«Я знаю: мир не рухнет без меня...»

* * *

Скоро стукнет полвека.
Силенки не те,
а все хочется места получше под солнцем.
А пора бы глаза приучать к темноте,
как однажды сказал стихотворец Чухонцев.

А пора б поумнеть, помягчать, поостыть,
попроветрить мозги, сплюнуть сладкие слюни,
бросить пить и хотя бы собаку купить,
как задумал Иван Алексеевич Бунин.

* * *

Никаких фотографий не надо:
пусть несет нас с тобой по стране
эта ночь,
в запыленном окне
отразившихся накрепко рядом.

Пусть притихшую душу мою
до конца разгрохочут колеса,
жарким шлаком отбросят с откоса
той земле, на которой люблю —

неуютной, но все же родной;
неприветной, и все же сердечной,
на которой, как все, мы не вечны,
как и все — мимолетны с тобой.

Так не хмурь своих ломких бровей,
не дичись — все не так уж и плохо.
И, бог даст, не забудет эпоха
нас на станции темной своей.

* * *

Как хочется листвы — в окно,
поближе,
пахучего и клейкого тепла,
полосок света, дымчатых и рыжих,
по комнате —
от двери до стола!
И чтобы дождь,
и чтобы зуд пчелиный,
а поначалу — воробьиный гам,
такой,
что только брызги по снегам,
заляпанным подтаявшею глиной!
И чтобы голос твой
звенел,
звенел,
звенел!..

Мир будто бы и не был черно-бел.

* * *

Я думал, что кровь отыграла во мне,
пропала закваска.
Но твой силуэт разлила в глубине
закатная краска.

И вздрогнул мой дом от крыльца до стропил,
аж пыль заклубилась.
А я и в смятенье своем находил
Господнюю милость.

И снова подушка моя горяча,
и солнечным всплеском
негромкая радость взошла у плеча
в обличии женском.

* * *

Мое окно выходит в небо,
и я с седьмого этажа
частенько вижу, как нелепо
среди людского ширпотреба
живет пернатая душа.

Порою мечется во мраке,
но чаще прячется во мрак
и, хохлясь на помойном баке,
ждет корку со стола гуляки,
косясь на кошек и собак.

Она забыла перелеты
и разучилась вить гнездо.
Убогий двор — ее широты,
мосол говяжий — верх заботы —
шлифует клювом от и до.

И пусть. Я разве осуждаю.
Да мне ль с седьмого этажа
судить-рядить, с какого края
грешна такая-растакая
душа пернатого бомжа?

Я сам не лучше, и житуха
меня полвека гнет в дугу.
На все б махнул (набрался духу),
когда б ни жалкая краюха
на измордованном снегу.

* * *

Облетела листва, стало небо видней.
Это в жизни моей поубавилось дней.
И тропинка судьбы не петляет вдали,
а все дальше уводит меня от земли.
Лишь колени дрожат да ступени скрипят,
да за облако тщетно цепляется взгляд.

* * *

Я знаю: мир не рухнет без меня,
он будет жить привычной суетою —
и есть, и пить, и греться у огня,
и жен любить, которых я не стою.

Никто и не заметит недочет
в людской реке, в ее водовороте;
кивок прощальный не возьмет в расчет,
значенья не придаст щемящей ноте.

Он лишь на миг задержится во мне,
как луч вечерний, зацепивший крышу.
Но что о нем на горней вышине
я расскажу
и о себе услышу?