Вы здесь

Жизнь, слезы и любовь Анны Керн

Анна МИНАКОВА



ЖИЗНЬ, СЛЕЗЫ И ЛЮБОВЬ АННЫ КЕРН






Имя Анны Керн в сознании русского читателя неразрывно связано с известнейшими строками Пушкина: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты…» За два столетия, прошедшие с момента написания этого стихотворения, литературоведы и историки успели провести множество изысканий по поводу отношений великого поэта с незаурядной женщиной — от их первой встречи в Петербурге, в аристократическом салоне Олениных, до последней, похожей на мистический миф: существует версия, что гроб Анны Керн повстречался с памятником Пушкину, который ввозили в Москву к Тверским воротам. По другой версии, Анна Петровна незадолго до смерти из своей комнаты услышала шум, вызванный перевозкой огромного гранитного постамента для памятника Пушкину, и, узнав, в чем дело, сказала: «Ну, слава Богу, давно пора!»
Надо сказать, высокая нота, взятая А. Пушкиным в стихах, ощутимо «приземляется» его нелицеприятными высказываниями о «гении чистой красоты» в письмах к друзьям, что до сих пор щекочет нервы любителям пикантных подробностей. Оставим это на совести поэта. Как бы там ни было, посвящение Пушкина А. Керн стало чуть ли не самым популярным лирическим стихотворением в русской литературе. А сама Анна Петровна в памяти потомков осталась воплощением женственности, идеальной музой.
Но та, реальная, жизнь, которую Анна вела вне «ореола» Александра Сергеевича, была непроста и порой трагична. Сохранились воспоминания, дневники и письма А. Керн, в которых задокументированы ее переживания и факты жизни. Большую их часть Анна Петровна написала в возрасте 70 лет в местечке Сосницы на Черниговщине.
«Грудным ребенком я переехала в Лубны, где отец получил имение в 700 душ. Родительская усадьба располагалась на чрезвычайно живописном месте, на склоне горы, спускавшейся террасами к реке Суле, среди берестовых, липовых и дубовых рощ…»
Дед Анны Марк Полторацкий принадлежал к старинному украинскому казацкому роду. Уроженец сотенного местечка Сосницы, он учился в Киево-Могилянской академии. Алексей Разумовский, разыскивавший на малороссийских землях талантливых певцов для Придворного хора, пригласил М. Полторацкого, обладателя прекрасного баритона, в Петербург. Из северной столицы молодой певец вскоре был направлен в Италию для совершенствования вокального мастерства. Вернувшись в Петербург, он стал дирижером, а спустя 10 лет — управляющим Придворной певческой капеллы. За многолетнюю службу он получил чин действительного статского советника, который давал право на потомственное дворянство. У М. Полторацкого было 22 ребенка! Анна Керн родилась в семье его младшего сына Петра, подпоручика в отставке, лубенского предводителя дворянства.
О своем отце Анна вспоминала: «Он был выше всех на голову, и его все уважали. Он своим умом и образованием обаятельно действовал на простодушных лубенцев и снискал их любовь». В лубенский круг общения Полторацких входили Новицкие, Кулябки, Кочубеи — потомки старинных родов казацкой старшины.
В Лубнах Анна Петровна прожила до замужества, учила брата и сестер, танцевала на балах, участвовала в домашних спектаклях… «и вела жизнь довольно пошлую, как и большинство провинциальных барышень. Несмотря на постоянные веселости, обеды и балы, в которых я участвовала, мне удавалось удовлетворять свои страсти к чтению, развившиеся во мне с пяти лет. В куклы никогда не играла и очень была счастлива участвовать в домашних работах».
В те годы в Лубнах был расквартирован конно-егерский полк, и многие офицеры были поклонниками юной красавицы. Но замужество Анны было решено по воле отца, человека строгого и деспотичного: ее женихом стал 52-летний генерал-майор Ермолай Федорович Керн, участник войны с Наполеоном, командир дивизии, к которой принадлежал Лубенский полк. Девушка была поражена таким решением: «От любезностей генеральских меня тошнило, я с трудом заставляла себя говорить с ним и быть учтивою… Зная желание родителей, я предвидела, что судьба моя решена родителями, и не видела возможности изменить их решение».
Венчание Анны Полторацкой с Е. Керном состоялось 8 января 1817 г. в Лубенском соборе. Ее отвращение к генералу после женитьбы только усилилось. В дневнике молодой женщины постоянно появлялись записи, полные то глубокой тоски, то негодования: «Его невозможно любить — мне даже не дано утешения уважать его; скажу прямо — я почти ненавижу его».
В 1817 г. на балу в Полтаве, устроенном по случаю смотра 3-го корпуса генерала Ф. В. Остен-Сакена, состоялось знакомство Анны с императором Александром I.
«Не смея ни с кем говорить доселе, я с ним заговорила, как с давнишним другом и обожаемым отцом! Он заговорил, и я была на седьмом небе и от ласковости этих речей, и от снисходительности к моим детским понятиям и взглядам! Я возвратилась домой такая счастливая и восторженная, рассказала мужу весь разговор с царем и умоляла устроить мне возможность ещё раз взглянуть на него, что он и исполнил. <…> По городу ходили слухи, вероятно несправедливые, что будто император спрашивал, где наша квартира, и хотел сделать визит… Потом много толковали, что он сказал, что я похожа на прусскую королеву… Может быть, это сходство повлияло на расположение императора к такой неловкой и робкой тогда провинциалке! Я не была влюблена… я благоговела, я поклонялась ему!.. Этого чувства я не променяла бы ни на какие другие, потому что оно было вполне духовно и эстетично. В нем не было ни задней мысли о том, чтобы получить милости посредством благосклонного внимания царя, — ничего, ничего подобного… Все любовь чистая, бескорыстная, довольная сама собой!»
Известно, что император Александр I стал крестным отцом первой дочери А. Керн, Екатерины.
Анна Петровна впервые приехала в Петербург в 1819 г., где была представлена своей тетке Елизавете Олениной, жене Александра Оленина, видного государственного деятеля, президента Академии художеств. (Спустя много лет именно А. Керн напишет стихотворную эпитафию для надгробия А. Оленина в Александро-Невской лавре.) В аристократическом салоне Олениных на набережной Фонтанки, д. 101, собиралась творческая элита того времени: К. и А. Брюлловы, О. Кипренский, Н. Гнедич, В. Жуковский, Н. Карамзин, И. Крылов и др. Там и произошла ее первая встреча с Пушкиным, ставшая судьбоносной. Поэт, тогда еще не слишком известный, не произвел на Анну сильного впечатления. Об этом вечере А. П. Керн вспоминала: «За ужином Пушкин уселся с братом моим позади меня и старался обратить на себя мое внимание льстивыми возгласами, как, например: “Можно ли быть такой хорошенькой!” Потом завязался между ними шутливый разговор о том, кто грешник и кто нет, кто будет в аду и кто попадет в рай. Пушкин сказал брату: “Во всяком случае, в аду будет много хорошеньких, там можно будет играть в шарады. Спроси у m-me Керн, хотела ли бы она попасть в ад?” Я отвечала очень серьезно и несколько сухо, что в ад не желаю. “Ну, как же ты теперь, Пушкин?” — спросил брат. “Я раздумал, — ответил поэт, — я в ад не хочу, хотя там и будут хорошенькие женщины...”»
Их следующая встреча, ставшая эпохальной для русской литературы, состоялась шесть лет спустя в с. Тригорское, близ с. Михайловского — в июле 1825 г., в имении А. Осиповой, тетушки Анны. К тому моменту А. Керн стала матерью двух дочерей: Екатерины и Анны. В день отъезда Анны Петровны из Тригорского Пушкин передал ей экземпляр второй главы «Онегина», в который был вложен лист со стихотворением «Я помню чудное мгновенье…» Согласно дневникам Керн, когда она собиралась спрятать подарок в шкатулку, Пушкин пристально посмотрел на нее, выхватил листок со стихами и не хотел возвращать. «Насилу выпросила их опять. Что у него промелькнуло в голове, не знаю…»
Сам Пушкин так писал о своих чувствах в письме, адресованном кузине А. Керн, Анне Вульф, с которой она из Михайловского уехала в Ригу: «Каждую ночь я гуляю в своем саду и говорю себе: здесь была она... камень, о который она споткнулась, лежит на моем столе подле увядшего гелиотропа. Наконец я много пишу стихов. Все это, если хотите, крепко похоже на любовь, но божусь вам, что о ней и помину нет».
Переписка между Пушкиным и Керн, завязавшаяся после встречи в Тригорском, длилась около полугода. Письма А. Керн к Пушкину не сохранились, а вот Анна долгие годы берегла письма «солнца русской поэзии». В дни лишений на закате своих дней Анна Петровна вынуждена была продать дорогие сердцу письма поэта за бесценок (каждое по пять рублей).
Александр Сергеевич в письмах к А. Керн был не только сладкоречив, но и весьма остер на язык: «Вы уверяете, что я не знаю вашего характера. А какое мне до него дело? очень он мне нужен — разве у хорошеньких женщин должен быть характер? главное — это глаза, зубы, ручки и ножки... Как поживает ваш супруг? Надеюсь, у него был основательный припадок подагры через день после вашего приезда? Если бы вы знали, какое отвращение испытываю я к этому человеку! <...>Умоляю вас, божественная, пишите мне, любите меня».
А. Керн достаточно трезво рассуждала о чувствах поэта: «Живо воспринимая добро, Пушкин, однако, как мне кажется, не увлекался им в женщинах; его гораздо более очаровывало в них остроумие, блеск и внешняя красота. Кокетливое желание ему понравиться не раз привлекало внимание поэта больше, чем истинное и глубокое чувство, им внушенное... Причина того, что Пушкин скорее очаровывался блеском, нежели достоинством и простотою в характере женщин, заключалась, конечно, в его невысоком о них мнении, бывшем совершенно в духе того времени. <...> Я думаю, он никого истинно не любил, кроме сестры своей да старенькой няни».
Весной 1826 г. между супругами Керн произошел разрыв, приведший к разводу. Вскоре умерла их четырехлетняя дочь Анна. А. Керн не присутствовала на похоронах, поскольку была беременна дочерью Ольгой, которая умрет в 1834 г.
В первые годы после развода Анна Керн нашла поддержку среди друзей Пушкина — поэтов А. Дельвига, Д. Веневитинова, А. Илличевского, литератора А. Никитенко. Известно, что в 1827 г. во время пребывания в Тригорском она посещала родителей Пушкина и успела «совершенно вскружить голову Льву Сергеевичу», брату поэта. Он даже посвятил ей стихотворение: «Как можно не сойти с ума, внимая вам, на вас любуясь…»
В 1837—1838 гг. Керн проживала в Петербурге в маленьких квартирках, с единственной оставшейся в живых дочерью Екатериной. У них часто бывал Михаил Глинка, ухаживавший за Екатериной Ермолаевной. Ей он посвятил романс «Я помню чудное мгновенье…», так пушкинский опус стал адресован и дочери Анны Керн. Е. Керн впоследствии окончила Смольный институт благородных девиц и была оставлена в нем в качестве «классной дамы». Она вышла замуж за М. Шокальского и стала матерью Ю. Шокальского, известного ученого-океанографа и картографа, академика, выдающегося исследователя, именем которого названы 12 географических объектов Земли.
Последняя встреча А. Керн с А. Пушкиным состоялась незадолго до трагической гибели поэта — он навестил Анну, чтобы принести свои соболезнования в связи со смертью ее матери. Об этом Анна Петровна вспоминала с большой душевной благодарностью.
1 февраля 1837 г. А. Керн «плакала и молилась» на отпевании поэта в полумраке Конюшенной церкви. Вскоре, по просьбе родственницы из Сосниц Д. Полторацкой, Анна стала навещать ее сына, А. Маркова-Виноградского, который учился в I-м Петербургском кадетском корпусе и доводился Анне Петровне троюродным братом. Неожиданно между ними вспыхнуло чувство. Ей было 36, а ему — 18.
Вспоминая о тех днях, Александр Марков-Виноградский поэтично и вдохновенно писал в1850 г.: «Я помню приют любви, где мечтала обо мне моя царица, где поцелуями пропитан был воздух, где каждое дыхание ее было мыслью обо мне. Я вижу ее улыбающуюся из глубины дивана, где она поджидала меня... Когда сходил я с лестницы той квартирки, где осознал я жизнь, где была колыбель моих радостей, по мере удаления моего от заповедных дверей, грусть больнее и сильнее вкрадывалась в сердце, и на последней ступеньке невольно всплывали слезы на отуманенных глазах... Из той квартиры выходила она и медленно шла мимо окон корпуса, где я, прильнувши к стеклу, пожирал ее взглядом, улавливал воображением каждое ее движение, чтобы после, когда видение исчезнет, тешить себя упоительной мечтой! Она повернула за угол... Кончик черного вуаля мелькнул из-за угла, и нет ее... О, как жадно порывалось сердце вслед за нею... Хотелось броситься на тротуар, чтобы и след ее не истерся посторонним, казалось, и в нем была ласка, и завидовал я тротуару!.. А суббота настанет, в чаду мечты летишь по проспекту, не замечая ничего и никого, превратившись весь в желание скорее дойти до серенького домика, где ее квартира... И вот уже взгляд отличает то, к чему сквозь здания, сквозь деревья и дом... Уже обозначилось в доме окно, и она выглядывала из него, освященная заходящим солнцем... И вот поцелуй сливает нас, и мы счастливы, как боги!.. Так я царствовал в сереньком домике на Васильевском острове!.. Много, много чудных воспоминаний толпится в моей душе теперь... Но можно ли выразить все очарование происшедшего блаженства? Не сильны вы, холодные буквы!»
Закончив корпус в чине подпоручика, прослужив всего два года, Марков-Виноградский выходит в отставку и, когда умирает генерал Керн, женится на Анне в 1842 г. Они прожили вместе 40 лет в бедности и лишениях. Даже рождение у Марковых-Виноградских сына Александра в апреле 1839 г. не сменило гнев отца Анны на милость: он лишил дочь всех прав наследства. Марковы-Виноградские жили в крохотном имении Александра Васильевича в Сосницах, состоявшем из 15 душ крестьян. Этот скромный человек души не чаял в Анне: «Благодарю тебя, Господи, за то, что я женат! Без нее, моей душечки, я бы изныл, скучая. Все надоедает, кроме жены, и к ней одной я так привык, что она сделалась моей необходимостью! Какое счастье возвращаться домой! Как тепло, хорошо в ее объятьях. Нет никого лучше, чем моя жена. Семейная жизнь, освященная любовью, есть величайшее счастье — она уравновешивает все несчастья наши».
В 1855 г. Александру удалось получить место в министерстве государственных имуществ, и Марковы-Виноградские переехали в Санкт-Петербург. Через десять лет Александр Васильевич по состоянию здоровья в невысоком чине коллежского асессора с маленькой пенсией оставил службу, и супруги возвратились на Черниговщину. В те годы Анна Петровна писала сестре мужа: «Бедность имеет свои радости, и нам всегда хорошо, потому что в нас много любви… может быть, при лучших обстоятельствах мы были бы менее счастливы. … Мы, отчаявшись приобрести когда-нибудь материальное довольство, дорожим всяким моральным впечатлением и гоняемся за наслаждениями души и ловим каждую улыбку окружающего мира, чтоб обогатить себя счастьем духовным. Богачи никогда не бывают поэтами… Поэзия — богатство бедности…»
Кстати, А. Марков-Виноградский, посетив родные земли Анны, писал: «Лубны раскинулись по холмам и террасам высокого правого берега реки Сулы, впадающей в Днепр. Они замечательны ботаническим садом и казенною аптекою, заведенною Петром I. В них, кроме грязи, в которой тонут не только собаки, но и лошади и даже иногда люди — бывают такие случаи — есть и библиотека для чтения! Да и помимо этого Лубны достойны замечания по своему древнему живописному положению и прекрасному климату. Верно, тут в древности промышляли лубом, а может, как некоторые думают, любовью, и от того и город получил свое название». Уже в 2000-х годах в Лубнах почтили знаменитую землячку: улицу Котовского переименовали в ул. Анны Керн.
Супруг Анны Петровны скончался в январе 1878 г., а год спустя, 27 мая 1879 г., ушла из жизни и она. Ее свинцовый гроб привезли по железной дороге в Торжок, но до Прямухина (где был похоронен ее муж) оставалось еще несколько верст по размытому дождями проселку. Проехать туда было невозможно, и тело Анны Керн по желанию ее сына, губернского секретаря, было погребено 1 июня 1879 г. на церковно-приходском кладбище погоста Прутня (ныне Новоторжского района Тверской области) — то есть на погосте Львовых, рядом с могилой ее тети Т. П. Львовой. Считают, что точное место захоронения установить невозможно, однако на кладбище есть символическое надгробие.


100-летие «Сибирских огней»