«Гроза» на минималках

Мариничев Родион. Комендань. — Рукопись. — 104 с.

Всегда интересно, когда в длинный или короткий список крупной литературной премии пробиваются рукописи и журнальные публикации. Тем более если речь идет о «Большой книге». Раньше такие истории случались более-менее регулярно, в последние годы — редко. И вот недавний сюрприз: в финале «Большой книги — 2023» такой темной лошадкой стала неизданная повесть Родиона Мариничева «Комендань».

Наверное, необходимо пояснить, почему рукопись в коротком списке премии — это как минимум любопытно. Случалось, на «Большую книгу» анонимно подавались, простите за дурной каламбур, авторы с именем. И интерес читателя состоял в том, чтобы литератора Х идентифицировать. Но чаще бывало иначе — высоко забирался неопубликованный текст мало кому известного писателя. В таком случае самое интересное — наблюдать за дальнейшей судьбой автора. Есть ли жизнь после премии? Станет ли этот автор литературной величиной, напишет ли что-то выдающееся? Или последующие тексты не «выстрелят», и его имя канет в небытие? А может, он и вовсе добровольно завяжет с литературой?

Случай Мариничева в эти схемы не вписывается. Он известный журналист, а в литературе состоялся скорее как поэт — его стихи публиковались в различных толстых литературных журналах. Но и в прозе он точно не новичок. Мариничев еще десять лет назад вполне котировался как перспективный молодой прозаик — например, добирался до длинного списка премии «Дебют». Однако реализоваться за эти десять лет у него вышло не очень. Хотя художественную прозу Мариничев никогда не оставлял: на известном самиздат-ресурсе можно найти его книгу «Западный перенос», датированную 2019 годом. Сотрудничает он и с литературными изданиями.

Может, перед нами тот случай, когда издатели прощелкали большой прозаический талант, хотя он был, можно сказать, все время перед их глазами?

Что ж, будем разбираться.

То, что перед нами не дебютант, видно сразу. Повесть «Комендань» писана почти по набоковским заветам — выправлена, отделана, отшлифована. Язык повествования уснащен «стилем». Тщательно проработана речь персонажей — каждый из них использует свойственные только его лексикону конструкции и словечки. Две сюжетные линии запараллелены прочно, с циркулем и рулеткой. Приправлено все это дело психологическими и символическими детальками — по вкусу, но без перебора.

Без огрехов, впрочем, не обходится: путь стиля — опасный путь. Кое-где, хлесткости ради, прорастают выражения странные. Загорается стержень, который не дает сломаться. Начала искать истоки своего отдаления от Семена. Впервые осознанно увидела самолет. Вобрав голову в шею (sic!). Диалог, звучащий у Артура внутри. А еще автор любит, скажем так, неочевидные сравнения. На югах все сказочники, как старик Хоттабыч. Почему именно как старик Хоттабыч? У героини было пиджаков не меньше, чем у Ангелы Меркель. No comments. Впрочем, все это вовсе не критично. Перед нами рукопись, при публикации опытный редактор вычищает несуразности. Главный недостаток повести не в этом.

А в том, что ее содержание «не бьется» с тем, чем она кажется и что как бы заявлено.

Как уже было упомянуто, в книге две сюжетные линии.

Одна из них, малая, — история женщины-финки в тридцатые-сороковые. Советско-финская война, переезд, блокада... Автор, пусть и под определенной, дискуссионной оптикой, выписывает двойственность и эпохи, и частной судьбы: есть две родины, две жизни, и ничего с этим не поделать. Картины середины двадцатого века убедительны, а сама героиня — совсем не безупречная жертва жестоких времен, но человек сложный, изломанный. Эпизод про рис в тряпичной кукле — очень хорош.

Но эта линия занимает в лучшем случае треть текста. Оставшийся объем отдан современности — внешне выписанной подчеркнуто реалистически. Что называется, под правду и убедительность. Однако если очистить текст от стилистических наворотов, выходит вот что.

Сложные и в целом хорошие герои

Бабушка Сусанна, матриарх русско-финской семьи и дочь той самой героини первой истории. Хранит преданья старины глубокой (финской, конечно), делится ими с внуком. Все помнит, ничего не забывает и не прощает.

Таня, ее дочь. Главная героиня, учительница. В школе ее мучит казенным квасным патриотизмом директриса, дома тем же самым — муж-военный, по имени Семен. В Таниной груди зреет смутное недовольство, находящее выход в финальном полуадюльтере.

Артур, сын Тани, школьник. Его мучат там же, тем же и те же. Плюс всем в этой семье (кроме Семена) не дает покоя инаковая, как сейчас говорят, идентичность — карело-финская.

Тамара, учительница литературы, подруга Тани. Неформал-правдоруб. Ее тоже не устраивает тот самый казенный патриотизм, о чем она всем постоянно и сообщает в самых непосредственных выражениях.

Сашка, возлюбленный Тани. Деревенский полубандит с чистой душой нараспашку. Внезапно, казенный патриотизм ненавидит и он.

Игорь Владимирович, учитель. Не может больше терпеть все это (догадайтесь что) и увольняется.

Плоские и однозначно нехорошие герои

Жанна Дмитриевна, директриса. Говорит лозунгами и директивами, подавляет все живое, превращает празднование 9 Мая в бездушный ад.

Семен, муж Тани. Бесчувственный солдафон, любит президента и телевизор, даже дома изъясняется армейскими командами.

Фанерная массовка

Лихач. Чуть не сбил женщину с коляской — и у него на заднем стекле автомобиля наклейка «Спасибо деду за Победу».

Алкоголик-хам. Обязательно в пилотке. Предъявляет Артуру за то, что тот «не празднует».

Аглая и Дана, школьницы. В финале первая, с георгиевской ленточкой, повязанной на запястье, блюет под праздничное ура, а вторая, которая нравилась Артуру, обнимается со школьным активистом.

Вот, собственно, и все герои — и почти весь сюжет. Ладно б «Комендань» была заявлена как памфлет, как гротеск, сатира — какие тогда вопросы? Но текст так настойчиво маскируется под ядреный психологический реализм, что хочется протереть глаза. Кажется, будто автор сам не видит театральщины и плакатности выписанных им проблем и характеров. И еще одна ассоциация: какой-то известный, прости господи, интервьюер с «ютуба» прихотливо подбирал гостей — чтоб правильные были симпатичными, а неправильные — бог весть кем. Нравственные качества людей так четко маркированы политически (в широком смысле), что подобной художественной картине мира невольно изумляешься. Помни, читатель: сочувствовать ты должен веселому разбитному Сашке, сработанному под шукшинских героев. А не мужу Тани — солдафону-рогоносцу, который до кучи еще и собачку, злодей, застрелил. Смотри не перепутай.

Кстати, про еще одну авторскую параллель. В самом начале Тамара, учительница литературы, мешающая в речи высокопарные, просторечные («хошь», «ишь», «тудысь») и крепкие слова, прямо называет Таню лучом света в темном царстве. Ага. Стало быть, Таню-Катерину (и всю Комендань-Калинов) злобно гнетут безжалостные Жанна-Кабаниха и Семен-Дикой. Игорь-Кулигин бросает это дело и уходит. Тамара-Варвара (о, рифма!) и Сашка-Кудряш (и немного Борис) подбивают героиню смелыми речами на бунт. Кончается все, конечно, трагически.

Только вот «Комендань» — совсем не «Гроза». И думается, не стоит объяснять почему.