Вы здесь

Солнце и Ночка

Рассказ
Файл: Иконка пакета 04_viskin_sin.zip (44.98 КБ)

1.

Это было настолько неожиданно, что Костя замер на месте, и его два раза подряд толкнули шедшие сзади. Потом толкали еще, но он продолжал стоять, в оцепенении глядя на дисплей сотового, где на голубоватом светящемся фоне чернели буковки сообщения, всего два слова… Еще вчера он поставил телефон в режим «без звука» и сейчас достал только затем, чтобы узнать время. А тут, оказывается, вон что!

Наконец Константин опомнился, поднял взгляд на людей, идущих на него и от него меж двух рядов торговых палаток, пестрящих разноцветной одеждой (левый ряд в тени, правыйна солнце), сунул сотовый в карман и пошел, высматривая впереди коричневое пальто жены и все думая: «Не может быть… Неужели…» И вместе с тем слыша, как изнутри волной поднимается радость, придавая ногам легкости, а дыханиюглубины. Сразу обострились все чувстваи вокруг ярче заиграли краски, гуще заголубело небо в редких хрустально-прозрачных облачках, веселее заискрило солнце в лужицах на асфальте, а воздух еще больше посвежел; в мешанину запахов тающего льда, выхлопных газов и мокрых ветвей с набухшими почками на несколько мгновений ворвались ароматы парфюма из проплывшего мимо контейнера со множеством флакончиков на полках.

Костя пел про себя: «Мне хочется ласки и теплого слова, мне хочется женской горячей любви…»и с наслаждением смаковал этот момент сладостно волнующего ожидания, желая продлить его подольше. Он уже догнал жену и живо, даже с интересом спрашивал, куда бы она хотела двинуть сначала: к женским плащам в китайский ряд или к курткам в кавказский,но внутренне жил совершенно другим, умудряясь с одинаковой ясностью пребывать и здесьсейчас, и тамв прошлом годичной давности.

Тогда он, так же весной, шел в одиночестве по рынкуне по этому громадному Левобережному, а по тому небольшому, что у них в Новоселовке. Сигнал сотового тогда был включен, в кармане время от времени звучала мелодичная трель; Константин доставал телефон, останавливался, читал сообщение, тут же набирал и отправлял ответ, и вереница эсэмэсок все удлинялась и удлинялась…

Первотолчок этой переписке дал телевизорточней, музыкальный канал, где в основном показывали клипы, а в нижней части экрана почти всегда чернел прямоугольник с белыми, то и дело меняющимися строками мобильных сообщений от телезрителей, на удивление однообразными: молодые люди предлагали девушкам знакомство для «и/о»интимных отношений, девушки искали состоятельных мужчин с авто, кто-то изъявлял готовность осчастливить ласками даму средних лет… Попадались и желающие познакомиться с серьезными намерениями, но таких было немного. Переключая каналы, Костя иногда задерживался на этом и читал эсэмэски, надеясь увидеть то, что давно и безуспешно искал в газетных объявлениях службы знакомств: ему хотелось найти женщину такую же, как и он, семейную и такую же внутренне одинокую. Он знал, что это возможно: замужние женщины иногда давали объявления, и он даже как-то раз звонил по одному из них, но ничего не получилось.

Одиночество с годами угнетало его все больше и больше, хотя он был женат уже больше двадцати лет. Женился, еще когда учился на четвертом курсе политехнического института. Даша была родом из деревни, ей было всего семнадцать, когда они познакомились. Костю привлекла в ней, а вернеезатянула, цветущая пышнотелостьв ту юную пору это казалось ему самым важным качеством в женщине. Не высокаякак раз наоборот, небольшого роста,но со сдобной деревенской дородностью, плюс густой румянец на миловидном лице, голубые глаза и эти пушистые светлые колечки, нежно вьющиеся на висках… Она только что окончила профтехучилище и работала штукатуром-маляром в строительно-монтажном управлении, которое проводило отделочные работы в строящемся доме, куда студентов политеха пригнали «на прорыв». Костя помогал замешивать штукатурку, подавал на козлы тяжелые ведра, а Дарья, ловко, с видимым удовольствием орудуя шпателем, говорила без умолку, то и дело игриво косясь на него и звонко всхохатывая над собственными словами, и эта живость, непосредственность, эта легкость в общении тоже пришлись ему по душе. Друзья посмеялись над ним, а один даже сказал на ухо: «Да ты что, Костян? Такая простота чревата… э-э-э…» Осекся, наткнувшись на его взгляд, и уже без улыбки добавил: «Хотя, конечно, дело твое…»

Костя и впрямь влюбился в Дашу, и ему даже в голову не приходило поразмышлять, какой она человек, поэтому он не придавал значения многому, чему следовало бы придать. Например, тому, что из всех искусств ее интересовали только индийские фильмы, а из книг она читала лишь поваренную. Через полгода, едва девушке исполнилось восемнадцать, они поженились и сразу въехали в отдельную комнату общежития того СМУ, где работала Даша. Жилищная проблема быстро решилась благодаря ее профессии: когда через год родилась дочь, они сразу получили новую двухкомнатную квартиру, а рождение сыначерез четыре годабыло ознаменовано переездом в трехкомнатную.

Довольно скоро выявилась проблема другого родаабсолютная неспособность Дарьи понимать людей, какая-то чудовищная внутренняя омертвелость, не позволявшая хотя бы в мизерной степени откликаться на чувства ближнего. Это не было ни эгоизмом, ни черствостью, просто некая отстраненность от всего и вся, заложенная в ней изначально, а Константин не понял этого сразу, не разглядел из-за своей слепой влюбленности. Но потом ему со все большей отчетливостью стало открываться это Дашино существование по неким внутренним законам, простейшим, но делавшим ее недоступной ни для какого душевного контакта. Возникало ощущение, что даже во время разговора рядом с Костей пребывает лишь то, что можно видеть глазами: лицо, руки, ссутулившаяся спина, когда Дарья, например, сметает в совок мусор с пола; а то главное, что отличает человека от прочих живых существ: интерес, участие, чувство единения и тому подобное,если и есть, то находится невесть где; и возникало сомнение: а было ли в ней все это когда-нибудь?

Жена никогда не слышала его, не слушала и частенько начинала говорить, отвечая не ему, а себетому, о чем только что думала. Потом эту ее особенность обострили «перестроечные» девяностые, когда они оба остались без зарплаты: завод, где он работал начальником участка, остановился, а Дашино СМУ больше не получало заказов на строительство. Сыну было всего два года, дочеришесть, а в доме ни крошки, и Константин метался по городу в поисках любого приработка, искал, у кого бы занять, и всякий раз, возвращаясь домой, заставал Дарью сидящей у телефона в обнимку с детьми, в ожидании звонка из СМУ. Лицо ее было неподвижно, глаза темны. Он пытался ее расшевелить, она не отвечала и только иногда со вздохом, ни к кому не обращаясь, говорила: «Работы бы… Скорей бы…»

А потом еще и сын заболелнаверное, от плохого питания: исходил криком, ненадолго умолкал и лежал пугающе-белый, с синюшными полукружьями под глазами, и все слабел, слабел… Участковый врач направлял в больницу, но Дарья отказалась. Она вызвала из родной Сухановки мать, та приехала со знахаркой, и втроем они почти две недели выхаживали мальчика какими-то травами, снадобьями… Выходили.

Константин в это время сутками торчал на товарной станции: вместе с такими же безработными ждал вагоны, разгружал мешки с сахаром и мукой. Он надорвал поясницу, но, превозмогая боль, продолжал вкалывать. А Дарья все сидела у телефона, повторяя: «Работы бы…»

Работа со временем появилась, а потом, когда строительство начало стремительно оживать и город на глазах обрастал подъемными кранами,даже с избытком. Жена стала хорошо получать, но веселость, украшавшая ее в юности, так и не вернулась: осадок гиблых лет, похоже, уже невозможно было вытравить из ее души. А у Кости ничего не менялось: завод стоял. Правда, руководство не возражало против того, чтобы работники во время вынужденных отпусков устраивались в какие-нибудь другие места. Костя и устроилсяночным сторожем в детский садик; зарплатаслезы. И ужасно обрадовался, когда жена впервые принесла получку неизмеримо большую, чем та, что приносил он. Чувствуя и большое облегчение, и радость, он воскликнул:

Ну вот мы и выкарабкались!и предложил:А что, если нам сообразить тефтели? Можно и сухого винца взять! Давай-ка я схожу в магазин…

Дарья ворчливо ответила:

Нужны они, тефтели! Никто их, кроме тебя, не ест.И только он открыл рот, чтобы возразить, резко осекла:Ладно! Разберусь, что сготовить! Без винца обойдешься…

И дальше уже вела себя как полная хозяйка в доме.

Потом было и хуже: упреки в том, что Костя не может найти нормальную работу, напоминания, что квартиру получала она и квартиросъемщица тоже она… Но тот случай с тефтелями, первый выплеск ее новоявленной властности, запомнился особо.

Сильней ударил только эпизод с книгами. Дарья взялась регулярно, не реже одного раза в полгода, делать ремонт. Денег хватало теперь даже на самые дорогие обои, краску, белила… Ремонт ей был в радость: она всегда любила свою работу; Константин ни разу не видел на ее лице усталости, когда она приходила вечером,напротив, лицо светилось довольством, как если бы она развлеклась и отдохнула. И все же он не мог взять в толк: делать ремонт чуть ли не каждый кварталзачем?

Однажды он не выдержал:

Еще под теми обоями клей не высох, а ты уже новые лепишь!

Даша со злостью ответила:

Не твоего ума дело!

А когда он пришел домой вечером на следующий день (на заводе временно появилась работа), то увидел, что в его комнате нет самодельных стеллажей с книгами. На вопрос, куда они делись, жена холодно ответила:

Тебе не нужен мой ремонт, а мне не нужны твои книги.

Костя онемел. Смотрел, как она, стоя на табуретке, выдавливает на стену из большого тюбика белого червяка шпаклевки, слышал ее негромкий голос:

Это когда-то на книги была мода, считалоськрасиво… А теперь такой моды нет…

Он долго не мог вымолвить ни слова, потом заорал:

Где они?! Куда ты их дела?!

Дарья не ответила. Константин повернулся к Маше, дочери, которая шпаклевала противоположную стену:

Ну ты-то, ты-то хоть скажи! Ты же должна это понимать! Неужели и тебе не нужны книги?

Дочь только пожала плечами:

А мне-то они зачем?И ему показалось, что и это произнесла жена, до того одинаковы были их голоса.

Дочь работала в одной бригаде с Дарьей; она не оканчивала училище, просто после девятого класса пошла ученицей к матери и быстро освоила профессию. Они были очень похожи: почти на одно лицо, одного роста, одной комплекции (Маша годам к восемнадцати догнала мать по дородности). Из-за моложавости Дарьи многие принимали их за сестер. Они и одевались одинаково: летомпростенькие платья бесформенного покроя, зимойтемные пальто с цигейковыми воротниками, весной и осеньюпальто демисезонные, уже разного цвета, но фасона опять же одинакового. И неизменные платки, которыми жена и дочь закутывали голову, завязывая их сзади: то серые пуховые, то цветастые матерчатые. Когда Маша и Дарья шли рядом, шагая размеренно, с легкой раскачкой, их можно было принять за сельских жительниц, по какой-то надобности приехавших в город. Но Константина это не отталкивало и даже чем-то нравилось, что-то милое виделось ему в этом. А вот со временем отковавшееся в них солидарное отношение к немуэтакое спокойное равнодушие с легкой примесью недовольства, как если бы он был для них не отцом и мужем, а, к примеру, нерадивым квартирантом,это он переносил с трудом. Сначала безуспешно пытался повлиять на них, потом терпел, но после «книжного эпизода» задумался всерьез.

Видно, пора уходить. Но куда? И на что жить, когда работы так и нет? Конечно, если бы Дарья напрямую гнала его, он бы ушел, приткнулся бы на время у матери, а там, глядишь, что-то бы и нашлось. Сам же он, как ни тяжко было, пока уходить не хотел: какая-никакая, а все же семья. Ну и сын ведь еще был, Олег,совершенно не такой, как Дарья с Машей; правда, и на отца похожий только лицом, а в остальном ничего общего: какой-то апатичный, вялый. Дарья купила ему к тринадцатилетию компьютер, и он так и играл на нем все свободное время уже третий год.

Вот с такими жизненными итогами подошел Константин Емельянов к тому моменту, когда стал читать эсэмэски в чате музыкального телеканала.

2.

Однажды, в один из дней узаконенного безделья, он сидел в одиночестве перед телевизором, от нечего делать переключал каналы и, как обычно, задержался на музыкальном. А там в череде штампованных сообщений в черном прямоугольнике вдруг появилось одно, заставившее Костю мгновенно схватить ручку и записать на полях газетной страницы со сканвордом номер сотового телефона. Он шел после слов: «Женщина тридцати пяти лет, замужем, ищет человеческого общения. Только SMS».

Оторвав клочок с номером, он сходил в другую комнату, взял свой сотовый (бэушный, выданный на заводеединственно для того, чтобы начальство могло найти Константина в любой момент, если вдруг появится работа). Настучал кнопками на дисплее: «Привет!»и отправил. Минут через пять телефон издал мелодичную трель, и Костя прочитал: «Привет! Я Анна, жгучая брюнетка. Хочется доброго душевного общения, а не скотских и/о».

У него радостно дрогнуло в груди, впервые за долгое время он улыбнулся. И написал: «Солидарен. Был бы рад знакомству с серьезной женщиной. Константин».

Она ответила: «Не знаю, права ли, но жду чего-то живого и яркого. Устала от однообразия, обыденность убивает».

Его удивило, как точно она сформулировала то, чему он сам не находил определения. Усталость от однообразия. Да-да, вот именно!

Так завязалась их телефонная переписка. Сначала Анна рассказала о себе, а оно себе. У нее двое детей: дочь-старшеклассница от первого брака и шестилетний сынот второго. Мужподполковник милиции, служит на Чукотке, откуда сама Анна недавно вернулась, выдержав там только год.

«Последний раз он был здесь девять месяцев назад,писала она.А через полгода, где-то в начале октября, вернется насовсем. Он деспот, но любит меня. Любовь у нас однобокая: только с его стороны. С первым разошлась, потому что пил и бил. И у этого рука тяжелая, я его боюсь. Живу с ним только ради сына».

И дальше пошли пулеметные очереди эсэмэсок, которые напрочь разметывали однообразие. Усталость стремительно утекала, сменяясь бурно прибывающей энергией.

Анна писала: «Осел фундамент, крепок дом, а то, что понято с трудом, то нам дороже…»

Константин отвечал: «Браво! Сама?»

«Я еще и вязать могу, и крестиком вышиваю, и вообще я королевишна хоть куда, в полном расцвете сил! Шутка. Ты как к юмору?»

Но летели от нее и нотки отчаяния. Раз написала: «Жизнь разбита пополам, хрупкое стекло, исправления ошибок время истекло».

Костя призвал на помощь студенческий опыт сочинения рифмованных поздравлений и ответил: «Но взгляни вокруг скорей, солнцу улыбнисьи почувствуешь тогда, как чудесна жизнь!»

Ему тут же прилетело: «Солнце ты золотое! Оживляешь и греешь!»

Она так и стала его называтьСолнце. А он, памятуя о том, что она жгучая брюнетка, называл ее Ночкой.

Потом были и другие рифмованные строки, и настоящие стихи. «Люблю рубаи Омара Хайяма,писала она. — “Пусть буду я сто лет гореть в огне, не страшен ад, приснившийся во сне; мне страшен хор невежд неблагородных,беседа с ними хуже смерти мне”. Здорово, верно? А ты читал Хайяма?»

«Мне больше нравятся газели Джами. Но наизусть процитировать не могу, а книг у меня больше нет».

«Куда же они делись?»

«Долгая история, при встрече расскажу. Пойдешь со мной в театр?»

Он отправлял и читал эсэмэски дома, на улице, в магазинах. Когда в кармане раздавалась знакомая мелодия, его сердце сладко замирало; он нарочно медленно вынимал телефон. И как же славно было ощутить в руке после нажатия на кнопку упругое вибрирование, похожее на то, с каким вытаскиваешь пойманную на удочку рыбу, и смотреть, как на дисплее закручиваются спиралью и рассыпаются, исчезая, серебристые звездочки, а потом появляются черные буковки слов…

Переписка длилась почти два месяца, до середины мая. Костя был вынужден занимать деньги на сотовый, а потом и сотового не стало: его пришлось вернуть заводу, поскольку Константина неожиданно сократили в числе многих других. День за днем он обзванивал в поисках работы сначала все подряд предприятия по справочнику, потом своих институтских друзей. В конце концов один приятель позвонил в ответ и сказал, что его знакомому срочно требуется хороший специалист в фирму по поставкам сварочного оборудования. Константину положили солидный оклад и сразу выдали аванс.

Он купил новый сотовый и впервые позвонил Анне.

Аня,сказал он, прижимая к уху телефон.Это Костя. Привет.

Ой, Солнце!обрадовалась она.Куда ты пропал?

Были кое-какие дела. Ну так как насчет похода в театр?

А можно! Только скажи когда.

На другой день он ждал ее на площади у театра. Солнце уже низко стояло над крышами, хотя светило еще ярко, искрясь в витринах супермаркета напротив и в стеклах киоска «Роспечати» на автобусной остановке, с которой Константин не сводил взгляда.

Но Анна пришла пешком. Он узнал ее сразу, как только она появилась из-за угла старого, с квадратными кирпичными столбами и железными прутьями-пиками, ограждения сада. Она была, как и предупреждала, в коротком белом плаще и округлых тонированных очках. Короткая стрижка, полноватые, но стройные, красивые ноги, симпатичное лицо… Немудрено, что от мужиков отбоя нет!

Подойдя ближе и увидев Костю, Анна улыбнулась и сказала просто:

Это я.

Пока поднимались по ступенькам крыльца, проходили между колонн к дверям театра, Костя рассказывал Анне, как последние три недели вникал в новую работу, трудился без выходных, каждый день возвращаясь домой к ночи. Он уже не чувствовал волнения, ему стало легко, радостно. И какое-то томительно-сладостное чувство все росло в нем с той секунды, как он вдохнул запах ее духов, ощутил исходившую от нее свежесть, нежность, что-то еще, таившееся в изящных очертаниях мраморно-белой и необыкновенно мягкой руки с розоватыми облатками ногтей, которой он коснулся, когда она отдавала ему свой плащ у гардероба; в молодом, почти юном лице с гнутыми бровями, чуть курносым носом с милой картошинкой на кончике, с живыми глазами, глядевшими на Костю сквозь очки открыто и весело; в скульптурно выточенной шее, охваченной ожерельем из черного жемчуга, и ложбинке груди в глубоком вырезе бархатисто-черного вечернего платья,словом, не поддающееся никаким рациональным истолкованиям и описаниям качество, именуемое женственностью и почему-то обошедшее жизнь Константина. И это при том, что женщины подобной внешности были не в его вкусе и при других обстоятельствах он, скорее всего, даже не обратил бы на нее внимания! Как, наверное, и она на него.

Но сегодняшние обстоятельства были особыми, их обстоятельствами, и разговор между ними, когда они стояли среди людей в театральном фойе, тек легко, сам собой; глядя на них, можно было подумать, что они хорошо знакомы. В сущности, почти так и было: за время своей телефонной переписки Костя и Анна успели не только многое поведать друг другу о себе, но и вместе прожить пору знакомства, все более укрепляющегося и переходящего в заочную дружбу. Во всяком случае, в их эсэмэсочных отношениях уже случались и легкие раздоры, быстро сменявшиеся примирением, и диалоги с острой, волнующей начинкой, которые всегда затевала она: «Посылаю тебе на ночь легкий нежный поцелуйчик»,и которые она же и обрывала: «Ну что ты такое пишешь! Забыл, что я одна, без мужчины, уже целых десять месяцев?» И сейчас их разговор был, по сути, продолжением налаженного общения, просто перенесенного в иные условия.

А они, эти условия, как нельзя более подходили и ему, и ей. По тому интересу, с которым Анна разглядывала разноцветные афиши, фотографии и портреты актеров на стенах, видно было, насколько ей здесь по душе. Константин подумал: «Давно, должно быть, не была в театре». Оказалось, так и есть: не была несколько лет, как ни жаждала,мужа тянет только в кабаки. Константин бывал, хоть и без жены: институтский друг, не пошедший в инженеры, а ставший журналистом и театральным критиком, иногда снабжал его пригласительными билетами.

Что ж на Чукотке-то не пожилось?спросил Костя Анну, когда уже сидели в зале.

И вспоминать не хочу! Эта сплошная зимняя ночь, месяц за месяцем… А я люблю день, свет, солнце!

А я когда-то мечтал побывать на Чукотке. Мне даже хотелось уехать туда жить. Так и не получилось…

Ничего не потерял!

И все-таки желание повидать эти золотоносные места у меня остается до сих пор… А кем он там, муж-то?

Заместитель начальника райотдела. Деньги зарабатывает на новую квартиру. А мне там дела не нашлосьс моим текстильным институтом. Здесь, конечно, тоже не разгонишься: вся легкая промышленность загублена. Еле устроилась менеджером на оптовом рынке. Работа невыносимая для меня, но пока держусь…

На них уже шикали, потому что свет в зале погас и медленно разгорался на сцене.

Разговор продолжился в антракте, в буфете. Они сидели за столиком и пили кофе, онас пирожным, онс бутербродом. И Константину казалось, что в его жизни никогда ничего подобного не было, что он до сих пор только в кино видел, как двое вот так сидят за столиком… Он подумал: «Тяжко будет с ней расставаться».

Пока муж далеко, я живу спокойно,говорила Анна.А приедеткак напьется, будет скандалить, руки распускать…

Даже без повода?

Повод для негосам факт, что я без него оставалась.

А тебе, как ты писала, так хочется «пошапоклячить»!

Ага!засмеялась Анна, откусывая пирожное.Не терплю скуки, серости!Тут она посерьезнела.Но с нимпостоянная тоска… Ревнует все время ужасно!

Говорят, лучше быть обижаемым, чем обижающим.

Но когда тебя обижают незаслуженно, тоже ничего хорошего. Я понимаю, надо молиться за обижающих и гонящих нас, но…

Она, не договорив, замолчала, и Костя спросил:

Как у свекрови-то со здоровьем?

В больницу положили. Хожу к ней каждый день.

Ну ты героиня!

Для меня помогатьестественно, делать людям приятноеудовольствие.

Прямо в полном соответствии с учением Аристотеля.

Раз ты говоришьтак и есть. А куда твои книги делись?

Да… Не хочу об этом. Лучше анекдот расскажу театральный, слушай…

Потом они снова сидели в зале, смотрели второе действие истории о больном одиннадцатилетнем мальчике, которому оставалось жить не больше двух недель, и поэтому каждый день он считал десятилетием…

Просто до слез пробирает!сказала Анна, когда вышли на улицу. Было уже темно, горели фонари, светились окна в домах.Никогда бы не подумала, что это такой хороший театр… Спасибо, Солнце!

3.

Следующая встреча случилась в начале июня, ясным солнечным днем, в воскресенье; это был первый Костин выходной на новой работе. Они с Анной стояли на набережной у моста, уже вволю нагулявшись и наговорившись. Он опять пьянел от запаха ее духов и волос, от нежности руки, которую держал, пропуская свои пальцы меж ее пальцев и бережно их перебирая. С реки легкими порывами тянул ветерок, обдавая лицо сыроватой свежестью; дрожали, искрились, разбегались солнечные блики на светло-зеленой рябящей воде, по которой скользил голубой катер с белой рубкой. Все вокруг виделось Константину по-новому ярко и красочно, голова слегка кружилась. Поглядывая на тонированные очки, за которыми из-за солнечных отсветов почти не было видно глаз Анны, на переливающиеся на солнце короткие завитки ее смоляных свежеподкрашенных волос, он слышал частый стук своего сердца, прибойный шум пульсирующей в висках крови и жадно ловил каждое слово, не вполне веря, что это происходит с ним наяву. Мгновениями накатывал настоящий страх, что сейчас все исчезнет и больше никогда ничего подобного не случится.

Анна жаловалась, как много несправедливости ей приходится терпеть от начальства на работе. Константин сочувственно кивал и в шутку пригрозил:

Правоохранительные органы бы на них натравить!

Она вдруг встрепенулась:

О, я же фото захватила! Как услышала «правоохранительные», так и вспомнила,высвободила руку из его ладоней, открыла висевшую на плече, сверкающую на солнце черным лаком сумочку, достала снимок:Вот, смотри!

На фото была она сама, ее дочьпочти взрослая девушка, ее сынстриженный «под чубчик» маленький мальчик в матроске… И ее мужсмурной коренастый человек в милицейской форме, показавшийся знакомым.

Вглядевшись, Костя его вспомнил.

Четыре года назад стачечный комитет их завода организовал акцию протеста. Рабочие, не получавшие зарплату восемь месяцев, валом выкатывали из проходной, на ходу строились и длинной, казалось, нескончаемой колонной хмуро шли по улицам города к центру. Был такой же солнечный летний день. Поражало мертвое молчание идущих, слышалось только шарканье подошв по асфальту. Люди пришли к недавно возведенному из белого камня громадному зданию областной администрации и быстро затопили площадь перед ним. Константин и еще двое начальников участков из других цехов должны были вручить губернатору письмо с требованиями.

Но просторное крыльцо окружали трубчатые никелированные ограждения, сверкавшие на солнце. За ними, на нижней ступеньке, плотным строем стояли в ряд десятка полтора бойцов в камуфляже, в касках и бронежилетах, с автоматами в руках. Зловеще поблескивали поднятые вверх стволы. Вдоль этого строя, заложив руки за спину, прохаживался бронзоволицый человек в милицейской форме. Вот этот самый, с фотографии. Муж Анны.

Товарищ подполковник,сказал ему Константин.Мы уполномочены встретиться с губернатором. Пропустите нас.

Подполковник остановился перед Константином по другую сторону ограждений и, вскинув на него из-под козырька фуражки колючий взгляд прищуренных глаз, негромко сказал:

Во-первых, товарищ тебевасюганский волк. Во-вторых!Он повысил голос, словно предупреждая возражения, и поднял руку с выставленным вверх указательным пальцем.Никто никого никуда не пропустит. Всё! Свободны!

Мы действуем в полном соответствии с законодательством,спокойно сказал Константин.Наша акция санкционирована. Можем показать документ…

Ничего-о-о мне-е-е пока-а-азывать не на-а-адо,тягуче заговорил подполковник, вновь заложил руки за спину и принялся ходить туда-сюда, зло поглядывая на стоящих за ограждениями людей.Пока-а-азывать они будут… Бабам показывайте! Мненечего…

Он говорил безостановочно, в его речи то и дело проскакивали бранные слова, которые звучали невнятно, но легко угадывались. На него кричали, грозились пожаловаться его начальству, а он продолжал на одной ноте тянуть:

Жа-а-алуйтесь! Кому хоти-и-ите… Яподполковник Кубин… Пиши-и-ите куда-а-а уго-о-одно…

А время шло. Требования рабочих надо было успеть передать губернатору за полчаса, отведенные на пикет. В конце концов это все-таки удалось: дозвонились до администрации, из здания вышел какой-то чиновник, взял письмо и унес. Никакого ответа, конечно, не было.

Глядя на фотографию, Константин думал, сказать Анне или нет, что он сталкивался с ее мужем. Решил не говорить, лишь спросил для верности:

Как его фамилия?

Кубин.

Стало быть, ты Кубина?

Нет, я Антипова. У меня девичья фамилия, после развода с первым мужем я ее вернула и больше не меняла.

Как же так получилось, что ты… с ним?

Да вот так,Анна улыбнулась слабенькой, жалкой улыбкой.Жил по соседству. Заприметил. Я уж два года как разошлась. А тут от него сбежала жена, он и взялся за мной ухаживать. Поначалу даже добрым показался, хоть и тогда ничего у меня к нему не было. Но одной с дочкой тяжело… Надеяласьстерпится…

Больше о нем не говорили до самой последней встречи, хотя его присутствие в жизнив их жизни,его незримое пребывание между ними ощущалось постоянно; по крайней мере, его ощущал Константин, который все более погружался в совершенно новые для него чувства, не имевшие ничего общего с юношеской влюбленностью в жену. Чувства эти были скорей тяжелыми, чем радостными, скорей морально затратными и даже изнурительными, чем одухотворяющими и возвышающими. И все-таки они были ему дороги, он ни за что не согласился бы с ними расстаться, как бы горек ни был их вкус. Его тянуло к Анне, хотелось видеть ее каждый день, а на деле получалось не часто из-за вновь навалившейся работы.

Жена не интересовалась, чем он занимается и почему почти не бывает дома. Только один раз спросила:

Где пропадал до ночи?

Он ответил:

Работа. Я же теперь в рынке. Придется мне и завтра, и послезавтра, и оба выходных там «пропадать».

Дарья равнодушно кивнула и больше не спрашивала. Константин не мог понять, довольна жена или нет, что он теперь зарабатывает не меньше, чем она.

 

Он сводил Анну на выставку живописи, на концерт органной музыки, а потом позвал на рыбалку.

Ты этим увлекаешься?удивленно спросила она.

Ну, не так чтобы очень, но люблю.

Договорились, что Константин встретит ее на конечной остановке автобуса, почти за городом.

Приеду на велосипеде,сказал он.А там посажу тебя на багажники двинем на Иртыш.

Он ждал поодаль от остановки, прислонив к березе велосипед. Перед ним свинцово поблескивала на солнце асфальтовая площадка, редкие автобусы и маршрутки останавливались на ней, а когда из них выходили люди, разворачивались и подъезжали к старенькому зеленому остановочному павильончику из фанеры и шифера, возле которого топтались в ожидании рейса новые пассажиры. За павильончиком над бетонным забором высились панельные дома военного поселка, а за спиной Константина шла под уклон пыльная дорога, терявшаяся среди березовых околков. Он ждал долго, уже подумал: «Не приедет»,и пожалел, что не взял сотовый. Но вдруг услышал сзади:

Эй, Солнце!

Обернулся и увидел Анну. Она стояла, положив руки на руль велосипеда. На ней была красная спортивная куртка, красная, с какой-то черной надписью, кепка-волан, синие с красными лампасами спортивные брюки. За спинойрюкзак. К раме велосипеда был привязан спиннинг.

Заплутала немножко,сказала она, смеясь.Ну что? Вперед!

Они не торопясь проехали по лесным дорогам, а выбравшись на асфальтовую, понеслись наперегонки мимо дач, пересекли Южный тракт и помчались вдоль засаженных овощами огромных зеленых полей; там под широко раскинутыми паутинистыми крыльями поливочного трактора клубилась, переливаясь на солнце радугой, водяная пыль. Слетели вниз по крутому асфальтовому спуску к селу, немного попетляли по улочкам среди его домиков и наконец съехали с яра к широкой протоке с высокими ивами на берегу.

Анна налаживала спиннинг. Костя, разматывая удочки, сказал:

Здесь не берет на блесну.

Смотря у кого,ответила она, уходя выше по течению по прибрежной тропе в густой осоке. Умело и сильно бросала блесну, крутила катушку то быстрей, то медленней, и где-то на пятом забросе воскликнула:Ну вот, а ты говорил! Я же знаю, у них жор!

Вываживая крупную щуку, кричала со смехом:

Борись, родная, напоследок!

Принесла мокро сверкающую жемчужную рыбину к кострищу среди ив, бросила на траву, весело сказала:

Помогай! Дров собери!

Пока Костя таскал сушняк, она достала из рюкзака котелок, топорик, вырубила из ивовых ветвей стойки и перекладину, набрала из протоки воды в котелок, приладила его над кострищем и быстро почистила, выпотрошила на газете и разрезала щуку.

У тебя дергает,кивнула на удочки, поднося горящую спичку к сухой траве под обломками толстых веток в следах засохшего ила.

Костя спустился по глинистому берегу к воде и вытащил чебачка. Сняв с крючка, бросил ей:

Для комплекта… Где научилась-то?

Да первый, пока человеком был, занимался. Брал меня с собой, я и пристрастилась. Потом, на Чукотке, это была единственная отдушина…

Когда сварилась уха, Анна налила ее маленьким черпачком в стальные миски и достала из рюкзака двухсотграммовую бутылочку коньяка с двумя надетыми на горлышко крохотными пластмассовыми стаканчиками.

Ну что, Солнце, мы с тобой еще не причащались. За знакомство, что ли?

Потом они сидели по разные стороны костра, время от времени подбрасывая в него сухие ветки. Задумчиво глядя на огонь, Анна говорила:

«Не таи в своем сердце обид и скорбей, ради звонкой монеты поклонов не бей…» Как сказано!

От ее коньяка было какое-то особенно приятное опьянение. Константин смотрел на нее сквозь сизый дымок костра и думал, как бы сказать главное, да поосторожней, потактичнейтак, чтобы она сразу поняла, но чтобы ненароком ее не задеть.

Знаешь что…наконец произнес он.

А ты?перебила она, засмеявшись.Ты знаешь что? Знаешь, например, что у меня за надпись на волане? Я специально такой заказала. На нем написано по-английски: «Солнце».

А-а… Ну а я, может, сделаю себе трафарет на майку по-французски: «Ночка»!тоже засмеялся он и сказал:Послушай, я…

Не надо,опять перебила она, поправляя тальниковой веточкой головешки костра; ее лицо теперь было серьезным.Я чувствую, что ты хочешь сказать, но… Не надо сейчас. Мне очень давно не было так хорошо. Да и ехать пора, еще ведь нужно в больницу к свекрови!

Сказать Анне главное Костя смог только в самую последнюю встречу, уже в конце сентября, в тот день, когда прилетела эсэмэска: «Думала, еще неделя, а он приезжает завтра. Сегодня прощаемся». Он тут же позвонил ей. Они договорились, что она будет ждать его на ближайшей от ее дома автобусной остановке. Константин попросил у директора фирмы машинутот с большим недовольством отпустил его на полтора часа: как раз шли онлайн-переговоры одновременно с четырьмя заводами, в том числе с двумя зарубежными,продрался через городские пробки, потратив на них большую часть отпущенного времени, подъехал к остановке, открыл дверцу и крикнул:

Анна Васильевна!

Вместе с ней к нему повернулись все стоявшие на остановке. Глядя, как она, заулыбавшись, спешит к машине, как трепещет на ней легкое сиреневое платье и колышутся от ветерка изрядно отросшие волосы, как живо и радостно блестят ее глаза (в этот раз на ней не было тонированных очков), Костя почувствовал, что к горлу горячей волной прихлынуло чувство чего-то своего, родного… Анна легко вскочила в машину, села рядом на переднее сиденье, крепко сжала ему руку, ткнулась носом в плечо. Он срывающимся голосом сбивчиво объяснил, что времени у него нет, быстро повел машину к скверу и там припарковался.

Они зашли в сквер и сели на скамейку. Стоял теплый солнечный денек бабьего лета. Вкусно пахло пожухлой травой и дымком от костров, в которых сжигали опавшую листву.

Костя говорил, с трудом подбирая слова:

У меня, возможно, скоро кое-что изменится… и появятся перспективы… с жильем и вообще… Понимаешь? Так вот, если получится… если…Тут он вдруг разозлился на себя, подумал: «Чё мямлить-то?»и заговорил решительно и твердо:Получится, не получится —все это можно решить. И я решу! А ты ответь: пойдешь ко мне? С дочерью, с сыномнасовсем? Ну, то естьпойдешь за меня замуж?

Он замолчал и ждал, глядя на Анну, а она сидела, низко опустив голову, и было видно только, как мелко дрожат ее загнутые ресницы. Она долго не отвечала. Наконец тихо заговорила:

Ты как-то обмолвился про свою жену, что она, дескать, глупа. Я думаю, это не так. Она живет своим умом, сумела добиться, что вы не бедствуете. У меня бы, наверное, не получилось. Ты не обижай ее, пожалуйста.

Он молча кивнул, мягко взял Анну за плечи, повернул к себе и спросил, заглядывая ей в глаза:

Ну так как же?

Она отвернула лицо, высвободилась из его рук, произнесла сухо и чуть надтреснуто:

Что-то мне за тебя неспокойно,и встала со скамейки.Начальство тебя ждет, ты опаздываешь, а сегодня потерять работураз плюнуть. Давай-ка будем прощаться…

Я подвезу тебя,сказал он, тоже вставая.

Нет. Пойду домой через сквер. Езжай на работу.

Но ты мне ответь!

Анна вскинула на него взгляд красивых, полных слез глаз и с горькой усмешкой тихо проговорила:

Я бы, конечно, пошла, но… Он не отдаст мне сына.

Ого! Как Каренин! У него что, есть такое право?

У него есть связи.

Но можно…

Нет-нет, ничего не выйдет! Ну все. Иди. Спасибо тебе, Солнце! Спасибо за то, что ты есть, за то, что ты… был… Счастья тебе!

Она быстро приблизилась к нему, коснулась губами уголка его губ, задержалась так на две-три секунды, обдавая его лицо жаром, потом отпрянула, вскинула руку в прощальном жесте, повернулась и, хрустя гравием, торопливо пошла прочь по аллее. Он успел увидеть пролившиеся из ее глаз и сверкнувшие на солнце слезы.

Как-то так получалось, что в каждую из их встреч светило солнце.

4.

Первое время было трудно: Костю очень сильно тянуло к Анне. Несколько раз он не выдерживал, звонил на ее сотовый, но слышал только холодный голос автоответчика: «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». На эсэмэски тоже не было ответов. Постепенно он свыкся и перестал звонить.

Позвонил только после конкурса, который проходил в большой аудитории строительного института, где заполненные людьми закругленные ряды амфитеатром понимались вверх. Это напоминало защиту дипломных проектов. Претенденты на поставку сварочного оборудования новому железобетонному заводу выходили к доске, расклеивали на ней специально приготовленные, похожие на цветные афиши рекламные проспекты и с указкой в руке рассказывали о своих комплектах оборудования. Константин потрудился не зря: его подбор аппаратов, станков и машин для разных видов сварки и всего прочего, необходимого заводу, оказался самым лучшим, и когда их фирма была объявлена победителем, все аплодировали ему стоя.

Ну спасибо, брат!обнимал его на радостях директор.Честно говоря, не верил, что получится! Все будет, как я обещал: сегодня-завтра оформляем сделкуи десять процентов твои!

Таким образом через два дня Костя стал обладателем целого состояния. Дарье он об этом не сказал, но в банке открыл два счета: один для себя, другой для нееи положил на них деньги поровну. Теперь он мог свободно купить такую же квартиру, в какой они жили сейчас.

Немного подумав, он снял со своего счета приличную сумму и принес домой.

Взяв пачку купюр, жена спросила:

Откуда столько?и посмотрела на него подозрительно:Ты там ни в какие махинации не ввязался?

«Дура!»хотел сказать Костя, но вспомнил просьбу Анны и улыбнулся:

Это честно заработанная премия.

И потянулся, чтобы обнять Дарью, но она, как обычно, оттолкнула его:

Ладно тебе… Подъезжаешь…

В его личной жизни ничего не изменилось. Зато менялось на работе. После победы в тендере фирма получила несколько очень выгодных заказов. Директор ввел в штат должность коммерческого директора и утвердил на ней Константина, повысив ему оклад в полтора раза. Константин удивлялся своей нежданной везучести. Он позвонил Анне, но в ответ вновь услышал голос автоответчика. «А в главном-то все-таки не везет»,грустно усмехнулся он и вдруг представил, каково ей сейчас… с тем, бронзоволицым… Что-то острое и зябкое, как зазубренный лед, прошлось по сердцу, и Костя решил: надо найти ее и встретиться!

Он понимал, что нужно хорошенько подготовиться, ведь, если по-настоящему начать борьбу за Анну, придется столкнуться с серьезными препятствиями, главное из которых, конечно же, подполковник. Ясно, что с ним мирного разговора не получится, как не получилось тогда, у здания администрации. А Константину хотелось разойтись именно так: мирно, цивилизованно, по-джентльменски. Он посоветовался с юристом фирмы, пожилой, очень опытной в своем деле женщиной, и она полдня сосредоточенно просматривала какие-то документы, а потом, просветлев лицом, сказала, что у Анны есть все шансы отсудить сына, если муж в случае развода попытается его не отдать, и сама вызвалась быть адвокатом в суде. Это обрадовало Константина. Он тут же присмотрел через риелторскую компанию квартирутрехкомнатную, в хорошем месте. Потом нанял частного детектива, чтобы тот как можно быстрее раздобыл ему адрес Анны.

Провел и предварительный разговор с женой.

Слушай…сказал он, когда они были на кухне вдвоем.А если я уйду?

Что?Дарья обернулась от плиты.

Я говорю, если я от тебя уйду, как ты к этому отнесешься?

Она, вскинув голову и уперев руки в бока, резко ответила:

Ой, ну надо же, он меня напугал! Нашел чем достать! Иди! Я только рада буду!

Так, может, мне прямо сейчас уйти?сказал он, глядя в ее зло блестящие глаза, и подумал: «Скажет: уходисразу уйду!» Но она ничего не сказала, только отвернулась к плите и, сильно скребя ложкой, стала мешать лук на сковороде.

А на другой день предложила, настороженно глядя на него исподлобья:

Ты вот что… Вместо того чтобы плести всякую ерундень, хоть раз помоги. Надо одежку новую купить на лето Машке, мне, да и тебе тоже. Завтра воскресенье, давай-ка съездим в «Торговый город»…

И вот он идет за женой по торговым рядам, уже нагруженный пластиковыми пакетами с одеждой. Вокруг торжествует весна. Примерно год прошел с тех первых эсэмэсок от Анны и полгодас их последней встречи.

Телефон снова оживает. Константин уже снял его с «бесшумного», и в кармане раздается короткая мелодичная трель. Он знает, что это опять она. Перед глазами стоит первая сегодняшняя эсэмэска, всего из двух слов: «Привет, Солнце!»

Он отстает от жены, берет пакеты в одну руку, другой достает телефон и на ходу читает: «Ну что же ты, Солнце?! Почему не отвечаешь? Я так соскучилась, мне так много надо тебе сказать! У меня большие перемены, наверное, важные и для тебя… Отзовись!»

Он отзоветсячуть позже. Вот сейчас они выйдут с рынка, подойдут к остановке, Костя положит на асфальт пакетыи… Что же он ей ответит? Пока не придумал, хотя уже что-то мелькает…

Ага, может, вот это: «Жизнь подарит нам новые свежесть и свет! Впереди будет все по-другому!»

100-летие «Сибирских огней»