Вы здесь

Звездная пыль

Документальное кино
Файл: Иконка пакета 08_kosenkov_zp.zip (17.12 КБ)

Почти все кинематографисты, кинокритики, историки кино на вопрос, что же произошло и происходит с нашим документальным кино, как правило, отвечать начинают с истории тридцатилетней, а то и полувековой давности, когда это кино было востребовано, интересно, а в какие-то годы по своей известности, талантливости и престижности занимало первые, почетнейшие строки в союзном и мировом рейтинге киноработ. Начинали именно с этого, потому что такое вступление особенно контрастно оттеняло положение дел в сегодняшней кинодокументалистике России.

Впрочем, речь сейчас не обо всей России, а о Сибири, и в частности, о Новосибирске, долгие годы вполне заслуженно считавшемся столицей документального кино Сибири. Сейчас же здесь, как и в целом в России, оно давно уже перешагнуло черту, отделяющую полноценную жизнь от весьма скромного существования. Скорее даже выживания. Выживания в основном за счет отдельных творцов, из последних сил пытающихся создавать редкие, по-прежнему интересные и талантливые фильмы.

Но даже эти немногие фильмы у нас почти никто не видит и не знает.

«Кино, которое мы делаем, — это кино-призрак, — говорит новосибирский режиссер-документалист с мировым именем Ю. А. Шиллер1. — Оно не призрак для них — в Польше, в Германии, Испании и во многих других странах. Они нас видят по своим телевизионным каналам, на своих фестивалях и даже — в своих кинотеатрах. А для нас это кино не существует. Формально кино есть — мы его делаем. Но фактически его нет. Его нигде не показывают».

«Новосибирск был кинематографическим городом», — утверждает лауреат Государственной премии России кинорежиссер В. Э. Эйснер2, фильмы которого тоже очень хорошо знают кинематографисты во многих странах, что доказывают главные призы и дипломы на международных и российских фестивалях. Только за 2014 год его фильмы получили несколько таких наград.

«Здесь (в Новосибирске), — продолжает В. Э. Эйснер, — снимались игровые, документальные, научно-популярные и мультипликационные фильмы, которые регулярно демонстрировались на всесоюзных экранах. Режиссеры и операторы получали призы. Здесь была своя школа, школа “сибирского документального кино”, которая вошла в кинословари многих стран. Здесь была своя уникальная кинематографическая среда, которая мощно подпитывала нашу общую культуру, формировала уникальную культурную среду, благодаря которой Новосибирск в то время вполне заслуженно называли культурной столицей Сибири. Что же мы имеем сейчас? Кинокопировальную фабрику ликвидировали, знаменитый “Новосибирсктелефильм” закрыли. С нашей Западно-Сибирской киностудией история оказалась несколько длиннее. Директор там оказался довольно успешным рыночником. Он быстро сообразил, что если всех кинематографистов из недавно построенного, уникального, сугубо “киношного” здания выгнать, а освободившиеся площади сдать торгашам, то на хлеб с маслом хватит. Так и поступил. Киношники оказались на улице, разбрелись по мелким студиям и квартирам. Сегодня для подавляющего большинства из них на повестке стоят вопросы не об искусстве, а о выживании».

«Вообще-то, такая ситуация не только в Новосибирске, — продолжает свой рассказ В. Э. Эйснер. — Из шестнадцати разбросанных по стране студий, которые более восьмидесяти лет занимались кинодокументалистикой, осталась только одна — в Питере. И та еле-еле сводит концы с концами. Остальные закрыты, распроданы, разогнаны».

А вот что рассказывает председатель Западно-Сибирского отделения Союза кинематографистов России профессор НГТУ В. В. Гоннов:

«...Впрочем, после тяжелых 1990-х государство стало проводить конкурсы и давать хотя бы какие-то деньги на производство документальных фильмов. Однако тут другая беда: эти фильмы снимаются, а потом складируются в Москве. Ты сдаешь фильм, а потом он лежит на полке никому не нужный».

Естественен вопрос — почему государство уничтожило отрасль, исправно работавшую на поприще информации, просвещения, образования, культуры? Чтобы понять это, стоит оглянуться почти на два десятилетия назад.

Есть разные точки зрения на то, почему так случилось. Та, что попроще, объясняет все причинами чисто экономическими: мол, документальное кино — дело неприбыльное, его должно содержать государство, а у государства сейчас на непроизводительные культурные расходы средств нет. Впрочем, и на все остальное из области культуры, науки, образования, здравоохранения — тоже нет. Время и общество изменились, выживайте, как можете. Какое уж тут документальное кино, требующее для своего существования развитой технической базы, штата профессионалов, которым надо платить не только зарплату, но и оплачивать командировочные расходы (сидя на месте, документальное кино не снимешь). А еще нужен прокат, фестивали, учеба… Не проще ли одним махом покончить с этим весьма накладным видом киноискусства, заодно отказав ему в праве вообще считаться искусством?

Очень хитрый ход — раз не искусство, значит — информация, документ. А кому нужна такая дорогая информация? Вон телевидение каждые сутки выдает в эфир целые горы этой информации. Мы и без того в ней захлебываемся и часто уже не в силах разобраться в ее значимости и правдивости, соотнести с собственным существованием в окружающем мире.

Есть и другая точка зрения, позамысловатей, приоткрывающая второе дно этой вдруг обозначившейся проблемы — нелюбви к документальному кино. Как бы в пику прежней власти, которая это кино содержала, опекала, щедро предоставляла ему телевизионные каналы и экраны тысяч кинотеатров. Суть этой точки зрения в том, что нынешняя власть боится оставлять следы. Ведь хороший, талантливый документальный фильм — это вечное и глубокое свидетельство времени, вечный носитель, который идет в архив. Это не информационное телевизионное видео с его множеством сиюминутных сюжетиков, которые, как правило, мы тут же забываем. И, может быть, все дело в том, что прежняя власть думала, что она навсегда, и ее не пугали талантливые свидетельства истины — пусть даже и не всегда удобные для нее. А эти, новые, особенно на первых порах, знали или догадывались, что они временщики. И им не нужны были улики, по которым можно судить о том, как мы тогда жили.

Есть и еще одна точка зрения, которую не раз открыто высказывал В. Э. Эйснер.

«Телевидение сегодня создает виртуальную реальность нашей жизни. Если верить экрану, в стране только кровь, грязь, секс и насилие. На одном канале — мордобой, на другом — стрельба, на третьем — горы трупов, кухонные разборки маргиналов, называемые ток-шоу, грязное белье столичного бомонда, секс и снова насилие. Нас настойчиво приучают к мысли, что ничего другого в России уже не осталось. А когда на телевидении вдруг покажут документальный фильм о невымышленной жизни, о простых людях с их простыми человеческими заботами, виртуальная реальность терпит крах. Кому-то это, возможно, невыгодно».

Думается, правомерны все эти точки зрения, как это всегда бывает при толковании событий, не имеющих простого объяснения. Но ведь действительно трудно объяснить, почему вдруг нашему государству на определенном этапе оказался ненужным самый правдивый вид киноискусства, заставляющий людей не просто поглощать поток информации, а размышлять и сопереживать увиденному, учиться видеть. Ведь умение видеть — это очень непросто. Именно с этого первого шага и начинается настоящее искусство. И уметь видеть может научить только очень большой мастер, который, как правило, сам начинает с того, что учится видеть, размышлять и сопереживать. А потом эти свои мысли, чувства, свою боль и свою веру переносит на экран, приближая нас к смыслу и значению проживаемой нами жизни. Всегда ли власть — особенно когда она не уверена в своей праведности и вечности — хочет, чтобы мы понимали смысл и значение происходящего с нами?

Складывается парадоксальная ситуация. Современная цивилизация основана на активном использовании информационных процессов. Объективность информации стала осязаемой. Но такие важнейшие характеристики информации, как смысл и значение, в повседневной жизни либо вовсе упускаются из виду, либо считаются лишь субъективно-психологическими условностями. Но суть работы документалиста в том и состоит, чтобы заставить зрителя обратить внимание, задуматься и понять мимолетные, казалось бы, моменты истины. Именно этот талант в первую очередь и востребован в таком непростом виде киноискусства, как документальное кино, снимать которое, работать в котором у нас стало неимоверно сложно.

Широкую известность и популярность у зрителя сейчас с легкостью зарабатывают ведущие очередного полупорнографического шоу или авторы безликого, переполненного стрельбой и трупами сериала. В отличие от подобной продукции документальные фильмы до широкого зрителя почти не доходят. У нас уже выросло поколение людей, не знающих, что это такое — настоящее документальное кино. Хотя оно было всегда. Есть и сейчас, существуя как бы вопреки всему.

«Документальное кино вроде бы даже и делается, — говорит в своем интервью на эту тему кинорежиссер Ю. А. Шиллер. — Приходят молодые ребята с огромным желанием работать. Но делается это кино вопреки… Сегодняшняя система кинопроизводства создана, чтобы документальное кино убить. <…> Документальное и игровое кино финансово находятся в различном положении. Коммерческим сегодня может быть только ничтожно малая часть документального кино. Остальное же должно обязательно спонсироваться или подпитываться государством. Основная его аудитория сегодня — телезрители. Но ни одна из наших картин ни по одному каналу не показывается и, я думаю, показываться не будет. Они придумывают какие-то очередные форматы, только непонятно, на кого эти форматы рассчитаны и кому они нужны. А система кинопроката разъединена с производством и отделена от государства. Среди же владельцев кинотеатров поклонников документального кино — “днем с огнем”. Для них главное — рынок. Все остальное — лирика. Мы живем в разных измерениях».

Хотелось бы обратить внимание и на следующие слова этого замечательного кинорежиссера:

«Сидят тут у нас в городе несколько документалистов. В городе их мало кто знает. Но они знают себе цену. Знают, что то, что они сделали и сделают, никогда не сделают в Москве. Мы идем своим путем. Мы все картины делаем с ощущением, что жить на свете все же хорошо, несмотря ни на что».

Как хотелось бы на этой пусть и не совсем оптимистической, но хотя бы полуоптимистической ноте и закончить. Жизнь, к сожалению, настойчиво навязывает совсем другую концовку. Эта заметка не случайно получила название «Звездная пыль». Так называется один из последних фильмов В. Э. Эйснера. В нем рассказывается о судьбе некогда знаменитых ткачих некогда знаменитого читинского камвольно-суконного комбината, снабжавшего своей очень востребованной продукцией весь Советский Союз и даже многие зарубежные страны. Стоит ли говорить, что в 90-х годах комбинат был за гроши передан в жадные и неумелые частные руки. Новые владельцы решили, что конкурировать с тем же, например, Китаем им не с руки, быстренько распродали все, что смогли, тысячи бывших работников оказались в безработных, заброшенные огромные корпуса за последние годы превратились в развалины, а приехавших хотя бы издали посмотреть на свой бывший «дом родной» пожилых заслуженных, орденоносных ткачих охранники даже не пропустили на территорию. Охранять материальные ценности там не имеет уже никакого смысла. Охраняют следы преступления новых хозяев. Не усматриваете аналогию?

«У меня уже давно напрашивается вопрос — а нужен ли Новосибирску, Новосибирской области кинематограф? — говорит В. Э. Эйснер. — Документальное, игровое, мультипликационное кино, киностудии, кинопрокат, режиссеры, операторы, сценаристы, монтажеры? Я говорю не о дилетантах, которые будут бить себя в грудь и громче всех кричать, что они кинематографисты. Речь идет о профессионалах. Мой, возможно отсталый, взгляд таков: если Новосибирску нужна летопись, фильмы-портреты, проблемные фильмы, если нужен положительный имидж города и области, то необходимо принять решение о комплексной программе развития кинематографа и кинопроката в Новосибирской области. У нас есть программы развития охотничьего хозяйства, развития туризма, физической культуры и спорта. Программы развития кинематографа и кинопроката нет. Возможно, в том, что я говорю, нет широты взгляда. Я не затрагиваю других животрепещущих тем, смотрю на проблему изнутри. Но именно потому, что смотрю изнутри, я могу ответственно заявить: мы вплотную подошли к точке невозврата. Пройдет еще 3—5 лет и этот вопрос станет не актуален. О кинематографе Новосибирска как явлении общероссийского и международного уровня можно будет говорить только в прошедшем времени. И даже не потому, что те, кто сейчас работает, работать перестанут. Хотя и это тоже. Будут окончательно утеряны традиции сибирской школы документального кино, а тем, кто захочет продолжать, придется начинать с чистого листа. Ну а если взглянуть на происходящее пошире, попытаться обобщить, то естественен и еще один вопрос — нужен ли документальный кинематограф современной России?»

Такие вот дела. Так что у статьи может быть и другое название — «Точка невозврата».

 

P. S. Фильмы Юрия Шиллера и Владимира Эйснера можно посмотреть на сайте журнала:

 

1Юрий Андреевич Шиллер — заслуженный деятель искусств России, автор нескольких десятков документальных фильмов, ставших классикой отечественного и мирового кино, лауреат множества престижных кинофестивалей.

2Владимир Эвальдович Эйснер — новосибирский режиссер-кинодокументалист. Его фильмы получали призы на многих кинофестивалях в России и за рубежом — в Швейцарии, Германии, Испании, Италии, Франции, Польше, Японии.

 

100-летие «Сибирских огней»