к повешению, мечтает о динамите, о гремучем студне, которым он в момент казни смел бы всех палачей. Словом, для лучших и «любимых» персонажей писателя — бомба — панацея от всех бед.

Вслед за бомбой Кравков вводит в рассказ женщину. Она играет весьма немаловажную роль. При этом женщина у него обязательно красивая. В «Эпизоде» красивая женщина делит с Баландиным напряженнейшие минуты опасности и победы, в «Ассирийской рукописи» она неразлучна с героем, в «Медвежьей шкуре» она — исходная точка, ради нее идут на охоту, с мыслью о ней убивают медведя; в «Двух концах» женщина хоть на секунду, но радостно озаряет сознание человека, приговоренного к смерти.

Словом, схема рассказов у Кравкова такова — герой, бомба, женщина. Кравков долго работал в кино. Это, вероятно, сказалось на его умении строить вещи сюжетно. Кравков сюжетен и авантюрен. Читатель с одинаковым интересом следит за действующими лицами его рассказов независимо от того, где они «приключаются» — в городе или в тайге. Писатель умеет держать читателя в напряжении. Иногда только его герои «приключаются» приключений ради. Тогда читатель, перевертывая последнюю страницу, разочарованно вздыхает. Не всегда удерживается Кравков от соблазна — повесить на таежную красавицу-пихту несколько безвкусных елочных украшений.

Приходилось слышать разговоры о том, что Кравков напрасно берется за такие вещи, как смертная казнь при царе. Это, мол, уже описано Андреевым. Можно, конечно, писать о смертной казни и в революцию, может быть, это даже нужнее, но нельзя утверждать, что Андреев — идеал, предел, его же не прейдеши, и что эта тема уже исчерпана. Товарищи, ведь наши политкаторжане (и Кравков вместе с ними, так как он политкаторжанин) на днях только праздновали десятилетие своего освобождения из тюрем. Всего только десять лет, как они сняли кандалы. Разве могут они забыть царскую тюрьму, царских тюремщиков и палачей, и разве у нас в литературе есть хоть что-нибудь более или менее полно отражающее тысячелетия каторги, отбытой нашими революционерами? Таких вещей еще нет, товарищи. Поэтому мы должны приветствовать всякую попытку отобразить героический подпольный период борьбы с самодержавием. Упрекают Кравкова в чрезмерном индивидуализме, в идеализме. Пусть так. Пусть он не дает массы, борьбы классов, но он дает одно из слагаемых действенной, революционной массы — сильный характер. К тому же не надо забывать, что Кравкову, как писателю, всего пять лет от роду.

Одновременно с Кравковым, вышедшим из тайги, из степи вышел К. Урманов. Урманов рассказал о киргизах, мечтающих, что после переворота (контрреволюционного) каждому из них достанется по две русских бабы. Киргизы Урманова плохо разбираются в событиях гражданской войны и мечутся от одного берега к другому. От его коммунистов сильно несет великодержавным российским душком. Вот как говорит один из них о киргизах: «А хорошо бы им, чертям косоглазым, революцию подпустить! Вот бы забегали! И-их!» И он же в другом месте презрительно цедит: «До революции вам еще далеко». С коммунистами у Урманова неблагополучно. В лучшем случае они — крестьяне. Красноармеец-коммунист, говоря, например, о Ленине, для большей убедительности проводит параллель между ним и Христом.

Крестьян писатель дает крепко. Они «настоящие» у него, со всей своей узостью и ограниченностью, их видишь. Крестьяне Урманова дальше деревни и пашни ничего не знают и знать не хотят. Они с одинаковой усмешкой говорят о белых и красных:

 

Ленин, Троцкий и Колчак

Научили — чак да чак!

 

Коммуну его крестьянин встречает со злобной иронией: «Не ужиться ей тут... Мороз неподходящий, сурьезный».

Но ведь была же гражданская война в Сибири, были восстания, были белые, красные. Ничего или почти ничего этого мы не найдем в вещах Урманова. Писателя больше занимают маленькие люди в революции («Собеседник»), их маленькие несчастья. Стержень всех этих личных драм довольно однообразен. В «Занозе» красноармеец, вернувшийся домой, не застает невесты (за другого вышла), в «Пестряди» Петруха Гуляев, вернувшийся с войны, нашел свою жену изнасилованной и беременной, в «Мари» мужик приходит с войны инвалидом и жена убегает от него
и т. д. Мир героев Урманова невелик, он покоится на двух китах — на пашне и бабе.

Мы не хотим смешивать мировоззрения Урманова с мировоззрением его героев, но надо поставить в упрек писателю те места, где он за своих мужиков сам начинает махать кулаками и уже за кавычками чужой речи продолжает говорить крестьянским языком. И затем, почему-то все его вещи написаны в минорном тоне. Почти в каждом рассказе в тон автору подвывает унылый ветер и шумит жухлый лист или сухой тростник. Над этим писателю надо задуматься.

 

 

(Окончание следует.)

 

 

* В юбилейный вечер погода была исключительно неблагоприятной, бушевал снежный ураган.

 

100-летие «Сибирских огней»