(Из записок военной переводчицы)
Файл: Иконка пакета 13_nerucheva_v.zip (12.71 КБ)



Маргарита НЕРУЧЕВА

ВОЗМЕЗДИЕ
(Из записок военной переводчицы)

17 августа 1987 года в Межсоюзнической тюрьме Шпандау в Западном Берлине покончил жизнь самоубийством (по официальной версии) последний и самый таинственный из
фашистских главарей 93-летний Рудольф Гесс, приговоренный на суде в Нюрнберге к пожизненному заключению. Мне довелось длительное время работать военной переводчицей и цензором в Шпандау. Я хорошо знала Гесса и ничуть не сомневаюсь в том, что никакого самоубийства не было. Кому и зачем понадобилось убрать одряхлевшего нациста?…
Судебный процесс над нацистскими преступниками в Нюрнберге продолжался почти одиннадцать месяцев. Приговор Международного Военного Трибунала был суровым: двенадцати из двадцати четырех военных преступников — смертная казнь через повешение троим — пожизненное заключение, четверо получили сроки от 10 до 20 лет.
16 октября 1946 года в нюрнбергской тюрьме американский сержант привел в исполнение смертный приговор. Тела казненных сожгли, прах развеяли по ветру. Оставшиеся в живых разобрали виселицы…
Потребовалось еще долгих семь месяцев, чтобы наконец четыре державы смогли договориться, что исполнение приговора для остальных преступников, приговоренных к различным срокам наказания, должно приводиться в соответствие с законоположением о порядке приведения в исполнение уголовных наказаний в немецких тюрьмах.
Союзнический Контрольный Совет счел необходимым выбрать место заключения в городской черте Берлина. Самой изолированной и удобной для охраны оказалась тюрьма Шпандау в Западном Берлине, куда и были доставлены Р. Гесс, К. Дениц, К. Нойрат, Э. Редер, А Шпеер, Б. Ширах и В. Функ. Раньше это была прусская военная тюрьма, построенная в 1578 году в Шпандау, тогда еще далеком пригороде Берлина. Заключенные хорошо знали эту громадную крепость. Выбор сам по себе был верен, поскольку, начиная с 1933 года, она выполняла функции следственной тюрьмы со сборным пунктом политических заключенных перед отправкой их в концлагеря. Многие тысячи гитлеровских жертв подверглись здесь жестоким истязаниям. До 1947 года в Шпандау сохранялись орудия пыток, специальное помещение с гильотиной и виселицей. На стенках камер можно прочитать надписи на русском, украинском, польском и сербском языках. Трехэтажное здание было окружено стеной с шестью сторожевыми вышками. С внешней стороны стены имелось еще два дополнительных ограждения из колючей проволоки высотой в три метра, причем одно из них находилось постоянно под током высокого напряжения….
Тюрьма управлялась совместно четырьмя державами. Каждая страна была представлена директором в звании подполковника, офицером-медиком, а так же переводчиком и надзирателями. Решения принимались при общем согласии.
Внешняя охрана тюрьмы осуществлялась советскими, американскими, английскими и французскими часовыми. Вооруженные автоматами, они круглосуточно наблюдали со сторожевых вышек. Караул поочередно менялся каждый месяц, как и директора. Служебный и обслуживающий персонал для работ внутри тюрьмы состоял из лиц только мужского пола из стран, принадлежащих Объединенным нациям. Прошлое этих людей тщательно проверялось, они должны были полностью внушать доверие. Немцев на службу не принимали.
Финансовые расходы по содержанию тюрьмы нес сенат Западного Берлина, они составляли 850 тысяч марок в год.
По прибытии заключенных препроводили в главное тюремное здание, где их обыскали и после медицинского осмотра направили в комнату надзирателей, где уже их ждало семь комплектов форменной одежды с номерами на спине и коленях. Гесс, всегда претендовавший на роль первого человека в нацистской партии после Гитлера, и здесь хотел получить форму под №1. Но старший надзиратель выдал ему одежду в последнюю очередь, с №7. Под этим номером Гесс провел всю оставшуюся жизнь.
В августе 1957 года я в звании капитана была откомандирована в Берлин для работы переводчицей в Шпандау. Я знала английский, французский, и, оказавшись в Берлине, без большого труда выучила немецкий. Позже стала работать еще и цензором.
Цензуру мы проводили двое: от «западников» — англичанин Генри Хартман, от нас — я. Тюрьму, рассчитанную на шестьсот заключенных, к началу моей работы в Шпандау занимали трое. Год назад их было семеро.
В 1954 году и в течение последующих двух лет в связи с тяжелым заболеванием и преклонным возрастом были освобождены Нойрат, Редер, Функ и Дениц, у которого закончился десятилетний срок заключения. В тюрьме остались Ширах, Шпеер и Гесс.
Их разместили во внутреннем камерном блоке, где в коридоре длинной около тридцати метров размещалось 32 камеры. Чтобы заключенные не перестукивались и не передавали друг другу какую-либо информацию, по обеим сторонам от занимаемой камеры находились пустые помещения. В камере стояла железная койка с матрацем, застеленным простыней, небольшой стол и деревянный табурет. В любое время заключенных могли обыскать. Камеры тщательно осматривались не менее двух раз в день. Когда свет выключался, проверку производили с помощью электрических фонарей. Годами приученные к такому режиму, заключенные в ночное время спали с темными повязками на глазах.
Заключение было одиночным (в одиночных камерах), но работы, посещение и прогулки — общие. По немецким законам узники тюрем должны били каждый день работать, кроме воскресных и праздничных дней. Когда их в Шпандау было семеро, они в камерном блоке клеили за длинным столом конверты. Им запрещено было переговариваться, общаться. Правда, иногда один из них читал вслух какую-нибудь книгу, разрешенную цензурой. Но при мне, когда заключенных оставалось только трое, этот вид работ отменили. Основная работа была перенесена в сад.
Гесс никогда ничего не делал. Гулял один по дорожкам или, сославшись на нездоровье, сидел, уставившись в одну точку.
Однажды я наблюдала такую сценку. Гесс подметал коридор. Собрав мусор в совок, он воровато оглянулся по сторонам — не смотрит ли кто — и со злостью разбросал мусор снова.
Рацион питания в Шпандау был таким же, как и в других тюрьмах. По калорийности здешний паек соответствовал общепринятому немецкому тюремному пайку. Но каждая из сторон в свой месяц закупала продукты по собственному усмотрению. Наша сторона и режим, и рацион выдерживала очень строго. Продукты брали попроще,
никаких деликатесов. А вот американцы даже зимой привозили свежие помидоры, закупали в Дании молоко. Они кормили заключенных почти так же, как служащих и гостей в офицерской столовой.
В одном из писем матери Шпеер писал: «К сожалению, у меня начинает появляться брюшко… и снова передо мной встал старый вопрос о весе. В настоящее время председательствуют англичане, поэтому у меня на столе пикули, кетчуп и английская горчица».
Наш же месяц для заключенных был как бы разгрузочным, по сравнению с тремя предыдущими. Врачи, наблюдавшие заключенных, были единодушны в том, что, огражденные от внешних раздражителей, в таких условиях они будут жить по сто лет. Красноречивым тому примером мог служить Гесс…
Каждую неделю узники имели право писать и получать по одному письму в 1300 слов. Существовали жесткие требования: писать только на немецком, разборчиво, не прибегая к шифрам и стенографическим знакам. Содержание писем ограничивалось личными вопросами.
Кроме того, заключенным ежемесячно предоставлялось одно свидание продолжительностью тридцать минут.
Если Ширах и Шпеер очень дорожили ими и старались их использовать как можно полнее для общения со своими семьями, то Гесс ни разу не пригласил приехать ни жену, ни сына. Объяснял он это так: «Я считаю недостойным встречаться с кем бы то ни было в подобных обстоятельствах».
Гесс никогда ни в чем не раскаивался, Гитлера боготворил до самой смерти, а свое пребывание в тюрьме подчинил одной цели — и после смерти остаться в памяти поколений таким, каким был всю жизнь. В этой связи вспоминается его письмо к жене: «Если бы мне пришлось начать жизнь сначала, я бы все повторил».
А вот некоторые фрагменты из разговоров Гесса с нашим директором.
9 мая 1972 года: «О своей деятельности я думаю то же самое, что и раньше. При мне не было концлагерей, все осложнения произошли после моего отлета в Англию. Однако должен заметить, что они были и есть в других странах, в том числе и в СССР. У нас в те времена было много людей, которые мешали нормальной деятельности государственного аппарата. Что касается расовой политики и геноцида, то тут мы были совершенно правы, и это подтверждают нынешние беспорядки в США. Мы не хотели, чтобы подобное было в Германии. Немцы — нордическая раса и допускать смешение немцев и евреев, представителей другой расы мы не могли. Наша политика была правильной. Этих взглядов я придерживаюсь и сейчас»
25 июля 1973 года: «Я и раньше ничего не имел против русских, но всегда считал и придерживаюсь этого мнения и поныне: советская система является злом, которое надо уничтожить. Будучи одним из руководителей рейха, я полагал, что Советский Союз представляет угрозу моей стране. Именно поэтому мы решили нанести превентивный удар, а если и имели место зверства немцев в России, то это неизбежно в любой войне».
В рейхе Гесс был третьим человеком после Гитлера и Геринга, а в нацистской партии — вторым. Именно ему в 1933 году Гитлер предоставил право принимать решения по всем партийным вопросам. В 1939 году он объявил Гесса своим преемником после Геринга. Гессу поступали на предварительное утверждение все законопроекты, он занимался подбором кадров. Все военные акции Германии намечались и готовились при участии Гесса; он подписывал указы о присоединении к Германии захваченных территорий. В сентябре 1935 года именно он утвердил «Закон о защите крови и чести», а так же приказ о лишении евреев права голоса и занятия общественных постов. Последствия этой «законодательной инициативы» — миллионы убитых, замученных, доведенных до нечеловеческого состояния людей. Позже сфера действия этих актов вышла далеко за пределы Германии. Во имя бредовых идей о господстве немецкой расы уничтожались или превращались в рабов славянские народы. Имя Гесса становится зловещим для всей Европы. Особенно после того, как он подписал декреты о присоединении Австрии к нацистской Германии, о расчленении Чехословакии и о включении в германский рейх польских земель. Все это лишний раз подтверждает, насколько прав был наш обвинитель в Нюрнберге, утверждая, что Гесс трижды заслужил виселицы.
Заключенным разрешалось иметь у себя в камере одиннадцать фотокарточек. Почему именно столько — никто не знает. У Гесса не висело ни одной. Позже его заставили повесить на стену две — жены и сына, найденные у него при очередном досмотре под матрацем.
В октябре 1969 года у Гесса произошло резкое обострение язвенной болезни. Под угрозой смерти ему пришлось пересмотреть свое решение о встречах с родственниками. Гесс попросил разрешение на свидание с женой и сыном, которых не видел 28 лет. Свидание состоялось в палате английского военного госпиталя в Западном Берлине. В дальнейшем свидания стали регулярными.
После освобождения Шираха и Шпеера в связи с истечением двадцатилетнего срока, предусмотренного приговором, заключенный №7 остался в тюрьме один. Там он пробыл еще 22 года, пока не совершил «самоубийство».
В общих чертах официальная версия смерти Гесса сформулирована американским директором тюрьмы через несколько часов после случившегося и в дальнейшем принципиально не менялось:
«Гесс, как обычно, находясь на прогулке, — заявил журналистам американский директор, — в сопровождении надзирателя направился к садовому домику. В это время неожиданно позвали к телефону, и он побежал в здание тюрьмы. Когда спустя несколько минут он вернулся в домик, то обнаружил Гесса уже бездыханным, с обмотанным вокруг шеи электрическим шнуром. Были проведены реанимационные мероприятия, и Гесса доставили в британский военный госпиталь. После повторных попыток оживления в 16. 10 было объявлено о его смерти».
В кармане у Гесса была обнаружена записка. Вот она в переводе: «Просьба к администрации тюрьмы переслать это домой. Написано за несколько минут до моей смерти. Я благодарю вас всех, мои дорогие, за все хорошее, что вы для меня сделали. Скажите Фрайберг (служащая канцелярии Гесса —
М.Н.), что, к моему великому сожалению, я, начиная с Нюрнбергского процесса, был вынужден вести себя так, будто я ее не знаю. Мне ничего другого не оставалось… Я был так рад снова увидеть ее. Я получил ее фотографии и всех вас. Ваш дед».
Медицинская экспертиза трупа обнаружила, кроме характерного повреждения шеи при удушении, ушибы челюсти, кровоизлияние под волосами на затылке, множественные переломы ребер и грудины. Было сделано заключение, что смерть наступила в результате удушения. Но это вовсе не отвечало на вопрос: сам ли Гесс повесился, или ему «помогли».
Сомнения возникли после того, как было доказано, что «предсмертную» записку Гесс написал еще в 1969 году в британском военном госпитале, когда тяжело заболел и готовился к смерти. Тогда это послание спецслужбы почему-то не передали по назначению, а сохранили у себя. Возникший скандал спустили на тормозах, и официальную версию перепроверять не стали.
Кому это было выгодно?..
Сын Гесса Вольф Рюдигер , британский хирург Хью Томас, а так же ряд журналистов взялись за собственное расследование, результатом которого стали вышедшие в Европе книги «Смерть Рудольфа Гесса?», «История двух убийств» и «Убийство Рудольфа Гесса. Таинственная смерть моего отца в Шпандау». В них главным подозреваемым в заказе на убийство Гесса называется правительство Великобритании. Предпосылкой якобы послужило решение Горбачева дать согласие на освобождение престарелого заключенного в ноябре 1987 года в связи с визитом в Москву президента ФРГ. До этого США, Франция и Англия не мене двух раз в год, обращались к Советскому Союзу с предложением помиловать из гуманных соображений последнего заключенного Шпандау. Москва категорически отвергала подобный шаг. Особую настойчивость проявляли англичане. Потому что предвидели реакцию русских.
Пока Гесс сидел в тюрьме, ему строго-настрого было запрещено что-либо говорить и писать о предпринятой им в мае 1941 года «миссии мира». Его переписка и свидания с родственниками и адвокатами тщательно контролировались тюремной администрацией. Выйдя на свободу, Гесс мог нарушить это молчание и поведать миру о тайнах, окружавших его полет в Шотландию и переговорах с представителями английского правительства. Именно это и послужило причиной, по которой убрали старого нациста, уверены авторы вышеназванных книг.
Врльф Рюдигер, например, считает, что отец вез в Шотландию предложения по решению еврейского вопроса в Германии путем расселения. Он убежден, что если бы миротворческая миссия Гесса увенчалась успехом, массового истребления евреев в Европе можно было бы избежать. Но кто-то очень могущественный в британском правительстве резко оборвал миссию Гесса. Его тогда отправили в тюрьму — сначала в Великобритании, а затем и в Германии.
В стенограмме Нюрнбергского процесса зафиксирован примечательный факт. На заседании 31 августа 1946 года Гесс пожелал сообщить трибуналу о своей миссии в Англии, но успел только произнести: «Весной 1941 года…», как его прервал председатель трибунала англичанин Лоуренс. А потом Гесс отказался отвечать на вопросы судей и обвинителей, разыграл невменяемого, потерявшего память. На потерю памяти он часто ссылался и в тюрьме. Так что перспектива освобождения Гесса в 1987 году порождала
проблему утечки информации.
Развивая свою гипотезу, Вольф Рюдигер утверждает, что во время кэмп-дэвидской встречи Д. Картера, М. Бегина и А. Садата в 1978 году президент США и глава Израиля якобы подписали секретный протокол о том, что Гесс из Шпандау живым не выйдет…
Утверждение Вольфа Рюдигера, что визит Гесса в Англию был миротворческим и связан с решением еврейского вопроса, не выдерживает критики. Это не больше, чем попытка обелить в глазах общественного мнения махрового нациста, военного преступника. Появившиеся в последнее время ранее неизвестные документы доказывают, что «миссия Гесса» преследовала иную цель — заставить Великобританию выйти из войны с Германией, чтобы развязать себе руки и полностью сосредоточиться на подготовке вторжения в Советский Союз, дата которого к тому времени уже была определена. Гесс был уверен, что если Англия не согласится на переговоры, она окажется перед лицом полного разгрома.
Переговоры с Гессом в Англии держались в строжайшей тайне. Они периодически прерывались, затем, в зависимости от положения на фронтах, возобновлялись вновь. «Миссия Гесса» тем не менее не увенчалась успехом. Английская общественность ее встретила в штыки. Неприемлемой оказалась она и для Черчиля, так как один из пунктов предлагаемого Германией договора выдвигал требование — «правительство без Черчиля».
Затянувшееся путешествие Гесса было прервано окончанием войны. Из Англии Гесс был доставлен в разрушенный Нюрнберг во Дворец юстиции на скамью подсудимых.
Однако «заслуги» Гесса не были забыты и благодаря голосам судей западных держав он был приговорен к пожизненному тюремному заключению. Советская сторона, как известно, высказала особое мнение, считая, что Гесс заслуживает смертной казни.
Не позволяют верить в самоубийство Гесса и некоторые красноречиво «говорящие» детали.
Например, в день его смерти к Гессу не хотели пускать санитара-тунисца Маури, который опекал его. Только через полчаса с трудом прорвавшись к садовому домику, специально построенному для Гесса на случай плохой погоды, Маури увидел своего подопечного лежавшим на полу без признаков жизни. В домике находились американский надзиратель и еще двое военных. Их присутствие было грубейшим нарушением устава. Маури стал делать Гессу искусственное дыхание, но его чемоданчик для «первой помощи» оказался взломанным, а кислородный баллончик в нем пустым, хотя накануне Маури его проверял. У появившегося затем английского врача медицинский инструментарий тоже был в «разобранном» состоянии. Гесса привезли в госпиталь, но он был уже мертв. Два незнакомых военных исчезли, а санитару посоветовали держать язык за зубами.
Гесс-младший полагает, что двое неизвестных в американской форме, которых санитар застал в садовом домике, были переодетыми сотрудниками британских спецслужб. А один из них, «помогая» санитару, делал массаж сердца с такой силой, что сломал несколько ребер и грудину, что подтвердила судебно-медицинская экспертизой.
О многом говорит и такой факт, что секретные документы о цели полета Гесса в Англию британское правительство обещало обнародовать до 2000 года, потом срок перенесли на 2017 год. Может быть, смерть Гесса связана именно с тайной которую скрывают эти документы?
100-летие «Сибирских огней»