Русский хор Геннадия Прашкевича

Для Геннадия Прашкевича, издающего порой до десятка книг в год, выход очередной книги вряд ли является чрезвычайным событием, но автор этих строк ждал последнюю книгу Геннадия Мартовича более пяти лет — с момента публикации в журнале «Знамя» повести «Упячка-25». Появилась она там в 2012 г. и, кстати, тогда же получила премию Ивана Петровича Белкина.

В книгу кроме «Упячки-25» вошли еще две повести, напечатанные в «Знамени»: «Иванов-48: к вопросу о национальной идее» (2014) и «ЗК-5. (Год Тургенева)» (2015), а также повесть «Русский хор», опубликованная в «Сибирских огнях» и там же получившая премию за 2016 г.

Многогранность дарования Геннадия Прашкевича широко известна, он — фантаст, поэт, переводчик, автор исторических, а в последние годы — биографических книг. Но за всей этой многогранностью и широкой известностью читателю порой трудно «дойти до самой сути» творчества Г. Прашкевича. И вот эти три повести в «Знамени» — как три выстрела в десятку, когда не поражаешься, откуда он все это знает, как он все это делает, а просто погружаешься во что-то давно знакомое, полузабытое, прожитое тобой и вдруг так волшебно преображенное рукой мастера! Что-то подобное пришлось испытать полвека назад, когда классик советской литературы Валентин Катаев неожиданно для всех «выпал» из привычного соцреализма в мовизм («Трава забвения», «Святой колодец»). Но с Прашкевичем (кстати, Валентин Петрович с интересом относился к его ранней прозе) произошло обратное: из фантастического мира («Кормчая книга», «Золотой миллиард», «Костры миров», «Анграв-VI» и многое другое) он вновь вернулся в реальную, даже конкретную жизнь — с узнаваемыми персонажами, реальными названиями регионов, городов, улиц.

«Упячка-25» — это ироническая повесть о том, как делается репутация «великого» художника. Люди нашего поколения помнят советского вождя, гонявшегося с бульдозерами за «педерастами-абстракционистами», но в повести Геннадия Прашкевича этот вождь влюбляется в творение полубезумного художника Кривосудова-Трегубова под названием «Солнце земное»: сухую коровью лепешку на листе картона размером тридцать на тридцать. Позже, при новом вожде, партия в лице «опытного искусствоведа» (!) Галины Борисовны (для людей нашего поколения говорящее имя) привлекла художника к работе над «любимой книгой народа». Результатом чего стала обложка «Малой земли», украшенная двуглавым вождем! Да, именно так, не орлом, а вождем двуглавым! А заканчивается «Упячка-25» горькими размышлениями о будущем. Ну как же так? Разве можно сидеть с модным прозаиком К. за бокалом виски 4 октября 1993 г. на верхней террасе московского бара и смотреть на танки, бьющие по Белому дому?..

Главный герой повести «Иванов-48» — начинающий новосибирский писатель, автор книжки о знаменитом машинисте Николае Лунине, еще практически не печатавшийся, но уже мечтающий о Сталинской премии, неожиданно (в весьма непростом 1948 г.) получает от органов важное задание (сформулированное, конечно, как просьба): определить авторство некой повести контрреволюционного содержания. Геннадий Прашкевич точен в этой повести и исторически, и географически, в ней все почти документально: Н. А. Лунин (1915—1968) работал во время войны в Новосибирском депо, стал Героем соцтруда и лауреатом Сталинской премии; писатель Иванов проживал в бараке № 7 по улице Октябрьской, к тому же он — не вымышленное лицо, а родной дядя автора. Тем неожиданней развязка: автором «вредной» повести оказывается сам Иванов, это он сам писал ее главы, это он сам посылал написанное товарищу Сталину в надежде, что вождь оценит ее по достоинству, ведь речь в этой повести шла о светлом будущем, которое наступит, когда все нынешние языки переделают в один — сталинский, а все неприглядные фамилии, имена и названия — в радостные и светлые…

Есть над чем подумать.

Повесть «Русский хор», включенная в книгу и давшая ей многозначительное название, на первый взгляд, кажется связанной с названными выше произведениями только географически. Социально и ментально — это разные России. Но…

Конец XVII в. Петр I возводит северную столицу и строит российский флот, учреждает западные «ассамблеи» и отправляет российских «недорослей» на обучение в Европу, тогда как в глубине России («средняя полоса»), в деревне Томилино, в той, что рядом с Нижними Пердунами (о Верхних никто не слыхал), вдовая помещица прелюбодействует с нанятым для помощи по хозяйству (!) французом, а когда тот изменяет ей с крепостной девкой Матрешей, то наказывает плетьми не его, а Матрешу. Все как всегда. Из нового мира в Томилино доносятся только слухи. Но все увиденное в родных местах горько и глубоко ранит чистую душу юного племянника хозяйки, Алексея. И думаешь: что же с ним может произойти такого, что вдруг приблизит Алексея к нам не только этим (пока чисто детским) протестом против жестокости и несправедливости?

И тут после размеренного, кропотливого, словно вязание на спицах, письма, когда удивляешься каждой фразе, начинается самый настоящий детектив (в данном случае исторический), когда уже невозможно отложить книгу, когда читаешь и читаешь и ждешь развязки. Ведь дело в том, что недоросль Алеша Зубов опасно (даже преступно) похож на царевича Алексея, осужденного за измену и умершего (убитого?) в 1718 г. в Петропавловской крепости. К счастью, у двойника убиенного (умершего) царевича оказалась более счастливая судьба, несмотря на царское повеление отправить его на верную смерть командиром мелкого парусника, шнявы, против целой шведской эскадры. Спросите, а при чем тут хор, русский хор? Да при том, что Алексей Зубов с детства слышал в себе эту вечную, всех нас пронизывающую музыку, он жил этой музыкой, он мечтал о ней, и вот, потеряв в бою свою шняву, но благодаря морской смекалке захватив шведский фрегат, Алексей Зубов при входе в Неву выстраивает на шканцах хор из своих «матрозов», и они… поют! Они исполняют виватный гимн, сочиненный самим Зубовым! Так сбываются мечты. Не миллион украсть, а добыть стране славу. И неважно, что «слова виватного гимна, сочиненные им, не во всем звучали пристойно».

Тут и обнаруживается связь того, что было, с тем, что есть, и того, что есть, с тем, что будет. Ведь нигде (пишет Геннадий Прашкевич), ни в одной стране мира прошлое не зависит так сильно от будущего, как в России.

Владимир Никифоров