Третий лишний

— Не обижайся, Скворцов, но я бы не взял бабу с ребенком! — прямо в лоб заявил жениху один из гостей.

Лейтенант милиции Скворцов сегодня как никогда чувствовал себя хозяином положения и даже в этом бестактном замечании напарника увидел возможность для сближения с новым коллективом. Сохраняя на лице радушную улыбку, он оценил первую партию прибывших гостей: холостяки идейно сплотились и бродили друг за другом в ожидании застолья.

— Я выбор делал сознательно, — подчеркнуто громко ответил Скворцов не столько напарнику, сколько всем присутствующим. — Баба-то, сами видите, и покладистая, и красивая. — Григорий кивнул в сторону сада за окном, где его невеста отгоняла летучих насекомых от еды на столах.

— А за то, что я ее с прицепом взял, а потом и в большой город увезу, — продолжал речь жених, чувствуя, как нарастает внимание к нему, — она мне всю жизнь благодарна будет. У нас же, в столице, если красавица, то или с лошадиными запросами, или избалованная дура. Столичная девка все соки выжмет из мужика!

— Гриша, а это он? Сын твоей Лены? — Вопрос прозвучал тихо, почти шепотом, контрастируя со звучным выступлением Скворцова. Рука вопрошавшего осторожно указывала в другой конец зала.

По большому съемному дому бродил маленький рыжий мальчишка, с виду лет десяти, нарядно одетый в белую рубашку и брючки. Как деловитый мужичок, он хмуро и очень внимательно рассматривал чужие фото на чужих стенах.

— Да, это он. Антоха, сын Леночки, — подтвердил жених. — Говори в голос, что стесняешься! Тем более что малой — немтырь.

— Глухонемой, что ли? — все так же шепотом продолжались расспросы.

— Бог его знает, какой он. Не разговаривает ни с кем.

Гости прибывали уже семейными парами. Невеста встречала всех — бросала хлопоты у столов, выходила к калитке, провожала к жениху и остальным гостям.

Появившиеся женщины продолжили начатую мужчинами тему и сделали вывод, что у Григория, несомненно, большое и доброе сердце. Зазвучали слова поздравлений. Поглядывая на мальчишку, заговорили про настоящую любовь. Жених одобрительно кивал, бросая теплые, благодарные взгляды в сторону ребенка.

Антон же, не обращая внимания на взрослых, закончил изучение фотографий на стенах и вышел в сад.

Гости на улицу не спешили, толпились вокруг жениха, который умело удерживал разговор вокруг своей широкой натуры. Ему хотелось закрепить это новое отношение коллег к нему. Только сегодня на него перестали смотреть как на чужака, как на человека «с волосатой рукой», который приехал на периферию для галочки, чтобы потом рвануть обратно в столицу, наверх. Скворцову льстило, что коллеги не бегут за столы, а подходят поговорить, сказать что-то хорошее. И он с удовольствием оттягивал момент застолья.

Появление женщин помогло ему в этом, придав разговорам еще большую возвышенность. Начав с большого человеческого сердца Григория, перешли к вопросам долга и призвания.

— Сейчас идейных — таких, чтоб опер до мозга костей, чтоб верой и правдой служил, — мало! Теперь в органы набирают кого ни попадя, всю систему отбора сломали, — горячился один из бывалых, а остальные одобрительно кивали головами. — Традиции рушатся! Все рушится! Хотя что я о традициях, если Союз — такую махину — развалили!

— Не буду скрывать, что всегда чувствовал призвание к службе в органах. — Григорий подхватил выгодную тему, уводя разговор от надоевшего обсуждения развала страны. — Никогда не сомневался в выборе профессии.

— Гены, — понимающе крякнул кто-то.

— Кстати, о генах! Я в училище увлекался теорией Ломброзо и скажу, — уверенно продолжал Скворцов, — что согласен с его утверждением: преступники уже рождаются таковыми. Хотя многие эту революционную идею не поддерживают, но вот для меня, молодого следователя, такое знание — отличный рабочий инструмент, особенно если говорить о профилактике преступности.

— Ладно тебе! Если бы ты так считал, то не взял бы женщину с ребенком, — прозвучало резонное замечание.

— Так у Ломброзо есть и на это ответ, — не смутившись, а даже с высокомерием знатока ответил Григорий. — Рыжие, по данным Ломброзо, крайне редко становятся преступниками. Мать Антона — добрый и кристально честный человек, а его отец — военный. Так что с генами тут все нормально.

— Ну хоть не космонавт! — В разгар беседы незаметно вошел начальник управления и с интересом слушал горячие рассуждения молодого подчиненного. — Ты бы еще Дарвина подключил к профилактике преступности. Давайте-ка за стол садиться! Поскольку родителей на свадьбе нет, то мне за старшего отдуваться. Мы традиции нарушать не будем — от нас самих тоже многое зависит! Не всегда рыба с головы гниет.

Все дружно потянулись на улицу, где улыбчивая Леночка как раз склонилась к своему ребенку.

— Ну что, артист! — начала она вкрадчиво, явно настроившись на длинную напутственную речь. Однако при виде выходящих из дома гостей заторопилась: — Надеюсь, что Бог услышал мои молитвы и ты наконец понял, насколько все это для меня важно! Иди играй — тебе Григорий крутую приставку купил. Нечего среди взрослых шнырять.

Через час застолья, когда все по команде начальника отошли на перекур, Леночка на цыпочках подкралась к новой комнате сына. Ребенок сидел на полу, крепко сжимая джойстик, и щелкал кнопками. В телевизоре по воле Антона куда-то бежал маленький разноцветный человечек.

— Все в ажуре, господа! — игривым шепотом пропела невеста, увидев прилипшего к экрану сына. — Сегодня мама расслабляется!

К вечеру свадьба была в самом разгаре, коллектив умело отдыхал.

Пока взрослые дружно и самозабвенно отплясывали, Антон вышел за ограду. Он повернулся лицом к своей длинной острой тени и последовал за ней. Та привела его к облезлой бетонной остановке и спряталась в ее каменном нутре. Скоро на улице появилась и потянулась к Антону другая тень — тоже длинная, но массивная. За ней, поднимая облако пыли, катился старый скрипучий автобус. Он остановился и приветственно распахнул двери.

Мальчик поднялся в салон. Тучная женщина с налипшими на лоб, как после бани, завитками волос, измученная то ли жарким днем, то ли жизнью вообще, равнодушно взяла у него несколько тусклых монеток.

Антон резво пошел в конец салона, но у задней двери замер. Воздух в этой части автобуса был заполнен солнечным светом и переливался мириадами висящих в пространстве пылинок. От малейших колебаний они создавали причудливую толкотню, неслись искрящимися потоками друг за другом, разлетались в стороны и свивались в завитки, завораживая причудливыми узорами. А стоило мальчику сосредоточиться на отдельно пролетающих частицах, как его восторг и удивление усилились: даже самая мелкая из них оживала и, ощутив на себе его внимание, благодарно искрилась в ответ.

Кондуктор посмотрела на мальчишку в тот самый момент, когда он шагнул в залитую солнцем часть автобуса, и была готова поклясться, что свет исходит именно от золотистой детской головы.

Автобус тронулся и развалил картинку. Мальчик пошатнулся, вцепился в поручень и шлепнулся на сиденье, свечение исчезло, а внутри автобуса тревожно замелькали тени.

Несколько остановок женщина не отрывала настороженного взгляда от одинокого маленького странника. Наконец, не выдержав, она засыпала его вопросами:

— Дружок, ты куда едешь-то? Автобус-то — последний! Тебя встретят?

Молчание ребенка насторожило кондуктора еще больше, но появление нового пассажира заставило ее переключить внимание.

— Проезд оплачиваем! — возмутилась она, увидев, что молодой человек прошел мимо в конец салона, словно там его ждало спасение.

— Да я всего одну остановку проеду!

— Ага, сейчас! — Усталость в глазах женщины сменилась воинственным блеском. — Оплачиваем или выходим!

— Вам жалко, что ли?

— Я тебе сейчас покажу «жалко»! — И она промаршировала к водителю. — Ильич, у нас тут «заяц»! Открой-ка!

Двери неприветливо распахнулись.

— На себе как будто везете! Поехали, а?

Парень настаивал на своем, но автобус упрямо замер с открытыми дверями.

Через минуту в салоне появился еще один человек. Он не поднялся в автобус, как обычный пассажир, а забрался туда, как голодный медведь в хижину лесника, рыская взглядом. О том, что это Ильич, Антон догадался, когда женщина с видом полководца, направляющего свое войско на неприятеля, указала пальцем на безбилетного пассажира.

Появление водителя сильно озадачило мальчика, разрушив сразу три привычных убеждения. Во-первых, Антон раньше считал, что водитель автобуса не может выходить из своей кабины и заходить к пассажирам. Второе убеждение было насчет Ильича. Об этом особенном человеке мальчик много раз слышал от бабушки, которая, тыча кривым пальцем в портрет, призывала внука запомнить вождя всех трудящихся. Поэтому Антон до настоящего момента сохранял уверенность в том, что Ильич может быть только один, как Бог или как президент, о которых взрослые тоже много говорили. А тут вот Ильич — водитель автобуса, да еще и такой, который может зайти в салон. Ну и третье — бьющий в нос едкий запах бальзама «Звездочка», от которого Антон по привычке зажмурился, зная, что сейчас защиплет глаза. Антон считал, что «Звездочку» используют только при простуде, но водитель больным не выглядел, хотя несло от него, как от нескольких больных сразу.

— Ну что, тварь! — Ильич, не похожий на вождя трудящихся, не торопясь подошел к «зайцу». — Для тебя конечная!

Он обхватил тонкую шею пассажира, словно это был рычаг переключения скоростей, и с легкостью уволок парня на улицу.

Антон с приоткрытым ртом наблюдал за расправой, а когда автобус тронулся, то до последнего вглядывался в сумерки за окном и гадал, будет ли ненужный пассажир шевелиться. Безбилетник, оставаясь неподвижным, быстро исчезал вдали. Автобус, громыхая и поскрипывая всем своим бездушным организмом, торопливо набирал скорость. Он пролетел по безлюдным лабиринтам промзоны и выехал на освещенный желтым фонарем округлый пятак конечной остановки.

— Погоди, не открывай двери! — Кондуктор торопливо просунула взмокшую голову в кабину водителя. — Мальчишка-то совсем маленький. Может, заблудился? Давай узнаем, вдруг ему помощь нужна. Или лучше милицию вызовем... Куда он пойдет по темноте?

— Тебе больше всех надо? Ментов она собралась вызывать! Беги лучше со своими разбирайся. Знает, видимо, куда идет. Была бы помощь нужна — сказал бы. Понарожают... — Ильич презрительно скривил лицо и ткнул толстым пальцем в кнопку открытия дверей. — Я бы некоторых не просто в тюрьмы сажал, а еще и кастрировал, как котов помойных, чтоб не размножались и ворье не плодили!

— Откуда в тебе столько ненависти к людям? — прерывисто, будто задыхаясь, произнесла женщина.

Слова Ильича явно попали в цель. Лицо кондуктора побагровело, на лбу вздулись вены, глаза не сразу, а постепенно, как тонущий корабль водой, налились злобой. Сперва хватая ртом воздух, а потом разбрызгивая слюну, как собака, через щель в заборе провожающая лаем ноги прохожего, женщина зашлась руганью:

— Да с тобой, гадина, ни одна баба никогда рядом не будет! Еще и дрянью вонючей мажешься, чтоб от тебя люди шарахались! А я терпела, молчала, хотя с тобой рядом стоять невозможно! Да какое там стоять — от тебя этой «Звездочкой» за километр несет, глаза разъедает! Ужас! Лучше, знаешь, нарожать побольше, пусть и от разных мужиков, чем жить как ты — ни ребенка, ни котенка! Дома никто не ждет!

— Меня кровать ждет, а «Звездочка» — чтобы не чувствовать, как весь этот мир воняет! — прорычал Ильич, бросил еще более презрительный взгляд на женщину и вылез из кабины.

Антон быстро отошел подальше от автобуса, переживая, что женщина в салоне показывала на него пальцем Ильичу — так же, как и на того, оставшегося лежать на дороге.

Единственная освещенная улица тянулась вдоль автобусного депо четырьмя желтыми фонарями и обрывалась темнотой. Людей видно не было, но отдаленные голоса и смех плотно заполняли сумрак, где-то лаяли собаки. Мальчик прошел вдоль забора депо половину освещенного расстояния и остановился: впереди ощущалось чье-то присутствие. С опаской дойдя до крайнего фонаря, Антон разглядел тихую улочку между частными домами и свернул в ее темную тишину.

Заросли ароматной сирени сразу плотно обступили его и укрыли от неспокойного мира. Мальчишка зашелестел листвой, пробираясь вперед. Где-то рядом орали коты, а в паузах между их воплями пробивались неспокойные человеческие голоса. В них, как и во всех звуках этой ночи, улавливалось напряженное противостояние.

— Прекрати! Серый, убери руки! Я кричать сейчас буду!

— Да хоть заорись!

Кусты закончились, и Антон оказался рядом с двумя силуэтами — кряхтящими, шуршащими одеждой и ругающимися друг с другом.

— Ой, что там? Мамочки! — закричал испуганный девичий голос, как только Антон шумно выбрался из зарослей.

— Ты чего орешь, я же ничего еще не сделал! — Второй голос был пьяный, наглый, молодой. — Ты куда, дура?!

Девушка сбежала, а к Антону теперь приближался тот, кого звали Серый.

— Э! Ты кто? — Лицо из темноты приблизилось вплотную, рассматривая нежданного гостя.

От Серого невыносимо разило алкоголем. Антон попятился было назад, но грубая рука ухватила его за ворот рубашки.

— Ты чё, дичь, натворил?! Ты обломал меня! Пошли со мной, отрабатывать будешь, щегол!

Антон рванулся в кусты, но рубаха с хрустом сдавила горло. Серый коротко объяснил, что будет, если пленник еще раз попытается сбежать.

Потаскав Антона за шиворот по темноте, он наконец остановился у стены двухэтажки. Свет горел лишь с торца дома, но глаза Антона стали различать того, с кем он имеет дело: это был подросток лет пятнадцати, коротко стриженный, в олимпийке и темных джинсах — как и большинство других подростков, которых Антон видел в последнее время.

— Ну что, малой... Не ссы, все нормально будет! Стой и не дергайся! — Серый прошелся вдоль дома, заглядывая в темные окна, и вернулся к Антону.

Тот послушно стоял на одном месте.

— Вот это! — прошептал парень, вглядываясь в темноту. — Короче, малой, я тебя сейчас подсажу — и ты залезешь в форточку. Понял? Пройдешь там тихо и откроешь входную дверь. Усек? Иди сюда!

Покряхтев, парень затолкал Антона в открытую форточку, и тот, барахтаясь в воздухе, исчез в ее черном квадрате.

Мальчик вновь оказался в кромешной тьме. Каждый скрип, малейший шорох, даже запах в квартире — едкий до слез — отдавались болью в затылке и висках. Антон окаменел, с ужасом и обидой понимая, что не в силах дойти до светлой точки вдалеке — глазка входной двери. Не выдержав напряжения, подогнулись ноги, и он опустился на колени. Так, нащупывая впереди себя дорогу, получилось медленно ползти к цели. От прикосновения к шершавой обивке двери по всему телу под мокрой от пота рубахой пробежал озноб. Антон, шатаясь, встал на ноги. Два поворота замка — и дверь легко открылась.

— Малой, тебе цены нет! Давай теперь на улицу, к окну! Будешь барахло принимать.

Запустив Серого в квартиру, Антон шагнул на бетонный пол лестничной площадки, как на сушу после долгой качки, ощущая под ногами устойчивую поверхность.

Пролетом ниже хлопнула дверь. Кто-то вошел в подъезд и должен был вот-вот показаться на лестнице, но мешкал.

— Ну-ка, пошла отсюда, тварь! — заорал мужской голос.

Завизжала собака, и снова хлопнула дверь.

— Весь подъезд провонял! Перестрелял бы вас всех!

Антон еще в квартире учуял острый запах «Звездочки» и вспомнил о водителе автобуса. Теперь уже было ясно, что в подъезд зашел Ильич, а Антон вышел из его квартиры. Взгляд пробежался по спасительной лестнице, ведущей на второй этаж, — там легко можно переждать. Но неожиданно для себя мальчишка развернулся, прошмыгнул обратно в квартиру, закрыл дверь и повернул до упора колесико замка.

— Ты чё, малой, творишь?! Я же тебе сказал под окном ждать! — зашипел Серый, но Антон прямиком рванул к окну и начал дергать шпингалеты на раме.

— Я тебе сейчас всеку и не посмотрю, что ты мелкий! — заорал пьяным, дурным голосом Серый и двинулся к Антону.

Но тут входная дверь лихорадочно затряслась и за ней послышался другой, уже нечеловеческий рев:

— Вы кто такие?! Дверь мне быстро открыли!

Серый дернулся, как ошпаренный, развернулся, попятился, но его ноги подкосились, и тело приземлилось на задницу. Глаза таращились сквозь мрак на дверь, которая громыхала и ходила ходуном.

Антон уже сумел открыть одну раму и безуспешно дергал затвор на второй.

Дверь внезапно замерла, и все как по команде тоже затихли, прислушиваясь к звукам. Серый, часто дыша, попробовал подняться, но тут же упал на четвереньки. Спазм согнул его тело пополам, и фонтан рвоты смачно ударил в пол. Все, что подросток так усердно вливал и впихивал в себя этим многообещающим вечером, теперь растекалось лужей вокруг. Серый все еще продолжал сидеть, приходя в себя, когда жуткой силы удар разорвал тишину. Мучительно захрустел дверной косяк, и в темную квартиру ворвалась полоска жгучего, хищного света.

Серого подбросило на ноги, он окончательно вышел из оцепенения, подбежал к окну и, оттолкнув Антона, вцепился в шпингалеты. Но те не собирались уступать ни миллиметра, намертво склеенные засохшей краской.

За спинами мальчишек не умолкал грохот ударов и треск дерева. Очередной удар — и дверь отлетела в сторону, как сбитый насмерть пешеход. В проеме, готовый растерзать любого, кто попадется под руку, медвежьим силуэтом застыл Ильич. Водитель всматривался в темноту в поисках жертвы.

— Я вас на куски сейчас рвать буду, твари! — И темная фигура бросилась через всю квартиру к окну, на фоне которого маячили две головы.

Звериными прыжками она стремительно приближалась к сникшим ребятам. Жуткий рев вогнал мальчиков в оторопь. Антон съежился на подоконнике, а Серый сполз по батарее на пол и зажмурился. Шаги хозяина гулко отсчитывали мгновения до сурового наказания. Но вдруг их мучительный ритм сменился каким-то протяжным звуком, и мужская фигура совершила непродолжительный, но эффектный полет. Ноги Ильича, ступив на рвотные массы, заскользили, оторвались от пола и вынеслись вперед. Водитель рухнул на спину.

Грохот и беспомощный стон заставили мальчишек открыть глаза. Им представлялся единственный шанс убраться из квартиры невредимыми, но проход к двери перегородило тело хозяина, который с руганью, скользя руками и ногами по полу, пробовал подняться.

Серый взмыл на подоконник и пинком распахнул оконные рамы. Хруст дерева и звон стекла слились с несущимися вдогонку проклятиями. Мальчишки вылетели на улицу вслед за осколками и, не останавливаясь, бросились наутек.

От звериных воплей и жутких угроз хозяина испохабленной квартиры каменели мышцы, перехватывало дыхание. Никакого азарта от баловства и погони и в помине не было: ноги у обоих беглецов то и дело предательски подгибались, затылки ломило, а спины жгло ледяным холодом. Казалось, крики преследователя заполнили и сотрясали весь ставший крохотным и безвыходным мир. И как только ребята добежали до зарослей сирени, они сразу повалились на землю и отползли поглубже в кусты.

Хищник смолк, но ходил кругами, придвигаясь все ближе. Его выдавало тяжелое дыхание, а вскоре стал чувствоваться удушливый запах рвоты с едкими нотами «Звездочки». Теперь замутило Антона, он чаще задышал, попытался подняться, но рука Серого крепко прижала его к земле. Через мгновение над головами мальчишек пролетела нога Ильича — тот вслепую пинал кусты в поисках своих врагов.

— Даже не надейтесь, что я ментов буду вызывать! — орал почти над ухом Антона Ильич. — Я вас сам найду, твари, и вы пожалеете, что родились на свет!

Постепенно шуршание кустов и свирепый голос удалялись. Мальчишки тихонько отползали все глубже в заросли, пока наконец не наступила тишина. Она казалась оглушительной, словно рухнула с неба и накрыла собой все. Антон даже зажмурил глаза — и сразу ощутил, будто летит где-то в космосе, далеко от дома, вдвоем с неизвестным товарищем и, возможно, новым другом, все дальше и дальше и они оба превращаются в сверкающие крупинки на фоне огромных галактик и немыслимых пространств...

Космическую тишину полета аккуратно прервала трель соловья. Его песня вернула Антона из далекого путешествия, а вся земля вдруг разом изменилась, став совсем не той, какую мальчик покидал на время, — теперь это была уютная, гостеприимная планета, мирно летящая среди искрящихся звезд.

— Малой, — прошептал рядом голос Серого, и в нем неожиданно послышалась забота и обеспокоенность, — а ты чего ночью один лазаешь и молчишь, как немой? Слышь, давай я тебя хоть домой провожу... Тебе вообще куда нужно? Тебя, наверное, мамка заждалась и с ума сходит!

Ребята вышли на улицу, освещенную четырьмя фонарями, и остановились.

— Ну и куда тебе?

Антон посмотрел на безлюдную остановку, где несколько часов назад он слез с последнего автобуса, но вместо ответа указал спутнику в противоположную сторону, куда-то в темную ночную даль.

— Ну пошли. Сигарет бы еще...

Они шли все время прямо, никого не встречая. Поселок спал. Даже собаки не хотели больше нарушать тишину. В конце улицы Антон остановился у высокого деревянного забора.

— Слышь, малой, а ты зачем сюда пришел? Ты вообще знаешь, кто здесь живет? Тут Солнце живет — авторитет местный. Ты ничего не попутал?

Антон просунул руку между калиткой и забором, звякнул засовом и исчез, оставив Серого наедине с его вопросами.

Сени были не заперты. Мальчик зашел, включил в них свет, сжал кулак и принялся долбить им в массивную деревянную дверь. Услышав, что ее открывают, он отступил на пару шагов.

Босиком, в одних семейных трусах, в сени вышел худой, покрытый синими узорами татуировок мужик.

— Антоха, сын?.. — Раздражаясь на свет, он скривил обвислое лицо и провел ладонью по своей грязно-рыжей голове, будто проверяя, на месте ли она.

Расписное тело отца всегда казалось Антону заколдованным местом, на котором застыли пойманные в ловушку существа. Мальчик и теперь искоса поглядывал, не готовы ли они стряхнуть с себя дурман. Но неподвижные фигуры не оживали. Сквозь вынужденный сон они все чувствовали, иногда открывая глаза и устало посматривая на Антона, и наверняка пытались избавиться от чар. Но колдовство было сильнее и никого не отпускало.

— Тебе чего? — заторможенно произнес отец и, видимо, не отдавая себе отчета в том, какое сейчас время суток, добавил: — Давай к мамке газуй. Я не один.

Мальчик наконец поднял взгляд с татуировок на вялое, как перекисшее тесто, лицо отца и нырнул в дом. Раздалось смущенно-игривое женское «ой», зашуршали вещи, захлопали какие-то дверцы, но Антон уже стоял в сенях лицом к выходу, с черным пластиковым свертком в руках.

— Чё приходил-то? — Мужчина не торопясь взял с печи пачку сигарет, прикурил и сел на корточки спиной к стене. — Все так же молчишь, артист?

Мальчик все так же молчал и спокойно смотрел на отца, а когда тот положил сигареты на печь, взял их, сунул в карман и вышел из дома.

На противоположной стороне улицы, непонятно чего ожидая, сидел на корточках Серый.

— А я думал, мы больше не увидимся!

Антон подошел и протянул товарищу пачку сигарет.

— Благодарю! — Тот взял и сразу вытянул одну сигарету за фильтр. — Тебе не предлагаю — ты еще мелкий. Здесь останешься или у тебя еще есть дела?

Антон показал на дорогу, ведущую к конечной остановке.

— Ну пойдем, бродяга! — хмыкнул Серый. — С тобой так-то весело! Уже светать начинает... Прикинь, малой, солнце встает! Это же ты сходил и разбудил Солнце!

Серый выпустил дым из легких и сипло закатился над своей шуткой. Антон улыбнулся. Смех товарища не прекращался и был настолько заразителен, что мальчишка вскоре звонко заливался вместе с ним, держась за живот, не в силах остановиться.

Солнце действительно давало о себе знать, высветляя небо на пути ребят. А когда они добрались до остановки, погасли фонари.

— Фонари выключили — ушло воровское время! Слышь, малой, а из тебя кучерявый подельник выйдет! Ты же мусорам не сольешь, даже если захочешь!

И Серый заржал, но уже каким-то дурным, обидным смехом, так что к Антону вернулась его прежняя суровость.

— Слушай, а ты писать-то хоть умеешь? — сквозь смех продолжал выспрашивать подросток.

Антон, измерив спутника неодобрительным взглядом, отрицательно мотнул головой.

— Вообще ништяк! — хмыкнул Серый и уже серьезно спросил: — Слушай, а что у тебя в пакете? Дай заценить!

Антон снова отрицательно мотнул головой и прижал сверток плотнее к себе, отчего пакет предательски-заманчиво зашуршал.

— Не гони! Дай посмотрю! — еще настойчивее потребовал Серый, подходя ближе.

Антон шагнул назад.

— Я посмотрю и отдам, малой!

Антон снова мотнул головой.

— Слышь, мышь, я же все равно посмотрю!

Антон сделал было еще шаг назад, но Серый в два прыжка оказался рядом и ухватился за сверток.

— Не тупи, малой, я только гляну!

Мальчик развернулся спиной и крепко прижал пакет к животу. Серый попытался разжать тонкие пальцы, но Антон начал умело и больно лягаться. Тогда подросток повалил его на землю, перевернул на спину и прижал коленями к земле неспокойные барахтающиеся ноги, а чтобы удержать верхнюю честь тела, которая извивалась ужом, упер в шею мальчишки свое предплечье. Оставалось вырвать свободной рукой сверток. Антон, хоть и хрипел с разбухшим багровеющим лицом, но только крепче сжимал пальцы, а Серый со все большим усердием дергал сверток, наваливаясь ему на шею. На миг мальчик замер, тараща глазенки. Серый уже ощутил приближение победы, как вдруг некая сила оторвала его от земли и он завис в воздухе прямо над загадочным черным свертком. Беспомощно размахивая конечностями, тупо моргая и вращая глазами, он пару секунд парил над землей, а потом рухнул на нее, корчась от боли.

— Ну что, отродье, я вам обещал, что найду вас? Теперь вторая часть моего обещания! — проскрежетал Ильич и с силой пнул подростка в живот.

Сонная округа вздрогнула от вопля, а с тополей возмущенно слетело разбуженное воронье.

— Я никуда не тороплюсь, это мы с тобой еще разминаемся!

Обойдя кругом сопящую в пыли жертву, мучитель наступил ей на кисть. В этот раз Серый сдержал крик и перешел на ругань.

— Ты смотри-ка — скалится!

В голосе водителя прорезался азарт. Ботинок сильнее прижал пальцы подростка к земле для нужного эффекта.

Но тут мир перед водителем вздрогнул и даже на мгновение вспыхнул искорками. Ильич покачнулся, обхватил руками голову и, потеряв равновесие, осел наземь.

Антон отбросил в сторону второй приготовленный для Ильича камень и пустился бежать вдоль улицы, словно пытаясь обогнать свою длинную, скользящую по дороге тень.

— Выродки... — Ильич растерянно размазывал по бледному лицу липкую черную кровь.

Не обнаружив за собой погони, Антон перешел на шаг и добрел до ближайшей остановки.

На первом утреннем автобусе он вернулся в дом Григория, где пьяный храп гостей и хозяев сотрясал окна. Люди лежали на кроватях, на полу, на столах среди пустых бутылок и остатков еды.

Мальчик огляделся, устало улыбнулся и развернул потрепанный черный сверток...

Через час, никем не замеченный, он спал в кровати, предварительно убрав оттуда скрученный из вещей и оставленный на ночь под одеялом муляж.

Разбудили Антона голоса. В доме громко ругались. Он подскочил, испуганно оглядывая комнату, но понял, где находится, и снова рухнул на подушку. Шум ссоры продолжался, заснуть уже было невозможно. Мальчишка лежал с довольным лицом, слушая, как Григорий кричит на мать и требует развода.

* * *

— Но как? Откуда взялись наши с твоим папашей долбаные фотографии в доме Гриши, на стене, да еще и в рамочках! — не унималась Лена даже после скоропостижного развода с Григорием. — Ты точно мне ничего сказать не хочешь?

Антон, не меняя выражения лица, покачал головой.

— Господи, когда же ты снова разговаривать начнешь? — с тоской в голосе произнесла Лена, закрывая лицо руками. — Не все же тебе на родителей сердиться!

Антон с тревожным ожиданием посмотрел на мать. Никогда он не видел ее такой беззащитной и наконец-то по-настоящему близкой — такой, какой хотел видеть всегда. Такой, для какой был готов сделать все что угодно.

— Прости меня! — вдруг взмолилась она, убирая ладони от мокрого лица и протягивая их к сыну. — Как нам дальше-то жить? Господи…

— Вдвоем, и больше никого, — шепотом, словно открывая тайну, ответил мальчик, пойманный объятиями матери.