Смысл облаков

* * *

Смотри, какие погоды стоят нонче —

нежная поволока взвеси прохладной,

тайное солнце тянется сквозь проточный

смысл облаков обратный.

Но улыбнись — нас снимает оттуда сверху

скрытая камера, круглым горячим глазом

долго следит сквозь ласковую прореху

облака, пыли, газа.

Мой горизонт завален, склоняю набок

голову, чтобы выровнять перспективу

жизненную. Понять бы, чего мне надо.

Ой ли — побыть счастливой…

* * *

Намагниченный воздух, снежинки лениво парят,

распушив его спину, целуясь со всеми подряд

и сияя, пока — в темноте постепенно горят

драгоценные окна. Последние дни ноября

будут длиться несметными толпами до опупе…

но ни я, ни другой никогда не заметим в толпе

бесконечный повтор. Я почти научилась терпеть

эпигонов того ноября, этот нудный припев,

из которого следует только растерянный рост

энтропии воздушной, когда ты выходишь на мост,

наклоняешься вниз и летишь в окружении ос,

состоишь из стрекоз.

* * *

Мам, я умру от старости и смерти.

Мой полный нолик побеждает крестик

кладбищенской сирени, дух медовый

гудит над полем низко и продольно

(побудь подольше!). Рот реки смеется,

захлебываясь, пропуская солнце

сквозь линзы поднебесного гипноза.

Боль затекла, но не меняет позы,

дрожат ресницы — ласточкины всплески

крыла и крика. Навести на резкость

оптическую руку и потрогать

лицо у неба, ногу у дороги,

живаго Бога.

* * *

Из окна зеленое дерево в сонме желтых —

призрак лета, скучающий мальчик аэропорта,

у взлетающей галки голос совсем прожженный,

вид потертый.

По футбольной площадке носится пудель в куртке —

за ушами ветер, в зубах верещащий мячик

(вырывается, хочет бегать, ему не скучно,

он не мальчик).

За домами (они не кончаются), за лесами,

за морями и океанами, за горами

вот такой же мальчик-дерево воскресает,

когда наш умирает.

* * *

Какая-то я осенняя,

дожди у меня из глаз,

особенно этот северный

дождлив почему-то глаз.

Течет из скотины бесперечь.

Скотина, побереги

природу. Подумай, бестолочь,

о Родине, о других.

Всемирное потепление

и таянье ледников.

А может быть, я весенняя?

И лето недалеко?

* * *

Мой папа был стекольщик, и теперь

я всем видна насквозь, совсем прозрачна.

Тем, кто за мной, легко меня терпеть,

когда не пачкать.

Непрочную, на раз меня разбить —

вот я была, а вот меня не стало.

(Она была? Да нет, не может быть,

осколков мало.)

Но я еще, пусть незаметно, есть.

Ненужная, под солнечным прицелом

еще свечусь. Особенно вот здесь —

по центру.